Фантастический рассказ

- Этого не может быть, - всё естество Тимоти Харрелла взбунтовалось против слов Джошуа Кобба. – Джайлс не предатель! Я его с нулевого класса знаю. Скорее пострадает сам, чем подставит друга. Кто угодно, только не он!

- Я и сам ни сразу смог поверить в то, что Галлахер работает на ФБР, камрад, - Кобб бросил быстрый взгляд через плечо на «Ford Transit», замерший на обочине. – Но факты – вещь упрямая.

На лице Харрелла заиграли злые желваки: Кобб был не из тех, кто разбрасывается обвинениями. В Сопротивлении острый и длинный язык могли быстро и легко укоротить. Территория США – большая, труп могут не найти даже через сто лет.

Кобб энергично встряхнул половой член и застегнул ширинку, после чего достал пачку контрабандных сигарет.

- Не будь Галлахер твоим другом, ты и сам уже давно убедился бы в том, что он – стукач, камрад.

- Джайлс же ни на шаг от нас не отходит, - зло напомнил Харрелл. Его пачка сигарет лежала в кармане куртки-бомбера, рядом с девятимиллиметровым Kahr PM9.

- Галлахер таскает мобильный минителефон. Нас отслеживают при помощи GPS-трекера. Хотят пробить наши контакты и одним ударом разгромить всё подполье.

- Джайлс не мог продаться, - мелкий тремор пальцев заставил Харрелла выругаться и сжать руку с бензиновой зажигалкой в кулак. – Он же всегда, активнее всех выступал за Революцию. Это благодаря ему группы Сопротивления пяти штатов стали единым целым. И с Европой он связался.

- Проще контролировать одну большую организацию, чем десятки мелких групп, - Коббу нельзя было отказать в проницательности. И с логикой наблюдательный товарищ был на короткой ноге. Однако годы крепкой дружбы, проверенной многочисленными испытаниями и невзгодами, нельзя было просто вот так взять и выбросить на помойку. – И о планах Сопротивления таким способом легче узнать.

- У Джайлса не было причин предать наше дело, - Галлахер со скучающим видом, от которого с трудом верилось в то, что фургон перевозит смертоносный груз, сидел за рулём. Впечатление расслабленности водителя и даже отрешённости было обманчивым: при первых признаках опасности Галлахер был готов без раздумий пустить в ход AR-15.

- Это ты так думаешь, камрад, - Кобб опечаленно усмехнулся. – Любого человека можно использовать, если знать, где надавить.

- Джайлс не такой! – Харрелл с огромным трудом удерживал рвущийся из груди крик: подсознание подкинуло спасительную мысль – проверка. Любое подполье обречено на недоверие. Шизофрения – непременное условие выживания.

- Я не говорю, что надавили именно на Галлахера, камрад. Но у него есть родные и близкие. Те, кто делает борца за правое дело слабым. Те, от кого необходимо отказаться, чтобы не стать беззащитным… - Кобб оборвал мысль, заставляя Харрелла закончить её самому. Контраргументов у Харрелла не имелось: любой человек – социальное животное. И имеется множество способов поставить его в стойло.

- Только не Джайлс, - упрямо повторил Харрелл. Хотелось закрыть уши. А ещё – глаза. И вытрясти из головы все сомнения до единого.

- Не нужно думать о людях хорошо, камрад. В подавляющем большинстве они – редкостные говнюки, не заслуживающие ничего, кроме смерти.

- Не все.

- Были бы все, не стоило бы строить для них счастье.

Сломанная сигарета полетела на лесную подстилку. От злости (прежде всего на самого себя: как не заметил фатальных изменений?) Харрелл втоптал сигарету в землю. А затем срывающимся от нервного возбуждения голосом спросил:

- И что теперь делать?

- А как поступают с предателями, камрад?

Несмотря на то, что Харрелл знал точный ответ, сердце пропустило удар. На душе стало совсем погано: сам Кобб не будет делать чужую работу.

- Здесь? – даже смерть матери, попавшей в автомобильную аварию, не вызвала у Харрелла такого душевного расстройства. Однако ликвидации было не избежать – дело прежде всего. Они все знали, на что идут.

