После сессии, которая прошла буднично и спокойно (удалось даже неплохо отдохнуть душой и телом, пролистывая учебники; изучая всё, что мне присылали подруги из Москвы; занимаясь фотографией в новом для себя жанре - макро, и пробегая километры прохладными утрами по дорожке вокруг парка), началась врачебная практика.

Двум нашим группам досталась ЦРБ в Рудногорске, о которой я слышал много хорошего, как и о самом райцентре.

Городок оказался очень симпатичным. Современная свободная застройка, практически чистый воздух и большое красивое озеро. Когда-то тут был карьер. Уже много лет назад, когда руду полностью выбрали, здесь перестали отводить воду и карьер заполнился до краёв. Получилось овальное озеро размером километра два на полтора, которое соединилось с протекавшей неподалёку речкой Полынкой. На берегу со стороны города разбили городской парк со всеми атрибутами культурного отдыха. Противоположный берег облагораживать не стали, и там ничто не мешало природе восстановить естественный порядок: заросли всякой водолюбивой растительности с языками песчаных пляжиков.
Вполне можно было считать, что практику мы проходим на курорте.

Нас с Серёжкой Белкиным поселили в комнате рабочего общежития. Мы потратили остаток дня на рекогносцировку А следующим утром приступили к своей врачебной практике. Надо же кому-то заниматься писаниной за ушедший в отпуск персонал. И не только ею. Больница оказалась на удивление хорошей. Она считалась санчастью горно-обогатительного комплекса - богатейшего предприятия, которое буквально не знало, куда девать деньги, на что бы их потратить в конце каждого года, чтоб не отобрали просто так на следующий. Так вот, главврач это, как раз, отлично знал. Не ведаю, каким должно быть лечебное учреждение по самому последнему слову, но рудногорская ЦРБ была оснащена по самому предпоследнему, это точно. Сюда даже привозили на лечение особо сложных больных из областного центра, чтобы пользовать их какими-то немыслимо сложными и дорогими импортными аппаратами, которых больше не было нигде, даже в Областной  больнице. В отделении физиотерапии и реабилитации было аж целых два бассейна, и совсем не маленьких, обставленных всякой блестящей машинерией для гидротерапии. В общем, если есть на свете медицинский рай, то здесь был его рудногорский филиал. Праздник, а не студенческая практика.

Болезненные вскрики, стоны и "Ничего тут не поделаешь. Инна, позвони анестезиологам, пусть пришлют кого-нибудь поставить подключичку." - я услышал с порога терапевтического отделения и сразу забежал в палату, откуда всё это было слышно. Ну, так оно и есть: больной "без вен". Тучный краснолицый мужчина с мученическим выражением лица, с хорошо заметной одышкой и слышными на расстоянии хрипами в лёгких, полусидит в функциональной кровати и с ужасом смотрит на пару очень милых дам - молодую врачиху* и рыженькую медсестру. По всей видимости названная процедура ему уже знакома, и ужас его вполне обоснован предыдущим опытом. Его счастье, что он не знает, насколько обоснован.

— Доктор, ну попробуйте ещё раз. Может на ноге, а? Я потерплю. А, доктор?

Бедолага. Ему необходимы внутривенные вливания, но из-за ожирения и отёков добраться до вен на руках невозможно - не видно их, на ногах отёки ещё больше, да и толку... Всё, что туда вольют, там и останется. В таких ситуациях "подключичка" - катетер в подключичной вене - почти идеальный выход из положения. Манипуляция, в общем-то, нехитрая, и в хороших руках практически безболезненная. Я даже успел один раз вполне успешно такую проделать. Правда, под бдительнейшим присмотром пожилого анестезиолога, который стоял рядышком в стерильных перчатках, готовый перехватить мои ручки шаловливые при малейшей ошибке. Ну не рассказывать же ему, что я чувствую пульсацию через иглу и в артерию не залезу. Но там ситуация была другой. Больной был обычной комплекции, под наркозом, и на управляемом дыхании. Идеальные условия. А тут — тут жуть одна. В такой полу-сидячей позе лезть в подключичную вену нельзя — это просто убийство, уложить дяденьку так, чтоб ноги были хоть немножко выше головы - невозможно. Он и так задыхается. Здесь есть очень ответственный момент, когда ему нужно задержать дыхание на выдохе. А он и на вдохе не может. При малейшей оплошности врача вена всосёт воздух, и больной моментально перестанет быть живым. "Ой, только не это!" - как говорят в импортных фильмах. Толстяк этих  технических подробностей не знает, но в прошлый раз ему досталось так, что он согласен на любые другие мучения. А они совершенно не обязательны. Нужно просто отойти от стандарта. Опыт у меня уже такой есть.

— Доктор, простите, можно я попробую ещё разик в периферийную вену?

Она обернулась на мой голос. Ух ты, какая красивая! И ничуть не уступает моим "боевым гетерам" по прочим показателям, судя по взгляду, каким она меня оценила. Ладно, подробнее прочитаю её потом. Дядьку жалко.

— А кто вы такой, молодой человек? Что-то раньше вас не встречала.

— Я тут у вас первый день. Очень хочу помочь. Разрешите?

— А, вы новый практикант!

Вот этого говорить не следовало. Больной же слышит. Ах, как нехорошо! Ладно, совру во спасение.

— Я уже несколько лет работаю медбратом. Меня наши сёстры всегда зовут на трудные вены. У меня хорошо получается. Пока анестезиолог придёт, я пару раз кольнуть успею. А вдруг удастся? Ничем же не рискуем. Вы не возражаете? — это уже к больному. Тот согласно кивает. — Вот и ладушки. Только можно заменить всё это хозяйство? Оно уже не очень...

Рыженькая обернулась быстро.

— Нет, не так. Просто положите мне руку на коленку ладошкой вниз. Не бойтесь. Как вас по имени-отчеству? Иван Семёнович. Оч хорошо. Вы не на меня, вы на сестричку смотрите, она гораздо красивее.

Совсем не сильно затягиваю резинку на плече и медленно поглаживаю предплечье. На тыльной стороне вены не видны, но тут они толще, а жира и отёков меньше. Только нужно доверять осязанию. Вот они, родимые. Так, спиртиком.

— Иван Семёныч, я счас очень больно уколю, потерпите. Опс! Что, не больно совсем?! Ну, простите гада, сбрехнул. Вот приклеим всё это хозяйство понадёжнее, и дальше будете спокойненько лечиться. Всё, всего вам хорошего. Увидимся ещё.

И уже в коридоре:

— Простите, доктор, забыл представиться. Марк. Марк Штерн. А к вам как обращаться?

— Элла Феликсовна. По фамилии Страшножвидецкая. Что, напугала?

— Ничуть. У вас такой лёгкий, приятный акцент. Совсем как у Эдиты Пьехи. Но, пшепрошем пани, ваши предки сильно согрешили, наградив таку пьенькну пани столь неподходящей фамилией.

— Ага, комплименты умеешь делать. Шустрый парень. А что ты ещё умеешь? На обход со мной пойдёшь? Тебе не всё равно, с кем?

— Только с вами, ясновельможна. Увидите, что ещё умею.

Нравятся мне такие женщины: очень красивые и очень умные, и знающие. У подавляющего большинства мужчин это сочетание вызывает когнитивный диссонанс, и они шарахаются от таких или, если бечь некуда, петушатся, изо всех своих дурацких сил стараются подавить своим отсутствующим превосходством. После обхода, в ординаторской я сложил на свободный стол все истории её больных и уселся записывать дневники. А ей предложил отдохнуть, пока я буду заниматься этим нудным, хотя и необходимым, делом.

— Строчишь, как пулемёт. Что ты там сочиняешь? Ничего же за мной не записывал. Понапишешь ерунды, а мне потом отдуваться.

— А мне не надо записывать. Я всё помню. И листы назначений сразу заполняю. Вы только подпишите потом, а то моя подпись пока недействительна. Вот эти четыре готовы. Проверьте, пожалуйста. Найдёте ошибки, пойду в котельную.

— Это ещё зачем?

— За пеплом. Голову посыпать.

Другие врачи, занимавшиеся тем же делом, не отвлекаясь от нашего разговора, рассмеялись.

— Какого вы, Элла Феликсовна, себе помощника отхватили! За словом в карман не лезет. И такой красавчик весь из себя.

— Котельная отменяется, — сказала она, оценив мою работу. — Всё абсолютно правильно. Давай, заполняй все остальные. Вернусь, проверю и подпишу. Пойду посмотрю ещё раз Зелепукину и Фролову. Вдруг ты и там не ошибся? Хм, четверокурсничек...

На следующий день выяснилось, что не ошибся. Обеих больных уже перевели в гинекологию. Я снова пошёл на обход с Эллой Феликсовной. Толстяку уже заметно полегчало. Дышал он спокойнее и хрипел тише. Кислородная маска была ещё, но уже не на лице, а на подушке. Помог девочкам перестелить. Просто взял его на руки и подержал, пока две сестрички быстренько сменили простыню. Потом проделал то же самое ещё с парой лежачих. Без криков и скандала взял анализы крови у нескольких капризных пациентов. Это перед молоденькими сёстрами можно повыпендриваться на пустом месте, а с двухметровым и ну очень хмурым амбалом, воленс ноленс, приходится соблюдать приличия. Тем более, что действительно не больно и почему-то спать очень хочется. Элла Феликсовна с живейшим интересом наблюдала за моими действиями, но вопросов почти не задавала.

