Из книги "По дороге, усыпанной шипами"

Отрывок из части

"Бегство от смерти. О моей свекрови Циле Иосифовне Вайнер"

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная Война...

Все, написанное здесь, было... Было в первые дни войны, когда действия людей были пронизаны страхом перед надвинувшейся бедой, название которой - война...

Белоруссия, Слуцк...

Клара стремительно вбежала в дом своей двоюродной сестры Цили. Густые кудрявые волосы были растрёпаны, лицо заплакано... С порога она закричала:

- Циля, ты ещё не собралась? Разве ты не слышала - немцы на подходе к Слуцку!

Циля еще не знала, что многие уже покинули город. Она не слышала, что по репродуктору неоднократно объявляли об эвакуаци граждан...

- Тебе что, отдельное приглашение нужно? - Возмущалась Клара, - Ты знаешь, какие зверства творят фашисты?

Циля тоже уже слышала, что немцы на месте расстреливают партийных и евреев... Однако сейчас на слова сестры она не отреагировала.

Циля продолжала спокойно сидеть за столом и перебирать гречневую крупу. Приближалось время обеда, и надо было накормить семью из шести человек. А тут Клара с какими-то проблемами...

Со стороны казалось, что тревожные слова сестры до неё просто не доходят. На секунду, оторвавшись от  работы, она совершенно спокойно сказала:

- Клара, что с тобой? Не кричи! Я никуда не поеду! Ты только представь себе на секунду, на кого я брошу дом, хозяйство и всё то, что мы с таким с трудом наживали за все годы? А что будет со скотиной? Она же погибнет... Я договорилась с резником на тридцатое июня забить борова. Кому-кому, а тебе хорошо известно, сколько трудов мы положили на него, пока выкормили... Не месяц, не два, а целый год! Если выручим что-то от продажи мяса и сала, сможем купить кое-что в дом. Детям зимнюю одежду, обувку. Кормом для птицы запасемся. Все равно мы свинину не едим...

Клара, схватившись за голову, в сердцах закричала:

- Циля, о чём ты говоришь?! Какая скотина? Какая птица? Немцы на подходе к городу! Ты что, не понимаешь, о чём я говорю?

Но Циля, словно не слыша ее, продолжала:

- Ну, как ты думаешь, Клара, куда мне их девать? Бросить всё на произвол судьбы и потом ходить с протянутой рукой? Нет, это не для меня... А Соня уехала?

Соня была родной сестрой Клары, и почему-то именно это вдруг заинтересовало Цилю.

Клара воскликнула:

- Она же фельдшер, а её муж - врач. Их тут же мобилизовали в действующую армию. Сейчас врачи и медицинские сёстры ой как нужны... А Андрея с Лизой она отправила с мамой в Рязань, к тете... Вот ты, сестра, беспокоишься о скотине, а жизнь твоих детей оказывается, тебе безразлична? Ты меня удивляешь, ей Богу!

Циля вздрогнула от её слов, как от пощечины, и бросила тревожный взгляд в сторону двенадцатилетней дочери Софочки, которая весело играла со своим любимым двухлетним братиком Мишуткой. Лицо её сияло от радости. Малыш в семье был живой «игрушкой», так как все её обитатели были намного старше его. Софа на десять, старший брат Иосиф на четырнадцать, а средний брат Лёва на двенадцать лет. Ах, сколько радости принёс в дом запоздалый малыш...

Циля пристально посмотрела на Клару и спросила:

- Скажи, а что за спешка такая? Мы только вчера с тобой были в гостях у Ревекки и так страстно убеждала её уехать, и что она  ответила тебе? Категоричное - нет! А ведь у неё семья из одиннадцати человек. Я имею в виду и двух женатых сыновей, и трёх внуков...

Клара перевела дух, и осмотрелась:

- А где твой Гавриил? Где сыновья? И где их только черти носят? - Проворчала она.

И Циля добавила в тон:

- Поэтому, сестрёнка, я не вправе без них принимать  решение.

