Что делать, я уже придумал. Повторил те действия, что при первой встрече с этим явлением. Отошёл как можно дальше. Открыл форточку. Вернулся к испытуемой. На расстоянии дым был чуть слабее. Когда открыл форточку - ещё слабее, но потом опять уплотнился. Интересно. Обошёл кругом сидящую на стуле. Не простудить бы, сильно дует из... Стоп! Ну-ка, ещё разик, ещё раз. На что это похоже? С наветренной стороны "дым" слабее.

— Как бы вас не продуло на сквозняке. Пройдите, пожалуйста в тот угол.

Рядом с ней - ужас. Но, когда между нами форточка - просто сильный страх. А с неё ничего не читается. Так, любопытство. Не так, чтобы очень. Предупредили, что идёт к какому-то чудаку. Так, получается, что она не боится, но она принесла страх с собой. Она его просто носит. Носит?! Вот я тебя удивлю. Захлопнул форточку.

— Простите, как вас... Шура. Шура, вы не могли бы раздеться?

— Что?! С какой стати? Меня направили к психологу, а не...

— Успокойтесь, это не то, что вы себе вообразили. Ничего не собираюсь с вами делать. Не то, что не притронусь, даже смотреть на вас не буду. Мне только нужно, чтобы вы и ваша одежда оказались в разных местах, отдельно. Поняли меня? Вон ещё две комнаты. В одной вы снимете одежду, оставите её там, а сами перейдёте в другую. Можете там запереться. Дверная ручка со стопором. Я проверю, то, что мне нужно. Потом оденетесь. Это всё. Клянусь. Сумочку, что там у вас в карманах - заберите, мне не интересно. Согласны?

— Что, прямо всё снимать?

— Неплохо бы, но я не настаиваю. Но чем меньше останется на вас, тем лучше.

Добросовестная дама. Оставила мне всё. И весь страх и ужас. Только уже не фон, не завеса, а просто дым. Разложил её манатки по углам. От белья - так, туманчик. Но от свитера - дымище! Я открыл настежь дверь. К чёрту форточку. Распахнул окно. Вот это - сквозняк. Есть! Страх улетучился. Закрыл окно. Сложил одежду точно так, как было до моих опытов.

— Шура, можете одеться. Только я там холоду напустил, не простудитесь.

— Ничего, я закалённая.

А то я не знаю. Разочаровал бедняжку. Она уже настроилась на приключение. Ломаю, к такой-то матери, весь алгоритм. Одним опытом меньше, так и хрен с ним. Это - важнее.

— Шура, вас предупредили, что я не должен задавать личных вопросов, а вы не должны на такие отвечать. Я сам этот запрет придумал. Но сейчас я его нарушаю. Это моя проблема, не ваша. Скажите, что вы сегодня делали до прихода ко мне? Вот шаг за шагом, подробно.

Я прямо задавил в себе Другого. Мне необходим чистый результат. И я его получил. Она с утра ходила с пятилетним сынишкой в поликлинику, к зубному. Парень всю ночь прохныкал от боли. Зуб пришлось вырвать. А он так боялся, закатил истерику, рёвом ревел, взмок весь. Пришлось с ним сесть в кресло, держать изо всех сил. Потом отвела его к бабушке, и бегом ко мне. Даже переодеться не успела.

— Всё, Шурочка. Спасибо вам огромное! —Я слетал на кухню, вернулся с большой шоколадкой "Алёнка". — Это вашему детёнышу. Если б вы знали, какой он нам подарок сделал!

Анна Витальевна вполне впечатлилась и стояла на безопасном расстоянии от двери, в которую я влетел.

— Вот теперь ты в экстазе. Водички дать?

— А шампанского не найдётся? Или вы не поняли?

— Я поняла, что ты обнаружил запах страха. Так это не новость. "Штаны всех, кто разговаривает со мной, воняют одинаково." Так, кажется, у Стругацких? Ладно, остыл? Что делаем дальше? Открываем параллельную программу? А у тебя ещё неделя всего.

