­ 

 Видеоряд.

Солнечный летний день.  
К дому барона Эркюля де Сегюра съезжаются гости. Подкатывают роскошные кареты. Из них выходят дамы и господа в бальных нарядах. Наряды выглядят скорее карнавальными, чем принятые на балах. Они весьма фривольны и эротичны. Гостей встречают совершенно нагие юные слуги и служанки, подбегающие к прибывающим каретам. Смех, восхищённые возгласы. Гости не спешат входить в дом, весело приветствуют вновь прибывающих. Из дверей кареты выходят две монахини в полном монашеском облачении. Суровое выражение лиц, поджатые губы. Веселящаяся публика на мгновение притихает. За этим следует взрыв хохота: задняя часть облачения полностью отсутствует.   
Ещё карета. Выходят двое. Она: пышные юбки, шлейф, но выше пояса дама обнажена. Её кавалер тоже одет до пояса, но сверху.
Многие дамы и кавалеры в масках.

С балкона над парадным входом гостей приветствуют барон де Сегюр, Мирэй и Окайя. На бароне только леопардовая шкура, накинутая на плечи и набедренная повязка.  Мирэй— в лёгком платье из тонкой кружевной ткани, почти совершенно прозрачной. Окайя изображает туземную служанку: на ней только короткая пёстрая ситцевая юбка.  

Вид сверху.  

Купания в верхнем озере.  Дамы и господа входят в воду в белых рубашках, которые, намокнув, становятся почти невидимыми. Но любителей купания немного. Пикантные сценки в зелёном лабиринте. Длинные столы с пирующими гостями. Многих гостей можно отличить от слуг и служанок только по маскам на лицах. Танцы на зелёных лужайках. Парочки в укромных и вполне открытых местах. Барон, Мирэй и Окайя покидают балкон и выходят из парадных дверей к гостям.  

Возле фонтана с со скульптурой Амура и Психеи. Эркюль, Мирэй и Окайя в окружении гостей. Все с любопытством разглядывают незнакомок.  

— Барон, представьте нам ваших прелестных спутниц. Не помню, чтобы встречала их на ваших чудесных балах.  

— В самом деле, Эркюль, кто эти таинственные незнакомки? Или это тайна.  

Мирэй:  

— Какая тайна, месье, если всё так прозрачно.  

— И так экзотично! Признайтесь, барон, вы выписали их из заморских колоний. Мулатки — это сейчас так модно.  

— В самом деле, вы же вернулись в прошлом году из путешествия в Новый Свет! Где вы их прятали до сих пор?  

— Милый Эркюль, ваша идея с нагими слугами и служанками великолепна! Но самые прелестные почему-то одеты. Да кто же они?! Скажите, или я умру от любопытства.  

Эркюль и его спутницы не спешат с ответом, загадочно улыбаются.  

Мирэй:  

— Милый Эркюль, пожалейте же, наконец, ваших гостей, и представьте нас столь изысканному обществу. Тем более, что они сами уже почти обо всём догадались.  

Эркюль:  

— Мадам и месье, позвольте представить вам мадемуазель Мирэй де Моро, дочь погибшего в неравном бою с испанскими разбойниками капитана Жана де Моро, коменданта Кайены, и её спутницу — мадемуазель Окайю.  

Обе с очень серьёзной миной делают изящный реверанс, что, учитывая их наряды, выглядит весьма комично.  

— Они совсем недавно прибыли из наших карибских колоний, совершив трудное и полное опасностей и приключений плавание.  
 
Мирэй:  
— Мы обе родились в колониях и никогда ещё прежде не бывали в метрополии. Милейший барон предложил нам своё гостеприимство на то время, пока мы придём в себя после всех наших злоключений и хоть немного освоимся в прекрасной Франции. Мы с удовольствием приняли его приглашение.  

 
— Судя по вашим нарядам, вы уже совсем неплохо освоились.  

 
— О, да, месье! Нам случалось подолгу жить среди голых дикарей. Это было замечательно. А сейчас мы чувствуем себя почти как дома.  
 
Общее секундное замешательство и потом дружный смех.  
 
— Но почему только почти как дома, мадемуазель де Моро?  

 
— Потому, что карибские дикари ходят совершенно голыми. Нам тут не хватает совершенства.  
 
Новый взрыв смеха.  
 
Голоса:  
— Великолепно! Этого не может быть! А я слышала про такое. Эти путешественники не то ещё расскажут. Ах, не спешите... ну, какой же вы нетерпеливый!  
 
Эркюль:  
— Моя очаровательная гостья подала прекрасную идею. Почему бы нам тут не достичь совершенства, в коем пребывают обитатели Карибских островов? Я сам посещал те дикие места и клянусь, очаровательная Мирэй поведала нам правду. Давайте поиграем в индейцев?  

