Кабинет губернатора Тортуги и Сан-Доминго Жана-Батиста Дюкасса. 

Дюкасс,  его секретарь Ларок. 

Губернатор ломает сургучные печати, извлекает из конверта документ. Внимательно его читает. На его лице полнейшее недоумение. 

— Вы когда ни будь видели подобное, Ларок? 

— Что вы имеете в виду, патрон? 

— То, что вы мне сейчас принесли. Это же точная копия приказа морского ведомства, полученного нами пару недель назад. И, как в прошлый раз, доставлено специально отправленной посыльной шхуной, как главное из дел, порученных лично капитану. 

— Позволите ознакомиться? 

— Да, читайте. Здесь нет указаний на секретность. По сути — это просто приглашение, но какое! 

Некоторое время секретарь внимательно изучает документ. 

— Осмелюсь предположить, что мы получим ещё одно такое послание, а возможно, и не одно. 

— Почему вы так думаете? 

— Судите сами. Капитану и владельцу фрегата “Чёртова дюжина” госпоже Мирэй де Моро настоятельно предлагается прибыть на её корабле во Францию в любое удобное ей время, но по возможности незамедлительно. Каково?! А вот это, как вам: ”Соблюдение ранее оговоренных условий гарантируется”?  В любом из выбранных ею пяти предложенных портов ей подготовлена встреча, соответствующая важности её миссии. По исполнении таковой и в случае благополучного её завершения, означенная особа будет приглашена в Версаль на личную аудиенцию к Его Величеству королю Франции Людовику Четырнадцатому. Ну, и так далее. Не приказ, обратите внимание, патрон, а настоятельное предложение. В удобное ей время, но незамедлительно. Подпись самого Поншартрена! За настоятельным приглашением явно просматривается желание Его Величества. А желание короля... сами понимаете. И неисполнение его желания... Поэтому доставка послания поручена нескольким капитанам, чтобы хотя бы один экземпляр наверняка дошёл до адресата. Нам остаётся только ждать следующего курьера и саму Мирэй, да сохранят её Господь и все святые. 

— Согласен, Ларок, согласен. Эх, был бы жив Кольбер! Вот только о какой-такой миссии идёт речь? 

Тяжёлый вздох. 

— Интересно, чего она ему такого наговорила? 

— Кому, патрон? 

— Барону... одному нашему с ней общему знакомому. Ладно, нам остаётся только ждать. Что там у вас ещё? 

Камера, стоп! Снято. 

Просторная гостиная в доме губернатора Дюкасса. Высокий потолок, большие окна с видом на роскошный сад, богатое и со вкусом подобранное убранство в колониальном стиле.  

Присутствуют: сам губернатор, его жена и две дочери, Мирэй, Окайя, де Вилье, Брессон. На этот раз Мирэй и Окайя одеты соответственно моде этого времени, адаптированной для тропиков. 

Дюкасс распахивает “французское” окно. Ветер шевелит гардины, парик губернатора, кружева и ленты дам. 

— Благодаренье богу, сегодня хоть немного прохладнее. Как же надоел этот зной! Если бы не фонтаны в саду и террасах, он был бы совершенно невыносим. С ужасом вспоминаю наше путешествие сюда из Тулона. Мы не так страдали от морской болезни, как от ужасной жары, особенно когда попадали в штиль. Представляете, смола проступала между досок палубы! И это бешенное солнце, от которого не спасают ни зонтики, ни вуаль. А в каюте совершенно невыносимо. 

Мирэй смеётся. 

— Отлично представляю, Элен. Я провожу в открытом море гораздо больше времени, чем на суше. К счастью, я смуглая от природы, загар мне не страшен. Да и одеваемся мы в плавании гораздо проще и легче. Опрокинула на себя ведро забортной воды, и уже не так жарко.  

Губернаторша ёжится. 

— Кошмар! 

— Я чувствую, кошмар нам только предстоит. Я правильно поняла смысл вашего приглашения, мессир? 

— Вы, как всегда правы, капитан де Моро. Но позвольте заметить, в этом платье вы ничуть не менее эффектны, чем в вашем корсарском наряде. Вы просто очаровательны. И менее опасны без вашего кинжала. 

— Кто? Я безопасна? Ошибаетесь, мессир! 

Мгновение, и в руках у Мирэй и Окайи появляются, непонятно откуда взявшиеся, небольшие стилеты. 

— Я опасна всегда! 

Блестящие клинки исчезают как по волшебству. 

Изумление на лицах всего семейства Дюкасс. Де Вилье и Брессон сохраняют полнейшую невозмутимость. 

— Похоже, я всю жизнь недооценивал женщин. 

— Похоже, Жан-Батист, до вас наконец-то дошло то, что я всю жизнь пытаюсь вам доказать. Благодарю вас, Мирэй, за столь наглядный урок. Мужчины только воображают, что именно они правят этим миром. 

Все смеются. 

