«Как гром среди ясного неба…»
Всякие перемены в жизни человека – это событие. Иногда весьма трудное и хлопотное. Иной раз неожиданное, либо долго и длительно планированное и всё же тревожное. Как это будет?
Всегда такой вопрос предшествует переменам. Даже переезд на новую квартиру помимо радости осуществления давней мечты или ожидания, всё равно вызывает множество проблем и треволнений. А уж если люди уезжают в другую страну на постоянное место жительства, то для того, чтобы это понять и прочувствовать, необходимо такое пережить. В прямом смысле…
Так было и с нами, когда уже фактически в конце жизни мы уехали из родной нам и нашим детям страны. Много поколений нашей семьи жили и умирали в Украине, но пришло время уезжать и нам на историческую родину евреев, в Израиль. И, уж поверьте на слово, это было совсем не просто.
Не все переселенцы, эмигранты, смогли перенести такой стресс без каких либо изменений в психологии, физическом состоянии, проблемах со здоровьем... Мне захотелось поведать о неожиданной смерти двух моих однокашников, врачах, которая их настигла буквально накануне уже решённого и подготовленного отъезда из страны…
Ещё относительно молодые их вдовы вместе с детьми и маленькими внуками репатриировались на свою историческую Родину в государство Израиль без мужей, внезапно умерших буквально на пороге новой жизни. Эти мужчины, ушедшие в самом расцвете сил, были так необходимы своим семьям именно в начальный период эмиграции, когда надо было вживаться в новую среду людей и новых незнакомых бытовых правил, думать о заработке и учёбе одновременно, об устройстве детей и внуков, не говоривших на языке сверстников и не понимавших их.
Один из этих моих однокурсников, врач - невропатолог, в тот роковой день сидел у окна вечно тогда ещё дребезжащего, маленького и скрежетавшего на поворотах Винницкого трамвая и обдумывал предстоящую судьбу всей семьи. В его голове роились мысли полные тревог из-за ожидавших их кардинальных перемен, связанных с переездом. Это был совсем не иудей, а типичный совковый этнический еврей, какими были, и многие другие новые репатрианты, решившие изменить свою дальнейшую судьбу и выбрать иное будущее для своих детей и внуков.
Казалось бы, чего роптать, чего им не хватало. Они выросли свободными и равноправными гражданами, не зная даже, что жили в тоталитарном режиме в омуте тихого, но укоренившегося в стране антисемитизма. Они даже были приняты в институт, но в последний раз не по норме для евреев, которая стала со следующего года ещё меньшей, нежели при царском режиме. Отличники и общественники не могли даже надеяться на то, что их оставят в институте, либо в городе, где жили их близкие. Их направили работать в сельские или отдалённые районы страны, в республики Средней Азии либо в Казахстан, как меня, а их однокурсников, уроженцев этих сёл и деревень оставили на кафедрах для нормализации национального состава научных кадров в будущем.
Перспектива получения высшего образования их детьми и внуками становилась эфемерной в лучшем случае. А им самим на работе и в научном росте хватало различных препон и ограничений, которые они с трудом преодолевали. Но всё это было унизительно и несправедливо. Отсюда и возникли в их головах сионистские настроения, и пришло время их реализации.
Мало сказать, что пассажир трамвая, мой сокурсник, был озадачен, не спокоен, волновался, несколько растерян. Как примет его эта чужая восточная страна? Как он приживётся там с новым для него, ещё не вполне выученным языком, капиталистической системой, столь обгаженной преподавателями марксистско-ленинской философии и политэкономии социализма, совершенно необоснованно вдалбливавших в его голову все недостатки первой и неоспоримые достоинства второй на протяжении всего периода обучения в школе и в институте. А всё ведь оказалось совсем наоборот.
Документы были все подготовлены. Все доказательства их еврейства также. Ибо не евреям путь в Израиль, на эту святую землю, заказан. Причём, принадлежность к еврейской нации признавалась только по материнской линии. И ничто уже не могло их остановить. Но его сердце внезапно остановилось. Здесь же, в вагоне винницкого трамвая. Инфаркт.
Похоронив его, жена с двумя дочерьми и внуками выполнили завет мужа, отца и деда, покинули свою Родину, Украину, и отправились жить на свою новую, историческую Родину – Израиль. И осталась могила единственного мужчины в жизни ещё не старой, красивой женщины, - идеального мужа, отца и дедушки, достойного, порядочного человека, грамотного и незаурядного врача, кандидата медицинских наук, в родной для них Виннице, на попечении друзей. Посетив пару лет тому назад его могилу, мы убедились, что она сохраняется в должном ухоженном состоянии. Мы передали его праху привет и рассказали о благополучной абсорбции его детей и внуков…
Другой его, естественно и мой, однокурсник, красивый, тонкий, элегантный и интеллигентный выходец из простых местечковых евреев, почти в то же время также готовил семью к репатриации по той же схеме. Жена его, буквально на несколько дней, уехала к родственникам, давно жившим в Израиле, для ознакомления с ситуацией, выяснения насущных задач этого не простого переезда. Необходимо было определить объём, характер и количество вещей для отправки, выбрать место, где собирались жить. В этой семье также было двое детей и двое внуков….