Голоса:  
— Гениально! Такого ещё не было! Играем в дикарей! Ах, такое солнце! Вы слишком торопливы, месье... ах, ну так и быть, только не порвите кружева. Играем в дикарей! Браво, барон!  
 
По знаку Эркюля подбегают слуги и служанки, помогают гостям освободиться от одежд. Смех, весёлые реплики.  

Камера, стоп! Снято.  

Малая гостиная в доме барона де Сегюра. Барон, Мирэй, Окайя и Доминик.  

Мирэй:  

— Это было изумительно, Эркюль! Никогда в жизни так не веселилась. Да и все ваши гости были в полном восторге.  

Эркюль:  

— Но мне показалось, что в чём-то вы были разочарованы.  

Мирэй задумывается на несколько секунд, подбирая слова.  

— Мужчины, друг мой. Они чересчур жеманны, изящны и грациозны. Вполне соответствуют дамам, а некоторые даже превосходят их в этом отношении.  

Окайя:  

— Ну, далеко не все. Не преувеличивай, Мирэй. Не все. Вот Доминик и месье де Сегюр весьма выделяются своей силой и истинно мужской статью. 

Эркюль, с улыбкой.  

— Вы мне льстите, командир.  

— Ничуть, барон. Мы с моей воспитанницей были искренне восхищены вашей отвагой, когда вы всего вчетвером поднялись на борт нашего ужасного корабля. Даже в порту Тортуги немногие отваживались на такое дело.  

— Не преувеличивайте. Я тогда уже немало знал: и о вас, и о “Чёртовой дюжине”. Однако, вы упомянули о деле. Предлагаю обсудить именно его.  

Эркюль сразу становится очень серьёзным.  

— Как говорится, труд — это здоровье, но бездельничать — это сохранить его. Вполне с этим согласен, но вопреки этой народной мудрости, мне предстоит заняться очень серьёзным делом. Серьёзным и опасным. Ваша помощь, мои прелестные воительницы, мне представляется незаменимой.  

Лицо Мирэй выражает одновременно понимание и любопытство.  

— Вы имеете в виду открытый мною тоннель?  

— Да. Но ещё вернее, то, что находится в конце его.  

— Кто-то уже прошёл там?  

— Пока нет. Но вы помните, что я поручил моим людям кое-что разузнать? 

— Помним. И что же?  

— Что мне очень не нравится то, что я узнал. Очень не нравится. Я бы сказал, что мне это страшно не нравится. Но, прежде чем решиться на какие-то действия, хочу сам во всём убедиться.  
 
Мирэй:  
— Кажется, понимаю. Все эти развлечения начинают мне надоедать. Окайя?  

 
— Мне тоже. Привыкла к другой жизни. Я от скуки готова отправиться хоть к самому дьяволу.  
 
Эркюль, с тяжёлым вздохом:  
— Похоже, что именно это нам и предстоит.  
 
Камера, стоп! Снято.  
 
    - - -


— Сколько?!  
 
При виде до предела изумлённых подруг Мари испытала то, что в официальных сообщениях называется “чувством глубокого удовлетворения”. Надо же, ей удалось по-настоящему удивить эту парочку русских всезнаек. Вот только, если они не притворяются. Элла способно изобразить что угодно — актриса от бога. Зато Ева...Не будем о печальном.  
— Это самая последняя и, вроде бы, самая объективная оценка. По крайней мере, так написано в последнем издании справочника.  
 
— Обалдеть не встать. - произнесла Ева по-русски так выразительно, что Мари поняла без перевода.  
— Десять с половиной тысяч тонн серебра. Это... - она прикинула в уме. — Это примерно тысяча кубометров. Значит, это десять на десять на десять метров. Кубик с трёхэтажный дом. Неплохо! Элл, я не ошибаюсь?  
 
— Насколько я помню химию, нет. Удельный вес серебра — это десять с чем-то. Мари, там в справочнике ничего не сказано, сколько это на современные деньги?  
 
— Точной цифры нет и быть не может. Серебро бывает разной пробы, и цены менялись. Оценки колеблются от ста до трёхсот миллиардов долларов. Но большинство сходится на цифре от двухсот до двухсот тридцати миллиардах.  
 
— Полторы сотни атомных субмарин. Да уж, воистину: всё могут короли! Скажу тебе, Мари, что они тогда разумнее вкладывали капитал, чем нынешние.  
 
Элла ещё полюбовалась на золотые статуи фонтанов.  
 
— Ладно, пошли смотреть наше рабочее место, в которое Его Величество вбухал половину бюджета Франции.  


