В пять утра ещё не уснуть, - творческая бессонница. А в шесть уже не до сна, - три араба напротив, на уровне моего балкона подновляют фасад и ремонтируют плоскую кровлю соседнего особняка, до которого отсюда рукой подать. У них, помимо производственных отношений, личные и не дай вам Бог их услышать, оглохните. Но это, - дело временное. Закончат, уйдут и наступит блаженная тишина внутреннего дворика. А кошачьи свадьбы, после этого кошмара, покажутся ноктюрном нежным.

Теперь, наконец, можно понять и простить тех трёх старух, доживавших свой невесёлый век над моим подвалом...

Подвал этот достался мне до смешного просто. Возводили на верхних этажах здания дутые профсоюзные апартаменты. Я был автором проекта и по долгу службы познакомился с комендантом здания, неким Поедовым, отставным полуполковником, потёртым, потным, безвольным мужиком, обвешенным, как бульдог, щеками.

Проявил активное участие в его личной драме, - ушла жена. По сему печальному поводу, разделил с ним унылую трапезу как раз в этом подвальном, забитом отслужившей мебелью, помещении. Под сурдинку кинул пару конкретных вопросов относительно владельца. Сколько нужно дать и кому конкретно, чтобы обрести площадь.

-  Владей, - уступил Поедов, - разрешаю. Момент был выбран правильно.

Коменданту, при означенных обстоятельствах, хотелось возвыситься в собственных глазах, уже довольно таки нетрезвых, - Только негромко, - предупредил он, - над тобой бабки старорежимные живут. Коммунистки со стажем отсидки. Платишь сотню. Лучше - вперёд.

Вот, собственно, и всё. Закатал рукава, выкинул содержимое, разгрёб завалы, сдал бутылки. Смыл грязь, соскрёб плесень, побелил, обвесил стены холстами. Прочистил и застелил разрушенный тяжким бременем диван, отремонтировал хромоногий круглый стол, сервировал его пластиковой посудой, - образовалась недурная мастерская с элементами скудного холостяцкого быта. В ходе реставрации выяснилось, что это полуподвал. Под потолком из узких бойниц сквозь грязь улицы была видна грязь улицы и обувь прохожих. Что ж, - центральный проспект, рядом - рынок. Все условия всего за сотню. При довольно приличной, метров тридцать, площади имелся толчёк за фанерной перегородкой и кладовка забитая голубыми гардеробными вешалками. Вешалки я оставил, предвидя визиты. И оказался прав, - визиты начались.

Богема собиралась неторопливо и разнообразно.

Вход в подвал - со двора. Во дворе пункт приёма стеклотары.

И кто, как вы думаете, посетил меня первым?
Вы правильно мыслите, - они. Они вошли без стука, деловито, по-хозяйски подсели к столу, сноровисто распорядились посудой и только после обратились ко мне, - Присаживайся, чё столбом стоишь. Ты кто?

Их было трое, - классика. Они были черны, рваны, мяты, мутноглазы, друг от друга практически неотличимы и уже в кондиции. Переть буром не имело смысла - их было трое. Я сел к столу и спросил, - Кто тут главный?

И застал врасплох. Среди них такого не нашлось. Они сошлись импровизированно и мелких конфликтов крупной дракой ещё не решали.

-  Тогда так, - я тут главный. Выпили и смылись, - взял бутылку, разлил под края и первым хлопнул. Они, молча слили содержимое в беззубые рты, встали и ушли. Последний спросил в дверях, - А чё это?

-  Это высокохудожественная мастерская. Здесь творит гений!

-  Ни-ху-я-вле-те-ли, - протянул он и растворился.

На дверь я поставил задвижку, выпилил смотровое окно. Но эти больше не появлялись. И другие подобные, - видимо, передали по длинной своей цепочке. Зато появилась Наташка Тимофеева. Красивая белая бабища с запутанной семейной и сексуальной жизнью. Она приносила две бутылки сухого, роняла на диван тяжёлые ягодицы, обнажая сиреневые колени, пила стаканами, взахлёб курила и делилась самым интимным, вплоть до цикла менструаций. Как она узнала о мастерской, до сих пор загадка. На мой вопрос она выпускала вместе с дымом, - Я нашла тебя чутьём.

-  Чьим? - добивался я.
-  Мотя, ты единственный человек, который может выслушать и понять.
Эх, если б в тебе было килограмм на сорок больше...

Но во мне было сколько было и недели через две она пропала.

Немного погодя явился Акулов. Акулина. Молча, мрачно облазил, обнюхал углы, заглянул в толчёк, в кладовку, сел на диван, попрыгал на пружинах, сдвинул с кончика носа американские дымчатые очки и спросил утвердительно, - Наташка у тебя была.