— Какая у меня красивая, а главное - мудрая научная руководительница! Всё хочу спросить: отчего вы так похорошели?

— Поручик, а в морду не получали? Хотя... ой!

— Вот именно. А теперь к делу. Анна Витальевна, вы же понимаете: два случая — это ещё не результат. Кстати, того парня нужно найти и расспросить. И прямо сейчас рассказать всё Георгию Вахтанговичу. Он над нами главный. Если даст добро, то и за неделю можно кое чего успеть. День ломать не будем. Работаем обычно. Пока подумаем, а в конце дня обменяемся соображениями. Но это не запах. Запахи я отлично различаю. Да и известно было бы испокон веков. Это сигнал, который я принял как Другой. Но не бывает сигнала без материального носителя.

— А радио?

— Электромагнитное поле - тоже форма материи. Сигнал — это информация. А информация, как таковая — это чистая абстракция, она не бывает per se - сама по себе. Я ещё Юрку и Олю озадачу. Но это всё потом. Я пошел готовиться к следующему, а вы нашего шефа озадачивайте. У него сейчас и так запарка, так если что, я тут не причём.

— Иди уже на своё место, шалопай!

Ещё несколько опытов и отчётов. Вдруг голос Анны Витальевны:

— Марк, зайди ко мне.

Оказывается, профессор Татиашвили настолько проникся новостью с "полигона", что велел свернуть всю оставшуюся на сегодня работу и немедленно ехать к нему. Поскольку приказы начальства не обсуждаются, мы свернули и поехали. Даже машину за нами прислали. Совещание началось без длинных предисловий.

— Этого парня, Сергиенко, нашли и расспросили. Он по дороге к тебе отбил у группы поганцев подростка, которого они избивали и успели покалечить слегка. Сергиенко их профессионально, скажем так, инактивировал, а мальчишку подхватил на руки и отнёс к нему домой, передал родителям. Потом поехал к тебе. Марк, тут не все в курсе дела. Расскажи всё с самого начала.

Я рассказал. Сначала факты - насколько таковыми можно считать мои ощущения. Потом выдал продукцию "мозгорубки". Мне представлялось, что в момент, когда организм (я подчеркнул это слово) переживает сильный страх, страх смертельный, ужас, в этот момент он с потом или другим путём выделяет какие-то летучие вещества, которые передают информацию об этом во внешнюю среду. И эта информация как-то воспринимается. Причём, в обход обонятельного центра. Иначе запах страха был бы известен человечеству. Передают же растения информацию друг другу и даже животным организмам при помощи фитоалексинов, которые ничем не пахнут. Для нас, по крайней мере. А почему я раньше ничего не ловил? Может быть потому, что страх всегда был привязан к тому, кто его испытывает. Сигнал терялся среди других, имеющих то же значение. А на "полигоне" так всё сошлось. Есть смысл разрабатывать тему, в том числе с опытами на животных. По крайней мере самые высокоразвитые могут нам что-то показать. А как всё это делать? Думать надо. Причём быстро.

— Будем думать. Будем работать. Тебе надо возвращаться домой. Учёба, я понимаю. А ещё задержаться?

— Мама меня на неделю отмажет. Я говорил. А потом будут проблемы. Я и так слишком торчу. Учебный материал — это просто. ЦМБ из окна видно. Несколько вечеров. Тут другое.

— Другое мы уладим. С Ритой... с Маргаритой Львовной я переговорю, уточним детали. Мы тебе такую бумагу сочиним, что твой деканат даже вякнуть не осмелится. Это всё вопросы разрешимые. Ты мне скажи, ты своим родичам ещё не надоел? А то найдем для тебя место.

