— Элл, ну ты меня совсем замучила. Нельзя же так. 

— Можно и нужно. Сама же захотела. А взялась за гуж... Вот нефиг было Ирэн завидовать. Или Мусе с её бабушкой? 

Элла внимательно оглядела подругу. 

— Или всем троим? Карьера Ирэн тебе никак не светит, даже в вашей Прибалтике. А Муся... при живом муже тоже не вариант. Или успела разлюбить, когда другими полакомилась? 

— Ну, он там без меня тоже не очень скучает. Если не будем друг друга этим шпынять, так будет совсем не плохо. Ты же сама говорила, что бывает такое. Та же Ирэн с её мужем. Да погоди, ты как-то говорила про какого-то полковника с его женой? Да. И что у них дети. Только не досказала. 

— Там совсем особая история. Но в чем-то ты права. В любом случае, твой Артур не Отелло, а если что, ты его после наших упражнений одной левой   удездемонишь. Тем более, что ты левша. 

Эмма рассмеялась. 

— Словечки у тебя. Ладно, это всё дела дней грядущих, а после твоих тренировок я себя прямо совсем другой чувствую. Продолжим? 

— Если отдохнула.  Давай на ковёр. Никаких приёмов. Боремся только силой. 

Очередной раунд поединка взмокших и растрёпанных красоток был прерван голосом Тео, в котором звучало горькое разочарование. 

— Я так надеялся, что это вы из-за меня подрались, а вы просто борьбой занялись. Как это банально и печально. 

— Уфффф... Размечтался! Пусть девчонки из-за тебя дерутся. 

— Так они и делают. Но вы продолжайте, а я полюбуюсь. Это у вас очень красиво смотрится. 

Тео уселся в кресло и скомандовал: 

— Продолжайте борьбу! 

Девушки встали с ковра и с самым угрожающим видом приблизились к нахальному мальчишке. 

— А продолжения в морду месье не желает? 

— Как- нибудь в другой раз. Но вы и вправду очень красиво боролись. Я прямо залюбовался. Попробую это нарисовать. Согласитесь мне позировать? 

— Неплохая идея, маэстро. Ничего подобного раньше не видела. - честно призналась Элла. — Если хорошо нарисуешь, почему бы и нет. 

— А когда? - уточнила Эмма, поправляя то, что осталось от причёски. 

—  Ну, уж не прямо сейчас. - рассмеялся Тео. — Сейчас я к вам пришёл по другому делу. Хотите завтра на вечер восточных танцев? Их ещё называют “танец живота”.  

Элла слегка поморщилась. 

— Это такое, когда много ярких тряпок, из которых виден живот, тягучая музыка и под неё трясут этим самым животом, бёдрами и прочими жирами? Прости, но как-то не очень хочется. Не интересно. 

— А если я скажу и покажу такое, что тебе сразу станет интересно?  

— Говори и показывай. Удивлять ты мастер. 

— Держи. Это проспект. 

Элла взяла брошюру в яркой обложке, бегло пролистала. Хмыкнула. 

— Похоже, что-то интересное. Но тут целая книга. Можешь кратко изложить? 

— Мы с мамой тоже танцуем. Не очень длинно? 

На размышления у подруг ушла целая секунда. 

— Идём!  

— Идём, курат синд! Где и когда? 

— Всё на обложке. Но мы с мамой за вами заедем. Полвосьмого завтра вечером. 

Тео тяжко вздохнул и изобразил глубокую печаль на своей лукавой физиономии.
 —Я ещё полюбовался бы вашей борьбой, но вынужден вас покинуть. Увы, дела, дела. 

— А побороться со мной не хочешь? - осведомилась Эмма, 

— С тобой одной? Ни за что. Мы с тобой в очень разных весовых категориях. Вот с обеими — совсем другое дело. 

— Ах ты! ...  

Тео ловко увернулся и исчез. Из-за захлопнувшейся двери подруги услышали: 

—  У нас через час репетиция. Сражение отложим на ночь. Ой, пардон, мадам, это я не вам. 

Выйдя из душа, Эмма обнаружила подругу в глубокой задумчивости, быстро перелистывающей страницы подаренного Тео проспекта.  

— Ты уже на французском скорочтение освоила? 

— Пока нет, просто просматриваю. Знаешь, это не просто рекламная брошюрка. 