Но Клара не собиралась отступать. Она решила любой ценой уговорить упрямую сестру ехать вместе с ней. Они были близки, жили недалеко друг от друга, да и их дети росли и учились вместе. Поэтому Клара даже в мыслях не могла допустить, что её сестры могут остаться.

Она умоляюще сложила руки на груди и со слезами в голосе сказала:

- Цилечка, родненькая, пойми - я опять повторяю, немцы на подходе к городу. До тебя, в конце концов, дойдёт это или нет? Я твёрдо решила, что без вас не уйду! Хана и Борис ждут нас на станции. Аркадия уже вызвали в военкомат. Мы остались одни... Слышишь, Циля, собирайся, прошу тебя. Сосед обещал на подводе подбросить нас до станции. Я уверена, что с минуты на минуту прибегут ребята и сам хозяин...

И действительно, не успела она докончить фразу, как в дом вихрем влетели старшие сыновья, и тут же следом за ними вошёл взволнованный отец. Он работал грузчиком на станции и всегда был в курсе всех городских новостей.

С трудом, переводя дыхание, Гавриил обратился к жене:

- Циля, быстро собирай Мишутку, Софочку, кое-что  из вещей, самое необходимое, и бегом на станцию.  Комендант вокзала сказал, что скоро отойдёт последний поезд-товарняк, и больше никаких поездов вообще не будет.

Узнав, о чем говорила его жена с Кларой, он, повернувшись к свояченице, сказал:

- Клара, огромное спасибо тебе за помощь и участие в трудную минуту. Я никогда этого не забуду...

Решение мужа сыграло решающую роль - Циля засобиралась. Она металась по дому, было очевидно, что она в полной растерянности, и не знает, за что  хвататься.

Но инстинкт сохранения нажитого делал своё дело - Циля бросилась к каким-то потаенным местам. За русской печкой находился своеобразный тайник. Она спрятала в него три кило кускового сахара, разные крупы и другие съестные припасы...

Ах, как это было неосмотрительно с её стороны! Она, сама того не зная, лишила своих детей продуктов, таких необходимых для выживания в первые дни эвакуации.

Но тогда ей  и в голову не могло придти, что такое возможно. Дети дружно помогали матери. Муж, не переставая, торопил её. Циля, дрогнувшим голосом, спросила его:

- Гавриил, ты в курсе, на сколько дней мы уезжаем?

Он, не задумываясь, ответил:

- Думаю дня на два... На три... Не больше.

- Прекрасно! Тогда я не стану брать с собой ничего лишнего.

Циля накинула на себя красивый вязаный жакет,  завязала в платок смену летней одежды, немного еды, которая лежала на столе, и вышла с детьми из дома.

В это время подъехала подвода. Клара помогла сестре и племяннице сесть в неё, а потом и сама устроилась рядом. Гавриил держал маленького сынишку на руках и, прижимая к груди, без конца целовал его. Мишутка радостно смеялся от отцовской щекотки.

А отец ещё не знал, что больше никогда его глаза не увидят лица любимых детей, жены и прекрасный разноцветный мир живой природы.

Он тогда еще не знал, что подлая бесчеловечная война лишит его самого драгоценного подарка - глаз. Гавриил осторожно передал в протянутые руки жены сынишку, крепко обнял и поцеловал красавицу-дочку и жену.

Подвода тронулась. Повернувшись, Циля крикнула:

- Иосиф, Лёва, прошу, не задерживайтесь. Закройте ставни и заприте дом. Покормите борова. Гавриил, мы будем ждать вас на станции. Поторопитесь...

- Не беспокойся, мама! - Крикнул старший сын, - Сейчас накормим скотину и прибежим следом за вами...

На станции кишела, уместнее сказать - колыхалась, разномастная людская масса. Все куда-то бежали, толкались, кричали, искали родных и близких. В этой суматохе не трудно было и потеряться.

Люди тащили огромные узлы с вещами. Клара быстро отыскала своих детей, сидевших на открытой платформе последнего вагона.