 
Мари сначала откатала “обязательную программу”.
Они пробежались по огромному дворцу, обгоняя группы восхищённых туристов с их гидами, иногда задерживаясь, чтобы послушать что-то особенно интересное. Благо, английский проблемой не был, да и французский обе - актриса и каскадёрша - уже свободно воспринимали на слух.
Осмотреть все семьсот залов и комнат огромного дворца было, разумеется, немыслимо. Поэтому: Посольская лестница, Зеркальный зал (с рассказом об убитых мастерах-венецианцах), апартаменты короля, королевы, зелёные и розовые апартаменты принцесс, большая и малая столовые... Бейджик на груди Мари открывал перед ними всё, недоступное обычным туристам.  

— Вот в этом кабинете барон де Сегюр докладывал королю о дьявольском подземелье и о последовавших событиях. Здесь же и вы получите из рук короля пакет с секретными инструкциями и "Патент на адмирала" (Patente d'amiral). Видите, вся аппаратура осталась на месте. Это, чтобы потом не тратить времени на всякие установки. Да и риск повредить тут что ни будь меньше.  

Элла достала из сумочки маленький “Кодак”, вопросительно взглянула на сопровождавшего их работника музея. Тот улыбнулся.  

— Снимайте сколько хотите, мадемуазель Файна. Можете и вспышку включить. Всё равно при киносъёмке тут такое сильное освещение...  

Он махнул рукой.  

— Вряд ли эта фитюлька здесь ещё хоть что ни будь повредит.  

— Мерси, месье Бло. Мне привычнее быть моделью, чем фотографом, но такое упустить не могу. Это фантастичнее всего нашего фильма. Прямо путешествие во времени. Техника конца двадцатого в интерьере начала семнадцатого. Это что-то с чем-то!  

— Пардон, мадемуазель?  

— Ой, простите! Я опять перевожу с русского. Так у нас говорят о чём-то замечательном, превосходном.  

— Забавно.  

В сопровождении месье Эжена Бло киношники прошли к выходу из дворца. Совсем неприметная дверь в крыле дворца, предназначенном для гостей.  

— Конспирацию изобрели не вчера. Людовик Четырнадцатый придавал большое значение сохранению государственных и личных секретов. Наверно потому и продержался на престоле дольше всех его венценосных коллег: семьдесят два года и сто десять дней, до самой своей почти естественной смерти.  

— Почему “почти”? - живо поинтересовалась Ева.  

— А вы не знаете? Это было... не скажу — самоубийством, но почти добровольной гибелью. Король упал с коня и сломал ногу. Это был открытый перелом. Лечить такие тогда не умели, но ампутация могла бы спасти ему жизнь. Для хирургов того времени это была вполне банальная операция с весьма серьёзными шансами на успех. Но король счёл образ калеки несовместимым с монаршим величием и предпочёл умереть.  

— Прямо самурай какой-то.  

— Поразительное сравнение! Честь и слава вашему остроумию, мадемуазель Ева.  

— Мерси, месье Бло.  

Все с удовольствием вдохнули свежий воздух великолепного парка.  

Экскурсовод с улыбкой наблюдал за актрисами, предвидя почти обязательный вопрос. И вопрос был задан.  

— Содержание такого колоссального дворца стоит огромных денег. Но неужели из доходов от миллионов посетителей нельзя было выделить небольшую часть, чтобы привести в порядок канализацию? И вентиляцию заодно. Простите мою бестактность, месье, но...  

— Вас не за что прощать, мадемуазель Файна. Мы часто слышим подобное. Увы, приводить в порядок нечего, за неимением канализации как таковой. Дворец строили очень долго и при том весьма спешно. Королю - Солнце нужен был ослепительный блеск. Он его получил. Архитектор Луи ле Во и декоратор Шарль Лебрен исполнили все пожелания короля, забыв об одной мелочи: о тысячах обитателей дворца и их естественных потребностях, столь низменных... В общем, в проекте не было отхожих мест, почти. А те, что были, они были устроены совсем не так в наше время. А поскольку спорить с природой бессмысленно, люди устраивались, как могли и... где попало.  Считайте своеобразный запах Версаля ароматом времени.  

— И это, несмотря на все очистки и реставрации?  

— Увы. Я вас ещё немного позабавлю. Промашка с клозетами была не единственной. Огромная кухня, которую я вам показал. Вы не обратили внимания, на каком расстоянии она от церемониальной части дворца и королевских покоев?  

— Как-то не заметили. А что?  

— А то, что пока блюда доставлялись к королевскому столу, они успевали остыть. Особенно зимой. Не забывайте, тогда был малый ледниковый период. Замерзали даже Босфор и Адриатическое море. Его величество и придворные питались только холодной пищей.  

— Бедняжки. - от души посочувствовала Ева. — И король никого не наказал за такие упущения, мягко говоря.  

— Наказывать было уже некого. Но вряд ли это кому-то приходило в голову. Всё нормально было по тем временам, да и по намного более поздним. Даже в середине девятнадцатого века ватерклозеты были редкостью, а купание в горячей воде – вредным для здоровья, для душевного – особенно.  