Это самый настоящий трактат по истории и современности восточных танцев. А сами эти танцы на самом деле... На самом деле я ляпнула глупость про тряпки и тряску жирами. Вот, слушай, это интересно: «Любой стиль танцев живота является естественным для костей и мышечной структуры организма женщины. Движения тела должны выполняться центром туловища, а не ногами и ступнями, как это принято в западном танце. Танцовщица изолирует части ее тела, чтобы двигаться независимо в совершенно женской интерпретации музыки. Музыка, кажется, исходит от ее тела, а иногда она подчеркивает ритм, иногда мелодию песни.» 

— И вот это тебя зацепило. Ты же такая музыкальная, что после того голого балета пару дней не могла в себя прийти. 

— Не отрицаю. Но тут и другого полно. Это особый мир. Оказывается, такие танцы исполняют не только женщины, но и мужчины. И даже дети, вернее — мальчики - подростки. Шикарный сюрприз от Тео. Эмма, не обижайся, вали развлекаться куда- нибудь без меня. Пока я всё это не проштудирую и толком не разберусь... 

Эмма понимающе улыбнулась. 

— Видела уже у тебя такое. Интуиция шепчет? 

— Не то слово. Орёт! Эмм, прошу тебя. 

— Одеваюсь и испаряюсь. Вы только завтра без меня не уезжайте. Пока, прима! 

По дороге в клуб восточных танцев Жаклин и Тео хранили многозначительное молчание, а на все вопросы ответили коротко и однозначно: “Любой сюрприз теряет всякую ценность если о нём что-то известно заранее, и вообще перестаёт быть таковым. Не отвлекайте от дороги”. 

Ехали недолго. Жаклин свернула в какие-то ворота, которые оказались въездом на подземную стоянку. Судя по стоявшим там автомобилям, публика тут собиралась весьма состоятельная.                                                    
В лифте Жаклин достала из сумочки два пригласительных билета. Опережая вопрос, она уведомила подруг: 

— Ни франка, ни сантима. Мы согласились у них выступить при условии, что приведём пару-тройку гостей. Я рассчитывала ещё на Ольгу, но увы... Места самые удобные. 

Похоже, повторялась история с ночным клубом на Тобаго. Жаклин показала, где вход, а сама с сыном направилась к другому — служебному. 

Как и было обещано в рекламном проспекте, представление основных стилей “бэллиданса” (всех — просто немыслимо, их более пятидесяти) началось с классического египетского. Танцовщица вышла на сцену в длинном (до пола) совершенно закрытом, но плотно облегающем синем платье с рукавами, расширяющимися от локтя до запястья. Очень мало украшений. В руках трость. Зазвучала восточная мелодия и начался танец. Очень красивый. 

— Красиво, классика. - шепнула Эмма подруге по-русски. — Стопроцентная классика. 

— Ага, и как всякая классика вполне занудно и скучновато. Удивительно, что в Египте доходы от этого действа стоят на втором месте после доходов от Суэцкого канала. 

— Да ты что?! 

— Так написано. 

Сменились три танцовщицы классического стиля.                                                  Заскучавшая публика оживилась, когда был объявлен стиль арабский. Наряды стали ярче, откровеннее: лиф с пышной юбкой, вуаль, открылись руки, заметно прибавилось украшений и полупрозрачных тканей.  

Движения танцовщиц стали более тягучими, чувственными, руки обрели большую свободу. Не только руки. Прибавилось шагов, вращений. Теперь в танце участвовали волосы: длинные, распущенные, они то взлетали и, опускаясь, окутывали танцовщицу тёмной вуалью, то вдруг собравшись в плотный пучок, вращались вокруг неё в полнейшей гармонии с движениями тела — вполне упитанного, но поразительно пластичного и грациозного. 

Подруги аплодировали от души. 

— А ты мне всё: “Худеть тебе надо, худеть”. А вот фигушки! Научится бы так. 

— Не спеши, впереди ещё турецкий стиль. Вот это будет то, что надо. 

— Успела прочитать? 

— Успела. Турки — они же всё-таки европейцы. Смотри! 