— Георгий Вахтангович, я с Юрой на эту тему говорил. —Это Райтман подал голос. —Они его никуда не отпустят. Юрка от них сбежал, так они на Марике оттягиваются. Правда, им командовать невозможно, так хоть понянчить. И он ещё Юркиной матери помогает с диссертацией, как переводчик и ходячая энциклопедия. А то бы я Марка к себе взял. Места много.

— Ну, раз так, работаем.

— Георгий Вахтангович, так что я - подарок или наказание за грехи?

— Ты ужасный нахал! Но подарок. По глазам вижу, что-то уже придумал. Выкладывай.

Выложил. Выложенное взяли за основу. Ермаков взялся налаживать связи с биохимиками. Райтман -  займётся общим планом работы и всей логистикой. Он же введёт в эту работу Юру, если у него тоже проявится способность различать химический сигнал страха. А вдруг и других эмоций? Проверять и натаскивать его поручили, естественно, мне. Карева тут же предложила простой и эффективный, как оказалось потом, способ забора образцов. Естественно, мы с ней продолжали программу по изучению меня. Брэйн-штормик получился славный. Жить стало интереснее, жить стало веселей.

Несколько вечеров просидел в ЦМБ над учебниками, особенно по неврологии. Не возвращаться же в родной институт дурак-дураком. Очень не хотелось улучшать настроение доценту Бокову, который уже наверняка заготовил мне несколько "неудов". Упорядочил в башке учебную информацию на текущий семестр и позвонил Лене. Соскучился по ней и ребятам. Встретились вечерком в Дворце Культуры, где была их студия акробатических танцев. Я пришёл с верным "Никоном", Юра - с большим планшетом и с Верой. Они были всерьёз и по уши влюблены друг в друга. И судя по всему, это была настоящее чувство, совсем не мимолётная влюблённость. Отлично дополняли друг друга: большой, массивный, неуклюжий Юра и тоненькая, стройная, грациозная Вера. Юркино эстетское раздолбайство, изнеженность и пофигизм прекрасно сочетались с её железной волей, закалкой и перфекционизмом. Избавившись от своего невроза, девушка прямо расцвела, купаясь в Юркиной любви. Интересно, он рисует кого-нибудь, кроме неё? И с подругами у них сложились отличные отношения. Ну, хорошие они все, слов нет!

Мы с Юрой отдались каждый своему искусству. Его карандаш так и летал по бумажным листам, схватывая на лету - буквально - позы, движения, выражения лиц. Я взглянул на его наброски. Если он их покажет своим сокурсникам, тут скоро протолкнуться нельзя будет от художников. А я орудовал фотоаппаратом. Юрке легче. Он сразу видит изображения. А мне каждый кадр кажется шедевром, пока не проявлена плёнка. А потом в кювете с проявителем вылазит такое, что только удивляешься: какой идиот это снимал?

Наташа о чём-то шушукалась с их тренером. Вот он идёт - отнять у меня любимую игрушку.

— Олег Михайлович, но у меня же нет тренировочного костюма!

— Трусы у тебя есть? Вполне достаточно. Фигура у тебя неплохая, двигаешься хорошо. Попробуй вместе с нашими. Интересно. Давай, не стесняйся.

— Ну, Наташка, погоди! Если я кого-нибудь стопчу - лечить не буду.

Я присоединился к группе. Проделал с ними десяток упражнений. Вроде получается, но не то. Не моё это. Здесь нужно другое тело: тонкое, гибкое и сильное без лишней массы, как у Антона.

— Давайте я вам лучше поаккомпанирую. А то ваш пианист устал.

— Олег Михайлович, пусть он нами пожонглирует. Марик, как тогда, на пляже. Олег Михайлович, ну у него и силища!

— Хм... интересно. Но только очень осторожно и на матах. Не поломай мне девчонок.

— Сам же и починит. Это ему запросто. Марк, давай!

Смотреть на это действо сбежалась вся группа. И пианист подошёл, стал среди спортсменов. Что у него с рукой? Не забыть.