Губернатор: 

— А теперь предлагаю перейти к ужасам, о которых догадалась наша несравненная Мирэй. Вам предстоит дальнее путешествие, да охранит вас Всевышний от любых невзгод, а в конце его — Версаль и, весьма вероятно, личная аудиенция у короля. Не смею задавать вопросов о вашей таинственной миссии, с которой вы отправляетесь в путь, но успешность аудиенции и вообще, ваш успех при дворе, зависят от множества обстоятельств. У нас ещё будет время обсудить их все, но сейчас я пригласил вас с тем, чтобы предупредить: Его Величество чрезвычайно щепетилен в вопросах этикета. Поверьте мне, человеку с немалым опытом при дворе: он придаёт этому огромное значение. Не сочтите за обиду, мадам и месье, но окажись вы прямо сейчас в столице, не говоря уж о Версале, вас примут там даже не как грубых провинциалов, а как, простите меня, как дикарей. 

Губернатор обводит взглядом гостей, оценивая их реакцию на сказанное, ожидая возмущения или обиды. И удивляется их спокойствию. 

Де Вилье: 

— Благодарим вас за заботу, господин Дюкасс. Мы тоже думали об этом. Но где тут, в колониях, найти учителя хороших манер, моды, придворных танцев и прочих излишеств? Излишеств здесь, но необходимостей в высшем свете. Мы же не можем отвергнуть приглашение самого короля! Решение мы, кажется, нашли. Но, похоже, вы хотите предложить нам что-то получше. 

— Интересно, что же вы придумали? 

— По прибытии в Гавр или Ла-Рошель найти такого учителя и пройти курс у него, а уж потом проследовать в Париж. 

— Весьма разумно. Если бы не одно обстоятельство. 

— Какое, мессир? 

— Время. Пока вы в море, вашим временем распоряжается неодолимая стихия. Но с момента вашего прибытия в порт — уже вы сами. Не сомневайтесь, королю очень быстро доставят соответствующее донесение. А Его Величество не любит долго ждать. Любое промедление вызовет его немилость. 

Мирэй вскакивает и исполняет какой-то немыслимый пируэт. 

— Когда приступим к уроку, мессир? 

— Если вы не против, дитя моё, то прямо сейчас. 

Дюкасс улыбается. 

— Рассею ваше недоумение, господа. Её отец был моим близким другом, а с вашим грозным капитаном я знаком с самого её детства. Во имя нашей дружбы я желаю полнейшего успеха вашему предприятию. Кроме того, я имею в этом и свой личный интерес. Мирэй знает, что я имею в виду. Поэтому вашими учителями будем мы с Элен. И Мари с Жаннет, разумеется. Таким образом вы усвоите всё необходимое, не беспокоясь о времени, и тщательно приготовитесь к переходу через океан. Ларок обеспечит вас всем необходимым и даже сверх того. Тем более, что сезон для начала путешествия сейчас не самый благоприятный. Надеюсь, вы не имеете ничего против моего предложения, господа? 

— Это большая честь для нас, господин губернатор. Но... 

— Никаких “но”, шевалье. У нас в вами это возьмёт не так уж много времени. А для наших дам, для всей моей семьи это будет замечательным развлечением. Согласны? 

— О, разумеется, мессир! 

— Тогда сейчас и начнём. 

Губернатор раскрыл большую папку и вытащил несколько брошюр и отдельных листов. 

— Всё это вам придётся тщательно изучить. Мало того: выучить наизусть. Заберёте это всё с собой. К счастью, покидая Париж, я захватил с собой среди прочего багажа. Вот видите, пригодилось. 

Что это? 

— “Code de l'étiquette” ("Кодекс придворной этикетики”). Здесь все правила придворного этикета и инструкции по поведению во всех возможных ситуациях. Одежда, поведение за столом, слова, жесты, позы... В общем — всё.  

Несколько секунд молчания. 

— За эти годы что-то наверно изменилось. Но вряд ли многое. Я ещё дам вам письма к нескольким важным людям. Вам помогут, объяснят расстановку сил при дворе. Пока берите это. 

Брессон с поклоном принимает папку из рук губернатора. 

— Большое спасибо, мессир. 

— Дай бог, на пользу. Итак, господа, начнём. 

Снова вскакивает Мирэй. 

— С танцев! Начнём с танцев! 

Элен, сдерживая смех: 

— Какая же ты ещё девчонка, капитан Мирэй де Моро. 

Камера, стоп! Снято. 

Восемнадцать часов полёта даже в комфортабельнейшем “Боинге” — штука утомительная. Лёгкий толчок, изменившийся тон турбин, и лайнер покатил к терминалу аэропорта “Шарль де Голль”.                                   
  Разглядеть снаружи знаменитый аэропорт не удалось. Через гармошку телетрапа все прошли сразу внутрь. Обычная суета, формальности, ожидание багажа, и Bonjour ma belle France! 

Голубой автобус киностудии был заполнен едва ли на треть. Понятно: люди вернулись домой, а Париж — огромный город. Многим было не по пути, и они добирались самостоятельно. 