 Он удивлённо уставился на Эллу.  

— Неужели это настолько ново для вас, мадемуазель? Это, вроде бы, общеизвестно и вполне банально.  

 Элла ответила не сразу. Покусывая нижнюю губу, она обдумывала вдруг пришедшую ей голову идею.  

— Элл, да что с тобой?  

— Что? Нет, ничего… Ой, простите, мсье Бло. Спасибо вам большое. Огромное!  

— Пожалуйста. Но, за что? Что вас так поразило?  

— Идея, которую вы мне сейчас подарили. Простите, не смогу сейчас объяснить, надо хорошо обдумать. Штрих к образу Мирэй. И Окайи, кстати. Ещё раз благодарю вас, месье. Это была замечательная экскурсия.  

 — Рад, что вам понравилось. – улыбнулся гид. — Советую вам прогуляться вон до того фонтана. Там ваши коллеги недавно что-то очень внимательно осматривали и, кажется, даже снимали. Рад был столь приятному знакомству. А у меня, увы, через полчаса новая группа.  

От души поблагодарив месье Бло за интереснейшую экскурсию, подруги направились к указанному фонтану — мимо других, не менее великолепных. Но сухих. Обошли фонтан кругом, любуясь изящными позолоченными фигурами.  

 — Красиво, ничего не скажешь. Вот только не пойму, почему наши мэтры выбрали именно этот? Другие ничуть не хуже.  

Фонтан сам ответил на этот вопрос. Взлетела и обрушилась мощная центральная струя. В падающий поток вплелись тонкие струи из скрытых в скульптурах трубок.  

— Смотрите отсюда, быстрее! - позвала Мари.  

И без того великолепный, дворец, видимый через водяную завесу, превратился в какой-то нереальный радужный мираж. В райский чертог, парящий над грешной землёй.  

Чудо продолжалось ровно пять минут. Исчезло.  

— Вот теперь понятно. Жалко, что так быстро закончилось. Так бы и любовалась без конца.  

Мари заглянула в путеводитель.  

— Повторится через тридцать пять минут. Можно будет вернуться.  

— Неужели за триста лет не смогли решить проблему с водой? - удивилась Ева. — Протянуть трубу от реки, хоть от той же Сены. Километров двадцать всего.  

Мари пожала плечами.  

— Как-то не задумывалась. Всегда было так.  

Она вдруг рассмеялась.  

— Я читала, что, когда король прогуливался по парку, включались именно те фонтаны, к которым он приближался, и тут же выключались за его спиной. Его величество наслаждался этим великолепием непрерывно.  

— И тут потёмкинские деревни. — тяжко вздохнула Ева.  

— Что ты сказала?  - удивилась Мари. — Какие деревни?  

— Это уже из нашей истории. Расскажем по дороге. Ты обещала показать нам Трианон.  

Помещение перед под3емным ходом, обнаруженным Мирэй.  

Мирэй, Окайя, барон де Сегюр и Доменик. Все вооружены.  

Доменик разбирает каменный завал, расширяя проход. Мирэй:  
— Спасибо, Доменик. Пройдём. Но потом продолжи. Если придётся удирать, то хорошо бы тут не спотыкаться. И поосторожнее с пистолетами. Не пальни в нас нечаянно. Где наши фонари?  
 
Барон: 
— Может быть мне всё же пойти с вами?  
 
— Не надо, Эркюль. Не сомневаюсь в вашей отваге, но у нас с Окайей уже есть опыт в подобных делах. А случись что с нами, только вы сможете довести дело до конца. Не будем спорить. Вы же уже согласились со мной.  

Доменик зажигает свечи в фонарях.  

Мирэй и Окайя, взяв с собой фонари и корзинку, из которой потянулась тонка бечевка, скрываются в туннеле.  

Камера, стоп! Снято.  

Мирэй и Окайя идут по туннелю. В слабом жёлтом свете фонарей видны причудливые каменные образования — наплывы на стенах, напоминающие фантастических чудовищ, свисающие с потолка сталактиты образуют местами каменные занавесы. Отдалённые, постепенно усиливающиеся звуки голосов.  

Мирэй:  

— Ты заметила, как странно соединяются тоннели? Если бы не эти звуки, запросто могли бы заблудиться в этом лабиринте.  

Окайя:  

 — А ты правильно поняла. Строители того замка рыли подземный ход и наткнулись на эти пещеры. Потом от удара небесного камня обрушилась только часть. Одному дьяволу ведомо, что тут уцелело и кто этим пользуется.  

— Судя по тому, что рассказал барон, именно дьявол и пользуется. Всё, похоже, мы пришли. Гасим фонари, они нам ещё понадобятся.  

— Если будем возвращаться этим же путём.  

Оставляют фонари в небольшой нише и осторожно заглядывают за преградившую им путь сталактитовую завесу.  

Камера, стоп! Снято.  

