В химической лаборатории (sudexpa.ru)
Последняя случайная встреча с Сергеем Головко ошеломила Илью.
Как-то после работы он привычно прогуливался по одной из мощённых камнем центральных улиц своего старинного города. Улица подобно реке протекала между берегами сплошных, почти без зазоров рядов высоких домов девятнадцатого и начала двадцатого столетий. После недавнего дождя проезжая часть улицы сверкала на солнце рыбьей чешуёй брусчатки, как бы подтверждая сходство улицы с рекой.
Илья любил бывать в этой части города, открывать новые для себя ощущения от застывшей в камне красоты его разностильной архитектуры, посещать уютные маленькие кафе, рассыпанные здесь в изобилии. В тот раз он только что вышел из такого заведения, где подавали вкуснейшие картофельные деруны, или драники, под пушистым покрывалом нежного грибного соуса. И в двух шагах от кафе буквально нос к носу столкнулся с Сергеем. После этой встречи Илья долго не мог придти в себя. Вспомнилось, как Головко совершенно незаметно появился на кафедре вскоре после скандального воцарения на ней Риммы Богдановны Вырвач.
До неё в течение многих лет кафедру возглавлял доктор наук, профессор, Лауреат Сталинской премии, в своё время побывавший и деканом факультета. За глаза на кафедре называли его коротко и уважительно ”Зав”. Премию он получил за разработку метода производства синтетического аналога очень дорогого природного вещества, которое страна до того закупала за валюту в Южной Америке. В центральной газете этой разработке была посвящена большая статья под названием ”Незаменимый заменитель”. За эту разработку ему присудили учёную степень доктора химических наук без защиты диссертации. Много преподавателей кафедры вели научную работу по разветвившейся тематике Зава и защитили свои диссертации под его руководством, в том числе и Илья.
Зав был высокообразованным интеллигентным человеком, крупным учёным в своей области и блистательным лектором. Илья знал, что эти качества редко сочетаются в одной личности. Чаще бывает так: либо крупный научный работник, либо хороший преподаватель. Илья в своё время был студентом Зава, затем его аспирантом и запомнил его чёткие, понятные, иногда приправленные щепоткой юмора, порой феерические лекции, которые Зав читал на прекрасном литературном языке в сопровождении захватывающих дух опытов.
Лекции Зава всегда проходили в самой большой на факультете аудитории с рядами парт, спускающимися амфитеатром с третьего этажа старинного факультетского здания ко второму. Здесь, как правило, читали лекции так называемым учебным потокам, объединяющим нескольких академических групп студентов близких специальностей.
Эта аудитория ещё сыграет заметную роль в дальнейшем повествовании. В ней ряды парт с откидывающимися сиденьями будто стекали действительно ниспадающим потоком по порогам ступеней. Последние шли от верхней входной двери на третьем этаже к длинному лабораторному столу, который располагался в самом низу аудитории уже на уровне второго этажа. Два горизонтальных ряда окон на боковой стене обеспечивали хорошее естественное освещение. Стену за спиной лектора украшали электрифицированная таблица Периодической системы элементов Д.И.Менделеева и экран для демонстрации фильмов и слайдов. Пример яркого стиля преподавания Зава пригодился Илье позже, когда он сам после защиты диссертации приступил к чтению лекций в той же самой лекционной аудитории.
При Заве Римма Богдановна Вырвач работала на кафедре доцентом. Это была довольно высокая сухопарая женщина с цепким взглядом светло-серых, почти бесцветных глаз. Она проводила исследования в другом научном направлении, была откровенной карьеристкой с очень конфликтным, агрессивным характером. Скорее всего, из-за конфликтов со многими на факультете её однажды забаллотировали на Учёном совете и должны были уволить. Но Зав поручился за неё в ректорате и настоял, чтобы её на год оставили на кафедре до следующего Учёного совета. После этого случая она притихла… на время.
Но, как утверждал Оскар Уайльд, “ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным“. Когда Вырвач защитила докторскую диссертацию, то, судя по всему, решила занять место Зава. В ректорате она убеждала всех в том, что научная тематика Зава устарела, возраст даёт себя знать, он не в состоянии эффективно управлять кафедрой.
Потом на ровном месте случилось столкновение аспиранта Зава с начальником Первого отдела, который заставлял молодого соискателя научной степени опубликовать его важную статью в Научных записках родного вуза вместо престижного зарубежного журнала. Возражения аспиранта, что в статье нет никаких секретных данных, только разозлили начальника. Вскоре последовал чей-то донос, аспиранта на парткоме обвинили в преклонении перед Западом и заставили покинуть вуз. Тень этого скандала легла на имя беспартийного Зава. А кончилось это его преждевременной смертью, в которой все обвиняли интриги Вырвач.
Её, явившуюся на похороны, попросили удалиться во избежание скандала.
Ещё большее возмущение вызвала информация о том, что Вырвач после всего сказанного рвётся заведовать кафедрой. Так что ей даже пришлось через своего мужа в республиканской Академии наук организовать приход на заседание кафедры самого ректора, который продавил её кандидатуру на эту должность. После этого на кафедре заговорили, что новая заведующая стремится, во что бы то ни стало, стать членом-корреспондентом республиканской Академии Наук. Для этого она пересмотрит всю научную тематику кафедры под себя и наберёт новых сотрудников, избавившись от недовольных.
