От Администрации сайта-

Уважаемые дамы и господа!
Позвольте представить последнюю подборку театральных рецензий Светланы Суриной, которую любезно подготовил и прислал её муж - Евгений Кругляк.
Читая её воспоминания, мы снова ощущаем её присутствие, её неповторимое обаяние, которых нам так не хватает.
Напомню, что сама Светлана говорила о своём творчестве:
"Пишу эссе- философские и иронические,читать которые рекомендуется в разнеженном состоянии с достаточно циничным взглядом на вечные вопросы, приязнью к хорошим стихам и непредсказуемым ассоциациям."
Приятного чтения!

* * *

    "ЛИНИЯ ЖИЗНИ" НА ТЕЛЕВИДЕНИИ.

 - АЛЛА ДЕМИДОВА

Звёздная фея…Снежная королева…
Поступь…Орлиный взор…Точно отмеренные жесты…

Глаза -- поверх голов толпы…Неприступная…От народа далека.
Кажется, что не она к нему пришла, а он, пробегая мимо, приник к глазку
в дверях её мира.

Ей никто не интересен, не нужен…Мешают сосредоточиться на себе…
А говорит она всё-таки, потому что кому-то пообещала, но с условием-- никаких аплодисментов!...

Короче, её линия жизни---зазубренное лезвие ножа…

МАРИНА НЕЁЛОВА

Изумительное обаяние!.. Открытость!... Искрящийся юмор.

Любование любовью зрителей и собой.

Но видна добротная срежиссированная постановка этого обаяния.
Фальшь не просматривается, но её открытость -- как ПРИоткрытость:
ненадолго и не для всех.

Тем не менее --- попадание в десятку: радость от общения есть и, если не копать глубоко—вечер удался для всех сторон!..

МИХАИЛ ФИЛИППОВ

Это уже не линия жизни, а её СТОЛП…
Дивный голос…Профиль Наполеона.

Постановка тела -- прочная, надолго…Не столкнуть никакими вопросами зала.
В глазах -- неприкрытое снисхождение к толпе: да, я – значителен; я НАД вами, и это – справедливо…

И я вовсе не обязан быть честным с вами и открывать душу. Даже не думайте!
На какие-то вопросы он пробует, улыбаясь, вспоминая о необходимости быть
обаятельным—ответить, но зрителю это уже и не обязательно: фальшь бьёт прямо в душу!...

ЕЛЕНА ЯКОВЛЕВА

Н- да…
Вот она садится на стул, заплетая в косичку ноги…

Первый же вопрос --- и она начинает хохотать во все свои 60 зубов!..

И всё: будто распахнули ставни-- и в зал ворвалась свежесть!

Почему мы так её любим?... Наверное, потому что она этим живёт, не отпивая наших сил-- будто мы вместе с ней пьём шипучее вино из одного сосуда!..
    А ведь и она – актриса, и умеет играть, но её мелодия-- не по нотам, а по слуху, который у неё так же обострён, как и у нас.

Такой блистательный резонанс, который может взорвать закрытое помещение театра-- и вынести нас вместе с ней прямо в небо!...

АФАНАСЬЕВ ИГРАЕТ БЕТХОВЕНА.

Он играет сонату, как слепой читает книгу -- на ощупь, по Брайлю.

Он перебирает клавиши, будто разговаривает руками с нотами:
-- Ты! Подойди!..
-- А ты -- и рука отодвигает набежавшую слишком рано..

Пальцы пробуют ноту на глубину и прислушиваются: поняли ли они шутку? Откликнулись ли на неё?

Пальцы перебирают звуки, как когда-то мама, внимательно всматриваясь, перебирала гречневую крупу: что-то он откидывает мизинцем; потом, задумавшись, рука зависает -- и вбрасывает, не спеша, ту ноту, что сначала была отринута…

А в конце -- руки вскидываются на секунду -- и очень робко указующий перст ставит неожиданно пришедшую в голову точку…

И, отодвинувшись от рояля и окинув глазами клавиши в последний раз -- руки умиротворённо соединяются крестом, как бы благословляя только что сотворённую ими мелодию...

Т-с-с...

Браво!

"НЕРОН", ДЖИГАРХАНЯН. 