Довольно большой зал, форму которого трудно определить из-за множества каменных выступов и естественных ширм из сталактитов, освещён множеством толстых свечей и факелов. Некоторые из них горят красным пламенем, создавая мрачное, зловещее освещение. Пламя свечей заметно колеблется из-за заметного сквозняка. Одна из стен завешена чёрной тканью с вышитой на ней серебром пентаграммой. В центре пентаграммы — перевернутое распятие кроваво‐красного цвета. На небольшом возвышении, накрытом чёрным бархатом с вышитыми знаками зодиака, установлено нечто вроде трона, на котором восседает мужчина в надетом на голое тело чёрном плаще с капюшоном. Лицо его скрыто маской.  

В центре зала установлено каменное нечто, напоминающее алтарь, окружённый чёрными свечами в грубых каменных подсвечниках.  

 В зале много людей — мужчин и женщин. Одни совершенно голые, другие одеты в чёрные мантии или причудливые одеяния, оставляющие открытыми интимные части тела. У некоторых головы украшены золотыми или серебряными рогами.  

Множество голосов, искажённых многократным эхо создают сильный, но невнятный шум. Похоже, что все повторяют какие-то заклинания.  

Внезапно шум смолкает. В тишине звучит удар гонга. Откуда-то из-за переплетения минеральных натёков выходит женщина в чёрной мантии и направляется к центру зала. Мантия падает на пол, и нагая блондинка с распущенными по плечам волосами, ложится на каменное ложе. Раздвигает ноги, и у самого её лона ставят золотую чашу.  

Снова хор заклинаний. Откуда-то выходит человек в чёрном плаще и в маске, совершенно скрывающей лицо. В руках у него плетёная корзинка. Заклинания смолкают, и в тишине слышен плач младенца.  

Сидевший на троне встаёт, сбросив свой плащ. Приближается к алтарю. В руке у него появляется маленький кривой кинжал с чёрным лезвием. Из корзины извлекают кричащего младенца.  

Кровь по животу лежащей женщины стекает в золотую чашу. Звуки заклинаний. Чашу убирают. Начинается дикая оргия.  

Камера, стоп! Снято.  

 — Ну, что вы кукситесь, Элла?  

Жаннэ даже не пытался скрыть раздражения.  

 — Вы с Катрин просто великолепно отработали этот эпизод. Тем более, что мы учли все ваши замечания, а эта ваша импровизация оказалась просто находкой. Что вам опять не так?  

— Сама себя не могу понять, Робер. Объяснила бы, но не получается. Что-то не то, не вяжется что-то. Что-то... какая-то фальшь в образе Мирэй. Вот как-то не так должно быть.  
 
— Что “не так”? С чего бы это? Переутомились, мадемуазель? Это я понимаю. Отдохните несколько дней, развейтесь. В Париже трудно соскучиться. Сдвинем график съёмок. Ещё полно эпизодов, где вы не задействованы. Займёмся пока ими. А вы придёте в себя.  
 
— Да не устала я ничуть. Вот только не могу поймать мысль.  Ладно, у нас говорят, что с проблемой нужно переспать. Завтра я всё равно не занята. А до послезавтра что ни будь решу. В крайнем случае оставим всё как есть.  
 
Элла направилась к выходу из кабинета Жаннэ и у самой двери обернулась.  

— Робер, можно мне ещё пару раз просмотреть тот эпизод?  

— Это какой?  

— Ну, тот, в тоннеле. Где Мирэй с Окайей наблюдают чёрную мессу.  

— Хочешь прямо сейчас?  

— Нет, завтра. С утра, на свежую голову.  

Жаннэ пожал плечами.  

— Смотри, сколько хочешь. Я прямо сейчас позвоню, а ты им завтра напомни.  

ёмный тоннель. Невидимые за сталактитовой завесой, Мирэй с Окайей наблюдают за чудовищным действом в подземном зале.  

Окайя перехватывает руку Мирэй с кинжалом, зажимает ей рот.  

— Остановись! Не пущу. Ребёнка уже не спасти, а нас убьют моментально. Опомнись, ради всего святого, опомнись.  

Мирэй с трудом овладевает собой, подчиняется.  Обе отходят на несколько метров вглубь тоннеля.  

Окайя:  

— Отдышись. Успокойся. Их с полсотни там. Ну, прикончим в тесноте с полдюжины. Если навалятся все, то не убьют сразу. Свяжут... что дальше будет, подумай.  

Мирэй содрогается от ужаса.  

— Вот то-то, моя девочка. Одной отвагой и умением драться эту нечисть не одолеть. По крайней мере, только нам с тобой. Тут нужна серьёзная сила.  И мы её приведём. Ну, успокоилась, капитан де Моро? Пошли смотреть дальше. Нам надо только понять, как эти твари проникают в дьявольское логово. Сильно опасаюсь, что там не один вход.  
 