По окончании дел праведных мы стояли на балконе, где тоже было жарко, но хоть воздух был чистым, не больничным, и с озера долетал слабый освежающий ветерок. Я откровенно любовался её красивым, умным лицом и прекрасной фигурой в хорошо подогнанном халате. Редкость среди медиков, обычно не обращающих внимания на бесформенность своих белых одежд.

— Странный ты студент. Необычный четверокурсник.

— Уже пяти, — вставил я с самым гордым выражением. Она отмахнулась.

— Да ладно тебе. Я серьёзно. После четвертого курса обращаешься с больными, как врач с солидным стажем. Пожалуй, лучше многих. Знаешь больше, чем положено даже такому хроническому отличнику. Я с твоими одногруппниками болтала. Такого понарассказали! Вот тебе твоя фамилия подходит. (Я почтительнейше поклонился.) Клоун. С фигурой борца и руками пианиста.

— Массажиста. Хотя и на пианино тоже немножко умею. Я тогда слегка соврал. Действительно, несколько лет работаю, только не медбратом - когда бы я успел? - а массажистом в профилактории химкомбината. Не надо было пугать такого тяжёлого больного практикантом.

— А гипноз?

— Заметили? От мамы. Она заведует отделением в психушке и читает курс психиатрии в институте. Маргарита Львовна Штерн. Её все знают.

— Выходит, не все. Я же из Станислава. Там же и училась. Кстати, откуда у тебя польский?

— Только несколько слов и выражений. Как-то сутки ехал в одном в одном купе с поляком, Ежи Збройским. Хороший парень. Всю дорогу травил польские анекдоты. На очень приличном русском языке. Но иногда переходил на польский. В оригинале смешнее. А я узнал и выучил немножко, чтобы при случае соблазнять полек млодых на их родном языке.

— Чем сейчас и занимаешься.

Я страшно огорчился.

— Неужели безуспешно?

— Как тебе сказать... Посмотрим. Расскажи парочку из того, что запомнил. Сейчас английский юмор в моде, а польских анекдотов я давно не слышала.

На балконе возник доктор Бродский. За ним ещё несколько врачей и ребята из нашей группы. Пришлось выступать перед публикой. Не впервой.

— Дама дала в газете брачное объявление: "Желаю выйти замуж. Жених должен быть таким обаятельным, как танкист Янек, и таким умным, как пёс Шарик". Через некоторое время звонят по объявлению: "Вельможна пани, разрешите с вами познакомиться. Сразу скажу, что я не такой обаятельный, как танкист Янек. И я далеко не такой умный, как пёс Шарик. Но у меня один предмет больше, чем пушка у танка! Так, записываю адрес.".

Публика покатилась со смеху. Только Мария Давыдовна, вечно кислая невзрачная девушка постбальзаковского возраста, перехватив направленный на меня взгляд Эллы Феликсовны, желчно вопросила:

— Это ты сейчас про себя рассказал?

— Совершенно верно, дорогая Мария Давыдовна. Но исключительно в том, что касается пёсика Шарика.

Несколько секунд на усвоение, и новый взрыв смеха. Вот так, милая. Бац-бац, и мимо. А теперь я стрельну.

— Разговор ночью в спальне.

"Пани есть первачка?"

"То так."

"А цож пани не шкворчит?"

"Ах, пан вже вжучив?! Ой! Ох-ах-ох!"

— Кстати, рабочий день кончился пять минут назад. Можно идти? Я сразу отсюда на пляж. Такая жарища! Как это люди в Африке живут?

— Марк, имей в виду, там сейчас народу будет больше, чем песка. И за пивом не достоишься.

Хитрая физиономия доктора Бродского читается безошибочно. Спасибо за поддержку, дорогой!

— Я мечтаю окунуться в воду, а не в пиво. И без грибков и лежанок отлично обойдусь. Пройду подальше, вон туда, за мысок. Там народу вроде бы ни души, песчаный берег и тень от деревьев. Самое, что надо. Ладно, я побежал. До завтра. До зобаченя вкрутце!

Оказалось, что с выбором места я не прогадал. Маленький скалистый мыс, далеко выступающий в в воду надёжно отсекал шумную суету городского пляжа. Крупный красноватый песок, деревья над самой водой, очень холодной у самого берега, не смотря на жару — благодать! Поплавал минут десять, пару раз нырнул. Уже метрах в десяти от берега дно круто обрывалось в глубину: как-никак бывший карьер. Выбрался из воды и растянулся на песке в блаженной расслабухе.

Она пришла тем же путём, что и я: просто перебралась через довольно высокий каменный барьер напрямик и спрыгнула на песок рядом со мной. Цвета хаки короткое сафари, матерчатая сумка на плече. Очаровашка!

— Шикарно смотришься сверху, соня. Неужели так долго ждал свою даму, что успел уснуть? Хорош кавалер!

— Помочь пани раздеться?

— Помоги. Ты так старательно раздевал меня глазами, что заслужил теперь это делать руками.

Я пристроил её сумку на обломанную ветку ивы. Туда же отправилось платье.

— Забыла дома купальник. Как ты думаешь, здесь и так сойдёт?

Она осталась в маленьких ажурных полупрозрачных трусиках телесного цвета и в таком же почти несуществующем лифчике, который не столько скрывал, сколько очень заманчиво приоткрывал очаровательную грудь.

— Мы в восхищении! Прекраснейшая пани дозволит погрузить себя в водоём?

Не дожидаясь ответа, подхватил её на руки и с разбегу ринулся в воду. Весёлый визг, хохот и вообще, полнейшая эйфория. Плавала она отлично. Метрах в двадцати от берега вода уже была тёплой. Мы ныряли, гонялись друг за другом, целовались в воде. Веселились от души. Намокнув, её и без того чисто символические одежды стали совершенно прозрачными, что здорово прибавило мне удовольствия. Вдоволь накувыркавшись, мы решили погреться на песке, пока солнце не опустилось слишком низко.

— Ну, хватит, не безобразничай! — она старалась вернуть на место то правую, то левую половинку своего пляжного туалета. — Что ты вытворяешь?

— Сейчас ты высохнешь, и ничего не будет видно. Матка боска, я не увижу такую красу!

— Насмотришься ещё, эстет. Нет, ну мне надоело! Делай, как хочешь. А знаешь, ты нашёл очень правильное место. Здесь под водой несколько холодных ключей. Уже за сто метров от камней кончается тёплая  вода у берега. Поэтому сюда никто не ходит. А ещё через камни эти надо перелезать. Ние ма жадних глУпцов.

— Очень полезная информация. Мммм, никак не могу решить, какая вкуснее: правая или левая?

И попытался стянуть с неё трусики.

— Вот это совсем не надо! Ну что ты, глупый. Я просто не люблю это на песке. Неприятно, когда он туда попадает. Давай оденемся и пойдём ко мне.

— Тогда придётся ещё сохнуть. А то пойдём как обписанные.

— Зачем? Всё мокрое понесём в сумке. Ну, быстрее. Ты уже начал меня раздевать. Продолжи. Так. И твои плавки давай сюда. С платьем я сама управлюсь.

Она залилась смехом.

— У тебя, и вправду, пушка, как у танка! Очень хочется попробовать, как она стреляет. Побежали!

В её уютной маленькой квартирке мы порезвились на славу. Чёрт побери, как здорово иногда уйти от роли Учителя и просто любить красивую, здоровую, озорную женщину; угадывать и исполнять её желания и позволять ей исполнять свои, не сдерживаясь и не отказывая себе ни в чём! Мы расстались почти в десять вечера. С большим сожалением, но я ясно понимал, что в таком маленьком городке не стоит привлекать к себе ненужного внимания. Стоит кому-то заметить нас, вместе выходящими рано утром из её дома, как сплетня полетит быстрее звука. Да, мы взрослые свободные люди, но кругом столько несвободных от душевной гадости, всегда готовых бескорыстно и добросовестно извалять в ней ближних и дальних своих, что не считаться с ними невозможно. Просто зачем осложнять ей жизнь? Вернувшись в общагу в одиннадцатом часу, ответил на вопрос Серёги неопровергаемым "На танцульках в парке. Там такие девочки! Рекомендую.", и погрузился в крепкий и здоровый.

У моряков и лётчиков это называется "взять погоду". Мама с Олей крепко вдолбили мне в голову: пришёл куда-то, где больше одного человека - начинай с интегральной оценки психологической ауры и с её детализации. и не вступай в общение до того, как осмыслишь полученную информацию. В общем, это не что-то такое особенное и знакомо каждому. Зашёл в комнату и сразу чувствуешь - что-то стряслось. Или идёшь мимо группы явно опасных личностей, но тревоги или страха нет. Чувствуешь - ты им безразличен. Это заложено глубоко в наших инстинктах, пришло от предков. Но работает инстинктивный оценщик в подсознании грубо и примитивно. Все умеют ходить, но только очень некоторые — по канату.

