Я тогда работал дежурным врачом в частной клинике пластической хирургии в одном из врачебных комплексов в самом центре Тель - Авива. В основном, это были ночные дежурства, и в мои обязанности входило наблюдение за состоянием прооперированных за день больных. Сюда относился контроль повязок, извлечение под утро тампонов из исправленных носиков или зашитых разрезов в других местах после пластических операций, а также выполнение тех назначений, которые входили в компетенцию врача. Иногда это было переливание крови и жидкостей, внутривенные инъекции, назначение лекарств. Работа не Б-г весть какая трудная, но для немолодого уже врача достаточно утомительная. Тем более, что она была не обычной для меня, привыкшего в течение последних 40 лет самому оперировать и только давать назначения по дальнейшему выхаживанию больных. А здесь всё было наоборот. Но работать хотелось, и это был мой добровольный выбор.
Дежурства были не чаще одного раза в неделю, так как я, получая пособие по возрасту от института национального страхования, мог зарабатывать не более разрешённой суммы, хотя платили нам, дежурящим врачам пенсионного возраста, меньше самой маленькой суммы за час работы. Но, желая подработать ещё немного, я иногда соглашался подменить дежурного врача и в соседней клинике, получая от него наличные деньги. В конце концов, это не было нарушением закона, и я, согласно полученному мною израильскому ришайону (лицензии), имел право врачевания. А доктору Х, который продавал мне своё дежурство и отдавал за это свои деньги, уж очень хотелось провести эту ночь в обществе очаровательной молодой медсестры. Тем более, что жена о таком варианте и не догадывалась. Так повторялось неоднократно, и не только я один его подменял. Скольким докторам помогали ночные дежурства в их амурных приключениях!
Мой работодатель по дополнительному заработку и страстно влюблённый, доктор Х, был достаточно предприимчивым и умелым бизнесменом от медицины, несмотря на то, что был воспитан комсомолом и партией в СССР, отметавшим стремление к наживе, к «чистогану», особенно во врачебной профессии. Он находил массу возможностей подрабатывать, вращаясь в основном в сфере небольших частных клиник. Имярек был квалифицированным и опытным анестезиологом и проводил хорошо оплачиваемые наркозы при пластических операциях. В своей работе доктор Х использовал современную аппаратуру для наркоза, принадлежавшую другому анестезиологу, старожилу, который получал плату от клиники за её аренду. Сложная система денежных отношений в частной израильской медицине была для меня непонятной, парадоксальной, и удивительной. Да и что от «совка» можно было ожидать. Коль нет коммерческой жилки, то её и не будет.
Как и когда доктор Х понял, что на мне можно заработать, я не заметил, но я с благодарностью воспринимал все его предложения по дальнейшему моему продвижению в лечебном процессе, сулящем мне неплохие дополнительные денежные поступления. Я поверил и принял его «бескорыстную», как я думал, протянутую мне руку помощи, как земляку и доверенному лицу, хранящему тайну его ночных похождений.
Он помог мне параллельно устроится в другой частной клинике, где мне платили наличными или чеком. Это было, по-моему, возможно из-за незначительности зарабатываемых мною сумм. Но для меня это были деньги, и я был благодарен благодетелям, дававшим мне возможность подрабатывать. Там я начал лечить импотентов, освоив незатейливую методику инъекций секретного раствора в причинное место молодых закомплексованных неудачников и старых плейбоев, желавших до гробовой доски сохранять свою эрекцию. Получив дозу, счастливчики мчались на рандеву, чтобы в течение срока действия недешёвого лекарства, успеть получить и, возможно, доставить удовольствие предмету своей страсти или, хотя бы, выполнить свой супружеский долг.
А я получал почасовую оплату за то время, пока доктор Х проводил наркоз в близко расположенной клинике пластической хирургии, предоставляющей необходимые условия дипломированным узким специалистам, дабы они могли оперировать своих частных пациентов в свободное от основной работы время. Пациенты оплачивали своё пребывание в клинике и операции, а хозяева таких карликовых больничек рассчитывались с хирургами. По сути, я работал вместо доктора Х, освобождая ему время для дополнительного заработка.. Причём, моя мизерная почасовая оплата бралась не из его кармана, а из кассы клиники, в которой он, как я узнал позже, был совладельцем на 15%. Таким образом, он обманывал и своего основного хозяина.
А сколько раз мне приходилось выпрашивать, попросту «выбивать», заработанные за месяц деньги, с которыми хозяину было так трудно расставаться. Он платил мне раз в 2-3 месяца, ссылаясь на несвоевременную оплату клиентами полученных услуг или на непокрытие их чеков в банке. Доктор Х, в ответ на мои вопросы об оплате, с раздражением говорил, чтобы я обращался к хозяину, «у которого работаю». Последний тоже, наверное, понимал, что фактически должен платить из своего кармана мой благодетель, но не хотел портить с ним отношения и, скрепя сердце, расплачивался со мной. Он ещё не знал, а, может быть, только догадывался, или делал вид, что не в курсе тех махинаций, которые позволял себе доктор Х, изготавливавший секретный раствор. Хозяин ведь не был врачом и вообще был малообразованным мелким предпринимателем. Излишки препарата продавались или вводились доктором Х неучтённым клиентам, а доходы не входили в общую кассу и не облагались никаким налогом. Они складывались в заветный конверт, роль которого, как и выстрел из ружья, стоящего на сцене в банальном примере из историй драмтеатров, прозвучит в конце повествования...