Я не любил Акулину. Многим он нравился, говорили, - светлый ум, высокие знания. Вот и Наташка с ним спуталась, хотя весу в нём было поменьше моего. А я не любил, мне казалось, что он злой и жадный. Но, когда он умер, я жалел. Компании без него не хватало перцу. Но он уже умер. Тогда я не ответил ему про Наташку. Спросил, - Выпить хочешь?

Мы молча выпили, каждый о своём.
-  Наташка у тебя была, - заключил Акулина и потащился в поисках.

Следом явились два клетчатых, очкастых, раскормленных на убой немца.
-  Прошу вас, господа, - почуял я покупателей, - можете ознакомиться.

Пейзажи и портреты мои сделали «на каррраул!», явили сочные краски и подобострастно выпучили глаза.

-  Нас пософетофаль херр Кай... Кай...
-  Кайгородов? Ну, неужели?
-  Я-я, точно так, херр Кай-ко-ротофф.
-  Ну, хер Кайгородов, погоди! - взбеленился я.

Они час рассматривали и перебирали шедевры, снимали очки, подносили их к холстам, щупали, отходили, щурились, делали ладошки рамками, обсуждали, вносили в списки. После чая с водкой оставили визитки и ушли. Но успокоили.

-  Ми не есть покупать реалисм. Реалисм не есть м-м-м...

-  Искусство?

-  О, нихт, нихт... Реалисм не есть теньги!

А потом пришёл Кай и привёл с собой всех остальных.

И покатилась обычная жизнь обычной подпольной мастерской.

С выставками, пьянками, ночёвками и девушками. Девушки были кстати. Последний мой роман отдалился и померк, семейная жизнь расползлась окончательно. Нужны были новые сексуальные ощущения и реализация элементарных потребностей. Они явились на длинных ногах в коротких юбочках, с короткими причёсками и такими же мыслишками. Слава им, этим девочкам, - они всё делали легко, свободно, умело и, практически, бескорыстно. Они не ставили себе цель, - просто жили.

Ну, и я, хотя мне к тому времени подкатывал сороковник. Антикварное ложе не знало покоя и отдыха. В углу немым упрёком застыл накрытый  влажной холстиной мольберт. Что-то там ещё теплилось...

Очень органично вместе с девушками вошла лёгкая музыка, джаз, даже танцы. Иногда на столе. Чаще стал наведываться Поедов с суровыми предупреждениями от изживших умом, коммунистических старух, требующих порядка и тишины после одиннадцати. А, как правило, в одиннадцать всё только начиналось. Натурально, над головой сгущались тучи. Оттуда и грянул гром.

Это было 8 марта, почему и запомнилось.

Часов до шести вечера было тихо. По углам шуршали насекомые и перешёптывались тени. Заночевавшая красотка проснулась заполдень, почистила пёрышки, получила мартовские мелкие тюльпаны, глотнула из остатков, обнадёжила скорой встречей и побежала поздравляться дальше. Я честно отстоял вахту у мольберта и уже настроился на волну одинокого ночного пиршества с бутылкой сухаря и блюзами Чарли Паркера...

Тут должно следовать: «Как вдруг...» Так и пишем.

Как вдруг, с грохотом и гомоном, в подвал ввалилась возглавляемая Каем, хорошо поддатая ватага недорезвившихся интеллектуалов. Знакомые все лица, - бывшие сослуживцы мои по СХКБ, самой смешной фирме Союза, поставляющей кондовый сибирский дизайн и разводящей в неволе душевных алкашей. Ранний март задолбал метелями и морозами, - народ решил отогреться и добавить, наверняка зная, что здесь отказа не будет.

Ходы последовали простые, надёжные, отработанные. Скинулись на оставшиеся возможности, заслали в магазин самого шустрого, незнакомая русая девушка уничтожила следы вчерашнего, уточнила сервировку, пригласила к «Глобусу» (стол я накрывал картой мира на клеёнке).

И давай поднимать градус агдамом, рожая искромётные экспромты.

Русая девушка стойко переносила рифмы: «агдам - для дам - дам - не дам». Настроение и градус приподняли, теперь надо же что-то выяснить.

А что могут выяснять интеллектуалы на второй волне орошения? Естественно, кто сильнее физически, поскольку культурологически все уже сравнялись. Армрестлинг эта штука называется. А где армрестлинг, там, понятно, бодибилдинг с элементами восточных единоборств, плавно переходящий в размашистый российский мордобой. И только потом - бодиарт. Вечерок потёк по этой несложной схеме.

Когда немец Голле вежливо, с проникновенным баварским юмором, попросил тщедушного, но смелого Курилова, раскорячившегося в стойке у-шу, - А ты попади в меня, сделай мне такую милость, - я понял, кровавого конца не миновать. Потому что промахнуться мимо Голле в тесноте мастерской было не возможно. Витя Голле ждал глыбой мускулов и Курилов, как ни старался промахнуться, всё-таки попал. Ногой по туловищу, кулаком в лицо, хотя метил в пах.