Музыка резко изменилась. В тягучую восточною мелодию как-то очень органично включились цыганские ритмы. На сцену вышла... нет, вылетела стройная танцовщица в не слишком длинной цветастой юбке с разрезами почти до пояса, открывающими длинные, сильные ноги. Маленький лиф, казалось, с трудом удерживал большую грудь.  И множество украшений, золотых, звенящих. К обязательным элементам восточного танца добавилась акробатика и тряска бёдрами и плечами. Ритм музыки всё время менялся, ускоряясь и замедляясь, потом снова ускоряясь. Танцовщица послушно следовало ему. Или это её тело управляло оркестром? 

Аплодисменты не успели стать оглушительными. На смену первой красавице на сцену вышла её подруга: в чуть более открытом наряде и с обнажённой саблей на голове. Почти те же движения под такую же музыку, но опасное оружие ни разу даже не покачнулось. 

Потом были танцы с горящими свечами, факелами... 

На сцену вышел ведущий этого шоу — средних лет мужчина в строгом европейском костюме. Он успел рассказать много интересного перед началом представления и в перерывах между номерами. Зал притих. 

— Нам часто задают два вопроса: исполнялись ли восточные танцы совершенно нагими танцовщицами и существовал ли мужской вариант танцев живота? Отвечаю сразу на второй. Существовал и существует поныне. У этого танца интересная история. На всём Ближнем Востоке частью гаремной культуры были “кёчеки”.  Вот, что нам известно из истории.                                                                                            Кёчек — красивый раб, который исполнял эротические танцы для знатных мужчин и оказывал им сексуальные услуги. Это явление быстро приобрело популярность и вышло за пределы султанского дворца, распространившись по всей Турции и другим мусульманским странам. 
Детей набирали из числа немусульман. Ребёнок начинал заниматься в 6-7 лет, обучение занимало 6 лет, «карьера» длилась, пока юноша сохранял свежесть и миловидность. Мальчики становились объектом страсти мужчин в 12-13 лет — и стоили гораздо дороже, чем женщины. Юноши красились и завивали волосы; их наряд состоял из рубашки, шароваров, юбки и пояса. Кёчеки выписывали бёдрами «восьмёрки», томно поглядывали на зрителей и делали соблазнительные жесты. Кёчеков нанимали стамбульские мейхане (питейные заведения). Танцы возбуждали аудиторию — мужчины сходили с ума, били посуду, кричали, дрались, а иногда и убивали друг друга, соперничая за возможность изнасиловать, растлить или иным образом вступить в сексуальный контакт с ребёнком. 
Кёчеки пользовались большим спросом, нежели ченги (женщины-танцовщицы).                                                                                              
В конце XIX в. по мере вестернизации кёчеки исчезли.
Многие перебрались в Египет, где влились в ряды хавалов (танцоров, одетых женщинами и тоже доступных). Сейчас слово «хавал» является оскорблением и обозначает пассивного гомосексуалиста. 
Сегодня мужчины в юбках по-прежнему пляшут на народных праздниках в турецкой Анатолии, но без интимного подтекста. Впрочем, есть сведения, что традиция кёчек в Турции до сих пор жива, просто не афишируется. 

Совсем другое дело “гавази” - ближневосточные цыгане. Они не исповедовали ислам, поэтому их танцы на народных празднествах были свободны от религиозных ограничений. Их мужские танцы, сохраняя восточную специфику — минимальное участие в танце рук и ног — демонстрируют именно мужественность и виртуозное владение телом. В отличие от кёчеков — без непристойных движений и гомосексуального смысла. Такие танцы наблюдал и подробно описал Гюстав Флобер в своих “Путешествиях по Египту”. 

Снова зазвучала восточная мелодия. На сцену вышел Тео, одетый только в маленькую набедренную повязку. И зал замер, погружённый в гипноз удивительным танцем. Казалось, все мышцы юноши лишились сухожилий, а суставы — связок. Каждая часть, ставшего поразительно гибким и грациозным, сильного тела юноши, казалось ожила и обрела самостоятельность, двигалась сама по себе и одновременно — в полнейшей гармонии со всеми другими и завораживающей музыкой. Которая не могла звучать бесконечно. 

Несколько мгновений тишины, и зал взорвался аплодисментами. Тео раскланялся, но почему-то не покинул сцену. Скромненько остался стоять в дальнем углу, позволяя и дальше любоваться собой.                      
Все театральные бинокли оказались в руках у дам. 

— Эллка, да он просто гений! 

— До тебя только сейчас дошло? Ну ты и жирафа! Я — тоже. 

На сцену вышел ведущий. 