Войдя без пяти восемь в ординаторскую, два диссонирующих момента я сразу выделил на фоне общего напряжения и нервозности: два очага скрытой агрессии. Один был явно против меня. А вот второй... Элла слегка раздражена и немного опечалена. Всего-навсего. Но агрессия - и очень неслабая - нацелена именно на неё с двух сторон, причём конфликт уже состоялся и ещё не завершён. Анна Давыдовна. Тут прозрачно. Бродский. Пётр Иванович, да за что же ты взъелся на эту милую женщину? Предстоит генеральный обход — это с участием начмеда. Такое мероприятие всегда сопровождается раздачей плюх и плюшек, причём первые обычно преобладают. Понятно, что народ слегка психует. Пока я студент, меня всё это никак не касается, но посмотреть такой спектакль изнутри интересно. Как там говорит заморский посол в сцене публичной казни из "Анжелики": "Спектакулум — то, что привлекает внимание" Начальство задерживается. Есть время сыграть психотерапевтический этюд.

— Здравствуйте! (это ко всем). Здравствуйте, Элла Феликсовна! Можно я сегодня опять с вами? Мне вчера очень понравилось.

Смотрел я в этот момент на Бродского. Он. Его взгляд на Эллу устранил даже малейшие сомнения. Сейчас ещё уточню кое-что, и мало тебе не покажется, шпынь ненадобный.

—Пётр Иванович, здравствуйте! — протягивая сразу обе руки для приветствия. Есть физический контакт. — Спасибо за добрый совет. Там было так хорошо! Огромное вам спасибо! Ой, какая оригинальная штука!

Извлёк из его нагрудного кармана металлическую сувенирную шариковую ручку в форме здоровенного хромированного гвоздя. Сохраняя приветливое выражение, поднял сей предмет на уровень его лица и тремя пальцами, движением, которым обычно ломают карандаш, медленно согнул под прямым углом и положил на стол. Товарищ побледнел по двум причинам: зрительной и осязательной. Осознал, что одна его лапка по-прежнему в моей левой руке.

— Ох ты, боже мой, какая это оказалась непрочная вещь! Теперь я ваш должник. Простите пожалуйста. Не беспокойтесь, долги я всегда возвращаю с процентами. Да, вы мне хотели что-то рассказать. Здесь так шумно. Выйдем, пока начальство не спешит.

Мы вышли в безлюдный в этот момент коридор.

— Хотите, дорогой Пётр Иванович, побеседовать о таких выдающихся исторических личностях, как Азеф и святой отец Гапон? Их судьба настолько поучительна, что всегда следует о ней помнить. Нет? А о чём вы мне хотели поведать? Что такого особенного, о чем я, по своей юношеской наивности, не догадываюсь? Давайте я сам всё расскажу, и вам не придётся выблёвывать гадости о женщине, которая этого совершенно не заслуживает.

— Марк, дорогой мой, я только хотел тебя предупредить!

— С чего это я вам стал так дорог после удачной, как вам кажется, провокации с пляжем, которую я сдуру принял за дружескую поддержку? Таким грязным мерзавцам как вы, милейший Пётр, да ещё Иванович, нестерпимы женщины красивые, умные, чистые и, главное, сильные и независимые, которые строят свои отношения с мужчинами исключительно по собственной воле и собственному разумению. И недоступные таким пузатым ядовитым сморчкам. Она вас распопёрла с треском, благородного отца семейства. А вашу супругу уведомила с какого разу? Дайте подумать. С четвертого. Удивительно добрая женщина, до последнего вас жалела, пока вы своими вонючими щупальцами к ней не полезли. Тьфу!

— Ты... Ты... как ты...

— Левая рука парализована. Сможешь её поднять, только когда начмед с тобой лично поздоровается. На месяц — импотент. Всё. Пошли в ординаторскую, а то люди невесть что подумают. И вон, уже весь кагал начальников на подходе.

Когда мы вернулись, мужская часть коллектива увлечённо старалась разогнуть злополучную авторучку. И понять, с помощью какого трюка она была согнута. Ну-ну, старайтесь, товарищи.

Элла тихонько спросила:

— Что он тебе обо мне рассказал?

— Что ты прелесть.

Продолжил, не особо понижая голос.

— А что мог рассказать о красавице польке Пейсах Исакович, до профузного поноса стыдящийся своего еврейства, как вы думаете, дорогая Элла Феликсовна? Идёмте. Я с вами.

Процессия генерального обхода — это действительно спектакулум, достойный отдельного повествования. Кто видел, тот понимает. Но я напрасно был уверен, что присутствую там только в роли наблюдателя.

— А вот и наш Иван Семёнович! Вот до чего способны довести наши детки лучшего завуча района. Да уж. Но мы все очень рады, что вам уже лучше. Иван Семёнович, может у вас есть какие-то особые пожелания или замечания, или жалобы? Всегда рад вам помочь.

— Спасибо, Виталий Сергеевич, на добром слове. Ваши коллеги меня прямо с того света вытащили. Какие тут могут быть жалобы, упаси боже! А вот просьба есть. Если можно, конечно. Вон тот высокий молодой человек, практикант. Он прикидывается медбратом, чтобы меня не пугать. Но бывалого учителя не проведёшь...

— Ну-ка, идите сюда, юноша, не прячьтесь там. Представьтесь, пожалуйста!

— Штерн. Марк Штерн.

— Штерн, Штерн... Мне уже говорили. — он усмехнулся, а физиономия Бродского аж засияла от великого злорадства. — Так в чём, собственно, заключается ваша просьба, Иван Семенович?

— В том, чтобы все уколы и прочие процедуры, если понадобятся, мне делал только он, и никто другой. Другому никому не дамся, по крайней мере, пока он здесь, в вашей больнице. Если надо, напишу официальное заявление. Руки у парня приделаны очень правильно. Вы можете пойти мне навстречу?

— Безусловно, Иван Семёнович, безусловно! Прямо с этого момента. Отметьте это себе, Анна Григорьевна. (Это он к заведующей.) А вы, товарищ Штерн, зайдите ко мне, ну... скажем в пол второго.

Торжественное шествие двинулось дальше. Ура! Работаем!

— Заходи, не стесняйся. Садись. Вопросы есть?

— Только один: чем я буду заниматься вместо программы практики?

— Мне уже доложили, что ты редкостно самоуверенный нахал. Но самоуверенный не на пустом месте. Совсем забыл о том разговоре, дел невпроворот. Это правда, что ты экстрасенс?

— Неправда. Экстрасенсов не бывает, а те, что есть — просто ловкие жулики. Что правда, я умею больше, чем средний человек. Но тут никаких чудес: особые тренировки, методики. Некоторые врождённые способности. Но никакой мистики и чудес. Всё в рамках материализма.

— Да? И как это ты в рамках материализма искалечил доктора Бродского?

— Даже пальцем не тронул.

— И слава богу. Видел я уже эту авторучку. Но всё-таки, между нами, что ты с ним учудил?

— Этот подонок оскорбил достойную женщину. Мало того, организовал настоящую травлю. Это после того, как она отказала ему в интимной близости и пожаловалась его жене на его домогательства. Когда захотите, поздоровайтесь с ним за руку. У него сразу всё пройдёт.

— Внушение с отсроченным условием. Знакомо. Когда-то увлекался такими вещами. Ладно, когда захочу.

Он помолчал.

— Элла Феликсовна действительно очень красивая женщина и, не отрицаю, очень хороший врач. Не удивительно, что она тебя очаровала, и ты, как юный рыцарь, кинулся её защищать. Но прости, не спеши нападать на меня; тем более, что со мной этот фокус не выйдет. Ты у неё далеко не первый. Она известна, скажем так, очень свободными отношениями с мужчинами. С ней уже беседовали на эту тему.

— Виталий Сергеевич, можно уточнить? Свободными отношениями со свободными мужчинами? Или она соблазняет благородных отцов семей? Отбивает чужих любовников? Так ведь нет же, правда! Тут ключевое слово - свободная. Она свободна в отношениях со свободными мужчинами. Это её право. Уверен, что она не изменяет и не предаёт. Она просто реализует своё либидо, свой сексуальный темперамент. Кому от этого плохо? Она ведёт себя свободно, не нарушая свободы других. Это открытая, честная и чистая свобода. Чистота и честность осуждаются? А знаете, да. Осуждаются. Осуждаются и всячески изничтожаются грязными лжецами. Вот им это нестерпимо. Они в них видят, как зеркале, свою собственную гнусность, похабные свиные хари. Им это некомфортно.

Я перевёл дух. Начмед слушал внимательно, не перебивал.

— Кто распускает сплетни, кто устроил и поддерживает травлю этой достойной - я настаиваю на этом определении - достойной женщины? Развратный папаша троих детей, который из чужих постелей не вылазит, а на дежурствах сестёр трахает. А тут его, кота блудливого, ткнули мордой в его собственное дерьмо и откинули брезгливым пинком. Да можно ль такое стерпеть?! И старая дева - лесбиянка. Это её особенность от природы. Даже не недостаток. Просто вариант сексуальности. Но она-то по своему невежеству считает себя великой грешницей, сама собой брезгает. Красотой бог обделил, характер паскудный, поэтому любовницу себе найти не может... Даже жалко её, убогую.

