Тихая ночь

Вечер накануне Вигилии. Книги на стеллажах расставлены по алфавиту, сверху бумажные таблички с надписями на польском языке : история костела, философия... Часть книг закрыта огромной картой Святой земли. Длинный стол накрыт белой скатертью и на нем сложены сладости, фрукты, цветные ленты и книги. Молодой викарий - ксендз Ярек раскладывает «пачки» - подарки для детей, прихожан костела. Он берет из ящиков шоколад, фрукты, печенье и равномерно распределяет по 70 пакетам. Я завязываю пакеты золотистой ленточкой, и укладываю их в огромный «кош» - корзину. Завтра утром, нарядившись в одежды Святого Миколая, мне предстоит раздать их незнакомым польским детям.Завтра в 7 утра начинается торжественное богослужение в костеле - имша, посвященная Божьей Матери. Эта ранняя служба называется Рораты. По первому слову древнего гимна на латыни. После этой службы детям обычно раздают подарки.
- Сколько будет детей, ксендз Ярек?- спрашиваю я.
Наклонившись над столом он выбрасывает на меня пальцы обеих рук - это похоже на жесты заклинателя. Я принимаю игру и тоже посылаю ему пасы сжимая и разжимая кисти рук.
Он смотрит недоуменно.
- Только декану не говорить, а то он расстроится. Должно быть 70, а будет 40.
- Ах, значит это ты мне число 40 так показывал?
- Примерно 40, только декану не говорить.

Ксендз Ярек обладает удивительной особенностью изъясняться глаголами в повелительном наклонении: « Закрыть двери, спросить у хозяйки, сидеть тихо, …» - это обычная для него форма обращения. Декан - ксендз Станислав. Правильно называть его ксендз - декан, потому, что под его патронажем находится еще несколько костелов в округе. Но близкие называют его просто - декан.

- А костюм Святого Миколая кто мне даст? - спрашиваю я ксендза Ярека.

- Из костела принести, там у нас и орнат есть, и митра, и альба..

-То есть настоящее одеяние ксендза?

- Ну да, Святой Миколай ведь был бискупом, потом его в ранг святого возвели, а во всем мире в Санта Клауса переделали, Деда Мороза и еще неизвестно кого. А он ведь - католический бискуп, настоящий.

Я уже знаю, что альба - это белая кружевная рубаха, орнат - цветная накидка, в которой ксендз служит имшу, а митра - высокая треугольная шапка, которую носят бискупы. Цвет одеяния тоже имеет специальные обозначения.

Вечером из костела принесли белую длинную кружевную альбу, ту, что одевает обычно на богослужения ксендз Ярек. Кружева полностью закрыли руки.

- Вот и хорошо, не будет виден маникюр и колечки...А то Святому Миколаю это не пасует. А рубаху подвяжем поясом, так будет даже натуральнее.