Перегруженное всем надвигающимся кошмаром перемен, его сердце также остановилось, но в больнице, куда он лёг для обследования и чтобы подлечиться, так как кое какие сердечные проблемы уже напоминали о себе. Эта неожиданная смерть, как остановка на переправе, вначале казалась катастрофичной, могущей поменять намеченные планы, всё перерешить и остановиться, но не для его жены, самой энергичной и сильной женщины нашего курса. Сжав в кулак все свои силы, став стержнем и пружиной семьи, она срочно вернулась из Израиля, похоронила мужа, собрала семью в дорогу и… Нет, она не смогла оставить прах мужа вдалеке от себя и своих детей и внуков. После кремации, забрав урну с прахом с собой, она предала его земле предков.
Религиозные евреи не признают такое захоронение и не разрешают кремировать людей, которые по их воззрениям, должны в своём теле дождаться прихода мессии, а затем воскреснуть. А из праха некому будет воскресать. А из тлена разве можно, спросите вы, но мы не об этом. В Израиле урна с прахом была не без проблем захоронена в одном из киббуцев и у семьи осталась возможность посещать могилу мужа, отца и деда.
К слову, урну с прахом сына, привезенную другими репатриантами из Москвы, кстати, на сей раз моего одноклассника, пришлось хранить дома полгода, пока длилась волокита с разрешением на захоронение в Израиле. Это издержки эмиграции в стране, где религия не отделена от государства, и во многом ещё сохраняется уклад, взгляды и обычаи страны древних иудеев.
Обе семьи, преодолев с огромным трудом все трудности эмиграции, вросли в израильскую землю, подтвердили и даже пополнили все свои дипломы, завершили перестройку в языке, приблизились к менталитету, но оставшись русскоязычными израильтянами из Союза, повидимому, навсегда. Внуки испытывают трудности теперь уже не с ивритом, а с русским языком и разучились на нём писать. Некоторые, к сожалению, даже читать уже не любят на языке вскормивших их матерей. И не помнят, либо почти забыли своих бабушек или дедушек, так и не приехавших с ними в Израиль.
Мой внук, привезенный в страну в пятилетнем возрасте, свободно говорит на иврите, но слава Б-гу, без местного акцента, что, к сожалению, не стало прерогативой для многих переселенцев, особенно из республик Средней Азии и Закавказья, и, увы, даже части европейских евреев. Он прошёл службу в армии, благополучно вышел из Ливанской войны, после чего получил первую степень в Университете и теперь учится дальше славистике, истории и географии России. Он читает по-русски свободно, смотрит фильмы из России, но писать не может… Хорошо, что есть клавиатура на всех языках…
С внучкой, родившейся здесь, сложнее. Пока была маленькой, и общалась с родными, говорила в основном по-русски, учась ивриту в садике и начальных классах школы. Но постепенно перешла на иврит, кроме домашних контактов и «русских» подружек. О письме мы и не помышляем. Но она уже израильтянка и по менталитету, хотя с нами всеми в полном контакте. Переводит нам всё, что мы не понимаем…
Меня подтолкнуло написать этот небольшой очерк осознание того факта, что оба моих однокашника могли всё же остаться в живых и репатриироваться, если бы им сделали ту же экстракорпоральную (без разреза тела) манипуляцию, которую перенёс я. В наше время шунтирование закупоренных сосудов сердца с установкой «стента» (говоря по простому - «пружинки») в просвете сосуда, позволяющей осуществлять нормальный кровоток, уже не столь тяжёлая проблема. Сегодня это уже почти рутинная операция, выполняемая в пределах около одного часа внутрисосудистым доступом под контролем рентгена почти повсеместно, где есть хоть один кардиохирург.
В медицине, конечно, нельзя безапелляционно утверждать положительные результаты всякой манипуляции, но вполне вероятно, что эти молодые мужчины смогли бы жить. Кстати, как и мой отец, умерший на пляже от инфаркта при внезапно возникшем спазме коронарных сосудов сердца в холодной воде… Необходимо было вовремя сделать кардиографию, перед его поездкой в дом отдыха, а, возможно, то и своевременное шунтирование сосудов сердца.
Помимо достигнутого совершенства в технологии применения и эффективности этих операций следует ещё изменить врачебный подход к своевременной диагностике возможных осложнений при недостатке кровотока в сердечной мышце. Следовательно, к безотлагательному направлению этих пациентов для проведения необходимых исследований.
Тогда таких неожиданных трагедии и поворотов в судьбах людей станет меньше…