— Марк, сколько тебе лет? Ладно, вопрос риторический. (Он вздохнул, задумался.) У Маргариты Львовны вырос хороший сын, так ей и передай. А ты, вот что: делай всё, что умеешь. В месте и времени не ограничиваю. Наш массажист в отпуске. Возьмешься? Только без фанатизма. Меня предупредили, что ты трудоголик. Вообще-то у нас тут на практике студенты отдыхают. Завтра общая конференция, так я завов проинформирую.

— Я могу идти, Виталий Сергеевич?

— Руки зачесались? Иди. Только помни: я сказал - без фанатизма!

"Жизнь украшается любовью. Я взял примером жизнь слоновью." Эта строчка Михалкова уже битый час крутилась у меня в голове, пока я, уже взмокши от напряжения, трудился в кабинете лечебного массажа над тушей сто тридцатикилограммовой бабищи, пытаясь разблокировать её поясничные позвонки. Нет, я понимаю: гипотиреоз, диабет, гипертония, сексуальная депривация. Ага, обмен веществ такой. Жрёшь, как прорва, "вот самую капельку". Хотя, тут порочный круг. Дефицит эмоций от недотраханности компенсируешь едой. Тебе сладости мало, вот сладости и лопаешь. Но кто ж на тебя на такую-то...? Господи, помилуй! Стоп! А если этот её блок оттуда же? Куда горячо любящий муж просто не достаёт в единственно приемлемой для вас, шибко нравственных, бутербродной позиции. Подсознание выдаёт отмазку: при такой боли в пояснице - не до секса. А жрать эта боль не мешает. А ведь есть варианты для таких случаев. Я мысленно пролистал "Камасутру". Точно, есть. Но не мне же её... Технически - без проблем. Но ведь не поймут-с, провинция-с!

— Галина Ивановна! Чтоб завтра в это время ваш муж был здесь предо мной, как лист перед травой! Учить вас обоих буду уму-разуму. И ещё кое-чему.

Держись, Учитель, крепись, Учитель... Господи, куда ж я лезу?!

Согласно формуле периметра эллипса, дорога вокруг озера — это пять с половиной километров, в наипервейшем приближении. В самый раз, если учесть ещё пару улиц. Я вернулся с пробежки, когда Сергей уже продрал глаза и вяло манипулировал чайником. В безопасный момент подножкой сбил его с ног, подхватил на руки и сделал десяток приседаний с этой нагрузкой. Всё, утренний комплекс выполнен. Теперь душ и хавчик.

— Слушай, как тебе не лень каждое утро так над собой издеваться? Ещё и вкалываешь целый день, как заводной. Оно тебе надо?

— Надо, Серёженька. Это, как наркоману, подсел на иглу — каждый день нужна доза. Иначе замучает абстинентный синдром. К тому же демонстрация идеальной мускулатуры есть лучшая реклама в смысле девушек. Не верь, что они любят ушами. Глаза у них очень даже участвуют. И всё остальное тоже, но это уже потом, когда реклама достигает цели. Скупой платит дважды, а ленивый кормит двоих. Что там у тебя калорийного?

Мы уминали бутерброды, запивая чаем, куда я накапал свой любимый элеутерококк. Так, немножко для аромата. Между степенью гиподинамии и аппетитом моего приятеля корреляции не прослеживалось.

— Кстати о девушках. Ты прямо сходу закадрил эту красивую врачиху. Как её? Аллу Феликсовну. У тебя с ней что-то серьёзное?

—Эллу. Эллу Феликсовну. Скажем так: у нас с ней взаимная симпатия. Это всё. Остальное оставим потомкам для исторического анализа. Очень тебе советую стряхнуть с ушей всё, что тебе про неё навешали, особенно эта сладкая парочка - старая дева и бабник-неудачник. Одна мстит ей за свою никакайность и тупость, а другой — за то, что пытался забраться к ней в кровать, но был послан туда, откуда его когда-то по ошибке акушерки вытащили живым. Ненавидят её, уроды, за красоту и свободу.

Серёга хохотнул.

— Умеешь излагать красиво и доходчиво. Но этого типа ты опустил ниже плинтуса. Я даже его пожалел. Но, если правда, что ты сейчас сказал, то там ему самое место.

—Отож! Побежали. Цигель, цигель!

По дороге до больницы он развил новую тему. Оказывается, в субботу будет ночь Ивана Купалы. Наши все собираются на озеро. Кроме Тани, которая проходит практику вместе с мужем в областной больнице, и меня, который под вопросом.

— Так ты пойдёшь?

— Вопрос на засыпку. Я ничего не знал. Вы собираетесь скакать через костёр и веселиться голышом? Это с нашими-то недотрогами?

— Ну да. Девчонки не против. Обещают, что они все, как одна, будут без купальников. Так идёшь с нами?

— Хм... интересно, хотя верится с трудом. Нет, с вами не иду. Сереж, без обид и "отрыва от коллектива". Я слишком торчу вообще, а кое-кому в частности — поперёк горла. Если вас налопают, ничего не будет. Маладёжь, гарачый кров ыграит! Ну, скажут айяяй! А на меня таких собак с таким удовольствием навешают... Оно того не стоит. Пусть девочки не обижаются.

—Да, как-то я не подумал. Ладно, принято. Ты куда?

—Сперва на обход со всеми - в терапии. Потом посмотрю кой-кого в травме, а с десяти и до упора буду в массажном кабинете. Мне уже больных записали.

— Блин, передовик-стахановец. Ладно, притопали. Где-то я тут свой халат оставил?

А наш педагог хорошеет не по дням, а по часам. Элла протянула мне фонендоскоп. Взял исключительно из вежливости. И без него отлично слышу. Теперь, после объяснения с начальством, можно меньше шифроваться. Просканировал организм по-своему. До "хорошо" ещё далеко, но уже не очень плохо. В чудесах надобности нет. Пора ему начинать шевелиться. Но без разрешения Эллы рекомендаций давать не могу. Она — лечащий врач. Всё должно исходить от неё. Попрощавшись, покидаем одноместную палату.

— Эллочка, прости меня, штафирку, но ему пора больше двигаться. Не опасно, а необходимо. В венах ног начинается тромбоз. Не веришь - закажи коагулограмму. Я в лаборатории тромбоэластограф видел. Полчаса, и имеем очень наглядную кривую. Он там для антуража или им пользуются? Кровь у больного я сам возьму.

— Откуда у тебя такие подозрения?

— Не подозрения. Я уверен. Как тебе объяснить? Я умею чувствовать по-особенному. От природы обострённая чувствительность, а я её ещё специально развил упражнениями. И ещё, к нему нужно кого-то подселить или его перевести в другую палату, с соседями. Ему необходимо общество, ему разговаривать надо. Его убивает одиночество. Ему нужны люди как лекарство.

— Знаешь, я тебе верю. Ты какой-то особенный. Пойду к Анне Григорьевне, изложу.

— Вернись к нему в палату и предложи подселить соседа. Я тут побуду, чтобы не влиять.

Элла вернулась минут через десять. Удивление её очень украшает.

— Он не просто согласен. Он требует! Он хочет видеть того, кому в голову пришла эта идея. Я сказала. Но ты сейчас не ходи — зацелует. Мне ничего не останется. Тромбоэластограф сломан. Дадим аспирин и с физиотерапевтом посоветуемся. Матка боска! Ну ты даёшь!

Элла зашла за мной в конце рабочего дня, столкнувшись в дверях с покидавшей кабинет упитанной парой, совершенно опупевшей от моего урока. Хорошая реакция спасла её от лобового столкновения, Если бы она среагировала чуть помедленнее, без участия травматолога спасти её вряд ли бы удалось. Но зато хохотала, когда я ей рассказал, так, что прибежала испуганная медсестра. Подумала, что у кого-то тут истерика.

— Марек, пьепшони клаун, ты же меня чуть не уморил. Ой, аж живот болит. Никогда ещё так не смеялась. Ох, не трогай меня, дай отдышаться. Тебе только в цирке выступать.

— Было дело, выступал.

— Что?! Только не сейчас, умру. Но потом всем нашим расскажешь. И это вот... обязательно. Всё-всё... Идем, на улице все разговоры... ой. Икота. Воды дай!

Мы вышли на улицу и сразу направились к озеру. Прошли парк насквозь, по узкой тропинке в уже естественных зарослях ещё почти через километр добрались до каменного барьера. В самом деле, зачем наживать по дороге солнечный удар, если можно наслаждаться прохладой в тени. Элла перебралась через скалу с непринуждённой уверенной грацией. Путь был ей хорошо знаком, даже привычен.

— С пляжа ничего не видно и не слышно. И тут никто не пристаёт с дурацким ухажёрством. Так. Ты меня правильно понял. Не придётся тащить домой мокрые тряпки в сумке, которой нет. Это моё любимое место.

— Поэтому у тебя нет этих дурацких белых полосок, — сказал я, любуясь её стройным ровно загорелым телом. — Но могут увидеть с лодки.

