ПРОГУЛКА ПО ФУРШТАТСКОЙ
Когда поздно вечером собака начинает ходить возле дивана, класть морду тебе на колени и заглядывать в глаза – это значит пришло время выходить с ней на прогулку.
Погладишь по голове, потреплешь за длинными висячими ушами, скажешь: «Ну, что Дикарь, пойдём гулять», – и заблестит глазами Дик, завертится возле ног волчком, забегает вокруг от восторга. Попутно облает и шуганёт кошку.
Дик – Дикарь – Диккенс таскает меня по улицам неутомимо, как тягач. Как будто впереди он чувствует кошачий дух. А увидев кошку, совсем теряет голову.
Литейная часть Петербурга. Бывший аристократический район. Улицы: Кирочная, Фурштатская, Сергиевская, Захарьевская, Шпалерная, Воскресенский проспект (пр. Чернышевского), Потёмкинская улица – вот ареал наших прогулок. Поводок почти не расслабляется. Я чувствую себя поджарым бедуином. Марафонцем. (Когда не было Дикаря – полулежал на диване, уставясь в телевизор).
Один мой знакомый в один прекрасный день отдал свой телевизор кому-то, просто подарил. Отдал, поняв вдруг, что пользы от него никакой. Один вред. Подарил его (когда бы вы думали?) в самое весёлое время перестройки. И он, наверное, был прав. Книги, концерты в Филармонии, Эрмитаж – ей, богу, дороже телевизионной жвачки.
Поводок расслабляется – это Дик поднял заднюю лапу возле очередной водосточной трубы. Один миг, дело сделано, и поводок вновь напрягся.
Вот кирха. Лютеранская церковь.
В суровые режимные времена здесь поместился кинотеатр «Спартак». И благополучно находится по сиё время. То есть в свободное демократическое. Плюс к тому же со стороны Фурштатской улицы в этой кирхе в обрамлении ионических колонн открылся салон-магазин. Ну, вы знаете, таких уж много в Питере. Магазин по продаже импортных шмоток. Салон от пола до потолка празднично сияет зеркалами, брызжет светом (особенно в яркий солнечный день). Здорово! Но потом закрадывается вопрос: «А зачем?» Лавка это, храм или кинотеатр? Оказывается, и то, и другое, и третье. «По воскресеньям здесь уже проводятся службы», – сказал лавочник из лавки. Ай да, «демократы»: и к рынку, и к Христу.
Но ведь Христос изгнал торгующих из храма!
Ул.Фурштатская – одна из питерских улиц с самой старой застройкой. Фото из сети.
Пойдём дальше, мой пёс. Бог им судья. Вон, видишь: гранитные поребрики лежат. Навалом. Значит, снова меняют поребрики. За последние десять лет уже по-моему в третий раз на этой улице. Поребрики менять – это мы умеем. «Знаешь, Диккенс, перестройка в этом смысле ничего вроде не изменила. Наши дорожные службы без работы никогда не останутся. Ты представляешь, сколько в городе поребриков! А, остановился. Молодец. Правильно. Давай-давай, делай свои большие дела в этой огромной куче деловитой бесхозяйственности».
«Веди меня. Веди. Ты посмотри, Дикарь, какие красивые дома по ту и другую сторону улицы! Только, вот, козырьки над парадными почему-то сбиты, да и парадные двери, если не заменили их какими-то современными, то непременно содрали старые замки и ручки. Поэтому чудом уцелевшая старинная медная ручка кажется золотой и вызывает умиление. Очень жаль, что и её сорвут.
Да, город разграблен. Идём к капитализму, а дома беспризорные.
На нашей лестничной площадке запыленный осколок витража высвечивает какое-то сказочное прошлое. Старые люди говорят, что эта заплёванная мраморная лестница ещё в двадцатых годах была покрыта. коврами; что в вестибюле возле лифта висели зеркала. И люстра былa. Право, не верится. Вон – и ступени раскололи, и мраморные подоконники разбили. О, господи!»
"Ты посмотри, Дикарь, как активно заселяются подвалы. С каким энтузиазмом. Раз – был подвал, а теперь салон-магазин «кооперативный». Раз – был подвал, а теперь кафе «кооперативное». Раз... Раз... Раз... И так уже почти все подвалы позанимали. Я тоже хочу... Интересно, а к кому они обращаются? И сколько платят?»
«Ну, ладно. Смотри, смотри, Дик. Рвы какие-то, земля перекопана, трубы, как замершие в сумраке анаконды. Бетонные кольца, забытый строительный вагончик. И костёр горит. Пламя-то как мечется на ветру! А вокруг – Гавроши. И мельтешение теней. Дьявольщина какая-то. Жгут ящики. Они их от станции метро приволокли. На них спекулянты целый день торговали. Водкой. Пепси-колой. Шампанским. Цветами. Мороженым. И ещё один только бог ведает чем. Почему дети не дома? Почему не спят? Или это беспризорные? Старые люди говорят, что в военное время было больше порядка и продовольствия, чем сейчас. Я думаю, что они не выдумывают. Да это мы с тобой, Диккенс, стоим на перекрёстке проспекта Чернышевского и ул. Петра Лаврова». (Я не мог написать: на перекрёстке пр. Воскресенского и ул. Фурштатской. При сих названиях эти улицы так не выглядели).