Вырвач резко изменила стиль руководства кафедрой. Её предшественник практиковал демократичный подход, приветствовал самостоятельность и инициативу в научной и педагогической деятельности. Новая же заведующая кафедрой исповедовала авторитарный стиль руководства, подавляя всякую “отсебятину”. Она завела себе приближённых любимчиков и демонстрировала негативное отношение к ученикам и соратникам бывшего Зава. Это Илья вскоре почувствовал на себе и своём научном коллективе. Правда вначале Вырвач намекнула Илье на возможность сотрудничества и открывающиеся при этом перспективы. Но Илья даже не мог представить себе такое предательство памяти своего Учителя.
У преподавательского состава был ненормированный рабочий день, зависящий от лекций и студенческих лабораторных занятий в дневное и вечернее время, исследований в научной лаборатории, работы в библиотеке и т.п. Но через несколько месяцев новая заведующая кафедрой завела для преподавателей книгу прихода на работу и ухода, когда на других кафедрах практиковался свободный график работы, а о результатах деятельности судили по научным публикациям в престижных изданиях и по преподавательскому мастерству.
Вскоре после этого Вырвач стала требовать, чтобы научные руководители лабораторий и групп являлись по одному в её кабинет на собеседование и поясняли ей суть своих подготовленных новых публикаций до отправки в научные журналы… естественно “с целью повышения уровня научной продукции кафедры и выявления бесперспективных направлений”. Вырвач не ориентировалась в чужих научных направлениях и не стремилась разобраться, но скрупулёзно записывала в свою толстую общую тетрадь все услышанные на этих встречах пояснения. А потом она намекала, что теперь в составе соавторов готова своим авторитетом поддержать эти публикации. Стало понятно, что ей нужен поток научных публикаций в солидных журналах для весомости своих академических претензий.
Именно в то время на кафедре незаметно появился долговязый, неприметный Головко, новый сотрудник Вырвач. А примерно через год стали поговаривать, что его группа синтезировала что-то интересное. Исследователи этой группы занимались тематикой Вырвач, а именно гетероциклическими органическими соединениями. В них атомы соединяются друг с другом с образованием замкнутого кольца. При этом в кольце наряду с атомами углерода содержались другие атомы (гетероатомы), например кислорода, азота, серы.
Было давно известно, что некоторые из гетероциклов являются нестабильными: устойчивы только те, в которых наличие гетероатомов не приводит к чрезмерному искажению валентных углов, что и является причиной неустойчивости кольца.
Гетероциклы широко распространены в природе. Например, пятичленные циклы входят в состав молекул хлорофилла и гемоглобина, шестичленный гетероцикл содержится в никотиновой кислоте, а в дезоксирибонуклеиновой кислоте (ДНК) есть гетероциклы обоих этих типов.
Поговаривали, что группе Головко удалось подбором то ли нового катализатора, то ли других условий синтеза получить гетероциклические соединения, ранее считавшиеся неустойчивыми. Для доказательства их структуры привлекли спектроскопические исследования. Вырвач тут же всё засекретила, укрепила группу вспомогательным персоналом из других групп и перевела в специальную лабораторию. Туда же в первую очередь поставляли лучшее новое оборудование и реактивы. Это очень болезненно переживали остальные научные сотрудники, потерявшие своих лаборантов, технический персонал и часть оборудования.
Гетероциклическая лаборатория стала стремительно расширять свои исследования, синтезировать всё новые производные своих гетероциклов, меняя связанные с ними функциональные группы. Чтобы закрепить свой приоритет, описание этих экспериментов и других исследований тут же оформляли в виде научных статей и заявок на изобретения. Головко и некоторые его коллеги работали в лаборатории допоздна. Это напоминало времена золотой лихорадки. Число научных публикаций стремительно росло, приближая Вырвач к желанной цели.
Когда накопился достаточный объём научных данных, Вырвач, Головко и ещё несколько сотрудников написали большую обзорную статью для академического журнала. Даже пытались сразу нащупать области возможного применения полученных соединений. Для этого завязали связи с другими организациями, например, с медицинским и зооветеринарным институтами, где привлечённые специалисты изучали возможные противомикробные и противогрибковые свойства полученных гетероциклов. Передали свои вещества в электрохимическую лабораторию для изучения их антикоррозионных свойств и т.п.
Стали поговаривать, что Головко приступил к оформлению кандидатской диссертации. Вскоре Вырвач организовала расширенное заседание кафедры с представлением полученных результатов. Пригласили учёных и преподавателей факультета и смежных факультетов, а также представителей других вузов. Заседание проходило в упомянутой выше самой большой на факультете лекционной аудитории. По стенам развесили разноцветные плакаты с изображением структур синтезированных гетероциклов, со схемами реакций, графиками и таблицами полученных данных. Докладчиком выступил празднично одетый Головко.