— А, вшистко едно. Разве мне будет плохо от того, что они увидят красивое? Ты понесёшь меня до воды или мне топать самой по горячему песку? Да, совсем забыла! Что у тебя в планах на выходные?

— Не что, а кто. Ты. А что у тебя — надо уточнять?

— Не надо. А если не только я? У меня есть компания друзей, у которых я часто провожу выходные. Хлопцы и девушки. Там чудная природа и никого, кроме нас. Мы играем, купаемся, гуляем по лесу. Отдыхаем. Любим друг друга спокойно и без всяких дурацких... пшеклентых ханжей.

— Это чудесно! Я с тобой.

— Так. А если меня — не только ты? Будешь ревновать и драться?

— А если я — не только тебя? Обидишься и передашь своего практиканта Марье Давыдовне?

— Фу! Какая гадость! Бррр. Я тебе за неё отомщу. Скажу девчонкам, что с тобой это совершенно безопасно. Трепещи! Так понесут меня до воды или нет?

Спозаранку в субботу я забежал в больницу. Пациент Бойцов демонстрировал весьма приличную динамику. Начал потихоньку вставать, даже чем-то помогать своим сопалатникам. Его нарочно поместили с двумя лежачими, дабы удовлетворять его воспитательный инстинкт. Набрал у него крови на анализы, сделал несколько уколов, лёгкий общий массаж. В общем, обиходил. Предупредил, что в воскресенье меня не будет. Помог сестричкам с обоими его соседями и испарился.

Из зелёного изрядно запылённого УАЗика мне призывно помахал рукой сидевший за рулём светловолосый парень. Дверка открылась, и я устроился рядом с ним. Заднее сиденье оккупировали три очень милые особы: Элла и две её подруги. На ходу познакомились: Тома, Оксана и Михаил. Обогнули озеро, пересекли протоку, соединяющую его с речкой и углубились в лес по дороге, идущей параллельно ей. Примерно через полчаса езды, в том месте, где река образует излучину, дорога удаляется от берега. Мы свернули с шоссе на слабо наезженную лесную дорогу и ещё через несколько минут Михаил заглушил мотор. Приехали. Большой и, видимо, очень старый бревенчатый дом на краю поляны. Такая же старая банька, сарай, поленница. Кругом густой, непроглядный лес. Тишина и запах реки. Сказочное место. Со стороны реки появились три нагих загорелых фигуры: молодой, но сильно бородатый крепыш и с ним две девушки.

— Что привезли вы? Гей, не рубли ли?

— Нет, отец мой, полячка младая!

Мы вышли из машины.

— Эллочка, кто этот юный витязь с вами? Это ты про него нам рассказывала?

— Он самый. Знакомьтесь, ребята: Марк - мой новый и очень добрый друг. Только он никакой не витязь. Он волхв и целитель.

— Многих воителей славных стоит один врачеватель искусный! — густым басом провозгласил бородач.

— Марк, это Игорь - владыка и хранитель здешних мест. Живёт тут почти круглый год. Он эколог. Аж целый кандидат биологических наук! С ним Клава и Рая. Обе наши с тобой коллеги. Фельдшерицы из участковой больницы. Их село в десяти километрах отсюда. Вот и вся наша компания. Валерки только нет. Вливайся.

Игорь протянул здоровенную лапищу для рукопожатия. Силён, однако. Так и я не дистрофик. А с девушками мы расцеловались. Какие прелестницы! И как пахнут рекой!

— Милый, давай раздевайся. И раздень меня. Всё снимай, нам здесь одежда не нужна.

Я мигом сбросил прямо на траву все свои тряпки. Расстегнут молнию и медленно снял с подруги платье. Похоже, сафари —это её любимый фасон. Так же медленно спустил с плеч бретельки и осторожно освободил сначала левую, а потом правую грудь. Только после этого расстегнул сзади застёжку. Опустился на одно колено перед ней и ласково скользя руками сверху вниз по нежной загорелой коже, ещё медленнее стянул крошечные, почти несуществующие трусики до самой земли. Она грациозно переступила через них и только тут судорожно, восхищённо выдохнула:

— Ну, ты артист. Волшебник. Маэстро!

Все зааплодировали.

— Боже мой! Не подозревал, что это может быть так красиво!

— Да ты посмотри, какие они сами красивые!

— Вот это ничего себе! Ну прямо мастер-класс. Ну Эллка, какой ты нам подарок привезла!

— Это идея - мастер-класс. Ребята, смотрите, учитесь. Марк, теперь меня, пожалуйста.

Ну вот, быть мне Учителем во веки веков.

— Марк, и меня!

Тут подал голос Михаил.

— Марк, а в самом деле. Мы тут всегда ходим голышом. Как приезжаем — все тряпки долой. Но ты же спектакль показал! Давай на бис.

— Ещё и теоретический курс стриптиза вам прочитать в такую жарищу? В речку жажду окунуться.

— Ну, Маричек! Элла, ты его попроси!

— Так и быть. Уступаю настойчивым требованиям публики. Сначала объясню. Сейчас только пару слов, а то и вправду жарко и просто нет настроение, чтоб много болтать. Время еще будет, если захотите. Если очень коротко, то одежда в большинстве земных цивилизаций исполняет две главные функции: прагматическую и сакральную. Открытость определённых частей тела или даже намёк на неё выражает сигнал сексуального призыва, а нагота — прямой, императивный призыв, сообщение о полной готовности к сексу. Тут есть куча оговорок - баня, спорт, пляж, искусство, но в целом — так. Соответственно, постепенное обнажение в присутствии другого пола вызывает нарастающее сексуальное возбуждение. На этом основано искусство стриптиза, очень древнее, кстати. А если само это действие выполнят человек противоположного пола - мужчина обнажает женщину или наоборот - этот эффект многократно усиливается. Особенно, если всё делать правильно.

— Неужели для этого есть правила? Невероятно! Господи, сколько интересного мы пропускаем.

— Есть. Я вам потом расскажу и покажу. А сейчас только покажу. Хорошо, что они такие разные.

— Чур, я первая!

Тамара среднего роста, слегка полновата. Но подтянутая, энергичная, с большой грудью и широкими бёдрами. Такой вот румяный аппетитный пончик. Ой, мамочки! Вот почему такой румяный: я же сам совершенно голый. Вот и хорошо. В этом сказочном месте, среди этих ребят можно отдаться природе и не контролировать каждый свой орган.

Тамара одета во что-то вроде штанов-бермудов и в просторную голубую майку. Волосы схвачены резинкой в конский хвост. С него и начал. Длинные, слега вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Секунду полюбовался и основательно их взлохматил. Она подняла руки, чтобы помочь стянуть с неё майку, но я проигнорировал это движение и занялся нижней частью туалета. Избавил её от бермудов, под которыми оказались трогательные трусики, белые в розовый горошек. Взялся за резинку, стянул их немножко ниже: как будто начал снимать, и вернулся к майке. Неспешно снял её с девушки. Лифчик такой же - в розовый горошек - плотно обтягивает большие круглые груди. Мягким, ласкающим движением спустил с плеч бретельки. Потом обошёл её, глубоко и часто задышавшую, сзади, прижался к её спине, обеими руками очень нежно приласкал и приподнял упругие тяжёлые полушария, как будто хотел добраться до них снизу. Потом взялся за застёжку, расстегнул и несколько секунд провёл в задумчивой нерешительности, а потом снова зацепил крючки. Мои руки скользнули по её телу вниз и нырнули в трусики. Обстоятельно познакомились с очаровательной круглой попкой и представили её моему восхищённому взору. Ну, как такую не поцеловать? Ещё полюбовался немного и снова стал перед ней. Девушка была уже не румяной, она прямо пылала.

— Посмотрите на эту прелесть. Вы же привыкли тут ходить голышом. Она вполне одета, хоть на городской пляж, а так разволновалась. Её аж трясёт на такой жаре. Что, дальше сама?

— Нет. Ттты.

— Ладно.

Присел перед ней на корточки и спустил её горошковые до земли. Нежно погладил кончиками пальцев черные кудряшки и отступил на пол шага. Она стояла с закрытыми глазами, часто и прерывисто дыша. Зубы слегка стучали, как от озноба. У неё сейчас в крови, наверно, целое ведро адреналина. Снова приблизился, обнял её и прижал к себе так, чтобы она всё хорошо почувствовала, и расстегнул застёжку на спине. Круглые упругие груди с торчащими розовыми сосками радостно вырвались на свободу. Я прислушался к ней. Спектакль удался. Совсем чуть-чуть осталось до кульминации. Тамару трясла крупная дрожь. Ноги её уже не держали. Сейчас упадёт. Подхватил её на руки, коснулся губами соска и несколько раз легонько сжал его. Девушка застонала, выгнулась, по её телу прошла судорога, ещё... Потом она расслабилась, замедлилось дыхание. Обняла меня за шею руками, плотнее прижалась. Глаза открылись и уставились на меня.

— Что ты со мной сотворил, колдун? Что это было?

— Да ничего такого особенного. Практическое занятие по раздеванию красивой девушки. Ты же сама умоляла тебя раздеть. Видела бы ты, какая у тебя обалдевшая блаженная мордашка.