- Это ты придумал меня нарядить Святым Миколаем?
- Нет, декан придумал.
Меня подпоясали белым шелковым крученым поясом с кистями. На плечи одели ярко красный шитый золотом орнат - плащ, который носили раньше бискупы, длинную белесую искусственную бороду ленточками подвязали от подбородка на затылке и наверх водрузили митру - треугольную золотистую шапку с крестом посредине и свисающими с двух сторон широкими полосами до плеч.
Вот так я буду выглядеть завтра утром, еще накрашу щеки и нос красной губной помадой и возьму в руки посох - высокую, обернутую серебристой фольгой палку с загнутым верхом.
- Только не говорить: « День добрый!» - это будет по светски. Говорть : « Похвалены Езус Христус», - учит меня ксендз Ярек.
В темном коридоре настенное зеркало отразило то ли меня, то ли ксендза в праздничном одеянии. Я вдруг почувствовала себя необыкновенно тревожно и возвышенно. Стало страшно от нового ощущения, и волной охватила неосознанная радость.
"Наконец то, словно замкнулся круг", - подумала я. - Вот так он чувствует себя, когда выходит к людям во время имши. Холодные кружева орната опадают на руки, торжественно и таинственно. Одежда словно укрывает от глаз людей что- то, но и несет особый смысл в каждой детали: цвет, форма, плотность ткани. Этот наряд словно воплотил мои фантазии из ранее прочитанного о прошлой жизни, если конечно таковая существовала.
Когда- то мне на глаза попалась книга, содержащая сложные таблицы расчетов. Это был серьезный труд какого то ученого - предсказателя. В основу вычислений так называемой « прошлой жизни» положены сложнейшие расчеты цифр собственной биографии : даты рождения, особых дней в жизни, даты жизни близких людей, другие личные данные. Из столбиков вычислений складывались цифровые комбинации. А затем был приведен долгий список предполагаемых описаний прошлой жизни, соответствующий той или иной комбинации цифр. Я произвела необходимые математические вычисления среди множества строк и таблиц, отыскала то, что соответствовало выведенным цифрам. К удивлению моему оказалось, что в предыдущей жизни я была мужчиной, жила на Филиппинах, была католическим священником, весельчаком, душой компаний, известным писателем, устроителем праздников, но несчастливым в личной жизни. Все это касалось событий давнишних - то ли 13 век, то ли 17 - уже не помню. Но образ занозой сидел у меня в мозгу.
Теперь все это как- то вернулось, как- то оделось на меня одеянием польского ксендза, праздничными альбой и орнатом. И путь к замыслу был столь же не прост, сколь и предрешен. Не потому ли, так необъяснимо, меня всегда привлекала жизнь католических священников. Я всегда относилась к ним с чувством сопереживания и тайной связи, как будто пыталась дойти до конца, завершить назначенный круг для достижения гармонии, обретения в конце концов недоступного, не познанного тогда … любви земного человека. Я чувствовала себя частью, той самой женской половиной, которой не было в храме на Филиппинах, началом или продолжением растянувшегося в пространстве и времени, и ищущего завершения своего бесконечного «я».
Мутное зеркало в коридоре на миг качнуло мое отражение, и словно повеяло в воздухе ладаном, дымом…
- Одеваешься как ксендз, - услышала я голос декана.
- Примеряю костюм .
- Делай что хочешь, я пойду прилягу.
Он не понимал этих моих фантазий и раздражался, когда я говорила о предназначенности, о предопределенности.
- Человек волен и может влиять на свою судьбу, иначе все было бы бессмысленным.
- И я о том же говорю, только с другой точки отсчета.
Все мы готовились к Рождеству задолго. В домах убраны елки, в магазинах распродажи, суета и шум последних приготовлений, на улицах Санта Клаусы с подарками, в костеле около алтаря устроена "шопка" - кукольное изображение Рождения Иисуса, сени, Иосиф, Дева Мария, волхвы, овечки. Все это красиво убрано и притягивает взоры прихожан. А если опустить в щелочку монетку, то фигурки начнут двигаться, волхвы кланяться, звездочки мигать.
Заканчивается самый строгий 40 дневный пост - адвент, и сегодня вечером - Вигилия. Во время адвента на окнах домов устанавливают четыре свечки и каждое воскресенье зажигают их по числу прошедших недель поста, с каждой неделей все больше на одну свечу, и , наконец ....
День начался так рано, в половине шестого утра. В шесть часов над костелом прозвенел колокол, и в костел стали собираться люди. Сидя или став на колени, они хором то - ли пели, то- ли проговаривали Ружанец - венок молитв, обращенных к Матери Божьей, словно воздавая ей дань, преклоняясь ее чистоте, ее величественной и горестной судьбе. Святая имша началась в 7 утра исполнением гимна « Рораты».
Впереди долгий день, во время которого нельзя есть, до самого вечера, пока торжественная Вигилия не соберет за праздничным Рождественским столом самых дорогих и близких людей, чтобы всем вместе восславить рождение Искупителя. А пока - время для размышлений, молитв, медитации. Пост, молитва, медитации. И этот день кажется необыкновенно долгим, таким, вероятно, как день и вечер для Девы Марии, когда она ждала появление на свет своего малыша, ставшего символом надежды и любви для всего человечества.