Прошла целая вечность, прежде чем Кобб произнёс:

- Галлахер может заподозрить неладное. На следующем привале. Всё должно выглядеть естественно.

Харрелл едва сумел сдержать выдох облегчения, но в фургон вернулся мрачнее тучи. Опустился в кресло и сразу отвернулся к окну. Даже думать не хотелось. Галлахер заметил перемену в настроении друга, однако уточнять не стал: нервы итак у всех были на пределе – миссия слишком важна. С расовой войны всё должно было только начаться.

Кобб включил Oi! на портативной колонке. «Sham 69» запели о «ковбоях-кокни» из Хершема, но Харрелл не был настроен слушать ни любимого Джимми Пёрси, ни кого бы то ни было ещё.

- Выключи.

Кобб удивлённо-вопросительно приподнял бровь, и Галлахер указал:

- Кто-нибудь может пожаловаться в полицию.

Кобб, буркнув «Уже скоро мы сделаем людей лучше», выключил воспроизведение: даже рутинная полицейская проверка ставила крест на планах Сопротивления: баллоны с биологическим нановирусом непременно привлекут внимание. Избавиться от патрульных – не проблема, но зачем рисковать? Шум ячейке совершенно ни к чему.

- Спасибо! – Харрелл снова прижался виском к холодному стеклу. Мысли метались как испуганные птицы. Предательство не могло иметь оправданий. Пусть даже если бы Идея и была не такой высокой. Как же так получилось?

Галлахер вёл себя как ни в чём не бывало – то ли не догадывался о разоблачении, то ли имел железные нервы. Харрелл так не сумел бы. Точно не смог бы улыбаться, держа за спиной нож.

Или…

Сомнение страшно тем, что оно отравляет весь мозг. Харрелл вполне ожидаемо задался вопросом, а почему он должен верить Коббу? Что, если это никакая не проверка? Вдруг Кобб – сам предатель?

От затылка по позвоночному столбу заструилась ледяная волна. «Divide et impera!», как говорили древние римляне. Сотрудники ФБР, АНБ, АТФ и великого множества других спецслужб, которых кормили честные налогоплательщики, были бы последними дураками, если бы не предприняли попытку расколоть Сопротивление. Заставить бойцов бояться один другого. Взаимное недоверие убивает коллектив. А войны в одиночку не выигрываются.

Пальцы Харрелла машинально поглаживали пистолетную рукоять. Оружие давало уверенность. К сожалению, помочь избавиться от дурных мыслей не могло.

Революция приближалась с каждым дорожным указателем. Через каких-то четыре-пять часов весь мир содрогнётся. Хвороста безумными людьми припасено столько, что расовая война неизбежно перекинется сначала на Канаду и Мексику, а вслед за тем – и на остальные страны. Полыхнёт везде – мононациональные государства давно превратились в химеры.

Харрелл совершенно не боялся стать мучеником – вступив в Сопротивление, он сделал осознанный выбор. Харрелла больше пугала мысль, что Революция не произойдёт, и грёбанный мир останется всё таким же гнилым, отравляющим воздух тухлой вонью. Харрелл страшился того, что все жертвы окажутся напрасными. Того, что Великая Идея не найдёт отклика в людских сердцах, заплывших жиром безостановочного потребления.

Автомобильное движение становилось всё более оживлённым, а уединённых мест убавлялось. С разрубанием проклятого Гордиева узла затягивать не следовало. Ячейка не имела права облажаться: второго шанса не будет. Создатель биологического нановируса был мёртв, все его записи – уничтожены, а лаборатория – разгромлена. Сопротивление потеряло шестерых убитыми, однако Великая Идея того стоила. Мир всё ещё можно было спасти. Пусть и большой кровью.

Заметив небольшой, но достаточно густой лес на горизонте, Харрелл потребовал:

- Остановишься там.

- Ты же уже отливал, - напомнил Галлахер.

- Волнуюсь, - не покривил душой Харрелл. – Вдруг не получится.

- Брось, Тимоти. Нам всего-то и нужно оставить открытые баллоны в назначенных местах. Всё остальное сделают сами жертвы. Точнее, их негроидный ген.