Элла, Ева и все советские киношники прямо прилипли к окнам. Это же Париж! Самый настоящий Париж! Ослепительно весенний Париж! Сбыча мечт и именины сердца!                                                                       
Относительно спокойными оставались Саар и его ассистентка Эмма. Они уже бывали здесь. И Никодимов, который, пронаблюдав некоторое время за Эллой, поинтересовался: 

— Помните, товарищ Файна, как вы отозвались об этом городе: “Мёртвые камни и полуживые деревья. То ли дело — тропический рай”? Вы остаетесь при своём прежнем мнении? 

— Остаюсь, разумеется. Пусть бросит в меня мёртвый камень тот, кто докажет, что эти камни живые. И сравните эти деревья с... ну, хотя бы с теми, что росли у входа в нашу “Магдалену” на Тобаго.  

Никодимов тяжко вздохнул. 

— Состязаться с вами в риторике — всё равно, что сражаться врукопашную с пантерой. Не загрызёте, так вывернетесь. Но, согласитесь, вы любуетесь Парижем. 

 — Любуюсь. Оттенки красоты бесконечно разнообразны. Красивые дома, красивые автомобили, красивые витрины. Людей разглядеть трудно, но, наверно, тоже. Одеты вроде бы просто. Кстати, мы, похоже, едем по какому-то проспекту. Красиво! Интересно, как он называется? 

— Знаменитые Елисейские Поля. - подключился Саар. — Если я не ошибаюсь в направлении, скоро покажется Триумфальная арка. Смотрите вперёд. Точно, вон она. Но ещё далеко. Нам придётся объехать площадь Шарля де Голля почти по кругу, чтобы попасть на авеню Фош. Сможете всё хорошо разглядеть. 

— “Книжная лавка близ площади Этуаль”! - вдруг вспомнила Ева прочитанную в детстве книжку. — Это же она, та самая площадь? 

— Она самая. - подтвердил Жаннэ. — Она же площадь Звезды. Творение великого Ленотра, создателя Версаля. Изначально к ней сходилось пять авеню, отсюда и название, но после османизации Парижа их стало двенадцать. Добавилось звёздности. 

— Османизации?! - поразилась Ева. — Когда это турки владели Парижем? Они дальше Австрии никогда  в Европе не продвигались. 

Несколько секунд удивлённого молчания, и все французы в автобусе, включая шофёра, расхохотались. 

Немного успокоившись и протирая запотевшие очки, Жаннэ объяснил: 

— Бога ради, не обижайтесь, очаровательная мадемуазель Арррим...баевА, но я давно так не смеялся. Какие турки? Когда мы, французы, говорим об османизации Парижа, мы имеем в виду барона Османа. В середине прошлого века он по приказу короля Наполеона Третьего радикально перестроил город. До него Париж, если верить историкам, был тесной, запутанной и бестолковой помойкой — при всех дворцах и садах. А вот после него — то, что вы видите. Прошу вас, не обижайтесь. 

Ева поняла свою ошибку и тоже рассмеялась. 

— И не думала обижаться, мэтр. Я же цирковая! Арлекину, Арлекину нужно быть смешным для всех. Арлекину, Арлекину есть одна награда — смех! - пропела она под Пугачёву. 

— А теперь прошу тишины, мадам и месье. Не будем мешать нашему водителю. Эта площадь — адское место для автомобилистов. К ней сходятся двенадцать проспектов, и тут нет ни одного светофора или дорожного знака. При аварии страховые компании даже не пытаются выяснить, кто виноват. Это попросту невозможно. Платят без разговоров. Это приятно, что и говорить, но мне очень не хочется, чтобы в наш сюжет о семнадцатом веке вмешивались неприятности двадцатого. 

Объехав почти по кругу знаменитую площадь, автобус вкатился на авеню Фош. Одну из самых красивых и дорогих улиц в мире и уж заведомо - самую широкую. 140 метров, как сообщил Жаннэ советским киношникам. 

— Что скажет наша прима? 

— Что чувствует себя в машине времени. Заменить автомобили на фиакры, мини — на макси с турнюром, и всё — девятнадцатый век. Изумительно красиво! Обязательно найду время тут погулять. Представляю, какие цены в здешних магазинах, но всё равно куплю что-нибудь на память. 

Жаннэ усмехнулся. 

— Держу пари, что у вас ничего не получится. 

— Неужели у меня не хватит денег на какую ни будь безделушку? 

— Не в том дело. Вам её негде будет купить. На авеню Фош нет ни одного магазина. Все дома принадлежат миллиардерам. Вот сейчас проехали дом Онасиса. Отчасти поэтому тут всё так чинно и спокойно. Никто никуда не спешит. Сохранился стиль жизни Бель Эпок. 

— Здорово! Тем более обязательно прогуляюсь по ней от начала до конца. Почувствую себя настоящей набобкой. 

— Кем?! - хором изумились Саар и Жаннэ. 