-  Не-хо-ро-шо, - пропел Витя и бой тут же перешёл в партер, под вешалки, где тощий Курилов был сбит, повален, растоптан и потерян среди шуб и салопов отдыхающих. Голубые казённые вешалки мгновенно лишились ног. Униженная германская мощь крушила всё подряд, разбрасывая и подавляя, походя, робкие попытки защитников цивилизованных отношений в обществе. Когда рассвирепевшего тевтонца всё-таки оттащили, верхняя одежда посетителей стонала и ходуном ходила по полу.

Но первым из-под шевелящейся кучи неожиданно вынырнул (как он там оказался?) Акулина. Бордовая лысина его трепетала негодованием. Он был сильно бит, мят, местами рван и держал на вытянутой в немой мольбе руке главное достояние своё. Что вы подумали?

Вот тут вы не угадали! Это были дымчатые американские очки. Вернее, то, что от них осталось. Осталось, прямо сказать, не много. Повторяю, немец Голле играл глыбой неудержимых мускулов. Но в тот томный вечер ему сие пришлось ещё подтвердить. Пауза не стала длинной и вселяющей.

-  А-а-а-а! По пе-че-ни!!! - скомандовал себе Акулина, ринулся на немца с задранной ногой и точно попал. Но тут же сел на увесистый поджопник Кая и улетел в угол, обрушив там всё моё творчество. Немощный пинок Акулины тем не менее пришёлся точно по адресу, - в печень, согнув пополам статный корпус терминатора. Пришла очередь Саши Бембеля. Он, не прерывая глубокого сна, прибившего его к стулу, вскочил и, со словами: «Нельзя маленьких обижать», - застегнул на шее Голле тугой альпинистский захват. Просыпаться, при этом, он и не думал.

Физические усилия, уговоры и общее участие результатов не приносили.

Хватка была мёртвой, Саша отдыхал по полной программе. Немец завалился на бок и стал синеть. Творческий спор плавно катился к логическому концу оппонента.

Печальный исход отвела незнакомая русая девочка. Из-за обессиленных тел она протиснула тонкую руку, грациозно перевернув не лоб Бембеля стакан воды.

-  О, хорошо, - оживился Саша, отпустил объятия, сел и уснул дальше. Немец рухнул на пол, сотрясая основы здания и существующего строя в лице освободившихся политкаторжанок. Торжествующий победный вопль не помог Акулине добить поверженного Голиафа, - он опять попал на поджопник Кая и, смерив мастерскую в противоположном направлении, пробил фанерную перегородку и исчез в толчке с финальным грохотом разлетающегося санфаянса.

Неожиданно на освещённую середину ринга выпал Паша Немченко. Пашечка, боже ж мой, - рваная рана в районе левого виска струила кровь, как на известной картине Репина про царя с убиенным сыном.

-  По печени! По печени!, - орал из пыльных углов униженный Акулина, но никуда не мог применить свои антропологические знания.

-  Пойдем, переспим это дело,  - бесстыдно предложил русой девочке избитый Курилов, но рухнул под тяжестью синяков и кровоподтёков.

Смертельная схватка перевалила пик, побродила в поисках очков и пуговиц и покатила под гору, захлёбываясь слезами, соплями и суковицей её высоколобых участников. Мокруха была рядом, но прошла мимо.

Ещё носился по мастерской разъярённый Акулина, ещё накладывала незнакомая девочка повязку на голову Паши Немченко, ненароком попавшего под тяжёлую руку немца, ещё отхаживались с нашатырём с Витей Голле и стаканом агдама с Куриловым, а трясущиеся пальцы старых коммунисток уже строчили телегу в органы.

А ведь одиннадцати ещё не было.

Больше всего мы жалели незнакомую русую девочку. Она тоже не увернулась от крутого интеллектуального припадка, - правое ухо её горело и расползлось до затылка. Но сестра милосердия хранила достоинство, дворянскую гордость и смирение, навевая отзвуки прощальных военных маршей.

Итог, если позволите.

В процессе участвовали:

- главный реставратор и хранитель картинной галереи,

- руководитель группы дизайнеров,

- руководитель группы технологов,

- начальник отдела рекламы,

- художественный редактор журнала,

Акулина, - кем он был никто никогда не знал,

Незнакомая девочка (пожалела Курилова, вышла за него замуж, родила троих деток. Если я ничего не путаю)

Посильное участие принял Автор.

Мастерской я, естественно, лишился. Не прошло и полгода. Вместе с ней и жилья. Но это уже совсем другая история...

А здесь, на Масаде, простор, покой, кипарисы небо подпирают, клочок моря видно. Арабы вот-вот ремонт закончат.

Будете, - заходите, - пивко через дорогу.