— А теперь вернёмся к первому вопросу. Шариат категорически запрещает публичное обнажение, поэтому исполнительницы восточных танцев всегда выступали и выступают в костюмах: более или менее открытых, что мы с вами уже видели, но одеты они всегда. Историкам неизвестно ни одного достоверного факта выступлений совершенно нагих танцовщиц. Но, это если речь идёт о более или менее публичных выступлениях. Кто знает, что происходило за закрытыми дверями, в самой приватной обстановке?  Профессиональными танцовщицами часто были иностранки, не исповедующие ислам. Вот им могло быть позволено многое. Или даже всё. Не при всех. Ну, и законным жёнам и наложницам в гаремах. Вспомним “Тысячу и одну ночь”. При любовных утехах Шахрияра и Шехерезады всегда присутствовала её сестра — Дуньязада. А если всего лишь танцы для самых близких друзей исполняет какая-то цыганка или гречанка, в чём проблема-то? Европейские путешественники в восемнадцатом - девятнадцатом веке рассказывали всякое. Особенно в девятнадцатом, когда в Европе царили викторианские нравы. 

То, что танцы нагих танцовщиц на Востоке были довольно обычным делом, нашло отражение даже в Библии. Я имею в виду танец Саломеи на празднике у Ирода Антипы — вполне исторического персонажа, одного из римских тетрархов Иудеи. Она танцевала, сбрасывая последовательно семь вуалей, и продолжила танец совершенно голой, чем привела правителя в такой восторг, что он отдал ей голову Иоана Крестителя, которого держал в тюрьме, но вовсе не собирался казнить, опасаясь народных возмущений. О, женщины, женщины, что вы делаете с нами! 

Хохот в зале. 

— История восточных танцев — термин “танец живота” по сути недоразумение, реакция журналистов на картину Жерома “Танец альмеи”, где он изобразил весьма упитанную даму в фантастическом псевдо-восточном антураже — эта история продолжилась в Европе и Америке. А мы в Европе, мадам и месье. Жаклин, прошу вас на сцену! 

Снова восточная музыка, и на сцену вышла Жаклин, закутанная с ног до головы в разноцветные полупрозрачные вуали. Начался танец, по стилю напоминающий египетский. До того почти неподвижно позировавший дамам, Тео оживился, подскочил к танцовщице и сорвал розовую. Убежал с добычей в свой угол. Танец продолжился. 

Так повторялось несколько раз, и с каждым похищенным (под негодующий возглас) покровом изменялся рисунок танца, пройдя стадию арабского, приблизился к турецкому. Наконец Тео сорвал последнюю вуаль. Обнажённая Жаклин продолжала танцевать. Музыка вдруг смолкла, но зал не сразу заметил это. Со сцены лилась музыка тела — та самая, о которой в самом начале говорил ведущий и которая была описана в рекламном буклете. В зал лилась Красота. 

Темп танца замедлился. Жаклин последовательно демонстрировала все элементы восточного танца, поворачиваясь так, чтобы хорошо было видно со всех сторон. Остановилась. К ней подбежал Тео, и они вместе изобразили изящнейший реверанс. 

Вот теперь их сходство стало совершенно очевидным. Мать и сын — никаких сомнений. Грянула настоящая овация. Вдруг на лице Жаклин изобразился гнев, и она одним движением сорвала с сына его крошечную одежду. Тео не выразил ни малейшего смущения. 

Голос ведущего перекрыл аплодисменты, хохот и восторженные выкрики из зала: 

— Настоящая француженка, ничего не скажешь! 

Им пришлось ещё трижды выходить на поклон. 

У входа в отель подруги расцеловались с Жаклин. Элла всё никак не могла прийти в себя от переполнявшего её восторга. 

— Жаклин, вы же гении! Вы самые настоящие гении, Вы просто цены себе не знаете. 

— Знаем. И постепенно повышаем. Завтра я улетаю в Лос-Анжелес. Меня пригласили в Голливуд. Они там снимают новый блокбастер на библейскую тему. Знаю, что я не актриса, но с ролью Саломеи справлюсь. Будем считать сегодняшнее выступление удачной репетицией. Ну, и с фотографами поработаю — по своей основной профессии. Вдруг попаду в “Плейбой”, представляете?! 

— Удачи вам, Жаклин! Сына забираете с собой? 