— Набобкой. 

Элла слегка смутилась, что было ей совершенно несвойственно. 

— А как будет по-французски набоб женского рода? 

Автобус с веселившимися от души киношниками обогнул Булонский лес и по уже не столь шикарным улицам доехал до отеля, где были забронированы номера для советской части киногруппы. Отсюда было совсем недалеко до киностудии. 

Два дня на отдых и перестройку на европейское время. И работать, работать. 

Портовый город Гавр. Кабинет начальника порта. 

Комендант порта барон Шарль де Вержи. Его секретарь Кардье. Мирэй, Окайя, де Вилье.  

Де Вержи и Кардье во время разговора с немалым любопытством взирают на дам весьма экзотической для Франции внешности. Особенно на Окайю. 

Де Вержи: 

— Признаться, мы ждали вас значительно позже. Как вам удалось так быстро преодолеть это огромное расстояние... гм... капитан де Моро? 

— Повезло с погодой, барон. К тому же у меня отличный корабль и великолепный экипаж. В отличие от прочих кораблей, что возвращаются в метрополию изрядно перегруженными, мы шли с очень небольшим грузом... 

— О характере которого я осведомлен. Ваш фрегат уже взят под усиленную охрану. 

— Благодарю вас. Надеюсь, это сделано так, что не привлечёт излишнего внимания? 

— Именно поэтому вашему кораблю определили место на задворках порта. Надеюсь, вы не в обиде? 

— Напротив, барон, я преисполнена благодарности и восхищена вашей мудростью и предусмотрительностью. Когда мы сможем передать наш груз получателю? 

— Уже завтра. Особый груз на вашем корабле, как вам известно, уже опечатан королевкой печатью чиновником казначейства. Завтра на рассвете кареты казначейства будут на причале. Под сильной вооружённой охраной груз отправится в Париж. От нас до столицы всего восемьдесят льё. Поэтому в самом скором времени всё уже будет за надежнейшими стенами Трезор Ройяль. Извольте только подписать документ о передаче вами мне соответствующих полномочий, и я немедленно отдам нужные распоряжения. 

Кардье открывает бювар, окунает перо в чернильницу и подаёт Мирэй. Мирэй дважды расписывается. Рядом там же ставит подпись де Вержи. Секретарь один экземпляр кладёт в отдельную папку и с почтительным поклоном передаёт Мирэй. 

— Благодарю вас, месье Кардье. Уверена, что идеальный порядок в вашем замечательном порту в немалой степени поддерживается вашими трудами. Я непременно отмечу это в своём отчёте морскому министру. 

— О, вы оказываете мне великую честь, капитан де Моро. С вашего позволения я немедленно приступаю к исполнению полученных мною инструкций.  

Де Вержи: 

— Да-да, приступайте, Кардье. И помните, о чём мы с вами говорили: никакой суеты, привлекающей внимание к фрегату.  

Кардье раскланивается и уходит. 

— А вас, господа, позвольте пригласить продолжить наше общение в менее официальной обстановке. Есть ещё многое, что нам следует обсудить и уладить до вашего отъезда в Париж.  

Гостиная в доме барона Шарля де Вержи. Присутствуют те же персоны за богато и обильно сервированным обеденным столом. 

Де Вержи: 

— Работы на вашем корабле, требующие внимания капитана и старших офицеров займут еще несколько дней. Предлагаю дамам на это время поселиться у меня. В городе есть пара приличных гостиниц, но, боюсь, достойные вас номера заняты. В моём доме достаточно комнат для гостей и имеются толковые и не болтливые слуги. 

— Нам угрожает опасность, барон? Мы вполне способны постоять за себя. 

— Я бы так не сказал. Скорее вам угрожает навязчивое любопытство. А вот оно уже может таить в себе опасность, мадемуазель. Увы, слухи о чёрном фрегате с чёртовой дюжиной на флаге и морской Деве Смерти и её беспощадной спутнице достигли Европы. Уверен, что вы нажили себе немало врагов. 

Мирэй смеётся. 

— А вы, оказывается, отчаянный храбрец, барон. Приглашаете к себе в дом такой ужас. 

— Вы недооцениваете мою храбрость, капитан. Я рискую умереть с разбитым сердцем, приглашая в свой дом прекраснейшую из амазонок, да ещё в сопровождении второй, не менее очаровательной воительницы. Всевышний свидетель, как я завидую вам, шевалье де Вилье! Служить под началом такого прелестного капитана есть величайшая милость, коя может быть ниспослана смертному свыше. 

Барон вдруг лукаво подмигивает. 

Теперь смеётся де Вилье. 

— Благодарю вас за урок галантности. Увы, в море, на военном корабле люди невольно грубеют. Да и отношения людей проще и яснее. 

— Рад, что вы правильно поняли меня, друг мой. Вам предстоят нелёгкие испытания при дворе Его Величества, и вам следует подготовиться к ним. Там языки порой опаснее испанской рапиры. Но поверьте, я искренне восхищён красотой наших дам, такой необычной и неотразимой. 