— Только раздел? И всё? Не может быть.

— Ну, разок поцеловал. Ты такая красивая, что я не удержался и поцеловал.

— Надо же!

Я слегка приподнял её, чтобы она могла дотянуться до моего уха.

— Знаешь, а я — всё! Правда-правда. Так хорошо у тебя на руках. Я — как маленькая. Подержи меня ещё, а? Ты сильный.

— Ладно, пока тебе самой не захочется слезть.

Вот теперь я переключился на зрителей этого маленького эротического представления. Вид у всех был восхитительно обалдевший. Классическая немая сцена, только не на сцене Малого театра, а поляне большого леса.

— Томочка, полюбуйся, какие они все смешные.

— Ага. А Оксанка завидует.

Она ещё крепче меня обняла и показала подруге язык. Это вывело из транса созерцателей высокого искусства. Сто тысяч тонн зелёных крокодилов! Меня отдыхать привезли или вкалывать в три смены тренером по сексболу? Балаган я прекратил командой:

— Ша! Смирррна! Медики, ко мне!

Новая немая сцена.

— Кто будет писать посмертный эпикриз? Ещё минута, и будете иметь тут покойника с тепловой денатурацией всего, что денатурируется. Где у вас речка, изверги?

Прохладная речная вода охладила страсти. Потом девушки стряпали что-то на газовой плите. У этого служителя природы не было электричества, вернее, он запускал дизель-генератор только при крайней необходимости, дабы не осквернять атмосферу. Но газ в баллонах был. Был и здоровенный мангал, собственноручно построенный хозяином из камней на цементном растворе. Одну комнату в доме он превратил в мастерскую-лабораторию, где не было даже признаков творческого беспорядка. Как и во всём его хозяйстве. Умный, рукастый и очень образованный мужик. Книги по специальности на русском и английском, много другой литературы. Импортный двухкассетник с аккумулятором, солидный такой. Вот не знал, что бывает классика на кассетах.

— Тут места изумительные. Увидишь ещё. Погуляем по лесу -, покажу. Ты не подумай, я не анахорет какой-нибудь свихнувшийся. Сам видишь нашу компанию. Валерки вот нет. В командировке, изучает новую технологию в Магнитогорске. Когда запустят здесь, буду отслеживать её влияние на местную природу. Мы тебе тут странными кажемся на всю голову?

— Нет, как раз наоборот. Наверно первый раз вижу в одном месте столько совершенно здоровых людей. Красивых, умных и здоровых душой и телом. Свободных! Тоже душой и телом. Хорошо с вами. О, сейчас дамы нас кормиться позовут. Я отсюда слышу.

— Позовут — пойдём. Скажи, почему тебя Элла волхвом назвала? Она своим польским акцентом рисуется, кокетничает. Когда надо, по-русски лучше нас с тобой говорит. Умна, как сто чертей. Значит, это она не спроста. На что-то намекает. На что?

— Она вечером расскажет о некоторых моих способностях.

— Это мы видели. Одним раздеванием довести девочку до оргазма...

— Не только это. Про Юрия Горного, Самвела Гарибяна, Вольфа Мессинга слышал? Так вот, слей в один флакон. И добавь кое чего, чему не учат в школе.Только не надо много об этом. Не хочу, чтоб относились...

— Как к чудищу. Закрыто.

— Да-да, вот именно поэтому и волхв. Они же учили необычному. Расскажу, покажу и научу. Редкость — ученики без предрассудков. Да, женщин очень люблю и хорошо понимаю. Специально этому учился и дальше изучаю. Нет, он тоже не читал. Это невозможно. Идеомоторика, кой-какие психологические трюки. Даже не пробуй. Остановлю, даже пальцем не пошевельнув. Ага, выступал. Только с другим номером.

Игорь загрохотал своим протодиаконским басом.

— Ну, уел, брат! Вусмерть уел! Дай пять! Чтоб ты был здоров! Пошли, а то без нас девчонки заскучают.

Девушки постарались на славу. Их кулинарное искусство и отменный аппетит молодых здоровых организмов весьма способствовали быстрому опустошению тарелок, тут же вновь исправно наполнявшихся. Вся эта благодать запивалась лесными напитками от эколога. Ничего подобного никогда не пробовал. Чудо! Первый раз в жизни отведал жареное мясо нутрий. После чего, воздав хвалы хозяину и прелестным стряпухам, глупо поинтересовался: где другая дичь? Здесь же не заповедник.

— Вот это и хорошо. Тут населения мало и обижать природу некому. А если, не дай бог, объявят заповедником, здесь моментально окажется тьма всякой сволочи с разрешениями на улучшения. Я тут живу один. Ну, вот вы приезжаете, хорошие люди. Вы же из ружей не палите и лес не подпалите. Пардон за каламбур.

— А нутрии?

— Так они здесь чужие. Удрали, наверно с какой-то зверофермы и вписались в местный биоценоз, естественно, его изменяя. Я их бью из арбалета. Без шума. И ровно столько, сколько могу употребить. Естественных врагов у них почти нет, плодятся быстро, поэтому моя охота на их популяцию никак не влияет. Пойдём потом гулять вдоль реки, я тебе покажу, сколько их. Хоть руками лови, но кусаются, бестии.

Как же я пожалел, что не взял с собой свой верный "Никон"! Виды тут были не просто великолепными. Они были фантастически великолепными. У Игоря, естественно, была фототехника, и очень даже неплохая, но материалы были не те. Он фотографировал для своей науки на черно-белую свемовскую плёнку. Её качество вполне соответствовало задаче. Для художественной фотографии нужно совсем другое. В первую очередь для таких пейзажей - цвет. А как изумительно смотрелись в этой лесной первозданности наши нагие подруги! Нимфы, наяды и дриады. Ладно, даст бог, не в последний раз. И с Игорем поделюсь хорошей немецкой плёнкой. Реактивы потом почтой пришлю Элле, а она передаст. Надо же отблагодарить за такое гостеприимство.

Вечером разожгли большой костёр на берегу. Внутри обложенной большими камнями круглой углублённой площадки далеко от деревьев. Вокруг - причудливой формы коряги, на которых оказалось очень удобно сидеть. Ну, Игорь, ну золотой человечище! Влюбился бы, не будь мужчиной. Сидели, болтали обо всём на свете и ни о чём. Обнимались и целовались с нашими красотками. Элла с Мишей появились из темноты позже всех. Элла посмотрела на меня лукаво-вызывающе. Я только показал большой палец. Это они были уверены, что отошли далеко, но мне-то всё было слышно.

— Эл, ты обещала рассказать что-то очень смешное про каких-то толстяков.

— Пусть Марек расскажет. Это его история. Так послушайте из первоисточника. Я ещё раз с удовольствием послушаю. Марек, давай!

И я поведал всей компании, как наставлял на путь истинный супружескую пару, половина которой страдала от болей в пояснице по причине... и выложил всю цепочку умозаключений к этой причине приведшей. И какое впечатление это произвело на них. Они никак не могли въехать, что кроме миссионерской позы, которую они переросли и не могли исполнять супружеские обязанности по чисто анатомическим причина, существует несколько вариантов, идеально им подходящих. И акробатами для этого не надо быть. Пришлось рисовать. Когда они изучили рисунки и получили мои инструкции...

— Ребята, они меня чуть в стенку не впечатали, так домой спешили, — перекрывая общий хохот сообщила Элла.

— А что, красивый получился бы барельеф.

Когда все немного успокоились, Элла вспомнила:

— Ты говорил, что в цирке выступал. Давай, выкладывай.

— Эллочка, ребята, это было совсем не смешно. Даже патетично и патриотично. Был конкурс худ самодеятельности. Подготовил номер — сочетание йоги и силового жонглирования. Ничего особенного и ничего смешного. Просто проводили в цирке. Ни в одном из институтов актовый зал не подходит. Слишком много народу. Если было что-то смешное, так это прогон номера на худсовете.

И я рассказал, как дразнил и охмурял ответственных товарищей, едва не доведя женскую комиссию до сексуального экстаза. Слегка приукрасил, конечно. Но не соврать — сказку не сказать. Слушатели сползли со своих коряг на песок и досмеивались уже лёжа. А когда все окончательно успокоились, Михаил вспомнил:

— Кстати, об экстазе. Что ты утром показал: сперва с Эллой, а потом с Томой — обещал объяснить и просветить нас, тёмных.

Да-да-да, обещал! И мне обещал, но удрал с Томкой на речку, — запрыгала у меня на коленях Оксана.

— Окей! Обещал, исполняю. Только рассказывать буду долго, а показывать сейчас не получится, и завтра - тоже. Девушки уже раздеты. Если оденутся, всё равно не сработает. В общем, суть в том, чтобы постепенное, медленное — это важно — освобождение от одежды сделать частью возбуждающей прелюдии. Кое-что я уже утром рассказал.

— Ты ещё сказал, что стриптиз — это древнее искусство. Как это? Вроде бы первый стриптиз был показан в Париже уже в нашем веке. Не такая уж древность.