— Вот уж нет. Этого шалопая я оставляю с его отцом, ну и с вами, разумеется. Скоро начнутся занятия в колледже. К тому же я знаю, что вы, Элла, готовите его на роль вашего первого любовника в новом фильме. Неужели я буду этому мешать? 

Жаклин укатила на своём красном “Пежо”. Подруги помахали ей вслед и переключились на Тео. 

— Раз уж тебя оставили нам на расправу, признавайся: вы же не танцовщики. Как это у вас так роскошно получилось? 

Тео улыбнулся. 

— А всё просто, ЭллА. Когда мы вернулись с Тобаго, на студии маму ждало письмо — вот от этого самого клуба восточных танцев. Её приглашали на фотосессию для рекламы. Время, конечно, уже ушло, но мы к ним всё-таки пришли, и портфолио прихватили, разумеется. Буклеты уже были готовы. Оставалось только поставить штампы с адресом и временем. Мама полистала и предложила тот номер, что вы видели. Как они там за это ухватились! Оказывается, идея такая просто носилась в воздухе, но поди найди исполнителей! Клуб очень дорогой, вы же видели публику. Там есть очень красивые женщины, и очень неплохо танцуют, но! 

— В одно НО можно загнать весь Париж? Ни одна из этих светских дам не согласилась танцевать голой? А каких- нибудь других надо ещё учить. 

— Вот именно! Мы на них свалились, как дар небесный. Дату сдвинули. Мы хорошо отрепетировали. А что получилось, вы видели. Теперь в этом клубе отбою не будет от новеньких. И членство подорожает, не сомневайтесь 

— Это понятно. Но вы-то когда успели освоить это искусство? 

Теперь Тео расхохотался. 

— А мы давно им занимаемся. И мама, и я. Пойми, при нашей профессии необходимо поддерживать тело в идеальном состоянии. Тебе — тоже. Мы много занимаемся собой. Ты нашла для себя йогу и вот этот твой шест. А мы — такие вот танцы и акробатику. Мне сложнее, некому было учить. Но так некому и проверить. Прочитал всё у Флобера и ещё у этого... англичанина, в общем. Мне самому нравится. 

— Вот теперь всё понятно. Только вот, почему ты не как все мужчины, не выбрал гантели, штанги и всякие там экспандеры? 

— Культуризм не для меня. Мощные мускулы смотрятся эффектно, но не сексуально, не эротично. А мне нужно именно это.  Поэтому выполняю и женские движения.    

— Всё, вопросов больше нет. Сегодня разбегаемся и отсыпаемся. 

— А завтра начнёшь давать нам уроки. Не знаю, как Элла, а я хочу научиться такому. 

— Никаких проблем. Только днём я буду занят в студии у папА. 

— Николай Андреевич, звали? 

— Да, заходите Дмитрий Петрович. Как там с макетом номера? Не опоздаете? 

— С чего это вы так забеспокоились? Успеваем, да ещё с запасом. 

— С запасом — это хорошо. Запас может пригодиться. 

Арт-директор насторожился. 

— Что-то случилось? 

— Скорее, получилось. Вот, только два дня как получено. Взгляните. 

— Файна? Это та, что навязали нам как собкора за рубежом? Да у неё ни единой публикации, хоть в многотиражке. Кому отдадим доводить до ума? 

Гдлавред усмехнулся. 

— В многотиражках у неё публикаций нет. Тут вы правы. А вот в серьёзных медицинских журналах — аж целых четыре. Причём две — ещё студенткой. Я тут консультировался. Весьма толковые статьи. Вы ее тексты почитайте. Вот прямо садитесь тут и прочтите. Сами сказали, что время у вас есть. 

Минут через двадцать арт-директор закончил чтение и отложил рукопись, вернул красный карандаш в стаканчик на столе. Хмыкнул и уставился на начальника с изрядным удивлением. 

— Николай Андреевич, такого не бывает. Тут же почти нечего править! Сократить кое-какие моменты, слегка подредактировать. Артистка, бывшая врачиха, как вы говорите. Но слог... Не журналиста, конечно, но писателя. Это точно она сама писала? 

— Утверждает, что она сама. Имел с ней телефонный разговор, вот прямо перед вашим приходом. Звонила из Парижа. Производство фильма практически закончено, и они готовят, как она, как она сказала, “бомбу для фестиваля”. Будет крутейший советско-французский пиратский боевик. Обещала через неделю-полторы ещё две статьи. А что скажете вот об этом? 

