EN
Старый сайт
Я попала в их дом случайно – Синявские дружили с моими друзьями.
Дом Синявских
Осеннее предместье Парижа Фонтене-о-Роз, улица Бориса Вильде, двор дома. Во дворе маленький садик с шуршащими "опавшими" листьями, овальная каменная чаша, наполненная дождевой водой и безумной распустившейся лилией.
-
Синявский и его жена Марья Васильевна Розанова - издатель и редактор журнала "Синтаксис". Они мне тогда очень понравились. Марья Васильевна - живая, остроумная - недаром говорили, что к ней на язычок лучше не попадаться, и прозвали ее "Королевой шкоды".
Недаром о ней в Париже сочинили анекдот: продавец спрашивает у нее, покупающую метлу: "Вам завернуть, или прямо сейчас полетите?"
И Андрей Донатович - молчаливый, тихий, но что-то в нем смущало. Какое-то затаенное лукавство. И ощущение, что очки и седая борода - маскарад. А вот глаза.... Взгляд поверх очков - насмешливый, живой. Так и хотелось сказать: Снимите, пожалуйста, бороду и очки.
Так и ждешь подвоха. Но подвоха я тогда дождалась от "королевы шкоды" Марьи Васильевны. Приглашая меня, и объясняя, как пройти, она добавила: Только приходите обязательно, я вас познакомлю с принцессой. - С английской? - спросила я. - Нет, но все же принцессой.
Прогулки с историей
--
Когда я пришла, она как раз упаковывала только что вышедшие тогда "Прогулки с Пушкиным". Я попыталась помочь, но выяснилось, что по сноровке мне с ней не сравниться. И я стала расспрашивать про принцессу. - Отстаньте, - сказала она, - пошли накрывать на стол, она уже скоро придет, - Потом не выдержала, - Ладно, так и быть. Это Светлана Сталина!
-- Я решила, что она меня разыгрывает. В дверь постучали. Вошла пожилая женщина, разделась, как-то робко боком села на стул. Марья Васильевна позвала всех за стол. Светлана стала жаловаться, что не стали переиздавать ее очередную книгу. Хотела бы это, но денег нет, издатели не взяли ее очередную книгу - просто не хотят платить. Может, Андрей и Марья ей чем-нибудь помогут. Потом Светлана оттаяла и стала хвалить салаты Марьи Васильевны, и выяснять, как та их приготовила. Еще одно слово, и она, кажется, начнет записывать рецепт прямо сейчас. Синявский молча поглядывал сквозь очки.
Это, действительно, была Светлана Сталина. Конечно, я о ней много слышала. Конечно, я читала ее книги. В общем, тоже обыкновенно написанные - необыкновенными были только судьба и ситуации. Не будь за ней этого имени... Я понимала, что многих из тех, кто ее читал, хотел с ней познакомиться. Больше всего одолевало любопытство - а какой окажется дочь самого Сталина. И мне было любопытно - а какая она? Но так трудно было соотнести невзрачную, совершенно обыкновенную женщину, с чудовищной злой магией имени ее отца. Хотелось попытаться что-то разглядеть в ее лице... Но именно ее обыкновенность заставила меня вдруг задуматься.
Фотография Светланы за много лет до встречи
Не надо считать историю огромной и величественной дамой. Она повседневна.
--
История сосуществует с нами, а на расстоянии лет поднимается на пьедестал. И в лице Светланы была обыденность, и удаленность, несовместимость с давними временами.
Как появилась Светлана в этом доме?
Никакой мистики - Светлана и Андрей Донатович были знакомы давно – когда-то были сослуживцами.
-- Необыкновенные судьбы, необыкновенные имена... И Светлана Сталина, и Андрей Донатович, и Марья Васильевна тоже попали в колесо истории.
--
Интересно, а как история выглядит вблизи?