- Циля, - стараясь перекричать шум толпы, крикнула она, - Иди сюда - здесь хватит места всем...

Циля торопливо подошла к вагону, но садиться не торопилась. Мишку она держала на руках, а Софочка, держа узелок с вещами, с глазами полными страха, бочком прижималась к матери.

Циля с беспокойством и волнением вглядывалась в здание вокзала, откуда должны были появиться сыновья и муж, но безрезультатно. Они, скорее всего, опаздывали...

Комендант поезда по громкоговорителю торопили людей с посадкой. Ему, фактически, вторили солдаты - торопя людей сесть в вагоны. И спустя несколько минут комендант объявил, что поезд отправляется...

А со стороны города уже слышались разрывы снарядов, пулемётные и автоматные очереди. В подтверждении слов коменданта, раздался протяжный гудок паровоза - один, второй, третий...

Состав дрогнул. Послышался скрежет колёс. Клара, видя, что сестра не собирается садиться в вагон, в отчаянии выхватила малыша из её рук и передала своей дочери. Затем схватила за руку племянницу и подсадила её в уже движущийся поезд.

Клара быстро запрыгнула на платформу вагона и тут же, перегнувшись через борт, протянула руку сестре и закричала не своим голосом:

- Садись! Руку дай! Ну, скорее! Скорее...

У Цили не оставалось выбора - она могла  потерять младших детей. Ей пришлось воспользоваться помощью сестры и постороннего мужчины, которые с трудом втащили её на платформу вагона быстро набиравшего скорость поезда...

Сёстры никак не могли предположить, что навсегда прощаются со своим родовым гнездом, со своим городом, в котором прожили многие поколения их родных.

Они не могли,  даже на секунду, представить себе, что никогда больше не соберутся за праздничным пасхальным столом, не вознесут молитвы Б-гу в стенах милого родного дома. Поезд торопливо вёз их в неизвестность...

Но Циля не могла сидеть спокойно. Покачиваясь, она стояла на ногах и пристально всматривалась в удаляющийся вокзал. Слёзы катились по щекам.

Ветер сорвал косынку с ее головы и растрепал тёмно-каштановые локоны волос. Подол ситцевого платья хлопал по икрам голых ног, словно крылья летящей птицы. Ещё мгновенье, и привокзальные постройки, склады, скрылись за поворотом...

Не выдержав напряжения, Циля упала на дощатый пол вагона и завыла, как раненая волчица. Её тело содрогалось и билось в конвульсиях. Люди, сидящие рядом, даже не пытались сдерживать слёзы и, как  могли, успокаивали её.

Перепуганные насмерть дети громко ревели. Клара плакала вместе с ними, но, в то же время, старалась успокоить детей - прижимала к себе Мишутку, гладила по головке, целовала... Наконец, отыскала в кармане леденец и положила ему в ротик.

Малыш как-то сразу успокоился и стал усердно сосать сладкий леденец. Боже мой, что ещё надо было маленькому ребёнку!

А в это время отец со старшими сыновьями прибежал на станцию. Однако перрон был уже пуст, вокруг ни души... 

Несколько запоздавших солдат запрыгнули в военный грузовик и он, ревя мотором, рванулся с места. Со стороны города всё громче и громче слышалась стрельба и свист падающих бомб...  

Не раздумывая ни минуты, отец с сыновьями бросился по шпалам вдогонку за поездом, понимая бессмысленность этого. Но они бежали - подальше от наступающей смерти.

На долгие мучительные годы войны они были потеряны друг для друга. Мать не знала, живы ли её сыновья и муж, а они, в свою очередь, не знали, жива ли их мать, сестрёнка и маленький братишка...

Война только-только набирала силу и жаждала крови и жертв...

Товарный поезд сделал небольшую остановку в Минске. Беженцы бегали в здание вокзала за кипятком и водой. У Цили не было никакой посуды, в которую она могла бы набрать воды. А дети просили пить... Слава Б-гу, что захватила немного еды, которой с трудом хватило на пару дней.