— Что скажу? Да сразу в номер! Погодите, вы поэтому спрашивали насчёт макета? 

Главред хохотнул. 

— Мнения экспертов совпали. Но вот скажите мне, дорогой мой Дмитрий Петрович, не кажется ли вам, что не её текст нам надо доводить до ума, а это она нас с вами до ума доводит? Почему раньше такая идея никому в голову не пришла? 

— Кажется не кажется, но, если она не подведёт и присылать будет регулярно, то можно новую рубрику открывать. Что-то вроде: “За строкой титров” или “Те, о ком не говорят”. Что-то такое. 

— Подумаем. Выносим это сегодня же на редколлегию. Надо же додуматься: “Те, о ком не говорят”. Это, кстати, тоже она предложила, не плагиатствуйте. Все эти ассистенты режиссеров и операторов, каскадёры, дублёры, декораторы, костюмеры... Актёры, режиссёры, операторы — на виду и на слуху. Да, заслуженно. Но ведь без тех, за строкой титров: без любого из них кина не будет! 

— И с нашей идеологией как здорово согласуется! Незаметные герои труженики. 

— Ага, ещё как согласуется. Вот, смотрите, тут она очень ясно объясняет, почему у западных фильмов такие длинные титры, а у наших — такие короткие. Слишком ясно. Вот это и придётся сократить. 

— Главлит, будь он неладен. Ладно, придумаем что ни будь. 

— Думайте. Редколлегия в два. Постарайтесь успеть. 

Дверь закрылась. Главный редактор достал из ящика стола то, что не показывал ещё никому. Большая цветная фотография. Кадр из фильма. Палуба старинного корабля. Сражение. Окровавленная сабля в правой руке, кривой кинжал в левой. Вид со спины, но и этого... О, господи! Что же тогда спереди?! И это она пишет о незаметных тружениках. Она! 

В дверь постучали. Фото исчезло в столе. 

В дверь постучали. 

— Entrez, c'est ouvert. Тео?! С каких пор ты стал таким деликатным? 

— Только что. Представляешь, ЭллА, шёл к тебе, задумался, ну, открыл не ту дверь. Поверь, ничего особенного: пожилой мужчина и две молодые дамы, голые, развлекаются на ковре. Обычное дело. Иногда кровати мало. Но они так на меня орали, таких слов я даже не знал раньше. Психи какие-то. Заперли бы дверь, и никто бы им не мешал. 

— Понятно. Добавил им эмоций. Погоди, ты же сейчас должен быть в студии у папА. 

— Был. Помог ему кое в чём. Но главной работы не было. Модель, с которой мы вместе должны были позировать, не пришла. Попала в аварию. Звонила из полиции, что цела, но сегодня и в ближайшие дни ей будет не до съёмок. Я тебе помешал? Вижу, ты что-то пишешь. Новую статью в ваш журнал? 

— Статью подождут. Журнал ежемесячный. Колдую над книгой. Эти ваши восточные танцы подсказали сюжетный ход, но вот что-то не получается. 

Тео разулыбался. 

— Тогда я очень кстати. Если что-то не придумывается, надо резко переключиться, и мысль придёт сама собой. 

— В самый неподходящий момент. Так чем займёмся? 

— Сценарием, где я твой первый любовник. 

— Я же его уже закончила, отдала Жаннэ. Он пока ничего менять не собирается. 

Парень отмахнулся.  

— Да знаю я. Но твоя жизнь на прощании с Эдуардом не остановилась. А, вот мне что хотелось спросить: ты как-то сказала, что у вас там, в Советском Союзе, очень строгие нравы. Тебя выгнали из... как это? Я понял, там, где учатся на учёную степень. Выгнали за стриптиз на домашней вечеринке. Прямо не верится в такое. Расскажи, как это могло быть: ты из семьи нудистов, ваши друзья нудисты. И всё спокойно, никто вас не трогал. А тут — вечеринка, Новый Год, все слегка пьяные. Ты разделась, позабавила друзей. За что тогда так? Не понимаю. 

Элла стала очень серьёзной. Отодвинула пишущую машинку, встала из-за стола, прошлась по комнате. 