- До Нью-Йорка ещё надо добраться, - избирательность биологического нановируса делала его страшным оружием и в то же время гарантировала, что свои не пострадают.

- Если не будем выделяться из толпы, доберёмся, - заверил Галлахер. Истина была настолько очевидной, что не подлежала даже минимальному обсуждению. Однако Кобб неожиданно заявил:

- Элита не может быть массовой.

- К чему ты, Джошуа? – озадачился Харрелл. Галлахер недоумевающе посмотрел в зеркало заднего вида.

- Историю творят одиночки, - Кобб продолжил говорить загадками. И явно не имел намерения пускаться в объяснения. – Останови, где просили… камрад.

Галлахер пожал плечами и, как только микроавтобус въехал в лес на достаточное расстояние, свернул на обочину и встал у густых зарослей орешника.

Имелся лишь один способ удостовериться в том, что Кобб говорит правду.

Харрелл выхватил Kahr PM9 и приставил его к боку Галлахера.

- Ты чего, Тимоти? – замешательство Галлахера было вполне искренним. Он даже не дёрнулся за полуавтоматической винтовкой, хотя мог схватить AR-15 до того, как ей завладеет Кобб, вооружённый «Beretta 92» и боевым ножом Ka-Bar.

- Выверни карманы, Джайлс, - потребовал Харрелл. С грустью подумалось о том, что объяснить подозрение не получится. Дружбе в любом случае конец.

Галлахер не стал возражать, не попытался обратить ситуацию в свою пользу. С лёгким сочувствием растянув губы в подобие улыбки, начал вытаскивать всё, что имел с собой. А имел немного – синий носовой платок, канцелярскую ручку в железном корпусе, которую можно было использовать как явару, и китайские электронные наручные часы – риск смерти был очень высок, и личные вещи могли вывести ФБР на Сопротивление. К сожалению, ДНК-анализ инсургенты обмануть не могли.

- Всё? – поинтересовался Харрелл, ловя себя на молитве, чтобы ничего другого у Галлахера не оказалось.

- Всё, - равнодушно заверил Галлахер.

- Обыщи его, камрад, - Кобб не позволил паузе затянуться. При желании он мог положить из AR-15 обоих: умелец-оружейник переделал полуавтоматическую винтовку для ведения автоматического огня. Тридцати патронов будет более чем достаточно.

- Подними руки, Джайлс, - решение далось Харреллу после тяжёлой внутренней борьбы. Рубикон был пройден, и нерешительность могла закончиться провалом миссии. А это будет больше, чем катастрофа: слишком уж долго вынашивалась Революция. Гниение мира требовалось выжечь, потому что хирургическое вмешательство запоздало.

- И что ты хочешь найти, Тимоти? – голос Галлахера потерял живость. Теперь он как будто принадлежал роботу.

- Чересчур гладко всё идёт, - поборов гадливость и потеряв при этом значительную часть человечности, Харрелл начал с нагрудного кармана красной клетчатой рубашки. «Ben Sherman» - любимой Галлахера. Той, что он надевал исключительно по особым случаям.

В кармане было пусто, вот только спешить радоваться не следовало: мобильный минителефон ничего не стоило закрепить при помощи клейкой ленты на теле. Карман – лишь первый шаг. Точнее – первый гвоздь в крышку гроба.

Чувствуя себя даже не извращенцем, а неполноценным, Харрелл взялся ощупывать друга. И старался не встречаться с ним взглядом. Совсем ничего не хотелось прочитать в глазах Галлахера. А вот Кобб внимательно следил за лицом Галлахера, благо руки тот держал почти у самых щёк.

Надежды Харрелла не оправдались – рука нащупала под левой подмышкой друга твёрдое продолговатое утолщение, которое не могло быть злокачественной опухолью или давящей бинтовой повязкой.

Сердце Харрелла остановилось, чтобы спустя мгновение сорваться в бездонную пропасть.

AR-15 с грохотом выплюнула не меньше десятка пуль. Голова Галлахера лопнула как перезрелая ягода, забрызгав кровью и ошмётками мозга всю переднюю часть салона. Из-за акустического удара по ушам лобовое стекло осыпалось абсолютно беззвучно. А обезображенный труп просто привалился к боковой дверце.