Лена с Наташей взлетали в воздух, вращались, кувыркались, приземлялись мне на руки и снова взлетали. Окончательно приземлились под аплодисменты.

— Эффектно ничего не скажешь. Импровизация простенькая, конечно. Но если над этим поработать, может выйти интересный номер. Не хочешь присоединиться к нашей студии? Считай, отбор уже прошёл.

Я здорово запыхался, поэтому ответил после паузы, отдышавшись.

— С огромным бы удовольствием, но я не москвич, издалека. Скоро улетаю домой. И так большой кусок семестра пропустил.

— Жаль. А за идею спасибо! Ребята, ищите к нам парня с такими же данными. А я в цирковом училище покручусь. Интересно, очень интересно.

А мне другое интересно. Оделся и пошёл к пианисту, который опять уселся на свой стул у инструмента. Лена - вместе со мной. Пианист - мужчина чуть старше средних лет, сидел с безразличным видом, ожидая продолжения тренировки-репетиции, когда потребуется аккомпанемент. Не безразличие это и не простая усталость. Он устал преодолевать сопротивление правой руки. Издали видно. И слышно.

— Пётр Алексеевич. —тихонько шепнула Лена.

— Пётр Алексеевич, простите, но я услышал, что у вас неприятности с рукой. Может быть, смогу вам помочь.

Взгляд, которым он мне ответил, был далёк от доброжелательного.

— Кто вам это сказал и какое вам до этого дело?

— Просто я слышал вашу игру. Сам музицирую иногда, почувствовал. А дело такое, что может быть, смогу вам помочь.

— Марк очень способный медик...

— Если уже слышно, плохо дело. Но мне это обещали давно. Пришло время, значит.

— Пока услышал только я. Но у меня очень острый слух - аномалия такая. Другим пока незаметно. К врачу обращались?

— Несколько раз. Делали рентген. Шейный остеохондроз. Делать нечего. Физиотерапия была, массажи. К остеопату ходил. Без толку.

— Можно я вас посмотрю? Больно не будет.

Взял его за руки и мысленно послал этих эскулапов к их очень нехорошей матери. Правая рука заметно холоднее левой. Взялся за оба запястья. Пульс справа слабее и как-то сглажен. Надо смотреть выше.

— Пётр Алексеевич рубашку можете снять? Если тут вам неловко, можно пойти в раздевалку.

— Да чего уж там...

— Майка мне не мешает.

Так, справа на плечевой артерии тоже слабее, чем слева. Очень заметно слабее. Ладно, а под мышками? То же самое. Обошёл его сзади, положил ему руки на плечи и медленно прошёл пальцами от кивательной мышцы до плеча - симметрично слева и справа - сосредоточившись на своих ощущениях. Справа ниже ключицы пульсация заметно слабее. Всё очень ясно и просто.

— Одевайтесь, Пётр Алексеевич. Вам надо к ангиохирургу. Шея тут не виновата и делать с ней нечего. Ключицу, когда ломали?

— Давно уже, лет пятнадцать прошло. Так она же правильно срослась. А с рукой только года три.

— Понимаете, остеохондроз — это такая медицинская помойка, куда сваливают всё, о чем лень подумать. Тем более - что-то делать. У вас подключичная артерия чем-то сдавлена между ключицей и ребром. Кровь плохо поступает в руку. Вот и всё. Это хирургическая проблема. Вполне решаемая.

Он смотрел очень недоверчиво. Можно понять человека.

— Вы же жаловались, что рука мёрзнет. — он кивнул. — Тогда не понимаю, что мешало сравнить пульс на обеих руках. Или сделать плетизмографию для полной объективности. Пойдёте опять к своему врачу, передайте пламенный привет от студента четвертого курса провинциального мединститута. Нет-нет, это потом. Когда рука окрепнет. И без свидетелей. И не в нос. Зачем вам обвинения в членовредительстве? Ой, ребятам надо продолжать! Лен, ты беги, а я за Петра Алексеевича поработаю. Разомну пальчики.