И вдруг она увидела женщину с солдатским котелком в руках. Циля подбежала к ней и стала умолять дать ей котелок. Со слезами на глазах, всхлипывая от безысходности, она бессвязно говорила ей - как малые дети страдают от жажды.

Наконец, женщина сжалилась над ней, и согласилась обменять котелок на жакет. Циля, не раздумывая, быстро сняла жакет и, схватив котелок, побежала за водой.

Потом она еле-еле успела добежать до поезда и, опять благодаря посторонней помощи, сумела на ходу влезть на платформу вагона.

Поезд приближался к Витебску...

Рев самолетов возник неожиданно, разорвав синеву неба. Их было четыре. Они летели низко над землёй. На их крыльях отчётливо виднелись чёрные кресты. Поезд резко затормозил...

Из раскрытого брюха самолетов, словно горох, посыпались бомбы. Вокруг всё ревело и дрожало. Земля черными комьями взлетала к небу.

Ужас и паника охватила людей. Обезумев, они кричали, бежали подальше от поезда, но падали под взрывами и прицельным пулемётным огнём...

Впечатление было такое, что земля жадно впитывала кровь и остатки человеческой плоти.

Взрывная волна резко отбросила Мишутку, и он ударился головой о колесо вагона. Кровь ручейком струилась по бледному лицу мальчика. Тельце ребёнка безжизненно распласталось на земле.

Софочка горько плакала. В страхе и ужасе, сжавшись в комочек и прикрыв голову руками, она неподвижно сидела под вагоном. Циля рухнула на колени рядом с телом сына, подняв голову кверху, закричала страшным нечеловеческим голосом.

Рыдая, она осторожно подняла не подающего признаки жизни ребёнка и положила на колени. Сидя на земле, засыпанная грязью и пеплом, она раскачивалась как маятник. С искажённым от горя лицом, с блуждающим безумным взглядом, она воздела руки к небу и, сжав кулаки, стала грозить кому-то. Тому, кто сидел там, наверху, и спокойно взирал на людскую бойню...

Со стороны казалось, что она лишилась рассудка. Сквозь её вопли и рыдания слышались лишь отдельные обрывки фраз:

- Я больше не верю тебе... Тебя нет, слышишь - ты умер для меня! Умер... Слышишь, умер! Тебя нет!

Жутко было слышать эти слова из уст глубоко религиозной женщины.

Тишина наступила также внезапно, как и налёт. К ней подбежал военврач. Первым делом он бросился к ребенку, чтобы осмотреть его. Она же, ничего не понимая, не подпускала постороннего человека к телу сына.

Врач понимал - после такого страшного налёта у людей появились признаки лёгкой контузии...

Циля не сразу поняла, о чём ей так настойчиво твердит врач. До её сознания, наконец, прорвалась брошенная им фраза:

- Женщина, успокойтесь! Ваш мальчик жив! Он  потерял сознание от сильного удара и у него, наверное, сотрясение мозга. А возможно - просто ушиб. Смотрите, у него небольшой наружный разрыв кожной ткани. Но он жив, и я обязан оказать ему помощь.

Циля с сыном Мишей, моим будущем мужем

Чистополь, 1946 (Миша Вайнер - 1939 г.р.)

Циля молча, безучастно, передала ребенка, и врач осмотрел Мишу. Мальчик к этому моменту уже пришел в себя. Его красивые черные глаза были наполнены нестерпимой болью. Он, не переставая, плакал. И, держась ручонками за забинтованную головку, твердил:

- Мамочка, головка болит. Болит головка. Мамочка...

У него открылась сильная рвота, и только теперь Циля поняла, что у ее сына сотрясение мозга...

Позже, в последующие годы жизни, эта травма будет не раз напоминать уже взрослому Михаилу о себе - внезапными сильными головными болями, от которых хотелось лезть на стены.