Воспоминания не из самых приятных. Возвращаться к ним не хочется. Она тогда отплатила за подлость, сполна отплатила, никому ни на грош не осталась должна, с процентами отплатила. Что там танцевала великолепная Жаклин? Что вытанцовала Саломея? Голову Иоана, которого не собирались казнить, да и не за что было. А она, Элла, не одну голову снесла тогда. За что? Там умеют задавать вопросы и получать ответы. Так не насмерть же снесла. Но очень больно. Сама бы как? Бы, бы... 

А вот не так, и всё тут. Не так! Или это была бы не она.  

Плюхнулась на диван. Жестом показала место рядом. 

— Садись, расскажу. Тебе играть роль парня из того мира. В милой комедии. Но из того мира, в котором нужно родиться, чтобы так его и не понять. 

— Мои уши на гвозде внимания, как говорят в восточных сказках. 

— Вот представь себе домашнюю новогоднюю вечеринку. Собрались друзья — человек десять. Ёлка, накрытый стол. Проводили Старый Год (такой у нас обычай), слегка выпили. Дождались боя курантов Спасской башни в Москве и шампанским встретили Новый Год. Всё чинно-мирно. Потом разгулялись, включили музыку, стали танцевать. Свет убавили: только от ёлочной гирлянды и торшера. От быстрых танцев перешли к медленным. 

— Это, когда топчутся на месте, обнимаются и обжимаются? 

— У вас тоже так? Ладно. Разогрелись, стали целоваться по углам. Всё, как обычно. Потом одна подруга (аспирантка, как и я) предложила: 

— Эллка, исполни стриптиз. Та как-то рассказывала, помнишь? А нам показать — слабо? 

Её все поддержали, конечно же. А почему бы и нет? Все свои. А, бог не выдаст, свинья не съест. Исполню. Кто-то расчистил место на столе. Я вскочила на него, но в последний момент как-то заколебалась, не решалась. А та же подруга: 

— Эллка, давай! 

И все: “Давай, давай, давай!” 

А мне и самой захотелось. Кто-то поставил пластинку с восточной музыкой — “Шехерезаду” кажется — и я дала. Зимы у нас холодные, одежда многослойная, поэтому получилось долго и интересно. Как они все пыхтели! А та же Нинка Головлёва, ни дна ей ни покрышки: 

— Всё снимай, покажи класс. 

Ну, я еще поизвивалась голая на столе, показала все свои прелести и спрыгнула, хотела одеться. А мне: 

— Элл, оставайся так. Ну, Эллочка! 

А мне, нудистке, это самой в кайф. К тому же слегка пьяной. Девчонки, глядя на меня, тоже позволили себя немножко раздеть, но голой была только я. Танцы продолжились. Естественно, меня все парни приглашали. Особенно один — муж этой самой Нинки. Ему я позволила немножко больше, чем другим. Нинка ему изменяла, сама мне рассказывала. Поэтому я не переживала. 

А через недельку вызвали меня к самому высокому начальству, в ректорат. А там уже собралась вся верхушка: ректор, деканы, парторг и комсомольский босс. И ещё куча всякого народу. Пересказывать как они всё это гадство смаковали, не буду. Когда меня — чисто формально — спросили, признаю ли я себя виновной в тех немыслимо развратных действиях, я только спросила: 

— А что такого особо развратного я совершила, всего-навсего, раздевшись среди друзей в абсолютно приватной обстановке? Это первое. А второе: какая сука, пардон, какая блядь на меня донесла, а главное, сочинила всю эту мерзость, которую я услышала и которой в помине не было? От которой меня сейчас прямо тут стошнит. 

Как они все заорали: “Что ты себе позволяешь?! Не смей клеветать на товарищей!”. 

Коллективное творчество, стало быть. Дожидаться конца всего этого я не стала. И так всё ясно. 

— А идите вы все, дорогие товарищи, куда сами знаете. Сосите, не обляпайтесь.                                                                                                                            
  И хлопнула дверью. Успела услышать: “Хулиганство! Передать в милицию!”. В общем выперли меня с такой записью, что ещё не во всякую тюрьму возьмут, не то, что на приличную работу. 

— А в полицию передали? - осведомился Тео. 

— У нас это почему-то называется милицией, хотя абсурд по сути. Передали. И мне это очень помогло. 

— Как это?! - Тео аж подскочил. 