Всё это время Мирэй пребывает в глубокой задумчивости. 

— Что вас печалит, прекраснейшая из морских дев? 

— Не то слово, месье. Я просто в недоумении. Слухи - слухами, но множество кораблей покрашено в чёрный цвет. От самой Тортуги мы шли, избегая встреч. Только пару раз останавливались у необитаемых островов для пополнения запасов пресной воды. Пришли быстро. На подходе к Ла-Маншу подняли французский флаг. В порт зашли без малейшей помпы и стали на задворках, куда нас привёл ваш портовый лоцман. За капитана был Брессон. Он и сейчас там командует. Сошли с корабля пассажирка с туземной служанкой, сели в карету и прибыли к вам. Где Карибское море с ужасным фрегатом и Девой Смерти, и где Гавр и скромная путешественница? Что же я упустила, чёрт побери?! 

Де Вержи улыбается. 

— Вы не упустили ничего. Это я заметил, как месье де Вилье обращается к очаровательной мадемуазель. И вы общаетесь с ней на равных. Как вы думаете... (пауза) ...только не убивайте меня раньше, чем я закончу... пригласил бы я за наш стол служанку, если бы не знал, что она ваш офицер, смертоносный командир отряда морских чертей, госпожа Окайя? 

Некоторое время наблюдает реакцию гостей 

— А завтра вам, очаровательная капитан де Моро, придётся раскрыть своё инкогнито перед чиновником казначейства. Вам предстоит лично совершить важные формальности. Господин Брессон, достоинств коего не смею отрицать, он мужчина. А казначейство располагает описанием вашей внешности и образцом вашей подписи. Чиновник предупреждён, но при всём моём желании я не смогу заткнуть множество ртов. Ваша внешность, капитан, и внешность мадемуазель Окайи слишком экзотичны и легко узнаваемы, чтобы быть уверенным в вашей безопасности. А за неё я отвечаю не только перед королём. 

Пауза. 

— Но и перед моим дальним родственником и близким другом, бароном де Сегюром. 

— Уфффыыы... - облегченный выдох Мирэй. — Однако же, вы меня изрядно напугали, месье. Теперь многое стало понятным. 

— Вас?! Отважнейшую из женщин? Только со святою Жанной осмелюсь вас сравнить. Да охранит вас Провидение от её судьбы. Но что-то ещё осталось для вас непонятным? 

— Поведение лоцмана. Я ещё не бывала в европейских портах, но и Жану, простите, шевалье де Вилье, его действия показались странными. Что ему известно? 

— Ничего лишнего. Вас ждали здесь, в Бресте и ещё в нескольких местах на атлантическом побережье. Идти в Средиземное море через Гибралтар, где хозяйничают испанцы? Для этого надо было лишиться рассудка. Эркюль предположил, что вероятнее всего вы придёте сюда, в Гавр. От нас ближе всего до Парижа. И он оказался прав. Портовые лоцманы получили описание особых примет вашего корабля — нет в мире двух совершенно одинаковых фрегатов — и соответствующие инструкции. Вот, собственно, и всё. Ничего, сверх совершенно необходимого, им не известно. 

Мирэй: 

— Вот так, дорогой мой Жан, рассеиваются самые страшные подозрения и исправляются ошибочные суждения о людях. Нет уж, простого придворного франта не отправили бы за океан со столь ответственной миссией. От скольких проблем и опасностей мы избавлены благодаря ему, подумать только! И вам, месье де Вержи, мы весьма признательны и принимаем ваше приглашение с полнейшим доверием и благодарностью. 

— В таком случае предлагаю вам, господа с тем же доверием отнестись к искусству моего повара. И, отнюдь не исключаю, тоже с благодарностью. 

Камера, стоп!  Снято. 

—Мммдас, тут вам не у нас. Шикарно устроилась, подруга. 

Ева подошла к окну, полюбовалась видом. 

— Сразу видно: номер кинозвезды. Париж во всей красе и с Эйфелевой башней.  

Прошлась по номеру, заглянула в спальню. Упала на кровать. 

— Сексодром, что надо. На такой площадке можно хоть в догонялки с любовником играть. Не то что в каморке скромной каскадёрки. 

— У тебя намного хуже? 

— Знаешь, не так, чтобы... Не люкс, как у тебя, но очень даже очень. Буржуйский стандарт. Я, знаешь, за Гвиану и Тобаго как-то уже привыкла, а сперва был шок. Всю жизнь по гостиницам мотаюсь; так у нас, цирковых. В таких дырищах жила, что тебе и не снилось. Хотя и в “люксах” пару раз тоже. Но тем “люксам” до моего здешнего номера, как до Луны. 

— Франция! Но не только. Леклерк, когда просматривает отснятый материал вместе с нашими мэтрами, так впечатляется, что на всё готов, только бы мы с Катрин и Арсеном были довольны. Ну, и ты, само собой. Ты же вторая Окайя, альтер эго Катрин. 