Обе возвращаются на свой наблюдательный пост.  

Мирэй, приближаясь к сталактитовой завесе и внимательно оглядывая её в свете, проникающем из зала:  
— Ты права. Отсюда их не взять. Много солдат сюда не проведёшь. Их будут просто убивать по одному, когда они станут протискиваться в эти щели. И удерут, негодяи. Заглядывает в зал и лицо её искажается ужасом. Она быстро крестится.  
 
— Господи, пресвятая Дева, святая Вальпургия, святой Георгий! Я же дважды убила его! Господи, за что?!  
 
Удивлённая Окайя тоже заглядывает в зал.  

— Кого ты там увидела?  

— Вон тот, голый убийца с кинжалом. Или я ошиблась? Окайя:  

— Он сейчас   спиной... О, Господи! Хесус! Это он. Проклятая маска! Но раны на груди и шее. Голос... Он! Точно он!  

Мирэй:  

— Демон во плоти, взявший имя Господа. Ну, в третий раз я тебя уж точно прикончу.  

Некоторое время наблюдают за происходящим. — Уходим, Окайя. Одному дьяволу известно, сколько они ещё будут бесноваться здесь. Наведаемся завтра и хорошенько осмотрим тут всё. Не каждый же день...  

— Если не оставляют тут или у входов стражу. Можем спугнуть эту мерзость.  

— Что ни будь придумаем.  

Они удаляются по туннелю, обсуждая план дальнейшей разведки.  

Просмотровый монитор погас. Элла осталась сидеть в глубокой задумчивости, уставившись в чёрный экран.  

— Жорж, прокрути ещё раз. Самый конец, когда мы уходим.  

Вот оно! Поняла! Элла глубоко и свободно вздохнула, откинулась в кресле. Поняла. Осталось продумать, как это сыграть. Но это уже только технический вопрос. Обсудим это с мэтром завтра.  
 
— Спасибо, Жорж, выключай. Всё, что мне надо, я увидела. Чао, мон шер!  
 
Ну, и куды ж таперича хрестьянину податься? Жаннэ прав: заработалась, надо как-то развлечься. Только позвонить ему, что она в полном порядке и план на завтра не меняется.  

— Робер, пойми, Мирэй — человек своего времени, дочь своего века, семнадцатого века. Она просто не может быть атеисткой-материалисткой, не может не верить...да в реальность того же Сатаны. Это при всей её отваге и презрении к суевериям. Что она должна подумать, почувствовать — это прежде всего — когда она видит своего злейшего врага живым и здоровым, да ещё на сатанинском шабаше, да ещё и самым там главным? Это после того, как она дважды убила его собственной рукой. Это как? Это её должно потрясти, душу перевернуть... слов не хватает в моём французском. А вместо этого она преспокойно топает по подземелью и обсуждает с Окайей, как бы половчее истребить шайку сатанистов. Она, или совсем спятила, или это надо переснять. И придумать, каким образом к ней вернётся душевное равновесие. И добавить такой эпизод.  

Она повернулась к Саару.  

— Юхан, а ты со мной согласен?  

— Да оба мы с тобой согласны. Вот только задачку ты подкинула, чёртова пиратка. Училась бы у Катрин. Вот кто образец производственной дисциплины.  

— Куда мне до неё. Недостижимый идеал. Ну, и кто будет психотерапевтом у бедняжки Мирэй?  

Загадочно улыбаясь, Элла с удовольствием разглядывала озадаченные физиономии режиссёров. Удовольствие длилось недолго. Оба одновременно пришли к единственно правильному решению.  

— Выкладывай, что ты уже придумала.  

— Колись сама, морская ведьма, пока я не велел отдать тебя палачу!  

 Элла обиделась.  

— Какие вы скучные люди. Даже не интересно с вами играть. Ладно, колюсь. Если я вся такая набожная грешница, то сеансом психотерапии может быть только исповедь.  

 Жаннэ подхватил её мысль.  

— Тот весёлый кюре, с которого ты сорвала парик на балу у барона.  

— Ага, а потом — сутану. Кто сочинит сценарий эпизода?  

 Юхан злорадно оскалился.  

— Вот ты и попалась, голая ведьма! Забыла, что советская гражданка. А у нас инициатива наказуема. Вот ты сама и сочиняй.  

— Фи, какой вы злой, маэстро! На, держи. Страдайте над моей французской орфографией.  

— Так уж и быть, пострадаем.  

Юхан взглянул на часы.  

— Сегодняшнюю съёмку никто не отменял. Беги в гримёрку, раздевайся.  

— Вот, уважаемые мэтры! Прошу отметить, что студия здорово экономит на моих костюмах, а самый роскошный — так вообще, имеете совершенно бесплатно.  

И унеслась в заданном направлении.  