В их вузе гетероциклами никто больше не занимался. Так что вопросов по теме доклада было немного, и дискуссия прошла вяло. Но кто-то из выступавших в дискуссии высказал предположение, что работа Головко может потянуть сразу на докторскую диссертацию. В заключение выступила заведующая кафедрой, нарядившаяся по такому торжественному случаю в строгий импортный костюм. Она похвалила докладчика и даже заявила, что следует подумать об оформлении заявки на научное открытие.
Головко перевели с прежней должности ассистента на вакансию старшего преподавателя кафедры, что обычно не практиковалось до защиты диссертации. Резко изменилось его поведение. Не заметный до того, он стал как-то очень заметным, шумным и на кафедре, и на факультете. Казалось, он ощущал себя уже почти доктором наук, соавтором научного открытия.
Позже Илья вспомнил случай, произошедший тогда на студенческом лабораторном практикуме. Из соседней лаборатории, где практикум вёл Головко, послышались крики. Выглянувший в коридор на шум Илья увидел, как Головко чуть ли не за шиворот выгоняет из лаборатории растерянного студента. Через открытую дверь в лабораторию были видны недоуменные лица студентов. На вопросительный взгляд Ильи Головко пояснил, что выгнал студента за явку в лабораторию в джинсах. Он кричал что-то о недопустимости такого отношения студентов к ”храму науки”, о пресмыкании перед заграницей и тому подобное. Илья только недоуменно пожал плечами.
Головко уже заканчивал оформлять свою диссертацию, когда Вырвач внезапно расформировала его лабораторию. Головко загадочно исчез с кафедры, его бывшие коллеги разбрелись по другим исследовательским группам и хранили молчание, как будто дали расписку о неразглашении.
Никто ничего не мог понять: заведующая кафедрой тоже хранила молчание, не снисходя до объяснений подчинённым. Поползли слухи, что обзорную статью отправили на рецензию в академический институт. Рецензентом оказался заведующий крупной лабораторией с близкой тематикой, где по его указанию повторили некоторые исследования авторов статьи, опровергнувшие полученные ими результаты. Заявленные гетероциклические соединения с якобы считавшейся неустойчивой структурой оказались уже давно известными стабильными гетероциклами просто с иным числом атомов в цикле. Идентификация их по спектроскопическим данным была ошибочной, возможно, из-за плохой очистки от примесей или устаревшего спектрального оборудования. Кроме того, обязательно нужно было привлечь и другие физико-химические методы для доказательства структуры синтезированных веществ, чего в спешке не было сделано. Следовательно, и все прочие публикации оказались фиктивными. Кое-какие из последних удалось отозвать из редакций журналов, а на уже опубликованные статьи приходилось писать опровержения. Репутация всего авторского коллектива была окончательно подорвана.
Никто особенно не удивился, когда через какое-то время Вырвач без шума покинула вуз и переехала заведовать кафедрой в другой университетский город.
Прошло ещё несколько лет, когда Илья на прогулке в центре города неожиданно столкнулся с Сергеем Головко. Тот заметно похудел, осунулся, постарел, но Илья сразу его узнал. Илью поразил взгляд бывшего коллеги, какой-то рассеянный, отсутствующий, блуждающий.
Создавалось впечатление, что Головко избегает встретиться взглядом с собеседником. На вопрос, как дела, тот долго не отвечал. Когда Илья уже, было, решил, что ответа не дождётся, Головко горько усмехнулся и сказал: думал, что сделаю в науке открытие, а закрыли самого, и надолго. Оказалось, он продолжительное время лечился в клинике от депрессии, а сейчас получил какую-то группу инвалидности. Дела на кафедре и факультетские знакомые его не интересовали.
Впоследствии вспоминая это несостоявшееся научное открытие в области органической химии, Илья находил параллели с другими псевдооткрытиями в советской науке. Так, широко обсуждались “теории” академика Академии медицинских наук СССР О.Б.Лепешинской о новообразовании клеток из бесструктурного “живого вещества”, о переходе неживой органической субстанции в живые клетки, о перерождении видов. А как популяризировали работы соратника академика Т.Д.Лысенко Г.М.Бошьяна о взаимном превращении микробов в вирусы и вирусов в кристаллические формы и т.п.
Эти работы критиковали академик АН СССР учёный-генетик Н.И.Вавилов, биологи Н.К.Кольцов, Б.П.Токин, С.М.Навашин и другие. Их обвиняли в идеализме, лишали работы и репрессировали за отклонение от ”единственно правильной марксистско-ленинской философии”. О, сколько же открытий странных в марксистско-ленинских дурманах!
Илья вспомнил гонения на сторонников новых представлений дважды лауреата Нобелевской премии Лайнуса Полинга о природе химических связей; соседней кафедрой на факультете заведовал знакомый Ильи, пострадавший за приверженность этим крамольным идеям.
Много писали о дискуссии вокруг кибернетики, которая считалась в СССР “буржуазной лженаукой”. Илье было горько сознавать, что в результате страна упустила развитие кибернетики и генетики, объявленные лженауками, “продажными девками империализма”. Это имело далеко ищущие последствия, которые и привели к потере первенства и отставанию страны от развития мировой науки.