— Альтер - альтером, но я в последнее время как-то не у дел. С этим твоим рефреймингом у меня стало меньше работы. Там хоть трюки были. Вот совсем обленюсь и обрасту жиром. А ей теперь самой в кайф голышом перед камерой покрасоваться. 

— Отдыхай пока. Скоро Жаннэ с Сааром тебя опять в оборот возьмут. Будет эротика в доме де Сегюра с такой акробатикой и поножовщиной, что она просто не потянет.  

— Это где? Что-то не припомню такого в сценарии. 

— Это Делонж на тебя глаз положил после той сцены с захватом изумрудного грота. Сочинить-то он её сочинил, но когда увидел, что ты вытворяешь... В общем, поколдовали мы с ним над сценарием. Хесус преследует нас в Париже. Проникает в дом де Сегюра с четырьмя сообщниками. Убивает слуг.  Мирэй с Эркюлем занимаются любовью в его спальне и ни о чём не подозревают. Окайе с её любовником Домиником в спальне скучно, и они интересно и разнообразно резвятся в рыцарском зале при свете камина. Вот там на вас эта банда и натыкается. На шум прибегают Мирэй с Эркюлем. Схватка растекается по всему дому. А там наворочено: лестницы, антресоли, мебель, канделябры... Всё это на рассвете. 

— Понятно. Нужно такое освещение, что отличить меня от Катрин будет невозможно. Здорово! Порезвимся. А что наши мэтры?  

— Приняли без особых уговоров. Эта сцена будет очень зрелищной и лучше длинных разговоров объяснит, за что король жалует дворянство туземке. За спасение своего фаворита. 

— Когда ты только успела? 

— Недавно. Это ещё все не скоро. Этот ваш главный по трюкам, как его? В общем, найдёшь его и всё продумаете и приготовите. Время есть. 

Они обе подошли к окну. Залюбовались Парижем в наступающих сумерках. В том числе и наползающей на город тучей, на фоне которой Эйфелева башня выглядела гравюрой на металле. И вдруг засветилась золотистым светом. 

— “Мать, мать, мать”. - привычно отозвалось эхо. 

— Ну до чего ты циничная баба, Эллка! 

— Это я от избытка чувств. Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром сорвал прогулку по Парижу мине с подругою вдвоём. - продекламировала Элла. 

— Можно и под дождём погулять. Так ещё романтичнее. Прямо импрессионизм. 

— Ну да, их любимая тема. А гроза в Париже — это тебе не тропический циклон. 

— Так и я о том. 

— Вот только и Париж — не городишко на Тобаго. Прохладно. А когда мы, насквозь мокрые, ввалимся обратно в отель, нас просто не поймут. Провинция-с. 

Они обе расхохотались. 

— Ну, не в телевизор же пялиться. Хотя, вряд ли у них тут сводки с полей и происки империализма. 

Элла взглянула на часы. Уже девятый час. Вечер плавно переходит в ночь. На Карибах сейчас всего три часа. Спать совершенно не хочется. Зато завтра придётся клевать носом целый день. В Париже, пся крев! Десинхроноз, по-научному. За щедро отпущенные начальством двое суток надо полностью восстановить циркадный ритм. Не снотворное же глотать. 

Гениальные идеи действительно носятся в воздухе, но оседают они только в подготовленных к их осуществлению умах. 

Ева очень выразительно посмотрела на подругу, поймала её взгляд и перевела на роскошную кровать. Облизнула губки и пропела на мотив известной частушки: 

— Какой грузин без винограда, какой еврей без жигулей? Какая Элла без Арсена, какая Ева без Анри?  

Элла поразилась: 

— Ну ты даёшь! Самого?... 

— Дала бы, но вряд ли его бралка меня устроит. Он с нами и не ехал. Наверно он уже дома жене компенсирует разлуку. 

— Тогда кто? 

— Генрих Каас, ассистент Мартина. Здесь он Анри. Так принимаешь идею? 

— А то! Как это ты додумалась? 

Ева гордо задрала нос. 

— Не ты одна среди присутствующих физиологию ЦНС сдавала.  

— Тогда операция “Перехват”. Айда за ними в бар. Где им ещё сейчас быть? Уверена, что они в своих номерах устроились быстрее нас, и их надо отловить пока они ещё пригодны к эксплуатации. 

Небольшой уютный салон в доме коменданта де Вержи.  

Мирэй и Окайя, одетые в обычные для этой эпохи платья, просматривают номера «Mercure galant», обсуждают рисунки платьев. От этого занятия их отвлекает де Вержи, вернувшийся домой в компании с миловидной дамой. 

— Мои дорогие гостьи, рад видеть вас в добром здравии и за истинно дамским времяпровождением. 

Многозначительно подмигивает. 

— Счастлив познакомить вас с моей близкой подругой, мадам Жаннет Дювалье. Надеюсь, ваше знакомство будет приятным. Жаннет, эта очаровательная дама - мадемуазель Мирэй де Моро. Её подруга, мадемузель Окайя.  