Запах сгоревшего пороха крупнозернистой наждачной бумагой прошёл по ноздрям. И именно эта горькая резь заставила Харрелла поверить в то, что всё происходящее – реальность, а не ночной кошмар или наркотическая галлюцинация.

И осознание оказалось сродни удару под дых: лучший друг, даже важнее, чем член семьи, убит. Джайлса больше нет.

- Бля… - капли чужой крови обжигали как кислота. Ещё сильнее опаляла тяжесть содеянного. – БляБляБляБляБля…

Кобб справился с потрясением за какую-то секунду. Медленно, словно опасаясь того, что Галлахер восстанет из мёртвых, опустил полуавтоматическую винтовку, из дула которой вилась сизая струйка, и каркнул:

- Заткнись!

Харрелл подавился ругательством: инстинкт самосохранения напомнил о том, что Kahr PM9 не может тягаться с AR-15. Пистолет ещё требовалось снова вынуть из кармана. А Кобб, как какой-нибудь грёбанный спецназовец из SWAT, держал палец за спусковым крючком.

Харрелл даже мысли не мог контролировать, но Кобб решил оправдаться:

- Он собирался убить нас.

Из-за звона в ушах слова получались рваными. Однако догадаться об их смысле не составило бы труда даже при тяжёлой контузии. Харрелл, глядя на кровавое месиво, слабо кивнул.

- Если бы ни я, Галлахер завалил бы нас обоих! – вскрикнул Кобб. – Что ему было терять?

Харрелл молча отодвинул полу джинсовой куртки и кажущимися чужими руками расстегнул «Ben Sherman». Под напитавшейся кровью фиолетовой футболкой с принтом «Свободой не награждают. Свободы добиваются» оказался закреплён брезентовый чехол. Который можно было задёшево купить в любой лавке.

Харрелл содрал находку. Весила она ровно столько же, сколько весил мобильный телефон.

- Я же говорил! – обрадовался Кобб. – А ты сомневался.

Отбросив мысль о том, что полуавтоматическая винтовка по-прежнему остаётся направленной на него, Харрелл рванул текстильную застёжку.

- Говорил! Я был прав. Теперь сам видишь.

Внутри лежал МР3-плеер. Пользовались им часто, однако ремонта он не требовал. И не имел гнезда для SIM-карты.

Харрелл безотчётно нажал на кнопку включения. Потребовалось время, чтобы из миниатюрного динамика полилась девичья речь. Говорили по-английски.

- У тебя всё получится, Джайлс. Не может не получиться, потому что ты пытаешься исправить чужие ошибки. Подарить людям счастье. Это не твоя вина, что других способов нет…

- Это Анхела. Подруга Джайлса, - объяснил Харрелл.

- …что разбудить людей может только террор.

- Джайлс носил с собой плеер, - шевельнувшаяся в груди злость не вернулась ко сну, а запустила острые когти в сердце Харрелла. – Дерьмовый кусок пластика с памятью на тридцать два гигабайта! Здесь с треть аудиофайлов подписано именем Анхелы.

- Он дёрнулся! – не менее озлобленно напомнил Кобб. Крови на него почти совсем не попало, отчего бледность кожи была отчётливо выражена. – Ты плохо искал.

Харрелл бросил МР3-плеер на приборную панель и вернулся к обыску. Делать это оказалось вдвойне неприятнее: Харрелл почувствовал себя шакалом, отбившимся от стаи и не смевшим претендовать даже на добычу, от которой с омерзением отворачивались другие. Брезгливость и отвращение к себе утроились в районе чужого паха.

Ничего больше, кроме МР3-плеера.

Не имелось даже перочинного ножа, которым можно было попытаться отбиться от товарищей. Хоть бы гвоздь какой прятал.

- Сбросил, - быстро нашёлся Кобб.

- Тогда найди минителефон на полу, - потребовал Харрелл. – Джайлс при нас не открывал окна.

- Сбросил на привале, пока мы ссали.

- Джайлс не умел читать мысли, Джошуа, - указал Харрелл. Звон в ушах слабел, но потребуется ещё несколько часов, чтобы слух восстановился окончательно. – Найди этот чёртов минителефон.