— Реактивная турбина тоже не такая уж древность. Ей всего-то тысяча девятьсот лет. Я имею в виду "колесо Герона" - начало первого века. Начало стриптиза связывают с именем натурщицы Моны. В тысяча восемьсот девяносто третьем году на вечеринке художников в "Мулен Руж" она на спор разделась догола на столе. Оштрафовали бедняжку на сто франков. А на самом деле история стриптиза идёт откуда-то из древнего Египта, задолго до Героновой вертушки. Жрицы Озириса исполняли танец томительного обнажения. Потом это распространилось на всё Средиземноморье. Был очень популярен "танец с осой". Танцовщица выходила, закутанная по самое немогу и изображала, что в её одеждах запуталась оса. В поисках осы она сбрасывала одежды, пока не оставалась совершенно голой. Ребята, тема такая, что я до утра могу трепаться. Так я сокращусь. В древней Греции жрицы храмов Афродиты исполняли танец томительного обнажения в присутствии группы мужчин. Им, бедолагам, запрещено было даже шевелиться, а жрицы были такие искусные, что доводили мужиков до оргазма. Сперму собирали в жертву Афродите. Танцовщицы обнажались и на симпосионах, на народных праздниках. После краха эллинистической культуры традиция танцев с обнажением перешла в Византию. Они были украшением празднеств во дворцах базилевсов. Даже в самом Ватикане танцы томительного обнажения не были запрещены, хотя и обставлялись так, чтобы не пересекаться с религиозными обрядами. Но на пирах без религиозных церемоний они были почти непременным развлечением. А уж на ярмарках и народных гуляниях без "бесстыжих плясок" не обходилось во все времена. Это в Европе. А на Востоке... Гейши, девадаси, баядеры... Ну, там свои забабахи. За пределами мира аврамических религий вообще совершенно другое отношение к эросу. Достаточно вспомнить скульптуры храмового комплекса Кхаджурахо в Индии, и знаменитую "Камасутру". В индии и Тибете сформировалось сложное философское учение - Тантризм. У него есть несколько отдельных направлений. А соединённые йони и лингам — это вообще официальный государственный символ Индии. Я вас вусмерть заболтаю. Аналогичные ритуалы были для женщин. Но с вами, милые мои, сложнее. Вы иначе устроены. Но тоже можно. Вы это видели. Томительное обнажение, правильные прикосновения с учётом сексуальной конституции и психологической ситуации. В общем, это лучше показывать. Но я уже сказал: вот прямо сейчас не получится. Кстати, не со всеми женщинами получается, как с Томой. Но разогреть до кипения можно любую. Не последний раз видимся. Всё расскажу и покажу.

— Марек, а почему со мной не получилось?

— С тобой нет проблем. Просто я не знал, как ты на такое отреагируешь, Вы же молчали по дороге, как три партизанки.

— А я?

— А ты вспомни, во что была одета? Сарафан, босоножки и трусики. Как тебя можно было "томительно обнажать"? В другой раз будешь скромной, благопристойной девочкой. Вот как Тома.

— Марек, что ты называешь психологической обстановкой?

— Как реагирует мужчина на незнакомую девушку в бикини на пляже? Никак. Чисто рассудочно, без особых эмоций: фигура, походка, мордашка... нравится - не нравится. А теперь та же девушка в том бикини зашла тому же мужчине в квартиру. Его это немножко иначе впечатлит. Не испытывая особых эмоций, человек раздевается в кабинете врача. Открылась настежь дверь в коридор. Всего-навсего. Шквал эмоций. Моя очень хорошая знакомая некоторое время работала в ФРГ. Пошла со знакомым парнем — не любовником, просто коллегой —на нудистский пляж. Одеты, как обычно: шорты-майки... По мере приближения к пляжу они прямо-таки чувствовали настоятельную потребность раздеться. На пляж пришли: она в купальнике, он в плавках. Никто им ничего не говорил, на них просто не обращали внимания, но они испытывали сильнейший дискомфорт. Разделись окончательно. И наступил полный душевный покой. По пути с пляжа всё сработало в обратном порядке. Когда я раздел тебя там, на лужайке, ты испытала удовольствие, а я получил поцелуй.

— Ага, понятно. Если бы ты проделал то же самое в ординаторской, я испытала бы стыд, а ты получил бы в морду.

— Вот-вот. А в чём разница?

— Гармония настроя и события — в первом случае, и диссонанс - во втором.

— Мои аплодисменты, прекрасная коллега! Добавлю только, что тут, как и в музыке можно сыграть на диссонансах. Я иногда пользуюсь таким приёмом.,

Игорь забрал в кулак свою бородищу и после некоторой паузы изрёк:

— Надо же: стриптиз в Ватикане. Выходит, наша коммунистическая нравственность целомудреннее католической, а генсек —святее папы римского. Как интересно-то.

— Тебе было бы ещё интереснее, если бы ты изучил эволюционную историю морали вообще и коммунистической — в частности.

Костёр почти догорел. Я отошёл немного в сторону, из темноты любовался семью нагими фигурами в каком-то нереальном фантастическом свете от сочетания полной луны и горящих углей. Я совсем не сентиментален и далёк от всяких там эстетических экзальтаций, но эта картина проняла меня основательно. Афродита Сосандра, как же это красиво! Из транса меня вывел голос Игоря:

— Похоже, все дровишки кончились. Если нет желающих за ними сбегать, заливаем костёр и — по пещерам.

Тамара и Оксана моментально атаковали меня с обоих бортов и взяли на абордаж. Я сдался без сопротивления. Подхватил обеих красоток на руки и понёс к дому. "Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках". Это ваши проблемы, Булат Шалвович. Мне нести их на руках изумительно приятно.

Хотя мы успокоились очень даже не сразу, я проснулся рано. Осторожно освободился от объятий подружек и оставил их досматривать утренние сны, а сам сбежал по тропинке к реке. И окунулся в целое море совершенно новых и необычных для такого абсолютно городского человека впечатлений. "Поплыли туманы над рекой" - слова, привычные, как домашние тапочки. А они, оказывается, вон что описывают. Не туман, а именно туманы: слои, островки, облака туманов плывут над почти зеркально гладкой водой медленно текущей речки. Струи солнечных лучей, наполненная живыми звуками тишина, влажная свежая прохлада... Необычно, непривычно, реально и фантастически ирреально одновременно. Никакого головокружения от восторга. Наоборот, идеальная ясность и чёткость всех ощущений вместе с приливом энергии при полнейшем покое. Вот теперь понятно, почему слово Природа лирики пишут с большой буквы.

Выдохнул из себя до последней молекулы весь ночной воздух и позволил лёгким наполниться этой утренней благодатью. И ещё раз. И ещё. Так вот это, что йоги называют праной! Дошло, наконец, вдохнулось. Разбежался, оттолкнулся от мостков и вструился в зеленоватую прохладную глубину.

— Дзень добри, мой млоды богатер! Неужели за ночь не устал?

В голосе Эллы слышны были ехидная насмешка, удивление и восхищение одновременно. Я так увлёкся своими упражнениями, что не заметил, как она подошла. Тем сильнее было впечатление. Антично стройная фигура в солнечном луче среди воды и зелени. Очень земное божество.

— Хайре, о Каллипига Филомедея!

Она несколько секунд размышляла.

— Переведи.

— Я перевёл ей эти эпитеты Афродиты, и она ринулась на меня с кулаками, но я увернулся, и она с разбегу влетела в воду. Пришлось ловить её там.

— Вот видишь, я не соврал, — сказал я, когда мы выбрались, наконец, на берег.

— Ладно, не соврал. Но заявить такое девушке прямо с утра. У меня нет слов! Нахал!

— Вполне достаточно всего остального.

Мы расхохотались и побежали готовить завтрак для этих лежебок.

В общагу я вернулся не очень поздно вечером. Серёги ещё не было. Быстренько приведя себя в порядок, смотался в больницу проведать своего подопечного и ещё троих, которым реально мог помочь своими не совсем стандартными приёмами. Немножко удивил их поздним визитом, но, поскольку удивление суть эмоция положительная, им это пошло на пользу. Заодно присмотрел себе ещё несколько жертв на завтра. Вот теперь день прожит не зря. Заработано право на отдых. Выходя с больничного двора, услышал крик боли из отдельно стоящего двухэтажного корпуса. Я уже знал, что это местный роддом, поэтому давно отстроился от сигналов оттуда. Роды — процесс вполне физиологический, хотя и болезненный. Акушерства у нас тут в программе не было. Но, чёрт побери, можно же это обезболить. В конце концов, наркоз окончательно признали только после того, как королева Виктория ещё в девятнадцатом веке вполне благополучно и безболезненно родила под хлороформом. Ну, этот кошмарный анестетик остался в прошлом веке. А что есть сейчас и почему не применяют? Где-то я читал... Буль, точно! По дороге вспомню подробности. Которых в его книге нет. Ну и что? Завтра пообщаюсь с акушерами и посоветуюсь с мамой по телефону. Но вреда от моего гипноза точно не будет. Я Другой или кто?

Коллега Белкин уже валялся поверх одеяла, положив ноги на спинку кровати.

— У подножия ромашки я лежал, задрав тормашки, — поприветствовал его цитатой из "Незнайки". Танцульки только кончились?

