В роду у нас, могу похвастать, было два полиглота - мои двоюродные сёстры, одна из которых знала 29 языков, а другая 7. Чем не пример для подражания. Тем более, что обе опережали меня в возрасте на, соответственно, 13 и 11 лет. Я же, будучи полным несмышлёнышем (1947 г) попал в класс, где преподавали немецкий. Случилось это при нашем переезде в Рязань - город с "богатыми" педагогическими традициями. Кому то там взбрело в голову, что иностранные языки надо изучать с 3-его класса. Согласно современным воозрениям, сие надо делать даже раньше. Но тогда... Все следующие 8 лет я мучился над разбором предложений - главная составляющая преподавания языка - и пополнял словарный запас.
     На вступительных экзаменах в институт удалось поразить экзаменаторов  «знаниями», проведя анализ немецкого предложения на немецком (они рты поразевали) и легко справившись с куском газетного текста. Таким образом, предо мной открылась широкая возможность продолжать совершенствование своего «безукоризненного» немецкого в течении ещё 4 лет.  

    В ВУЗ'е мы "совершенствовали" иностранный весьма своеобразно: сдавали так называемые тексты, чем всё и ограничивалось. Техника сдачи была филигранно отработана. Я и мой приятель приходили пораньше, и нам кто-нибудь из старательных переводил очередные страницы: один мне - первую, например, а другой - приятелю, вторую, и т. д. Потом мы садились к Валентине Ивановне (представляете, имя всплыло безо всякого напряга; и фамилию помню - Шелковникова) и начинали "переводить". Если мне предлагался кусок со 2-ой страницы, приятель в ухо шептал, что надо говорить, а если с 1-ой ему, ответственным становился я. Один случай заставил её рассмеяться и долго хохотать (по крайней мере, когда я с ней встречался уже в качестве аспиранта, ситуацию вновь и неоднократно весело «проигрывали» её сотрудникам). Приятель диктовал мне какую то чушь, кою я старательно за ним повторял, не вдумываясь в смысл, а когда произнёс всё целиком, непроизвольно, обращаясь к нему, заорал: "Да это же белиберда". Тем не менее, тексты она нам зачла. Вот так и учились. 

   Новый рывок в овладении немецким пришлось делать в аспирантуре - хочешь, не хочешь, надо. Тем не менее, закончив институт и аспирантуру, языка я не знал. Выяснилось это в 76 году, когда впервые попал в ГДР на конференцию по клинической фармакологии как "руководитель" Советской делегации, состоявшей, правда, из двух, включая меня, человек. Обнаружившаяся "немота", несмотря на 13-15 летнюю зубрёжку, очень, уж, меня расстроила. И, вернувшись, я стал заниматься с преподавателем.
   Успехи появились, хотя и не сразу. "Заговорил" я только года через 2 и то в связи с участившимися зарубежными поездками. Самое интересное, моя преподавательница демонстрировала меня своим коллегам как неподдающийся объяснению "феномен": я дословно, практически не заглядывая в словарь (может разок на страницу), переводил им Леонгарда Франка, чего сами они, столь редко пользуясь словарём, не могли, и в тоже время, кроме "здрасте", "спасиба", "досвидания" и т.п., ничего выдавить из себя был не в состоянии.   
   Английский я "учил" самостоятельно, где-то года с 80-го. Первые английские слова моя дочь услышала от меня. Теперь она свободно и без всякого акцента шпарит на любую тему, а я, как и в случае с немецким, при большом словарном запасе едва-едва выдавливаю несколько фраз. Печально, не понимаю я, что они говорят, ничего не воспринимаю на слух. Разве только дикторов ТВ и радио. Да и то - запаздываю с «трансляцией». Пока я «перевожу» себе предыдущую фразу, они уже произнесли следующую и ... нить потеряна. Спасают титры, которыми аглицкое телевидение снабжает фильмы и всё прочее. Вот ежели чего сопровождается письменным текстом, тут я на высоте. Когда была жива моя тёща, я частенько смотрел с ней всякие мелодрамы, делая их через титры доступными пониманию.
   Перебравшись в «Объединённое Королевство», первые годы я пытался, пусть не смело, «оживить» язык: много читал, ввязывался во всякие «разговоры», но быстро понял, что, кроме словарного запаса, коего мне и так хватало, ничего не приобретается. А мешает непреодолимая привычка «переводить» услышанное, формулировать свои реплики на русском, снова в уме «переводить» и только после этого озвучивать. Естественно, у собеседника сразу возникал вопрос «Вы о чём, Вы о чём?», так как предмет диалога уже успел смениться
   В общем, с прискорбием констатирую, что советская школа преподавания языка в моём лице потерпела полное фиаско. А может «школа» здесь не при чём, и это я невосприимчив к языкам? Ну, уж нет, пусть будет виновата «советская школа».