Кобб выругался и принялся шарить по полу, брезгливо отодвигая останки стволом AR-15, хотя боевым ножом было бы сподручнее.

Навалилась усталость – Харрелл словно просел под тяжестью бетонной плиты. Даже пришлось напоминать себе о необходимости дыхания.

Кобб бесцеремонно оттолкнул Галлахера, и от отрешённости Харрелла не осталось и следа: приподняв голову. Кобб упёрся лбом в пистолет.

- Ты чего, камрад? – опешил Кобб. Пальцы до громкого хруста костей стиснули полуавтоматическую винтовку.

- Раздевайся, - потребовал Харрелл, даже не задаваясь вопросом о том, сможет ли спустить курок. Сумеет. Без колебаний.

- Что? – Коббу не требовалось что-либо объяснять. И его захлестнуло возмущение.

- Раздевайся! – Повторил Харрелл и для большей доходчивости своего требования ткнул Kahr PM9 в лоб Кобба.

- Сейчас здесь будет полиция, - напомнил Кобб, с трудом сглотнув.

- Раздевайся, сука! – указательный палец выбрал слабину спускового крючка. Кобб держался хуже Галлахера, однако джинсы не обмочил: судя по всему, не ощутил всей серьёзности намерений Харрелла. – Я должен убедиться в том, что ты не работаешь на ФБР.

Точки над «i» надлежало расставить прямо сейчас: выигранная минута запросто могла обернуться поражением.

Кобб заскрипел зубами, но, стараясь не делать резких движений, оставил сначала AR-15, а затем выложил на загвазданный пол «Beretta 92» Ka-Bar. Оставил оружие, но не оставил подозрений.

- А что насчёт тебя, Тимоти?.. Удобный повод задержать доставку груза. Не так ли?

- Просто дай мне убедиться, - медлительность Кобба можно было трактовать по-разному. У Харрелла отсутствовало всякое желание разбираться. Даже если Кобб и был прав касательно Галлахера, предателя следовало судить. Потому что этого требовали и здравый смысл, и закон. И они оба не могли действовать избирательно. Так как тогда их смысл полностью теряется.

- Потом мне следует поступить точно так же с тобой.

- Ничего не имею против.

Чем бы ни руководствовался Кобб, однако противиться воле Харриса он больше не стал. Отошёл к баллонам с биологическим нановирусом и достаточно быстро, нисколько не стесняясь, разделся.

- Убедился? – Кобб ещё и несколько раз повернулся вокруг своей оси.

Харрелл без прежней брезгливости тщательно ощупал одежду Кобба. Даже вскрыл непочатую пачку сигарет.

- Я – свой, - торжественно возвестил Кобб. – А ты – избранный? Готов принести жертву… камрад?

Ухмылка, в которой сверкнуло нечто патологическое, была совсем не к месту. Словно последняя снежинка она сдвинула огромный тяжёлый пласт, до сегодняшнего дня казавшийся железобетонным. И в трещину немедля попала вода. Крохотная капля, однако и океан не рождается целиком.

Не пачкают ли Великую Идею средства достижения цели?

В голове Харрелла возник образ грязных рук, которые замешивали тесто. И сразу напомнила о себе тошнота: Харрелл физически ощутил, как меняется вкус хлеба. На зубах захрустел песок. Чтобы сломать зуб, его было недостаточно. Но аппетит пропал напрочь. Какое счастье можно построить для других, если ты сам не в состоянии быть счастливым?

Бездумно расставаясь с частью, рискуешь остаться без целого.

- Ты готов сделать людей счастливыми?

А ведь Кобб работал на федеральные власти – Харрелл понял это, когда заметил небольшой шрам на ягодице товарища. Недавний, хотя ни о какой хирургической или пластической операции Кобб ни разу не вспомнил за всё время пребывания в ячейке. GPS-маячок можно вживить практически в любую часть тела.

Убийство Галлахера наверняка было попыткой отвести от себя подозрения. Либо ФБР принялось уничтожать членов Сопротивления физически. Демократия гуманистична только на словах.