«Театр времён Нерона и Сенеки» в театре Джигарханяна.


Ужас! Его надо избыть из себя немедленно!!!
Итак: каких-то последних 40 лет—(Моисей успел за это время больше) мы находились в театральном простое: любимый актёр- Армен Джигарханян и любимый театральный автор Радзинский-- шли какими-то своими дорогами в стороне от нас. И вдруг --- они объявились с нашим старым любимым спектаклем. Сейчас, когда мы ещё не все глаза выплакали, не все ноги истоптали по межам жизни, когда душа всё ещё жаждет прежних ощущений чуда на сцене—в Москве объявили премьеру «Театра времён Нерона и Сенеки», да ещё и Джигарханяна в роли Сенеки ( хотя лет 30 он уже не выходит на сцену).
И, конечно же, мы понеслись!..
   Открылся очаровательный занавес: на сцене в уголке на банкетке сидел в старом халатике такой же старый Армен—а в центре -- метался крошечный худющий, синетелый полуголый человек ( ну это с натяжкой-- люди такими уже давно не бывают!)- и страшно громко кричал какие-то непристойности…Он много, часто бил себя и других полуголых полумужчин по заду, все они издавали непристойные звуки, причмокивали, похихикивали, мерзко извивались своими хилыми телами…
Ну и как говорилось у Мольера: «А что Тартюф?»
А Тартюф -- Сенека-- сидел в углу, мёрз в своём халатике и периодически выбегали ребятишки, хватали его под руки и волокли по периметру сцены в другой угол, сбрасывали на банкетку и убегали…
Что за чёрт? Почему он молчал во время спектакля? И почему он молчал, когда шли репетиции? Вспоминал ли он свои молодые годы, когда бегал по роскошной сцене Театра Маяковского у Гончарова—сильный, красивый- и произносил все эти же гнусные монологи, но была харизма ( тьфу, простите за шаблон), изумительный торс, юмор! Его цинизм вызывал в зале рёв восторга- его пластика подкрадывающейся змеи, его изумительно красивые пальцы, которые он выбрасывал стремительно и указующим перстом пригвоздал Сенеку к полу, сметая все его доводы!.. Н..да… Всё это было-было-было; свершился дней круговорот…
Почему этот человек решил, что может дважды окунуться в ту же воду и стать снова молодым и мощным актёром—пусть и в роли старика?.. Ведь вода уже мутна, и сам он уже ни во что нырнуть не в состоянии…А то, что отобранные им актёры даже не чуют запаха сцены, не понимают текста, не умеют даже просто протащить своё тело по сцене, не зацепившись ногами за реквизит--- неужели всё это для него уже не представляет интереса???
Увы! Из любимого актёра выпущен воздух не только жизни, но даже просто вкуса…Какая гадость! Ну что это нас-то, матёрых зрителей, потянуло тоже окунуться в воду своих воспоминаний. Мы-то уже знаем, что эта вода с годами мельчает и просто скисает…

ТЕАТР. О СВОБОДЕ ВЫБОРА.

Был у меня однажды в жизни потрясающий дед. Шпион....(Среди моей гущи кущей можно рассмотреть его суть поподробнее).

И была у него в Одессе подружка-- прекрасная Елена, выведенная когда-то под собственным полным именем -Елены Станиславовны-- в романе «Двенадцать стульев»....Острая, быстрая, злая и мудрая.
И была у неё замечательная своя теория о Свободе выбора.

Вот, к примеру: в Одессе премьера, попасть на которую совершенно невозможно, а хочется.
   -Тётя Лена! Ну придумай что-нибудь! Знаю, что и ходить тебе трудно, и проникнуть трудно, но хотя бы входные!...

-- А что тут думать? Сейчас позвоню старому хрычу- бывшему дружку- администратору Эдику...И пусть попробует отказать-- всю морду расквашу!.. Беги, одевайся. И тащи мои бирюльки, горжетки, духи, помаду...И палку-- и для ног, и для рук-- если придётся драться.

И всё! Выбор ясен, цель –вот она! Стоило только поточнее прицелиться!..И вот мы уже в первых рядах с палкой поперёк колен и с чувством блаженства при правильном и трудном выборе вариантов...