Комната для купания в замке барона. Двое красивых голых мальчиков купают Мирэй в бронзовой ванне. Мирэй выбирается из неё, и мальчики старательно вытирают её.  

Входит барон. Некоторое время созерцает эту сцену.  

— В их компании вы особенно очаровательны, моя прелесть.  

 — Ревнуете, барон?  

— О, нет. Любуюсь и восхищаюсь. Вы самое прекрасное творение природы из всех, что встречались мне в Старом и в Новом свете.  

Мирэй смеётся.  

— У вашего друга де Вержи совсем другое мнение на сей счёт.  

— Ах, оставьте. Он не высовывал носа дальше Ламанша и не встречал иных женщин, кроме наших пухлых изнеженных красоток. А я повидал мир. И, знаете, что? Я заказал ваш портрет весьма талантливому живописцу. Зашёл спросить, не согласитесь ли вы позировать нагой? А теперь...  

— Передумали?  

— Не совсем. Хочу попросить вас позировать вместе с ними. Вот прямо так, как вижу это сейчас. Вы не откажете мне?  

— Соглашусь с удовольствием. Можно даже вот так.  

Обнимает и прижимает к себе обоих мальчишек.  

— А знаете, что, мой Эркюль, у меня тоже есть идея. Я добавила в эту воду лавандового масла. Это восхитительно! С удовольствием вернусь в неё... вместе с вами. Что скажете, милый?  

— Скажу, что ваша идея гениальна.  

Элла обращается к стоящим в ожидании мальчикам.  

— Ален, помоги раздеться барону. А ты, Лео, принеси нам вина, яблок и персиков.  

Камера, стоп! Снято.  

Окайя и Доменик гуляют около нижнего озера.  

Доменик:  

— Хотите посмотреть эти руины, госпожа Окайя? 

Окайя:  

— Нечего там делать, я уже всё облазила. Ты мне лучше скажи, что это за строение вон там, возле самого леса? Похоже на церковь, но странная какая-то.  

— Церковь и есть. Только очень старая. Тоже можно сказать, руины. Туда никто не ходит. Очень уж ветхое строение. Того и гляди обвалится прямо на голову.  

— Тоже руины, говоришь?  

Окайя пристально вглядывается, поворачивается к озеру, снова к руинам церкви. Что-то прикидывает в уме.  

— А давай-ка мы туда прогуляемся. Тебе не всё ли равно? А я обожаю всякие старинные места.  

Камера, стоп! Снято.  

Та же комната с бронзовой ванной. Мирэй с бароном весело плещутся в воде. Входит Лео с подносом, уставленным бутылкой вина, двумя серебряными бокалами и серебряным блюдом с фруктами.  

— Всё, что вы приказали, госпожа.  

Мирэй оборачивается к нему и замирает в неподвижности. У неё выражение человека, пораженного какой-то внезапной идеей.  

Барон смотрит на неё с некоторым испугом.  

— Мирэй, что с вами? Господи боже, да что с вами? Очнитесь!  

 
Мирэй, приходя в себя:  
— А? Что? Вы что-то спросили, Эркюль?  
 
— Да хранит вас, пресвятая Дева, Мирэй. Что это такое с вами?!  
 
— Со мной? Нет, ничего. Экюль, вы слышали такое имя — Архимед? А слово “Эврика”?  
 
— Слышал, разумеется. Древний мудрец, математик. Он тут при чём?  
 
Задумывается на секунду. Смеётся.  
— Это тот, что выскочил из ванны и носился голым по городу, вопя вот это самое слово?  
 
— Он самый. Я сейчас тоже выскочу из ванны и буду носиться голой. Вот только жаль, что мы от города далеко.  
 
Хохочет.  

— Эврика, Эркюль, эврика! Лео, милый мой мальчик, ты даже не понимаешь, какую проблему помог мне сейчас решить!  Наливай вино. Так, один бокал твоему господину. Второй бери себе. Не удивляйся. Мне давай бутылку. Пиратке — в самый раз. Лезь сюда к нам.  
 
До предела удивлённый Лео исполняет приказание и осторожно, опасаясь расплескать вино, забирается в ванну.  

Мирэй:  
— Эврика, господа! Эврика! Пей до дна, малыш, до дна.  
 
Лео:  
— За что такая честь, госпожа? Это такая награда...  
 
Мирэй хохочет.  
— Это ещё не награда, малыш. Награда впереди, и да будет проклят тот, кто уличит меня в скупости!  
 
Барон:  
— Говорят, что кто-то сделал карьеру через постель. Обычное дело. Но ты, парень, похоже, первый, кто сделал карьеру через лохань.  
 
Хохочут все.  
 
Камера, стоп! Снято!  
 
Кабинет барона де Сегюра.  
Барон, Мирэй, Окайя и Доменик.  

