Когда это было,
Когда это было?
Во сне? Наяву?
Во сне, наяву,
По волне моей памяти
Я поплыву.
(сл. Гильен Н., пер. Тынянова И)
По волнам моей памяти…
Лето 1957 года. Первые волны в моей памяти – это волны Азовского моря. Бердянск. Первые воспоминания. Себя я помню с Бердянска, с этого лета, теплые и ласковые мамины руки, тёплое и ласковое Азовское море. В Бердянске я начал говорить. Конечно, содержание моей детской болтовни кануло в воды Меотиды (древнее название Азовского моря), но мне частенько напоминали забавную фразу «Тетя, виноград кислый, я его сам съем».
А потом, через три года (как бежит время, мне уже пять с половиной лет!) другие волны – волны Евпатории.
(«Очень жаль мне тех, которые не бывали в Евпатории». В. В. Маяковский)
Как-то получилось, что в эту поездку я тоже научился кое-чему полезному в жизни. Читать. Пока мы ехали с папой в поезде, он, не теряя времени, на подручном материале объяснил мне, как буковки складываются в слова.
И-з-в-е-с-т-и-я. А поезд бежал через Арабатскую (почти «арбатскую» стрелку) и справа и слева по ходу плескались тихие волны, Азовского моря, теплого и ласкового… Если честно, про эту поезду я тоже мало что помню. Самое яркое воспоминание – это, пока папа читал «Известия», я решил на надувном матрасе отправиться в Италию. Почему именно в Италию? Очень просто. Мне объяснили, что там, за морем, есть много других стран. Всякие там Болгарии и Греции пролетели мимо ушей, в вот Италия, по созвучию с «Виталиком», моим другом по детскому саду, запомнилась.
Как несложно догадаться, эта «турпоездка» закончилась катанием в моторной лодке спасателя.
И вот 1966 год. Снова мы едем в Бердянск. К теплому и ласковому Азовскому морю. Эту поездку я помню уже хорошо.
Помню, как едва не опоздали на поезд. И запах железной дороги, удивительная смесь солидола и углей в титане-самоваре при входе. «Чай будете»? Купейный вагон, (нас четверо, и все купе – наше!). Ну и что, что стены выкрашены в ядовито-синий цвет, замок на двери сломан (когда маме нужно переодеться, меня ставили часовым перед дверью купе). Лесенка тоже сломана. Впрочем, и без нее я запрыгнул на верхнюю полку с подветренной стороны. Почему-то это место считается худшим. Мало того, что полка верхняя, так еще и из неизменной щели в окне тебе на голову летит вся придорожная пыль. Но для меня это место стало любимым.
Ну и что, что матрасы толщиной с пару журналов «коммунист», а постельное белье серое и влажное… Какая ерунда!
Мы ведь едем к Морю! К Азовскому морю, доброму и ласковому, как мамины руки…Там я научился плавать, нырять, ловить бычков и болтать на суржике.
А вот и 1970 год. И новые волны. Балтика. Эстония. Первый раз едем в Европу!
И первое слово, выученное по-эстонски Tere – Здравствуй. Tere Vana Tallinn. Tere tere Пярну …
Скорый поезд «Эстония» №34. Тот же неповторимый запах железной дороги. Но на столике маленькая вазочка с букетом ромашек. Приятный для глаз серый пластик. Вагон хоть и жесткий, но на полках все же поролон. Белье постельное почему-то белое и сухое. А замок и лесенка исправны. Лесенка, впрочем, не понадобилась, на любимую верхнюю полку с подветренной стороны я и так запрыгнул. Но все же…Европа, однако. Да. Это была Европа. Настоящая. Чистота, ответственность. Скромный обед в городской столовой городка Пярну «Riiga» я помню до сих пор.
Ведь мне почти 16 лет! И это мой первый обед в городском общепите. Моим внукам (и даже дочерям) в это трудно поверить).
Рубленный бифштекс с картошкой в сметанном соусе.
Оказывается, если мясо не разворовано, а картошка не подгнила, да еще и сметана не разбавлена, то можно очень неплохо и недорого пообедать.
С тех пор я повидал немало «настоящих» европейских стран. Но увы, для меня понятие «европа» это Таллин и Пярну 1970 года…
Может, «европа», это не то, какая номенклатура у власти, а то, когда люди не мусорят где попало? Уважительно относятся к своим обязанностям?
Это так. К слову. В Париже уже был и больше не хочу.
(Переиначивая известный анекдот).
В Эстонии мне довелось побывать много раз. Потом уже к tere добавиться Aitäh – спасибо, Palun – пожалуйста…Еще пара десятков слов «первой необходимости. Включая счет. Üks, Kaks, Kolm … Много это или мало?
Смотря как считать. Üks kohv likööriga, palun…Кофе с ликером, пожалуйста. Глядишь, и кофе покрепче, и ликера в нем побольше… Да и в ликере разве дело? Так, немного взаимоуважения…
Но это уплыло с волнами времени.