А теперь проблема выбора в наши дни: в Москве в МХТ ожидается премьера мюзикла «Гордость и предубеждение» в постановке англичан-- с молодой частью труппы... Город стоит на ушах...

Тётки моей уже нет, но её связи в театре остались.

И снова цель хватает желанием за шею: предпринимаются все шаги по обмену всякими услугами друг другу--- и вот уже билеты на столике, ждут недельку....

А мы тем временем начинаем всматриваться в сегодняшнюю театральную Москву...
     С последних десяти спектаклей мы убегали, с трудом досиживая до антракта; на сцене дикая, шумная лабуда: или Гамлет мочится публично в ведро; или герой Уайльда гордо и не спеша прохаживается по дороге в ванную, где уже пьяный партнёр ждёт друга на четвереньках у параши; или уже немощного Джигарханяна в халате толкает по сцене куда-то вечно спешащий Нерон (на съёмки в кино?)-- быстрый, резкий, плохо выговаривающий текст-- той внешности, которую теперь уже не назовут героической...

Ну и ко всему этому удачно выступил телеканал «Культура», показавший торжественное открытие очередной «Табаков-плазы», где на роскошной сцене метались истеричные-- того же самого типа герои-- с удивительными репликами, даже отдалённо не напоминающими человеческую речь...

И, глядя на эту молодую труппу-- будущее МХТ—мы представили себе эту премьеру мюзикла по любимому роману и то, как они будут обращаться с текстом, поворотами сюжета--- и всё это вприпрыжку («мои мысли- мои скакуны»)-- с безумно громким звуком через динамики и вспышками экрана над сценой, когда уже невозможно будет ни зажмуриться, ни заткнуть уши--- и поняли, что опять в наш дом вошла проблема Выбора--- что же делать: решиться идти туда, в очевидный праздничный ад или все потраченные с таким трудом силы и средства по достижению цели попасть на премьеру-- легко столкнуть в пропасть и вспомнить последнюю реплику Мастера, адресованную Понтию Пилату—«СВОБОДЕН! СВОБОДЕН! СВОБОДЕН!»

Спасибо, Мастер! Выбор стал ясен-- и так славно в душе запели скрипочки... « и снова тянется перо к бумаге...»...

И тяга эта не терпит суеты, согласны?

ЛЮДМИЛА ПЕТРУШЕВСКАЯ

Театр - кабаре Людмилы Петрушевской.

    Первые же звуки оркестра выманивают из ниоткуда Актрису, которая сразу заполняет собой всё пространство на сцене: и уже не оторвать глаз от её шляпки, ритма, ломкой пластики, смеющегося лица…

     Качество пения отступает перед качеством её личности: она живая, лукавая, игривая и, главное, - абсолютно свободна: человек Пространства…

     Никакой скованности, неловкости, с Миром - на «ты». Её кораблик со смешным парусом- шляпкой легко рассекает волны времени. Он так спокойно двигается, словно уверен, что никому и в голову не придёт ставить ему препятствия!

     Редкая смелость -- она не боится быть смешной и с лёгкостью втягивает нас в своё пространство, надувая нас, как шарики, ветром радости.
     И хочется вслед за ней бежать вприпрыжку за этой придуманной ею здесь и сейчас жизнью!..
Браво!

ПРЕКРАСНАЯ ГРУСТЬ ПЕТРУШЕВСКОЙ

« Я знаю -- нам надо расстаться…»-- поёт свои стихи и свою жизнь Людмила Петрушевская.

     Низким, дивным речитативом, будто не вслух, а прямо в душу…

     Какая изящная маленькая (большая) драма…

     Но почему, почему комок в горле?..Не потому же, что « потерпи, нам осталось немного»?

И сломанная нога -- это моя нога… И сигареты впотьмах, и грустный преферанс, и сердце, которое перестаёт биться от переполнившей его нежности, когда запретный возлюбленный несёт тебя тайком на руках -- это и моё сердце…

Боже мой! Как редко такое точное попадание чужого, придуманного ритма в ритм твоей жизни!...

И хорошо, что редко: душа должна изголодаться...

"ОПАСНЫЕ СВЯЗИ". ТЕАТР МОССОВЕТА.

     Актёр Александр Яцко и режиссёр Павел Хомский-- очень опасная связь.