Как-то вечером, когда я писал свои обычные дополнения к отчётам, подошла тётя Рая. В руках у неё был хорошо мне знакомый фотоальбом. Давно зная, что она придёт с этим, я помалкивал, не торопя события и не желая лишний раз пугать впечатлительную тётушку своими особенностями. Тем более, что и так скучать было некогда. Ещё несколько дней - и домой. Праздник заканчивается. Не может же он длиться вечно. Сотрудничество с профессором Татиашвили и группой Каревой продолжится. Оля присоединится. Интересно будет! "Я планов наших люблю громадьё!". А я - нет, что ли? "Работа услаждает жизнь." Немцы правы. Ещё поуслаждаюсь.

— Марик, я тебе не очень помешаю?

— Совсем нет. Вот ещё пару строчек, и я ваш навеки. Всё! На сегодня завершил я труды свои тяжкие. Готов отдыхать на полную мощность.

— Марик, я тоже такой хочу. До Риты мне пока ещё далеко, хоть я и стараюсь. Но я очень стараюсь.

— Не зря стараетесь. На банкет все прилетим, обещаю. Это будет эпохальное событие! А там и за докторскую возьметесь.

— Да ну тебя. Я о другом. Можешь мне сделать такой же альбом? Риткиной фигуры мне всё равно не добиться.

— Вы похожи, но у вас немножко другая конституция. Много времени упущено. И всё равно, у вас замечательный прогресс. Дядя Яша в восторге. Мне же слышно. Да не краснейте вы. Очень рад за вас.

— Спасибо. Но серьёзно, ты можешь сделать такой же альбом со мной? С такими же фотографиями?

— Могу. Вы хотите такие же ню, как с мамой? Но зачем вам, если Юра так замечательно рисует? Куда мне до него с моими фотками. И как дядя Яша?

— Яша - за. Он прямо как только-что влюбился. В общем-то, это его идея. А Юрочка... Я не такая отчаянная, как Ритка. Я его всё-таки очень стесняюсь. А ты другой. С тобой всегда спокойно. Так можно будет?

— Можно. Только здесь я не успею. И нечем. Отпечатаю фотографии дома - там у меня все лабораторные причиндалы - а потом вам пришлю или с Олей передам, когда она в командировку приедет. Она часто бывает в Москве. И ещё. Маму я снимал на пленэре. На природе. Летом. А здесь у нас будут проблемы с освещением.

— У тебя же вспышка прямо в фотоаппарате есть. Что я смешного сказала?

— Тётя Раечка, со вспышкой "в лоб" — это будет не художественное ню, а примитивная бытовая порнуха. Самой противно будет смотреть. Ладно, давайте так: сделаем ревизию всех источников света, что у вас есть. Может быть смотаюсь в "Юпитер" на Калининском, прикуплю кое-чего. Потом мне пригодится. А пока посидим за чайком и продумаем композицию кадров, позы и ракурсы. Я набросаю схемы. Этот вечер потратим на подготовку. А в субботу или в воскресенье устроим съёмку. Посмотрим, какая будет погода. Может быть поиграем со смешанным освещением.

— Это так сложно всё? Даже не подозревала.

— Если не халтурить. В этом альбоме за каждой фоткой - два десятка бракованных. Се ля ви, тётушка. Да, вот ещё. Когда модель стесняется, она выглядит в кадре некрасиво, даже со спины. Вы походите голышом, привыкните к наготе и к моему взгляду. А часа за два до съёмки снимите с себя всё, что с резинками, бретельками. Должны сойти следы от них на коже. Оденетесь в просторный халат. А что у вас вкусненького к чаю?