Я кормлю лебедей под мостом, там, где вода не замерзла. Белые лебеди ( по - польски лебеньди ) , подплывают горделиво и важно, стоит лишь подойти к берегу. Я бросаю им кусочки сухого хлеба и они, наклоняя шеи, достают его из воды. Черные утки, словно петарды, подлетают и выхватывают у них корм. Колокольный звон разливается над городом, над замерзшим озером... Рождество.
Вигилия - самый желанный ужин в католических семьях. Каждый элемент его несет особенный смысл. И сено под скатертью, и облатка, которой делятся до начала торжества, преломляя, прощая обиды, желая добра. Облатку подносит хозяйка дома на красиво украшенной тарелочке и предлагает вначале самым близким - мужу, детям, а потом и гостям. И в этом символ доброты и единения с Богом, с семьей, со всеми людьми.

На столе обязательно накрывают двенадцать постных блюд, традиционный карп и красный борщик с «ушками» ( пирожки с грибами и капустой). Спиртное на стол не ставят - еще пост, но он заканчивается вигилийным ужином. Разноцветные сладкие коржи - «мазурки», клюквенный кисель, политый маковым молочком… И, конечно, подарки. Их заботливо укладывают под елку до начала ужина и, когда приходит время их дарить, то предлагают самому младшему доставать из под елки красивые надписанные свертки и вручать, согласно надписям. Это, как правило, не дорогие, но очень индивидуально подобранные подарки, несущие то тепло, которого так жаждет каждая душа.
Для вигилийного ужина я расстелила на стол освященное сено под белоснежную накрахмаленную скатерть. Сено символизирует те ясли, где родился Иисус, сено, на которое его положили. Обычно в костелах накануне Рождества лежат приготовленные мешочки с освященным сеном, чтобы прихожане могли украсить ими праздничный стол. А по завершении ужина - некоторые устраивают гадания, вытягивают из под скатерти сено, и от его длинны,якобы, зависит размер ожидающего в грядущем году счастья.

- Обязательно поставь лишний прибор, - попросила меня пани Тереза. Такая традиция, для случайного гостя, или для того, кого нет, но о ком помнят. И рождественская расписная салфетка, и фарфоровая тарелка, и прибор из старинного серебра, и сияющий бокал для напитка, - все заняло свое предназначенное случайному гостю место. И он, таки, пришел. К вигилийному столу принято приглашать людей одиноких, у которых не с кем отметить Рождество, обездоленных людей. К нам присоединился пан Владек, добрый и работящий человек, который часто помогает по хозяйству на плебании. Пан Владек, худой и в очках, принес чистую тетрадь и торжественно объявил, что начинает собирать автографы. Он попросил меня учинить запись в его альбом. Что я и сделала, не без смущения, поскольку не представляла, что можно написать по-польски мало знакомому человеку. Но в такие вечера слова находятся и очень просто.
Под елкой игрушечный ангел со свечой. Я нажала на кнопку в подставке и он стал кланяться в такт рождественской мелодии - коленде « Тихая ночь». Пахнуло детством, новогодней елкой, ожиданием чуда-
                  ... И музыка красноречива:

Там озеро в кольце огней,

И гордых лебедей гаданье,

И колокольное страдание

В том звоне, что зимой ясней, -

За пол часа зовут к костелу.

Рораты, первая звезда,

Вигилия, глоток вина,

Пастерка, и, - коленд веселых

Сокровище сожму в горсти...

Ни времени, ни перемены, -

Лишь так, сюжет обыкновенный:

Короткий, емкий, как «прости».