— Ага. Стой, а как это ты?

— Элементарно, коллега. От вас разит духами "Ландыш". Наши дамы таковыми не пользуются. И не выливают на себя столько, чтобы надушить кавалера. Поскольку вы здесь, а время только одиннадцать, делаю вывод, что объятия были не очень платоническими, но продолжения не имели. Где такое могло быть?

— А тебя самого, где двое суток носило? — в голосе Серёги звучала зависть. — У этой врачихи, у Эллы с ужасной фамилией?

— Ой, где был я вчера, не скажу, хоть убей. Только помню, что стены с обоями. Помню: Клавка была и подруга при ей. Целовался на куфне с обоими. — прохрипел я на манер Высоцкого. — Не слышу восторгов. Ивана купали, но наши девочки вас продинамили. Прими мои самые искренние. Таки они были без купальников, но в ночных рубашках. Тоже неплохо. В мокром виде очень даже впечатляет.

— Можно подумать, ты там был.

— В кино видел, давно уже. Но не ошибся. Или...?

— Спокойной ночи. Ясновидящий, блин.

Доктор Бродский смотрел на меня раненым крокодилом, но старательно избегал встречаться глазами. Чудак, он всерьёз верит в силу взгляда. От суеверий большая польза. Обеими руками он орудовал свободно. Начальство здраво рассудило, что в сезон отпусков оставить прохлаждаться сотрудника с диагнозом "Истерический паралич" в больничном — это не очень рационально. Поэтому вызвало убогого к себе на ковёр, где и исцелило, заодно вставив крупнокалиберный воспитательный пистон. После обхода, на котором доктор Страшножвидецкая узнала о моём вечернем посещении (на что у неё опять не нашлось слов, кроме каких-то польских идио и просто матических выражений), я быстренько настрочил дневники и назначения, управился со "своими" больными, и с автомата во дворе пообщался с мамой. На фига мне лишние уши. Мой почин был встречен одобрением совместно с предостережением: "Уверена, у тебя получится, но берегись, сынуля, распробуют — сядут на шею. Рожают чаще всего ночью.". И небольшая телефонная лекция по психологии роженицы. Вот, если бы не тарабанили по стеклу, требуя освободить будку. Пожар у вас у всех, что ли?!

— Ангелина Ивановна, да поймите же вы, от того, что я скажу женщине несколько слов хуже ей точно не будет. Получится у меня — хорошо. Не получится — всё останется по-прежнему. Никто не пострадает. Неужели вам самой не интересно?

Мама объяснила мне, что лучше всего начать готовить женщину к родам при помощи мягкого, незаметного гипноза, типа эриксоновского. Но это требует времени. А когда процесс уже идёт, могут быть успешными только агрессивные императивные методы. А тут есть риск в случае неудачи спровоцировать истерию. Поэтому не надо торопиться. Сначала понаблюдать и понять психику роженицы, отследить изменения, которые должны быть хорошо заметными и понять ритм их проявлений. Поскольку роды — процесс циклический, физиологический ритм обязан сопровождаться психическим.

— Мне интересно, чтобы тут не шлялись всякие любопытные со своими дурацкими экскрементами. Тут тебе не подопытные собачки! Экскрементатор нашёлся, тоже мне.

Ах, какой тонкий юмор. Ну, старая курица, погоди.

— Экскремент — источник благосостояния народа. А вы не хотите на стёклах сэкономить. Резаные раны опасны при внезапности.

Обалдела? Обалдела. Это полдела.

—Я вижу, вы очень опытный специалист. (Непроизвольно кивает.) Порядок у вас тут образцовый. (кивок). Без вашего разрешения тут муха не пролетит. (кивок) Всё, что на пользу дела, вы разрешаете и приветствуете. (та же реакция). Роженицам лучше бы меньше страдать. (конечно же).

Ещё пара минут такой беседы с копированием весьма значительного выражения её лица и положения рук.

—Идём, только сам ничего не делай. Только смотри. Я тебе объясню.

А мне больше ничего и не надо. Пока. Через двадцать минут её срочно куда-то позвали, и я был передан на попечение Вере Павловне, которая ещё спустя четверть часа умчалась мыться на экстренное кесарево. Прошло примерно два часа с начала охмурения заведующей. Я увидел и понял всё, что мне надо. Перехватил Ангелину Ивановну в тот момент, когда отбивалась от каких-то сильно встревоженных родственников, и закрепил достигнутое.

— Товарищи, вы зря волнуетесь. Лучшего роддома я в жизни не видал. Тут прямо чудеса творят. Ангелина Ивановна, я завтра продолжу.

— Да, конечно, Марк. Вы слышали, товарищи? Вот. Да, что я хотела сказать?

— Что всё пройдёт очень хорошо! До завтра, Ангелина Ивановна.

И поскакал в физиотерапию, где меня уже ждала работа. У Эллы сегодня ночное дежурство, поэтому я, освежившись на пляже, вечером вернулся в роддом, где проверил кое-какие свои умозаключения и провёл некоторые подготовительные мероприятия. Можно бы сделать больше, но мне нужна была только полная победа. А формулу Суворова "Удивил значит победил" ещё пока никто не опроверг.

— Ой, какой кошмар! Как она страшно кричит! Это же невыносимо, наверно, работать среди таких страданий? Есть же методы обезболивания.

— Есть, но от них бывают осложнения. И женщины сами отказываются, и анестезиолога не дозовёшься. Я сама троих родила. И ничего.

— Давайте к этой с вами подойдём. Ей хоть немного поспокойнее будет от вашего присутствия. Ну, жалко же человека. Идёмте, а?

Надо было видеть физиономии всего этого родовспомогательного персонала, когда истошные вопли затихли, и до самого крика новорождённого детёныша с лица роженицы не сходила блаженная улыбка. Уффф! Хорошо, что подготовил четверых. Одну прокесарили ночью, а ещё две не торопятся рожать.

— Ну что тут удивительного? В Средние века короли даже проказу излечивали наложением рук, а тут всего-навсего... Так и я же не король. Вроде бы ничего плохого не сделал.

— Марк! Не ёрничай! Я тебе разрешила смотреть и учиться, но никаких экспериментов.

— Вчера вы иначе выразились. Этим "экскрементам" не менее пяти тысяч лет только письменной истории. Древние египтяне называли это искусством сэтэп са. А что было раньше, то просто не умели записывать. Методов много. Здесь я провёл подготовку. Ещё две подготовлены. Неплохо бы подкрепить для гарантии успеха. Но есть приёмы экстренного воздействия. Хотите, покажу.

Вот же упёртая баба! Ну, на то я и Другой.

— Вон, как кричит, несчастная. Вы это терпите? Не вы — она! А я терпеть не буду и ей не дам. Пошли!

Ультимативный посыл в голосе и мимике. Пошли, как миленькие.

— С очевидным не поспоришь. Это у тебя дар такой? Как ты это делаешь?

— Дар, вернее способности, нужны в любом деле. Бывают гениальные плотники и бывают бездарные композиторы. Но любому делу учатся. При наличии способностей результат лучше. Меня мама учит.

— Мама? Стой, как твоя фамилия? Как-то сразу не подумала.

— Можете ей позвонить. Телефон...

— Позвоню непременно. Ты сказал, что ещё двоих подготовил. Кого?

— Они настроены на вас. Подключитесь кодовой фразой и жестом. Идёмте, я покажу и подстрахую. В общем-то ничего сложного, главное — не допускать сомнения в интонациях и выражении лица. Не смотрите в глаза. Направляйте взгляд на точку выше переносицы, туда, где индианки рисуют тику. С вашим опытом проблем тут не будет.

— Пошли.

Я корпел над историями в ординаторской, когда меня позвали к телефону. Испросив разрешения, побежал в роддом. Успел услышать: "А там он чего забыл?". Чудаки. Интересно же! Вот теперь мне стало хорошо. "Мозгорубка" работала с оптимальной нагрузкой. И физически нагружался неплохо. Сплошная гармония. А впереди ещё месяц каникул. Задержаться тут, что ли? Родители обидятся. Обещал этот месяц провести с ними и честно бездельничать. Мама мечтает отдохнуть от жары в Карелии. Папа уже списался со своим приятелем оттуда — зуб даю, у него и на Марсе приятели есть — который обещает избушку с банькой на берегу какого-то Пертозера. Лодку с мотором, рыболовные снасти и ружьё. И план по белым грибам бруснике на пятилетку вперёд. После Игоревой биостанции я верю и уже туда хочу. А пока продолжу познание медицинской реальности.  
  А критерий познания у нас что? Практика!

     *  *  *

 * Врачиха.
По поводу этого слова мы немного поспорили с Валерией.
По её мнению оно звучит слишком просторечно и его следует заменить. А чем?
Когда-то давно мне довелось читать дискуссию а  журнале "Наука и Жизнь№, если не ошибаюсь, о том, что некоторые слова в русском языке не имеют женского рода.
Вот как прикажете назвать в разговоре женщину -врача, профессора, генерала, пилота, космонавта..."
Есть безнадёжно архаичное "врачея".

Что могут сказать не сей счёт наши литераторы?