Окайя:  

— Ну, вот я и подумала: местность кругом вся плоская, никаких гор или скал с пещерами, где мог бы скрываться вход в подземелье, тут нет. Тогда, где он? Не в чистом же поле. В лесу? Далековато. Да и нашли бы его там давным-давно, как ни маскируй. А эта церковь — ну в самый раз. И заходить в неё удобно именно со стороны леса. Из поместья не видно. Я прикинула, сколько примерно мы с Мирэй прошли тогда до дьявольского капища. Если не ошиблась, то получается, что оно от церкви совсем недалеко. Правда, ход извилистый, могла и ошибиться.  

Барон:  

— Очень интересно. Но входа вы не нашли.  

— Особо и не искали. А вдруг там и вправду оставляют караульного или наблюдателя? Походили, поглазели, заглянули внутрь и ушли. Но я уверена, барон, что там дело нечисто. Уверена.  

— Почему?  

Доменик:  

— Можно я поясню, хозяин?  

Барон кивает утвердительно.  

— Наши люди туда не ходят. Просто нечего им там делать. Развалина и развалина, что с неё? Между тем тропинка от леса явно натоптана, и внутри тоже кто-то бывает. Вот, я подобрал там.  

Кладёт на стол обрывок тёмной ткани.  

— Не похоже, чтоб от там валялся очень уж давно. Кто-то зацепился в темноте, порвал плащ или что-то вроде того. И ещё там хватает следов. Но искать там особо не стали. Госпожа Окайя права... Если что не так, прошу простить.  

Барон:  

— Всё так, Доменик, всё так. Это очень ценная находка. Осталось решить, как захватить негодяев без больших потерь среди наших людей. Можно, конечно, просто запереть выход. Сколько-то выдержат, а потом сами сдадутся. Но, если там ход не один? Уйдут и только посмеются над нами.  

Мирэй:  
— Это мы над ними посмеёмся, когда они будут плясать в петле. Спасибо Лео, он подсказал мне решение.  
 
Барон:  
— В самом деле, вы же обещали мне рассказать, чем так огорошил вас этот мальчишка. Право же, вы меня просто испугали. Так что там у вас за “эврика”? Расскажете сейчас?  
 
— Конечно. Слушайте. Я всё время ломала голову вот над этой самой задачей: как изловить негодяев, если там у них целый лабиринт с несколькими выходами? Когда голый Лео вошёл с подносом, он не сразу нашёл, куда его пристроить и сделал такое вот движение... (показывает) На меня ка озарение свыше, вот прямо увидела. Как-то сразу всё сошлось. 
 
Барон:  
—Что сошлось, дорогая?  
 
— Всё. Я читала все книги, что были у покойного отца. Так вот, в одной был рассказ о временах конкисты.  
 
(Рассказ Мирэй сопровождает соответствующий видеоряд. 

— Отряд конкистадоров напал на какое-то индейское поселение. К их величайшему удивлению, против них, до зубов вооружённых, закованных в броню всадников вышло всего с десяток нагих индейских юношей с круглыми подносами в руках. На подносах были горящие угли. Юноши стали бросать на угли какой-то порошок. Ветер понёс клубы дыма на испанцев. Лошади моментально взбесились, встали на дыбы, сбросив всадников, метались с диким ржанием, топтали коптами упавших.  А сами вояки ослепли. Им нещадно резало глаза, из которых струились слёзы, они задыхались, стали совершенно беспомощными.  

Тогда из зарослей вышли индейские воины и просто, без особых затей, увесистыми дубинами и каменными топорами перебили всех испанцев, не понеся никаких потерь.  

И вот, как-то сцепилось у меня: Лео с подносом, индейцы с жаровнями, едкий дым и постоянный сквозняк в туннеле - в сторону пещеры. Чего проще? Устроить там то же самое. Побегут, как крысы из затопленного трюма. Только успевай ловить и вязать.  

Барон:  

— А что там был за порошок?  

— Перец! Очень жгучий перец. В Америке такого полно. И у нас есть такой в запасе. Но нам он даже не понадобится. Хватит просто вонючего дыма. От серы, например. Для поклонников дьявола будет в самый раз.  

Окайя:  

— Но и подсыпать им перцу под хвост тоже не помешает.  

Все смеются.  

Барон:  
— Но, если там всё же выходов несколько?  
 
Окайя:  
— Да хоть сто. Им там будет не до туалетов. Прикажете своим людям хватать всех, кто вдруг появится в непотребном виде. С такими и оружия не надо. Крепких парней с дубинками хватит.  
 
Барон: 
— Великолепно! Ещё и премию объявлю за поимку. Если кто и ускользнёт, в руках королевского правосудия даже немые становятся болтливыми. Ваша идея гениальна, Мирэй. Куда там до вас какому-то Архимеду.  
 
Камера, стоп! Снято. 
===================================
Все иллюстрации из интернета в открытом доступе.