И волны Балтики, спокойные и прохладные, останутся в памяти как тень уходящей на глазах Европы. Они переживут и нас всех, и грядущие катаклизмы…
А потом были волны Черного моря. Студенческий спортлагерь «Алушта». Там я тоже кое чему научился. Мы, члены клуба подводного плавания МАИ-Волна не только осваивали погружение с реликтовым уже для того времени аквалангом АВМ-1М (тем самым, с которым Лелик- Анатолий Папанов в фильме «Бриллиантовая Рука» разводил Сеню – Юрия Никулина на удачную рыбалку), но и выполняли функции спасателей. А заодно и были дополнительными глазами пограничников.
(Не все отдыхающие в Крыму в те времена знали, что такое 12 миль территориальных вод. Вот она, граница…)
В будке спасателя имелась телефонная трубка с одной кнопкой. И каждые 3 часа надо было доложить на погранзаставу обстановку (или сразу, если есть что-то подозрительное).
«Дежурный, докладывает причал 23В. Все в порядке, происшествий нет».
В 1974 году – самые необычные волны. Славное море, священный Байкал. Гремячинская турбаза. Залив, где есть даже пляж, в коем можно окунуться, не будучи заядлым «моржом». В воду чистую, прозрачную и прохладную.
И которую можно пить. А если в бане плеснуть на камни…Тут никаких слов не хватит.
На турбазу мы ехали на поезде вчетвером, папа, и нас трое, младшие сестра и брат, и я.
Обратно я возвращался один. Отец с сестрой и братом вернулись в Москву позднее. Сев ночью в Улан Удэ на проходящий поезд «Владивосток-Москва», я запрыгнул на свою любимую полку (верхнюю, с подветренной стороны), и почувствовал странный запах.
Утром выяснилось. Со мной в купе ехали 3 дамы разного возраста. Двух я запомнил очень хорошо.
Украинская бабушка с внучкой Ксанкой лет 10-ти. Эта бабуся повесила за окно огромного малосольного лосося, которого везла с Сахалина, где служил ее зять. Поскольку дело было в августе, температура за бортом 18 +, и лосось, естественно, несколько протух. Все попытки убедить бабусю убрать рыбину успеха не имели, пока вонь не достигла проводника, а потом и бригадира поезда. Подействовала лишь угроза штрафа. От лосося мы избавились далеко за Иркутском. От третьей соседки запомнился лишь совет: «Женщина, вы бы этого лосося выпотрошили, да жабры удалили. И маслом растительным обмазать. В пергаментную бумагу завернуть, он бы и доехал…». И угостила соседей по купе горбушей, обработанной именно таким образом.
Эх, полезный совет, да вовремя… Цены ему не было бы.
То ли инцидент с рыбиной, то ли врожденная наблюдательность тому виной, но всю дорогу бабка трындела :
«Ось, дывись , Ксанка, як на Кацапщине погано. Ничого нэма, хиба ж цэ городы? Хиба ж цэ дило так робыты?...Ой, дюже погано».
Ну не растут в Сибири абрикосы…И вообще. Все непросто.
Теперь, когда на берега Азовского моря, теплого и ласкового, как мамины руки, пришла беда, когда началась, наверно, самая нелепая в истории война, все спорят, кто главный виновник: Обама, Путин, Меркель, Порошенко, Турчинов, Стрелков с Гиркиным и прочие , я часто вспоминаю Ксанкину бабушку. Ее наверняка уже нет в живых. А Ксанка? Наверно, тоже уже бабушка. Мама, наверное. И с какой стороны воюют ее сыновья? И, главное, за что?
И снова волны…Черного и Балтийского. Волжских водохранилищ….
Бухты Нового Света в Крыму, несравнимые ни с чем по красоте, что мне довелось видеть потом в жизни, янтарный берег Светлогорска (бывший Раушен) …
В 1989 году, когда автобус мчал меня из Пицунды в Адлер, а за окном бурлили волны Черного Моря, родился этот сонет.
Что будет, если в ступе растолочь
Морскую пену, пелену тумана
И гроздья слов без шелухи обмана
И белую Санкт-Петербурга ночь
И на спиртовке молча вскипятить
Добавить яд надежды и пророчества
И горькую микстуру одиночества
Снять пенку, и сквозь сито процедить
И выпить залпом, как стакан воды
Смешав случайность и закономерность
Сквозь скрученную трубочку судьбы
Рассудок трезвый и хмельную ревность
И чтобы брызги разлетелись прочь
Что будет, если в ступе растолочь ....
«когда это было, когда это было…во сне, наяву…»
Потом будут волны Средиземного и Красного морей, Атлантики, Тихого океана….
Но между ними, наверно, самые страшные, это волны Днепра, когда черной, в прямом и переносном смысле, ночью поезд Москва -Бухарест увез меня и мою тогдашнюю семью в так называемую «алию в Израиль». Темным ранним утром поезд переехал через Киев.
«Реве тай стогнэ Днипр широкий!»….