     Ты входишь в фойе театра—и сразу погружаешься в праздник: всё залито светом, в глубине –дивный зимний сад, посередине рояль, за которым сидит компактный (крошечный, ладно скроенный) пианист в бабочке, и звучит нежно-нейтральная мелодия…

Звонок—и ты ныряешь в нечто мглистое ( в преддверии ада), лишённое света и воздуха пространство, где не видны номера кресел, где не может быть и речи о том, чтобы поставить ступни параллельно, а колени прижаты к переднему креслу так, что изменить позу будет возможно только, когда кончится торжество зла на сцене…

     Ну и --о спектакле: Почти нет никаких претензий к Ольге Кабо (маркизе де Мертей): она послушная ученица режиссёра Хомского. Что ей велели, то она и делает: ни подлинной страсти, ни желания натянуть струну между собой и партнёром- Виконтом де Вальмоном; назидательный тон нравоучений, которым она ( как тётушки в пьесах Островского поучают племянника), заставляет Вальмона выполнять свои поручения ( почему он за них берётся, нам не дают разъяснений).

Нет претензий и к щебечущим, хохочущим, обнажённым красоткам, колыхающимся в кружевных простынях в постеле Виконта.

     Нет претензий и к Ирине Карташёвой ( тётке Вальмона) -- знаменитый голос которой мы знаем по дубляжу Одри Хэпбёрн в «Римских каникулах»: ей 90 лет, «ещё легка походка…».

     Но: «За что ж вы Ваньку-то Морозова? Ведь он ни в чём не виноват!»… За что обездвижели нашего любимого Александра Яцко—Виконта де Вальмона, которого мы знаем как живого, резкого, нервного, пластичного…За что накинута на него невидимая паутина какого-то мудрёного паука?..

     Вот он впервые появляется на верху лестницы--- зал мгновенно встаёт в привычном восторге…

     Он легко сбегает вниз, склоняется в ломком поклоне, очерчивая невероятно изящный жест кистью руки…и замирает на полтора часа, практически недвижимо, в позе и облике Гамлета, ожидая, когда режиссёр разрешит ему реплику…

     Оживляется он только в сцене фехтования, хорошо усвоив уроки великого Немировского: узкая чёрная фигура--- сама, как шпага—гибкая, быстрая и трагическая...

     Так что же это было?..Кто выпустил из него воздух, из него, которого мы знаем, как Понтия Пилата, Ивана Грозного, Свидригайлова-- с его поразительной пластикой и страстностью?..

     Зачем режиссёр заставил его в сцене с маркизой абсолютно бесстрастно и с любопытством—( как нанизывают бабочек на иголку)- надевать ей подвязки, башмаки, застёгивать корсет? Так и кажется, что мы видим, как за кулисами старый товарищ по сцене помогает уставшей от семейных забот коллеге одеваться перед выходом на публику ( кстати сама по себе метафора-- опасна: получается, что если снять со Зла внешнюю оболочку, то внутри оно окажется очень привлекательным!)…

     Так и ждёшь, что вот сейчас на сцену выскочит колдун с ключом, повернёт его в замке- и виконт начнёт двигаться, изображать желание, перемещаться прыжками по сцене, как он это делал много раз в других спектаклях у других режиссёров…

     Этот же режиссёр просто выпил всё вино из нашего любимца.

     Ну и, конечно, ещё одна его находка : в сцене похорон Вальмона маркиза де Мортей с пафосом, в духе советских времён, произносит фразу почти чеховской Сони: «Мы будем жить дальше!»-- то есть и дальше творить светлое зло «и мы увидим небо в алмазах…»

     Увы, мы очевидно его уже не увидим в спектаклях этого режиссёра, просто придушившего прелестный роман.

     И прекрасного актёра—Александра Яцко…

"ГОРОД". ТЕАТР "ШКОЛА СОВРЕМЕННОЙ ПЬЕСЫ"

Странный спектакль!