Или…

Версии множились: чересчур неясными были мотивы Кобба. И почему обязательно «федералы»?.. Использовать Кобба могли и враги. Ни одна революция не монолитна. И у каждой стороны своя Великая Идея: все заявляют, что хотят счастья для людей. И все как один забывают спросить самих людей, что же им действительно нужно.

- А знаешь, камрад, я тебе верю и так. Без проверки.

- С чего бы вдруг? – трещина стремительно увеличивалась. Как будто сомнения только и ждали удобного момента для того, чтобы вырваться на свободу.

- Вижу.

- С Джайлсом это не сработало, - по всем расчётам полицейские уже давно должны были прибыть. И Харрелл не стал гнать мысль, что подсознательно желает, чтобы его остановили. Необоснованная смерть – всегда неправильно. И чем этих смертей больше, тем явственнее отклонение.

- Галлахера я узнал недостаточно хорошо, - Кобб полностью оделся и посмотрел на Харрелла в ожидании разрешения взять оружие.

- А меня, значит, узнал хорошо? – можно не гадать: ФБР явно было в курсе планов уничтожения негритянского населения. И не спешило пресекать их.

- Конфликт – самый лучший способ познакомиться с подлинной сутью человека, - по кивку Харрелла Кобб дотронулся до пистолета. И (выстрелить в безоружного Харрелл не мог) получил пулю в голову, чуть повыше правой брови. Голова мотнулась в редкой кровавой взвеси и словно нарушила равновесие тела.

Добивать настоящего предателя не пришлось: Кобб не дышал.

Мешанина в голове Харрелла напоминала талый снег в грязной луже с каплями машинного масла на разъезженной земле: о чём-то конкретном совершенно не думалось. Не получалось даже при всём старании: мысли выскальзывали как только что пойманная рыба из рук.

Харрелл сунул Kahr PM9 в карман и полез в «бардачок» за влажными салфетками. У Харрелла не оставалось никаких сомнений в том, что ни полиции, ни «федералов», ни частного детектива, ни добровольных помощников правоохранительных органов не будет. Не сейчас. Арест особо опасных преступников на месте преступления, да ещё и в режиме реального времени, понравится избирателям куда больше, чем итог многомесячного, а то и многолетнего скучного расследования.

И в «Ford Transit» могли быть встроены видеокамеры – микроавтобус выбрал Кобб.

- И что дальше?

Нечего было даже думать о том, чтобы унести все четыре баллона: массивные, с символом биологической опасности, поддерживающие обязательную предактивационную температуру в минус десять градусов по шкале Фаренгейта, сразу бросались в глаза.

Однако один вполне можно запихнуть в спортивную сумку, которая принадлежала владельцу угнанного микроавтобуса. И переодеться есть возможность: по нынешней моде любая хламида будет считаться приемлемой. Подумаешь, на пару размеров больше…

А действительно ли мир изменится, если заполыхает мировая Революция? Вдруг (Харрелл даже испугался) всё сделается ещё хуже?

Окурок полетел на пол. А Харрелл закурил снова. Трещина дала течь, и остановить смутные мысли было уже невозможно.

Не всякая попытка кардинальных преобразований заканчивается успехом. Нередко она терпит фиаско. Даже самый строгий контроль отнюдь не гарантирует того, что огонь не перекинется на то, что сгореть не должно.

И не факт, что загорится именно то, что поджигаешь.

Харрелл поморщился от головной боли – мигрень появилась неожиданно, застала врасплох. И при каждом прикосновении влажной салфетки ко лбу только усиливалась.

- Что же «бравые» копы не едут? – автомобили через лес проезжали. Однако ни у одного водителя или пассажира одинокий микроавтобус с выбитым лобовым стеклом не вызвал интереса. Можно было обвинять равнодушие, можно – тень от орешника. Назвать банальную трусость. Или прибегнуть к теории заговора: их в последнее время появилось столько, что грань между правдой и вымыслом окончательно стёрлась.

А звук выстрелов скрыл ветер?

Никогда раньше Харрелл не замечал за собой помутнения рассудка – в голову как будто забрался ещё один человек. И этот человек сыпал в сомнения затвердитель. Самих сомнений с каждой минутой становилось всё больше. Как будто они делились как клетки. Если так и дальше будет продолжаться, объёма черепной коробки просто не хватит.