--
Андрей да Марья
--
Прошло несколько лет, я опять оказалась в Париже, и тут оказалось, что мои друзья, которые когда-то меня с Синявскими и познакомили, сейчас часто видятся с ними. И мы почти всю осень встречались вместе почти каждую неделю.
--
Я узнавала их заново, начались своеобразные прогулки с Синявскими. Мы проводили много времени вместе. Кстати, о прогулках, Синявский как-то сказал, что когда запаздываешь, следует замедлить шаг. И я это запомнила. А вот Марья Васильевна скорее шаг убыстряла, но оба они - Марья Васильевна и Андрей Донатович - такие же, как я их запомнила. Марья Васильевна рассказывает так, что заслушаться можно. А вот Андрей Донатович помалкивает. Меня немножко настораживает его молчание, а он вдруг (прочтя, вероятно, мои мысли) в разгар рассказа Марьи Васильевны (в паузе, конечно) говорит: " Я вообще человек молчаливый. Вот Марьин приятель, о котором она только что рассказывала, сразу понял это и сказал мне: " Вы молчите-молчите, не надо напрягаться - необязательно со мной разговаривать".
--
Я облегченно вздохнула. Мне нравится, как он слушает Марью Васильевну. Всегда с любовью и интересом. И даже подначивает ее.
--
Мне нравится, как она рассказывает - любой рассказ превращается в новеллу. Вот я обратила внимание на оригинальное кольцо у нее на руке, а выяснилось, что она его сделала сама. И тут же идет рассказ о том времени, когда Андрей Донатович был в лагере. Ей пришлось тогда содержать семью. Она освоила шитье и ювелирное дело, и была известна в Москве, как модная портниха и великолепный ювелир. Это не хвастовство - позже она показала свои браслеты и кольца - металл с вкрапленными туда камнями - действительно удивительно оригинальные работы. И при этом явно связанные с традициями. Недаром, она занималась историей искусства.
В осень, о которой я пишу, мы с друзьями часто встречались с Синявскими. Я не знала тогда, что это через полтора года его уже не будет. А тогда все встречи происходили под разными символами.
Чечевичная похлебка
Вот Марья Васильевна позвала нас в гости на чечевичную похлебку. У меня возникли смутные ассоциации.
-- - Не мучайтесь, - бросает она, - Это та самая, за которую Исав продал первородство Иакову.
Верно. Она права. Даже больше права, чем думает, потому что, когда я попробовала ее чечевичную похлебку - дивной вкусноты. Я тоже готова была продать свое первородство. Слава Богу, у меня не было никаких шансов - я единственная дочь.
--
Восточный ресторанчик
--
Именно там происходит наша следующая встреча. Марья Васильевна неравнодушна к этому ресторанчику, знакома с его хозяевами, и приглашает нас туда. Он расположен недалеко от их дома. Уютно, посетителей вообще нет - только мы, да рыбки-вуалехвостки, молча плавающие в своих аквариумах. Милые хозяева - муж и жена. Судя по всему. Марья Васильевна регулярно сюда приходит и приводит друзей, чтобы поддержать хозяев морально и материально. Меню экзотическое: острый и пряный суп, лакированная утка. Марья Васильевна явно наслаждается. Мы тоже. А Андрей Донатович? Он верен своему традиционному меню - суп с пельменями на первое, и голубцы на второе. Это среди такой-то экзотики!
-- А вот на прощанье... Когда все съедено, и счет оплачен, к нам подходит хозяин и на подносике приносит несколько рюмочек саке. Дар хозяина приятным гостям - бесплатно. Это радует сердце. Благодаря этому великодушному жесту начинаешь себя чувствовать гостем, а не просто клиентом. Как гласит восточная мудрость: "Шарик моей благодарности катится по коридору вашей любезности, и пусть коридор вашей любезности будет бесконечным для шарика моей благодарности"
--
Под знаком Кассандры
- А не хотите ли дать интервью? - спросила я в одно из последних свиданий той осени.