     В программке указано, что гардероб, буфет и туалет не работают. Но в таком случае должно было бы быть ЧТО-ТО, для выхода ДУХА, иначе он скиснет и взорвётся. И это ЧТО-ТО в спектакле блистательно найдено: - БАГОВ!
     Унылая пьеса, с банальным текстом, лишённая ритма, развития, движения ( шум с Трубной вносит имитацию дыхания в зал, но не в душу!) - вдруг взрывается живым действом: герой Багова пока ещё по-прежнему раздражает полусознательным бормотанием банального текста, мятущимся эгоизмом, кипением в действии пустом, но Багов,чёрт знает каким образом, вдруг наполняет эту схему светом, кровью, температурой - тем самым Бахтинским «карнавалом искусства»,который давно утрачен на сцене!
     Редкий случай, когда затасканная тема рефлектирующего интеллигента начинает светиться радугой - голосом, пластикой актёра! И это вовсе не из-за эстрадных вставок, противоречащих смыслу пьесы(хотя они и вносят живительную струю в тоскливое зрелище). Нет, просто Багов - глубже и выше навязанного ему текста!
     Логичнее было бы, чтобы унылый, всегда небритый автор сам играл свои пьесы,и этим каялся б ы в неудачных попытках создать зрелище на сцене, а не заставлять тратить на это энергию души зрителей.
     Увы, Баратынское «приманкой ласковых речей\ вам не лишить меня рассудка…» - здесь не работает. Остаётся лишь «приманка» имён блестящих актёров.
     Похоже, что само присутствие одного такого Багова на борту «Титаника» могло бы его спасти!..

ОКСАНА МЫЦСИНА. ТЕАТР МЕДЕИ.
 (Театр «Школа драматического искусства)

     Дивный режиссёр, изумительная актриса-- и совершенно чудовищная пьеса!.. Монолог стареющей актрисы, игравшей когда-то Медею и теперь вспоминающей о любовных вкраплениях в её жизнь, путающую себя с Медеей…
     Всё бы ничего, но текст написан чудовищным языком-- просто поток бытовых слов—«он пришёл», «он вышел», « он вскипел», «надо бы обратиться к Богу-- и прочая чушь.. Слушать это было невыносимо—я бы ушла, но это был маленький изящный зал-- а в зале ещё был чей-то кашляющий ребёнок, так что полную порцию ненависти зал уже исчерпал из-за него – на меня бы уже не хватило ..
     И я не пожалела: в какой-то момент я просто перестала слушать текст-- и отдалась виду того, что происходило на сцене:

     Посредине сцены стоял один стул с высокой резной спинкой, и на него опустилась босая (!) Оксана Мысина-- в чёрном вечернем платье с огромным декольте (кстати-- её первая реплика: «все считают меня сумасшедшей!»). Голые ступни—поразительно прекрасной формы она старательно вытаскивала из-под подола, хотя в зале было адски холодно.
     Мой взгляд уже остановился на ступнях, и я поняла, что не зря пришла!..Это было художественное зрелище!

     А потом к ногам добавились изумительные руки-- белые, как крылья в «Лебедином» с Плисецкой -- они всплескивались, неслись в стороны и к небу, охватывая длинные волосы, похожие на маленьких змей-- и эти волосы были ещё одним спектаклем: они с размаху закрывали лицо, потом резко отбрасывались назад в порыве неистовства.. Потом она вскакивала и легко бежала через всю сцену к окну-- и грустно возвращалась на мысочках этих чудных ног обратно.

     И когда, наконец, закончился этот неистовый порыв и она убежала за кулисы-- зал заревел от восторга!.. Она выбегала ещё пять раз-- и от счастья бросала свои белые руки в публику, хохотала от радости и закончила тем, что поцеловала спинку своего стула!

     Да, это был тот случай, когда неважно, про что, а важно—как!.. И это « как» и было настоящим искусством-- вдохновенным, карнавальным, искрящимся-- это была сама ЖИЗНЬ—такой, какой мы бы хотели её чувствовать.

     Вот такое впечатление. И я не могу сказать, хорош ли был спектакль-- ведь кроме моих глаз и воображения—у меня ещё есть уши, а для них это была мука!

     Но в итоге перед глазами стоит вся её фигура ( а ведь она не очень красива и ей далеко за 50)-- но она совершенно очаровательна и невероятно женственна!!
     И она потрясающая актриса. Даже гениальная: не представляю, кто бы ещё так блистательно мог сыграть этот ужасный текст—( просто «дыр, бул, щул»).

(Прости, Господи!).