Два трупа – это гарантированный электрический стул либо инъекция яда: в США мораторий на смертную казнь, как Госдепартамент строго требовал того от других стран, не будет введён никогда – слишком уж много отбросов прибило к американскому берегу. Если жалеть каждого, страна утонет в крови.

- Получается, я и сам такой? – влажные салфетки пахли хвоей и вызывали тошноту. – Биологический мусор?

Не отправившийся от первого нервного потрясения, Харрелл получил новый удар. Ещё более сильный. Вспомнились вопросы Кобба. Всякий революционер считает себя особенным. Значимым. А всех остальных признаёт безликой массой, которую требуется одарить счастьем. Согласно собственному видению. И никакие жертвы не пойдут в счёт: чего жалеть…

…грязь под ногами?

Стенки черепа словно угодили под мощный гидравлический пресс – даже слёзы выступили. Сердце забилось так, как будто Харрелл приближался к финишу марафона. Дышалось тяжело – как в грёбанных антивирусных масках, которые для защиты совсем не предназначались.

Только ли политиканы ошибаются?

Харрелл, никогда не примерявший чужие одежды, поднял Ka-Bar. Рукоять удобно легла в ладонь, будто была отлита точно под его руку. Бритвенной остроты лезвие с одинаковой лёгкостью разрезало одежду и рассекло плоть. Имплантат имелся – Харрелл подцепил кончиком ножа миниатюрный кремниевый чип.

Made in USA.

Почти точно такой же был вшит в Галлахера. Только в левую подмышку.

- Как ты мог, Джайлс? – новый удар подкосил Харрелла, и он без сил опустился прямо на залитый кровью пол. Голова в буквальном смысле раскалывалась. «Федералы» не были бы «федералами», если бы ни подстраховались. И биологический нановирус, с большой долей вероятности, обман. Приманка для ловли наивных романтиков, горящих желанием избавиться от проказы «демократии». – А мы и поверили как малые дети.

От обиды захотелось завыть.

Четыре баллона невольно притягивали взгляд. И рождали новые вопросы. Если вдуматься, смертельный биологический нановирус, если он действительно существовал, вообще не должен был попасть в руки Сопротивления. Любая спецслужба не застрахована от ошибок, однако это уже – полный провал. Абсолютная некомпетентность.

Только если…

Харрелл отшвырнул скомканную влажную салфетку, испачканную в крови, и встал над баллонами. Уже сам ударопрочный корпус мог являться радиомаяком. И нанороботы запросто могли посылать маркерный сигнал.

Харрелл машинально сунул сигарету в рот и чиркнул бензиновой зажигалкой, хотя в горле першило от выкуренных.

Нужно быть клиническим идиотом, чтобы поверить в то, что матёрые экстремисты позволят доморощенным экстремистам обтяпать подобное дело. Тут случайностей быть не может априори. Сопротивление – не один человек: планов не скрыть.

И что это за биологический нановирус, ещё нужно разобраться. Это Сопротивление считало, что он подействует на негроидный ген. Механизм действия мог оказаться совсем иным. И каким окажется конечный результат, сложно даже представить.

Огонь незаметно добрался до фильтра и ожёг пальцы. Харрелл чертыхнулся и с преступным опозданием сбросил с себя одежду. Для того чтобы увидеть себя со спины, пришлось воспользоваться отломанным зеркалом заднего вида.

Шрамов не было, и результат проверки несказанно обрадовал Харрелла. Всеобщее предательство убило бы его.

Голова продолжала набухать болью, не позволявшей воспринимать мысль целым. Получался гротескный калейдоскоп из причудливых сочетаний из обрывков и осколков. Расовая война, лелеемая, но разожжённая отнюдь не ультраправыми, могла заполыхать вовсю. А на войне не до нюансов: пуля и осколок биографией не интересуются. Атака из Бруклина, Гарлема, Бронкса и Чайна-тауна вполне могла стать началом конца.

Харрелл не заблуждался касательно истинного содержания современного мира, но тотальное его уничтожение было очевидным перебором.