А тогда, у разбомбленного поезда, мать и дочка, забыв обо всём на свете, плакали от радости, видя перед собой живого малыша. И без конца целовали его.

Врач оставил обезболивающие таблетки и объяснил матери, как вести себя с пострадавшим ребёнком.

Удивительно, но поезд остался на ходу! Комендант по громкоговорителю просил всех занять свои места - через несколько минут состав должен был продолжить путь.

Циля как-то не сразу вспомнила о сестре и её детях - десятилетнем Борисе и пятнадцатилетней Хане. Всё  своё внимание она сосредоточила на сыне.

И уже потом, когда поезд набрал скорость, она вдруг заметила, что рядом нет ни сестры, ни её детей... Это сегодня был второй, не меньшей силы, ужасный удар для её травмированного сознания. Только потом ей стало известно, что когда собрали тела погибших при бомбёжке для захоронения, среди них оказалась и её сестра Клара и дочь. А Борис - потерялся... Оказывается, всех детей, оставшихся без родителей, собрали вместе и распределили по детским домам.

Циле, как и другим беженцам, пришлось перенести много горя... Самые страшные из них - потеря сыновей, мужа и жуткий голод, который превращал людей в живые скелеты.

Наконец, их состав добрался до Казани. Беженцев временно поселили в здание школы. Потом Цилю с детьми направили в небольшой районный город Татарии - Чистополь. Там её определили на фабрику «Швейник», где шили обмундирование для солдат. Мишутку определили в детский сад, а Софа пошла в школу. Но девочку настигла еще одна беда.

От перенесённого голода у неё развился туберкулёз лёгких. Школьный врач выделила ей дополнительный паёк - стакан молока и 100 граммов хлеба. Однако она всеми правдами и неправдами сохраняла это богатство для своего маленького любимого братика.

Мишку любили все работницы фабрики и частенько баловали его. Когда Циля случайно узнала, что дочь отдаёт свой паёк брату, была вне себя от ярости. Состояние дочери оказалось критическим. Софу срочно отправили в специальный санаторий и благодаря этому спасли ей жизнь.

Можно писать и писать о тех страшных днях, годах, которые тяжёлым бременем легли на весь советский народ в Великую Отечественную Войну.

Послесловие.

Сестру Цили, Ревекку, со всей семьей фашисты расстреляли с остальными оставшимися евреями Слуцка.

Гавриил был тяжело ранен разрывом мины в боях за Крым. Получил глубокую контузию головного мозга и потерял оба глаза. В результате ранения стал инвалидом первой группы.

Циля Иосифовна Вайнер с дочерью Софой.

Баку, 1947 (Циля - 1902 г.р., Софа - 1929 г.р.)

В 1947 году чудом уцелевшая семья собралась в Баку, где проживал старший брат Гавриила Зиновий.

Иосиф в шестнадцать лет попал в партизанский отряд, а в 1944-45 годах в составе Красной армии воевал на фронте. Был ранен. После войны вернулся в Слуцк в надежде отыскать следы потерянных родных и увидеть свой дом. И случилось неожиданное...

Когда он стоял у его развалин, мимо проходила его тётя Соня Поварчик, которая прошла всю войну от начала до её победного конца в качестве фельдшера при медсанбате и получила звание капитана медицинской службы. Их встреча у развалин родового гнезда можно назвать чудом! Соня сказала племяннику, что его родители и брат с сестрой живы, и находятся в Баку...

Лёва первое время находился в детском приёмнике, учился в ремесленном училище, как и все дети войны работал на заводе. В 18 лет был призван на службу в ряды Советской Армии. После службы вернулся в Баку к матери.

Да, а солдатский котелок, как святая память, находился у нас в доме до последнего дня пребывания на бывшей Родине. В день Победы - 9 мая, свекровь варила в нём картошку в мундире, и подавала на стол вместе с кусочком черного ржаного хлеба .  В память о нём я написала стихотворение...

Солдатский котелок

Вечная память павшим в боях и жертвам самой бесчеловечной войны двадцатого века...