В субботу день выдался пасмурный. Проснувшись довольно рано, я поинтересовался у тётушки, куда это подевался дядя Яша в выходной день? Какие-такие неотложности приключились спозаранку? И узнал, что он подался на рыбалку с приятелями. Это меня несколько удивило. Об этом его хобби я не знал. Оказалось, он внезапно заинтересовался подлёдным ловом, чтобы нам не мешать. Какой, однако, кредит доверия, как выражаются политики! Ладно, оправдаю. После завтрака я приготовил свою фототехнику, и мы занялись творчеством. Тётя Рая отнеслась к этому делу очень добросовестно. После утреннего душа она уже не одевалась и без особого смущения позволяла себя разглядывать сколько мне заблагорассудится. Мне даже не пришлось её как-то особенно успокаивать. Она была, разумеется, взволнована новизной ситуации, но как-раз настолько, чтобы это волнение было заметно на грядущих шедеврах. Но и не настолько, чтобы их испортить. А я проявлял очень умеренную фантазию в выборе поз и ракурсов. Она заметно похудела и подтянулась, выглядела просто отлично. О чём я ей не замедлил сообщить. Некоторая лишняя полнота даже придавала ей приятную пикантность. Но там, где молодая стройная модель выглядела бы красиво и привлекательно, солидная дама средних лет смотрелась бы просто вульгарно. Поэтому на первом месте - мера.

— Я даже не подозревала, что работать натурщицей так сложно и утомительно. Или это только ты такой дотошный?

— Это вы имеете дело с любителем. Попали бы в лапы профессионала - узнали бы, как велик наш бог! Но, согласитесь, интересно?

— Соглашаюсь. Давай передохнём.

— Если женщина просит... И рефлекторы пусть остынут. Можете накинуть халат.

— Да ну его! Знаешь, я начинаю понимать сестрёнку. Ты так смотришь. Да, ещё поработаю над собой и буду понимать ещё лучше. Угадала?

— Прямо мысль прочитали. Летом я наверняка опять свалюсь вам на голову. Съездим в Серебряный бор. Вот увидите, вам понравится.

По плану оставалась ещё съёмка в спальне. На шикарной кровати. Но вот простая белая простыня... моветон какой-то. Примитивно. И тут мне вспомнился наш первый раз с Олей. Моя инициация. Как роскошно тогда смотрелась Учительница.

— Тёть Рая, у вас найдётся кусок красной ткани: большой платок, скатерть?

— Надо поискать. Где-то должно быть китайское шёлковое покрывало. Пойду пороюсь в шкафу.

Минут через пять она вернулась с тёмно-красным шёлком.

— Подойдёт?

— Идеально!

— А что ты так загадочно улыбаешься?

— Вы сами почувствовали, как сейчас прошлись? Когда шли за этим покрывалом и обратно? Вот именно так должна ходить красивая Женщина - с очень большой буквы.

— Знаешь, ты так на меня смотрел. Я немножко взлетела. Ты не шутишь?

— Постарайтесь запомнить это состояние. У вас сработал инстинкт. Я тут не при чём. Но закончим съёмку, постараемся это поймать и закрепить. Если захотите, конечно.

— Маричек!

Мы застелили кровать вишневого цвета покрывалом. На нём моя тётя смотрелась изумительно. Теперь поза и свет. Нужно что-то очень простое, классическое. Мы перебрали несколько вариантов. Всё как-то не то. Ей, в конце концов, надоело.

— Всё, я устала окончательно. Не пошевелюсь, пока не придумаешь. Не беспокой меня, я отдыхаю.

И тут я заработал обеими камерами. Лучше не придумать. Per actum est!

Обратимые плёнки я проявил этим же вечером. Интересно было просмотреть вместе с "заказчиками" и отобрать варианты кадров для печати. Этим я собирался заниматься уже дома, обстоятельно и не спеша. А в воскресенье утром пришли Юрка с Верой. Я заправил плёнку в проектор (благо, там была приспособа для диафильмов) и мы устроили худсовет. Решение было единогласным: последний снимок - на красном - увеличить максимально и оформить в рамку. Так я потом и сделал.