Потребовалось немало усилий для того, чтобы одеться и завязать шнурки. Тошнота накатывала волнами, навевая мысли о заражении. И такое вовсе не исключалось: оружием массового поражения мог быть не футуристический биологический нановирус, а штамм вполне себе обычной болезни, которую Всемирная организация здравоохранения считала давным-давно побеждённой. Незначительная геномная коррекция позволяла получить действенное оружие – ни одна вакцина не создаётся за один день.

- Во что же такое мы вляпались? – масштаб теракта подразумевал участие крупных игроков. Банальная тысяча-другая трупов их явно не удовлетворит. Счёт должен идти на миллионы.

Миллиарды?

Харрелл поперхнулся: ячейку могли использовать втёмную. Что там ячейку – всё Сопротивление. Великая Идея спасения мира могла оказаться совсем не выстраданным сознанием решением, а чьим-то хитрым планом. Всего лишь очередным шагом на пути к…

К чему?

Имён и фамилий каких только кукловодов и «серых кардиналов» не называлось. Кроме настоящих. Война была выгодна слишком многим, чтобы однозначно указать на кого-то одного.

- Лучше бы этот говенный день никогда не начинался, - у Харрелла не имелось сил даже на то, чтобы выплеснуть эмоции: чересчур много потерь. И самая страшная – потеря уверенности в собственной правоте. Сомнение – всегда поражение.

Как Харрелл не пытался гнать безнадёжность, осознание конца упорно не желало уходить: любой шаг Харрелла был проигрышным. И цена их всех не сильно различалась между собой.

В шахматах тупик называется патом. Только, в отличие от Харрелла, шахматист в любой момент мог начать партию заново или вовсе отказаться от игры. Ошибки Харрелла так и останутся неисправленными. А вклад в построение всеобщего счастья – нулевым. И даже минусовым.

Давление на череп не было равномерным – в затылке вдобавок засело огненное жало… Сверло. И оно вкручивалось всё глубже и глубже, с лёгкостью измельчая кость и наматывая на себя пульсирующий болью мозг. И сквозь боль просыпалось ощущение, как будто какая-то необъяснимая сила толкала Харрелла к Нью-Йорку.

Мягко, но настойчиво. Без возможности остановиться и, уж тем более, дать задний ход.

Идея выбора Нью-Йорка в качестве приоритетной цели принадлежала Харреллу. И он не мог чётко объяснить своё решение. Ему как будто его…

…навязали.

- Дерьмо! – ответ оказался совсем не фантастическим. Даже банальным. Только кто мог прибегнуть к нейропрограммированию? И когда?.. Харрелл, как силился, так и не сумел вспомнить, в какой момент терял связь с реальностью. Наоборот – постоянно был начеку. – Или мне это тоже внушили?

Тяжесть в голове стала просто невыносимой, и Харрелл понял, что вот-вот лишится сознания. И в ярости впечатал подошву в стенку микроавтобуса. Тот качнулся, а Харрелл принялся остервенело молотить кулаками.

Сколько заняла вспышка, Харрелл не мог сказать: время потеряло наполнение. И боль не замечалась.

Эмоциональный взрыв получился таким сильным, что сознание почти полностью прояснилось. И возникло резкое, безудержное желание оборвать нити кукловода. Обрести свободу. Подлинную, как потёки крови из разбитых кулаков на гнутом металле, а не бутафорскую. Насаждаемую другими.

Харрелл провёл ладонями по лицу как молящийся мусульманин в наивной надежде содрать глухой колпак. Даже бунт перестал быть неуправляемым, а протест превратился в фарс.

- От нас ничего не зависит, - капли крови разбивались о мысы ботинок, и на полу образовывались причудливые узоры, как будто собранные из тысяч и миллионов трупов. Кровь пропитывала пыль, и образ становился тяжелее. Разбухал, грозя превратиться в один бескрайний океан крови и нечеловеческих страданий. – Мы всего лишь расходный материал. Такая же грязь, как и остальные обитатели Земли, обманывающиеся касательно своей истинной цены. Даже не подозревающие о своём предназначении стать удобрением для…

Мысль застопорилась. Словно ей не позволяли двигаться дальше.

- Не пастырь. Овца.