Через какое-то время мои работодатели решили расширить сферу услуг для пациентов, страдающих комплексом неполноценности из-за преждевременного облысения. Была внедрена самая современная японская методика вживления собственных волос пациентов, заимствованных из области затылка, не поддающегося обычно облысению. Нужен был хирург и желательно недорогой. В наличии оказался нейрохирург, ваш покорный слуга, для которого взятие кожного лоскута с волосами из области затылка с последующим зашиванием раны наглухо не было труднее многолетних операций по удалению опухолей головного мозга либо обработки различных его повреждений. Вживление же извлечённых из лоскута волос в кожу облысевших областей головы производилось специальными шприцами, освоить методику чего не представляло труда. Операции были длительными, многочасовыми и мы столковались с хозяином клинике об аккордной оплате за каждую операцию, а не по часам работы. Не называя сумму, скажу только, что она была намного ниже, нежели пришлось бы платить хирургу из коренных израильтян. Кроме того, хозяева не хотели оплачивать мою страховку, как это положено в хирургии и прикрывали мою хирургическую работу подписями доктора Х, присутствовавшего во время взятий лоскута, а вживление волос уже проходило без него. Б-г миловал и осложнений не последовало. Бизнес прогорел не из-за хирургии, а из-за недовольства пациентов результатами пересадок. Терпения ждать приживления волос не у всех пациентов хватало, да и вернуть прежнюю причёску никогда никому не удастся хотя бы потому, что причина облысения оставалась, и оно могло прогрессировать. Но пациенты об этом не знали, а хирурги надеялись на приживление пересаженных свежих волос с их корнями (луковицами), согласно статистике об эффективности метода, получая предоплату за будущие шевелюры...
Я не могу сказать, что мне было легко работать в двух-трёх местах. Особенно мучительно было после ночного дежурства начинать лечить импотентов, либо ехать на пересадку волос, но мне уж очень хотелось поездить по миру и повидать всё то, что я за всю мою жизнь в совке не смог осуществить. И я побывал и повидал, а мой благодетель доктор Х всё копил и копил прибыль и прятал её в ящике со шприцами в таком же конверте для маскировки, не переводя на счёт в банке и не относя домой в разрушавшуюся семью. Доктор Х, как показало следующее событие, оказался хорошим психологом и, когда однажды утром, придя на работу, мы нашу клинику застали разграбленной ночными лиходеями, единственной не унесённой ими ценностью оказался конверт доктора Х, заполненный его заначками, так как грабители не отличили его от других таких же конвертов со шприцами. Об этом эпизоде позвольте рассказать подробнее.
В то злополучное утро я ещё ничего не знал о существовании заветного конверта с долларами и шекелями в значительном количестве. Я начал обычный приём пациентов, когда сестра и секретарша навели порядок в помещениях клиники. Хозяин в трансе подсчитывал убытки, запершись в кабинете, и громко разговаривал по телефону с полицией. Доктор Х отсутствовал, так как проводил с самого раннего утра очередной наркоз. Его взволнованный звонок по мобильнику прозвучал в самый ответственный момент наркоза, когда он не мог отлучиться, чтобы отойти от пациента в наркозе, и никто не мог его подменить. Он попросил меня поискать в ящике со шприцами конверт, в котором вместо шприца должны быть только «важные» для него бумаги.
Конверт я нашёл сразу же, и, заглянув в него, увидел пачки стодолларовых купюр и двухсотшекелевых ассигнаций. Я мог его не найти. Я мог сказать, что его нет. Понятно, что грабители совершенно случайно его не заметили, вывернув весь ящик на пол. Но они, как оказалось, были «тупыми» и не подумали о возможной уловке хозяина денег, знавшего, что хитро упрятанные деньги могут быть не замеченными, тем более, что «деньги не пахнут». Это известное ещё со времён императора Веспасиана латинское выражение: - Pecunia non olet - стало поговркой, указывающей на не вполне чистый источник доходов . Слова были, якобы, произнесёны императором Веспасианом после получения днег от налога на сбор мочи в специальных амфорах на углах улиц Рима и обращёны к его сыну Титу, который выразил неудовольствие по этому поводу. Веспасиан поднёс монеты к носу Тита, чтобы убедить его, что они ничем не выдают своего происхождения (Прошу прощения за это любопытное отвлечение).
Итак, деньги не пахнут. А я был просто честный бывший комсомолец, правда, в партию не принятый. И сказал доктору Х, который был почти уверен в пропаже, что конверт я нашёл и что он у меня в руках. Доктор Х сказал мне: - «Спрячь, и отдашь мне, когда я приду!». Так я и сделал. Он прибежал, запыхавшись после окончания наркоза, невозмутимо взял конверт из моих рук, не спросил меня, посмотрел ли я в него, не стал и сам в него заглядывать и пересчитывать деньги. Он, наверное, уже подумал обо мне, что я болван, даже не глянул в него и не знаю, что в нём и что он обманул и воров и меня. И, не сказав спасибо, удалился. Больше мы к этому вопросу не возвращались.
А я потом не раз подумал о том, что он, возможно, должен был меня отблагодарить и даже выделить толику спасённых сокровищ. А может быть, я сам должен был себя поощрить, либо вообще, реквизировать всё его содержимое в счёт репараций за недоплаченные мне деньги за всё время работы с «бескорыстным» доктором Х. Тем более, что похитители должны были это сделать без труда по всем законам жанра. Но ни они, ни я этого не сделали...А я себя иной раз стыжу за появившиеся и, слава Б-гу, не реализовавшиеся мысли и соблазн, хотя, говорят, да и всё это уже доказано всей историей человечества, что человек слаб и, порой, не хозяин своих мыслей. Но зато хозяин своих поступков.