— Просто. Жалоба попала к небольшому чину, знакомому мне по одной старой истории. В общем, дело замяли в самом прямом смысле. Папка куда-то подевалась и на что-то ещё чайник опрокинулся. Зато я узнала, какие именно твари мне испортили жизнь. Оказалось, что это та самая сучка, что подначивала меня на стриптиз. Завидовала — было чему. Но не это главное. Мужу она изменяла, и не с одним, но, когда он в медленном танце со мной с моей грудью игрался, у неё ревность взыграла. У самой не то, что поиграться, разглядеть было трудно. 

Тео расхохотался. 

— Можно её понять. Но другие зачем? 

— А это называется солидарностью трудящихся. Она кому-то проболталась про свою кляузу. А как говорят немцы, что знают двое, знает и свинья. Свиньи узнали и всполошились: они же там были, их привлекут к ответственности! Тьфу! Но, знаешь, Тео, и этих можно было понять. Такая страна и такие порядки. Но, если бы их вызвали и спросили, они бы могли просто подтвердить неопровержимое: да, встречали Новый Год, слегка пьяная гражданка Страшножвидецкая залезла на стол и изобразила ужасный буржуазный стриптиз. Нам это не понравилось, категорически осуждаем. И всё, Тео, всё! Для них бы это кончилось ничем. Пожурили бы слегка, и всё. А они же писали наперегонки. Такого насочиняли, чего я в порнухе не видела. Зачем, за что? Это такое патологическое удовольствие — причинять зло человеку, который ничего тебе плохого не сделал? Это больная психика? 

— Наверно... 

—  Потом я разобралась. Это для них норма. Норма, понимаешь? Врождённая подлость — норма. 

— Не очень. 

Элла вдруг расхохоталась. 

— Они же сами себя наказали! Даже самому тупому пню понятно, что не могла я одна всё это вытворять. Нужны партнёры. А это кто? Присутствовавшие, других же не было. Вот они все друг друга обкакали! Но всё это я поняла, когда изучала дома их писанину. 

— Значит, папку отдали тебе. Это, наверно, тебе очень дорого стоило. 

— Мне? Не очень. Он спросил: “А что же там у вас на самом деле было?”. Я предложила показать прямо в его кабинете. Он слегка опешил, а потом понял и сказал, что лучше в другом месте. Женское тело во все времена было самой лучшей валютой. Она же не расходуется. Ясное дело, что я ему не только показала. А потом я отомстила всем. Этой суке — в первую очередь. Ей до сих пор, наверно, икается. 

— Ты прямо как граф Монте-Кристо. Что ты ей сделала? 

— Не я сама. Ещё один начальник, которому я заплатила той же валютой, немножко подправил запись в зачётной книжке аспиранта и написал другую характеристику. Страна огромная, врачей всегда не хватает, особенно в провинции. Нашла себе местечко очень далеко. И вот, когда нашла и туда уехала... У меня были и настоящие друзья. Ей подсунули наркотик, и проделали с ней такое, что порнофильм отдыхает. Всё сфотографировали, особенно её счастливую рожу, когда её имели во все три дырки сразу. А вот ни одного мужского лица или особых примет на снимках не было. Она выступала на каком-то партактиве... 

— Дальше понятно. - рассмеялся Тео. — И так со всеми? 

— С вариациями. А с ней я перестаралась. До сих пор совесть мучает. 

—  Неужели её искалечили? 

— Боже упаси! Знаешь, что такое стекловата? Каково ей было ходить к гинекологу после такого тампона, когда картинки разошлись по рукам? 

— Ты очень жестокий человек, ЭллА. Не дай бог стать твоим врагом. 

— Согласна. Лучше быть моим другом или любовником. О чём задумался, красавец? 

— О тебе и о танце, что мы исполняли с мамой. Семь покрывал. 

— Вот уж неожиданная ассоциация! Что ты имеешь в виду? 

— Ты сбрасываешь их одно за другим, и сама становишься другой. Выглядишь по-другому. 

Элла слегка отодвинулась и посмотрела на парня с большим уважением. 

— А ты ещё и философ, однако. Ладно, оставим эту тему. От моих сочинений отвлеклись достаточно. Какая мысль нас осенила? 

Тео ненадолго задумался. 

— ЭллА, там у тебя барон де Сегюр и маркиз д’Эртре собрались подобрать новых мальчиков для “Салона Неглиже”. Ты совсем забросила эту линию. 

                                                                     * * *

                              Леопольд Шмуцлер, 1907 г, "Танцующая Саломея".

                                                                  * * *