- Честно говоря, нет, - отвечает Марья Васильевна. - Я на этой неделе уже давала.
Я посмотрела на Андрея Донатовича. Она перехватила мой взгляд: "Нет, он вообще не разговаривает на эти темы. Пустое".
- Ну, почему же, - начинает он и смолкает.
- А я и сама могу за вас рассказать, - сказала я, - если что не так - поправьте. Значит, журнал "Синтаксис" вы, Марья Васильевна, решили издавать, чтобы было, где печататься Синявскому - вам надоело, что в других изданиях его редактируют или ставят условия. Правильно?
- Да!
- А что вы делаете с многочисленными рукописями, которые вам присылают самотеком? Судя по рассказу С. Довлатова, вы их просто не читаете. А друзья, чтобы вы сразу не выкинули почту, на конверте делают пометки: деньги, сплетня, личное... Так писал Довлатов.
- Для того чтобы Маша прочла, - улыбается Синявский. - надо, чтобы автор умер.
- Не могу же я читать всех графоманов! - взрывается Марья Васильевна. - Кстати, в последнем номере "Синтаксиса" есть сюрприз. Я учредила премию Кассандры. Мы выбираем человека, который в своих работах сумел предвидеть какие-то повороты и сюжеты, которые потом сбылись. Или сбудутся. И в этом номере мы уже определили победителя. Но вам я ничего не скажу. Это должно стать известным только через месяц.
Мы клянемся, что будем молчать, как рыбы, но доверия нам нет. Она и сама в эту минуту напоминает Кассандру - знает то, что нам еще неведомо. Похоже, что премия немножко ее имени. И еще загадка - где давно обещанная рукопись самой Марьи Васильевны?
- Будет, - говорит она. - Название уже есть: "Абрам да Марья".
- Откуда, кстати, взялся Абрам?
- Синявский!, - восклицает Марья. - Она не знает нашей песни… Когда-то в Одессе пели такую песенку: "Абрашка Терц, Карманник всем известный... Гостей созвал, И сам напился пьян..."
Абрам и Марья, , всю жизнь прожившие друг с другом
Вот снимок их молодых
-- ----
Я вспоминала его улыбку, когда вдруг потом в его записках "Голос без хора" прочла неожиданно сочетание: "Тонкий, звонкий и хрустальный".
Казалось бы, какая мелочь – из всем нам привычного "оловянный, деревянный, стеклянный" - вдруг прорастает такое. И, может быть, это объяснение одной из загадок, которая сопровождала Синявского долгие годы. Негодование эмиграции, когда он сказал, что у него с Советской властью разногласия стилистические. Это казалось так мелко. Когда глобально дело касалось политики. Это было так важно для самого Синявского, который писал: " Стиль - это судьба! Может быть, я все время оказываюсь каким-то другим или чужим по сравнению с общепринятым стилем. А стиль - это судьба. И его поразительный, именно стилистический, талант так ярко просвечивает в его "Голосе из хора", "Голосе без хора", "Прогулках с Пушкиным", "Мыслях врасплох". Я не говорю о других вещах - о них написано много, но иногда короткие фразы Синявского задевают, заставляют прислушаться, увидеть.
В своих "Мыслях врасплох" Синявский написал:
"Жизнь человека похожа на служебную командировку. Она коротка и ответственна... Тебе поставлены сроки и отпущены суммы. И не тебе одному. Все мы на земле не гости и не хозяева, не туристы и не туземцы. Все мы - командировочные".
" Надо бы умирать так, чтобы крикнуть, шепнуть перед смертью: - Ура, мы отплываем!"
--
Умер он в феврале 97- го года.
Берлин Адольф 
Кулесский Роланд 
Вайнер Ирина 
Андерс Валерия 
Лейшгольд Ирина 
Аарон Борис 
Талейсник Семен 
Коровкина Ирина 