«А вот ещё интересная примета времени, весьма, прелюбопытная. Молодец, Дикарь, ты меня как раз туда и тянешь. Вот стоит супер-ларёк. Прямо в створе газона. И прямо по газону, длиною примерно в 20 метров в сторону улицы Потёмкинской разбита площадка. И здесь уже никогда не вырастет зелёная трава: земля выложена красивыми плитами. И даже окаймлена уже кирпичной полустеной. И грибообразные разноцветные шатры вознеслись. Вот это размах! Вот это я понимаю! Прямо на газоне! Ты представляешь, Дик, тебе уже здесь никогда не прижаться к дереву с поднятой задней ногой! Это ночное кафе. Видишь, в витрине супер-ларька коньяк янтарно светится в бутылках. И телевизор зажжён. И голова бармена торчит. На этом бывшем газонном лоскутке, Дик, будут теперь неустанно мочится ночные пьяницы и шатуны. И высохнут липы, случайно оказавшиеся в плену. И уже никогда здесь не вырастет молодая зелёная трава…Бизнес, Дик! Святое дело…Ужасно, Дик! А вдруг всю аллею районные «демократы» распродадут? Но тогда, сколько же стоит сейчас 20 метров газона в центре Петербурга? И не лучше ли было продать какой-нибудь близлежащий подвал этим энергичным коммерсантам?!»
1992 г
* * *
ЛИТЕЙНАЯ ЧАСТЬ ПЕТЕРБУРГА
Что-то всеми навек утрачено.
Май мой синий! Июнь голубой!
Не с того ль так чадит мертвячиной
Над пропащею этой гульбой.
С.А. Есенин
Я, наверное, был не прав относительно этого «изящного кафе» под открытым небом на перекрёстке ул. Фурштатской и Воскресенского пр., недалеко от станции метро.
Мне уже говорили: «Посмотри, как красиво». Вообще-то в ночи это действительно выглядит оазисом среди первобытного хаоса. Симпатичные решётки, столики, стулики, семь зажжённых матовых плафонов по углам газонного прямоугольника, малиновые и бирюзовые шатры, расцвеченные светом, восточная музыка – повторяю ещё раз:
"Среди первобытного хаоса всё это и смотрится, и создаёт впечатление.
А у метро... Помните кошмарные детские сны: вы убегаете, а вас преследуют, вы как будто вязнете, ноги вас не слушаются, вот-вот вас настигнут, жуткий страх охватывает...грудь, горло как будто стянуты, и вы просыпаетесь от собственного крика-стона. И всё это во сне происходит на мертвенно-бледном фосфоресцирующем фоне. Так вот и у метро сейчас ближе к полуночи. Какой-то кошмар. Многолюдие. Тени. Ларьки. Киоски. Мусор. Пьяные. Разборки. Человеческий лай. И всё это освещено питерскими белыми ночами. Может быть, в этом есть какая-то осмысленность, как осмысленно тараканье движение возе мусорного ведра.
Давайте, наконец, признаемся, что с нашей культурой (бескультурьем), с нашей властью (нарочитым безвластием) мы будем топтаться на этом примитивно-вульгарном уровне много лет. Такое состояние выгодно сейчас всем: власть предержащим и за власть борющимся. И всем, кто спекулирует. А спекулируют почти все. Только производить никто ничего не собирается. Для спекуляции созданы условия на пять с плюсом. Для увеличения производства не сделано практически ничего. И даже наоборот. Акцентируя внимание на финансах, уже полгода, только и делая, что стабилизируя сальто-марталевским образом рубль, правительство ориентируется на спекулянтов, а спекулянты, в свою очередь, на правительство. В таком сцепленном хороводе мы протанцуем ещё очень долго. Красноречивый пример с ценами на водку, пиво, напитки, книги и пр... Тактика самая примитивная: не наращивать производство того же пива, а просто, подгонять цены под спекулятивные и продавать на многолюдных перекрёстках прямо с машин сотнями ящиков. И пpи этом периодически талдычить: спекуляции, мол, вообще не существует, а есть просто бизнес.
Давайте признаемся себе, что строя цивилизованных кооператоров в таких условиях мы никогда не создадим.
Давайте признаемся себе, что существует огромное количество российских политических акробатов, дискредитировавших ещё на семьдесят лет вперёд понятие демократия.
При таком амёбно-аморфном состоянии общества позволительно делать практически всё безнаказанно: обманывать, воровать, грабить, калечить, насиловать, убивать. Надо только для этого сбиться в стаю, в организацию, в общество, в партию. И возглавить их. И активно участвовать.
Всё вокруг ещё более пронизывается мерзостью, как плесенью, а нам говорят:
"Мы уже выходим на столбовой путь развития человечества".
Свободу слова и печати заслонили свободой печатания и распространения порнографии. Смех.
За приватизацию собственных квартир (очистив перед тем карманы финансовыми лжереформами) заставляют платить.
Увольняя человека с работы по сокращению штата, выплачивают ему средний заработок в масштабе тех умерших прошлогодних цен и окладов, что равняются примерно одной десятой прожиточного минимума теперешнего времени.
У нас всякое демократическое понятие извращено, вывернуто наизнанку, поставлено с ног на голову в угоду каким-то замаскированным под демократические изначально безнравственным структурам.
А помните захватывающее дух начало перестройки…! Сколько было надежд на здравомыслие, гуманность, справедливость. И вот сорвались с цепи...
Испив до дна
Надежды и сомненья,
Вкусив сполна
От самоутвержденья,
Войдём с тобой,
Скорбя и балагуря,
В культурный слой
Эпохи бескультурья.
Из «Сборника прозы» 1992 г.
* * *