Дамы обмениваются улыбками и реверансами. 

— Обе они протеже моего друга де Сегюра, с которым вы хорошо знакомы. 

Жаннет: 

— Так это вы те прекрасные воительницы, которым, как рассказывал барон, он обязан жизнью? О, боже мой, да я просто счастлива познакомиться с новой Жанной д’Арк! 

Разглядывает их с восторженным любопытством. 

— Боже мой! Боже мой! Признаться, я до конца не верила вам, милый Шарль, вам и де Сегюру, что такое вообще возможно. 

Мирэй: 

— А теперь верите? 

Жаннет, после небольшой паузы: 

— Да. Теперь верю. Вы очень необычны. Я уже слышала это от вас, Шарль, но только узрев воочию... Вы правы: они будут заметны в любом обществе. Простите, что обсуждаю вас в вашем же присутствии, мадемуазель де Моро. Я немного в курсе ваших обстоятельств и смогу помочь. И, да, можете положиться на мою скромность.  

— Благодарю вас, мадам Дювалье. 

Жаннет отмахивается. 

— Пока не за что. Самое первое, что вам следует сделать — переодеться.  Здесь, в портовом городе, это ещё куда ни шло. Дамы прибыли из колоний, всем это понятно, и вы не так уж бросались бы в глаза, если бы... 

Жаннет подбирает слова, явно испытывая неловкость.  

— Если бы не наши физиономии. В Новом Свете на нас никто бы даже не оглянулся. Я родилась на Ямайке, а Мирэй — на Тортуге. Она смуглая от природы, что в тех местах обычно. И ещё загорела на солнце, что необычно для знатных дам. Но, согласитесь: командовать кораблём из-под зонтика и сквозь вуаль...как бы это сказать... несколько затруднительно. А сражаться в платье с корсетом и пятью слоями юбок — это просто удовольствие. 

— В колониях люди одеваются просто, легко и удобно. Может быть, за исключением особо важных персон. Да и те... Вам здесь, почти в Гиперборее, даже вообразить трудно такую жару, да ещё круглый год. Потому там платья столь легки и просторны. А прислуга вообще часто обнажена до пояса. Поймите, иначе там просто не выжить.  

Мирэй и Оайя вдруг закатываются хохотом. До слёз. 

Барон и Жаннет в полнейшем недоумении. Когда смех утихает, Мирэй вносит ясность. 

— Ох, простите нашу невоспитанность. Просто сказала “не выжить” и вспомнила свой первый бой. Когда испанцы напали на наш городок, я кинулась на них с подхваченной с земли саблей. Испанец рассёк мне шнуровку, слегка поранив. Так вот, чтоб не погибнуть, запутавшись в тряпках, я совсем сбросила платье и в таком виде продолжала сражаться. 

Окайя, вытирая слёзы платком: 

— А как перепугались испанцы, когда она, голая, с окровавленной саблей ворвалась к ним на палубу! Сигали в воду, как лягушки. Ой, не могу, как вспомню. По-моему, они от изумления умирали раньше, чем она доставала их клинком. Могла бы и не тупить зря лезвие. Ха-ха-ха-ха! 

— Окайя тогда не успела. Быстро всё закончилось. Но потом наверстала упущенное. 

Жаннет и барон взирают на них с величайшим изумлением. 

— Невероятно! Эркюль не рассказывал ничего подобного. Правда, он очень живо описал, как два пиратских корабля кинулись наутёк, едва завидев ваш флаг. Но такое! Это невообразимо. 

— Барону де Сегюру известно немногое. Случайная встреча в открытом море. Просто не было времени ему рассказать. 

— Но этого немногого вполне хватило, чтобы удостоиться приглашения от самого короля. 

— Простите, дорогая, но, кроме этого, немногого, было много другого. Увы, это не моя тайна. 

— Так и быть, прощаю. Ах, эти мужчины, с их вечными тайнами! Вернёмся к более важным делам. Я уже заметила, как вам неудобно в этих платьях. Наверно я испытала бы нечто подобное, облачившись в доспехи. 

Мирэй и Окайя снова дружно хохочут. 

— Весьма точное сравнение, дорогая мадемуазель Дювалье! Но, ничего не поделаешь, придётся привыкать. Вы, кажется, сказали, что можете нам помочь, чтобы мы не выглядели дикарками в столице. 

— Именно так, ... капитан. 

— Обращайтесь просто по имени. Мирэй, Окайя. К чему излишние церемонии? 

— Тогда и ко мне — Жаннет.  Так вот, у меня есть хороший портной. Правда, он весьма дорог. 

— А мы весьма небедны. 

— Прекрасно. У него всегда имеется запас готовых платьев, которые он в кратчайший срок подгоняет по фигуре. Вам хватит на первое время в Париже. С вами, Окайя, вообще не предвижу проблем. А над вашим гардеробом ему придётся изрядно потрудиться, дорогая Мирэй. У вас фигура крестьянки. 

— Скорее — спартанки. - уточняет барон. — Так и представляю вас воительницей, облачённой в белоснежную тунику и с ксифосом в руке. 

— Это потребует времени, а мы спешим. Нас предупредили, что Его Величество не терпит промедлений. 

— Пусть это вас не беспокоит. Как только я понял, кого имею честь принимать у себя, немедленно отправил эстафетой сообщение де Сегюру. Он всё уладит. Его Величество весьма благосклонен к нему и ценит его мнение. Мы, в свою очередь, не станем медлить. 

— Мы с вами завтра же посетим портного. Я уже послала к нему свою горничную с запиской. 

Мирэй облегчённо вздыхает. 

— Даже не знаю, как вас благодарить. Мы в долгу у вас. 

Жаннет: 

 — Ах, оставьте! Рассказ о ваших приключениях сполна окупит все наши хлопоты. Расскажете? 

— С удовольствием. С чего начать? 

— Вы уже начали. Вы, голая с саблей, ворвались на палубу испанского корабля и перебили кучу испанцев. Что было потом? 

— Потом мы захватили их корабль — превосходный фрегат. Из оставшихся в живых французов набрала команду и стала капитаном корсаров. Видит бог, я не гонялась за наживой. Делом моей жизни стала месть. Мы могли захватить немало испанских кораблей и богатств, но топили и убивали всё испанское. Ну, а что после этого оставалось... Не пропадать же добру. 

Видеоряд: самые впечатляющие кадры сражений. 

Де Вержи: 

— Вот теперь понятен рассказ Эркюля. Пираты узрели, что ему на помощь идёт сама Смерть.  

Жаннет старается что-то вспомнить, поймать мысль. 

— Шарль, вы только что сравнили капитана де Моро с амазонкой... нет, со спартанкой в белой тунике и с мечом в руке? 

— Да. Она воистину отважная воительница. 

— Бесспорно. Но вспомните: барон де Сегюр... что его удивило первым, когда он ступил на палубу её корабля? Вспомните, друг мой. 

Де Вержи хлопает себя по лбу рукой. 

— Ну да, конечно же! Все до одного моряки были одеты в короткие —выше колен — туники, наподобие древнегреческих! А когда его привели в каюту капитана... он не поверил глазам своим. Обе дамы были одеты в точности так же, как и весь экипаж! Разумеется, я не оскорбил его недоверием, но он это почувствовал. 

— Ваш друг ни в чем не поступился против правды. В море и я, и мои люди одеты именно так. В Греции, откуда пришла эта одежда, тоже очень жарко. Короткая полотняная туника спасает от палящего солнца, никак не стесняя движений. Намокнув, быстро высыхает прямо на теле, принося прохладу. Идеально, для тёплых морей. Ваше сравнение, барон, мне польстило. Не ксифос, конечно, но кинжал я всегда ношу на поясе. Окайя — тоже. К тому же это красиво. 

На лицах барона и Жаннет выражение изумления. 

— Вот так, почти нагая среди сотни мужчин, матросов?! Да спасут нас святые угодники от такого кошмара! (Содрогается от ужаса.) Ничего себе — красиво! О, боже мой, я только вообразила себе такое и мне уже стало дурно. Ах! 

Мирэй наблюдает за ней, слегка прикусив губу и сдерживая ироническую улыбку. 

— Жаннет, вы же любуетесь картинами живописцев с изображением людей в хитонах и туниках. Даже Спасителя и святых (осеняет себя крестом) изображают в подобных одеяниях.  

— Да мало ли чего взбредёт в голову живописцам. 

— Однако же, если это правда, то мне остаётся только завидовать де Сегюру. Воображаю себе его чувства в вашей каюте, когда он беседовал с вами.  

— Зачем воображать и завидовать, барон, если можно увидеть? Это же так просто. 

— Что вы имеете в виду, капитан де Моро? 

— Что мы с Окайей переоденемся в наших комнатах и вернёмся сюда. Вы сможете воочию убедиться в правдивости вашего друга и в удобстве и практичности нашей тропической морской амуниции. Это же так просто. 

— Прекрасная идея. Вы не возражаете, Жаннет? 

Выражение возмущённого благочестия на лице любовницы барона сменяется любопытством и предвкушением. 

— О нет, друг мой. Мне уже самой ужасно интересно... как это будет. 

Камера, стоп! Снято. 

Комната в доме коменданта. 

 Мирэй и Окайя с явным удовольствием освобождаются от многослойных одеяний. Наслаждаются прохладным ветерком из окна и облачаются в свои привычные белые туники.  

Окайя: 

— Не боишься проиграть поединок? 

— Боюсь выиграть 

Мирэй:  

— Подтяни повыше. 

Окайя, стоя у зеркала: 

— На сколько? 

— На столько, чтобы его любовнице захотелось нас побыстрее спровадить. 

Камера, стоп! Снято. 

                                               * * *