EN
Старый сайт
Этот роман, вернее сказать, продолжение до настоящего, полного повествования стал моей первой попыткой написать книгу.
Вам никогда не приходилось писать романов? Нет? Так я и думал.
Я работал… какая, впрочем, разница, кем и где я работал, это неважно, и никоим боком к сюжету не относится. И поскольку я тоже раньше не писал романов, то решившись на это, естественно, столкнулся с некоторыми, мягко говоря, трудностями. А уж какие трудности ожидают на выходе книжки из типографии — это отдельная песня, сами понимаете. Как воспримет ваше сочинительство требовательный читатель? Друзья? Знакомые? Сослуживцы? Месть и преисподняя отнюдь не исключены. А какому-нибудь фанату и вовсе может прийти в голову шальная мысль насадить мою головушку на шампур и засунуть в духовку.
Я ведь, честно говоря, даже не думал до поры до времени заниматься этим делом, так что не представлял, сколько сил и нервов будет мне стоить написание книжки, пусть первой и небольшой. А неизвестность, как известно, и манит, и пугает одновременно. Это как со скалы бухнуться в воду, не зная глубины. Или пойти жениться. Пойти жениться или сходить замуж — удачный образ, вам не кажется?
Те, что посерьезнее, не мне чета, таки осознавали все величие замысла и масштаб стоящей перед ними задачи, тщательно готовились, конспирировались под разными другими именами-паролями-псевдонимами, на всякий случай, не для славы, понятно, а на случай провала. И за время этой самой подготовки принимали решение: либо идти до конца, рискуя навлечь на себя вселенский позор, либо откладывали замысел под сукно до лучших, как говорится, времен, а то и просто забрасывали полуфабрикат в корзину для бумаг еще в сыром состоянии.
С другой стороны, как мы уже отмечали, неизвестность манит и притягивает авторов-авантюристов. Принадлежал ли я к этой категории? А кто его знает…
Однако, в один из моментов почувствовал: пора, брат, пора. Сраженья сердце просит.
Облачайся в доспехи — и давай, на передовую. Незнание того, что ждет тебя впереди, не должно отвлекать от поставленной цели. Плыть по течению — это участь слабых духом. Безумство храбрых спасает мир. Фантасмагория — вот оно, спасение! Скелеты в шкафу, магия, привидения, сумбур в голове и полет фантазии, — что еще нужно нынче для успеха?..
Надеюсь, я сумел объяснить, почему я не особенно долго раздумывал и с энтузиазмом лунатика, взобравшегося через дымоход на крышу, взялся за первую главу.
Сначала я задался вопросом: кто я и где я? Очень непростой вопрос, должен вам признаться, хотя и кажется навскидку проще пареной репы. Попробовать отобразить себя в роли главного героя — это еще куда ни шло. Себя-то я как-нибудь знаю. А надо ли? Представьте, я напишу, что родился там-то и там-то, учился там-то и там-то. Думаете, это хорошо, что тебя знает всякая местная собака, извините, конечно, поскольку имею в виду именно собаку, друга человека, которая жила с вами по соседству. Мы жили по-соседству, встречались просто так… Вместе с тем, надо бы показать, и показать досконально правдиво, знание той местности, чье описание ложится в канву романа. Вот этим я уже мог бы гордиться, ибо пересек свой родной город взад-вперед и слева-направо немыслимое число раз. Знал его как свои пять пальцев на левой руке. Это большой плюс для писателя, если он знает, о чем пишет, а не выдумывает всякий бред. Отдает себе, в общем, отчет, а не просто стучит по клавишам компьютера. Потом, конечно, поездки по стране. Встречи с разными людьми. Все это может очень пригодиться, если задержалось в памяти. Бывает, однако, что вылетает из памяти, и с этим уже ничего не поделаешь. Поэтому, как советовал Маяковский, — а я его очень уважаю, пролетарский поэт, — глазами жадными цапайте все, что под рукой, возможно, и пригодится в будущей жизни. Если, конечно, я его правильно понял.
Одним словом, так…
Как я пришел к писательству, одному Богу известно, да и то сомневаюсь.
Читать я любил. Это бесспорно. Набирал книжек, журналов толстых по трем-четырем библиотекам — и читал… А что вы хотите, телевизоры тогда были в зачаточном состоянии. С большим удовольствием читал, не абы как. Не скажу, что был одержим, но увлекался. В чем еще я мог бы отличиться? Физкультура в школе — тоска смертная и пытка. Эти брусья, «козел». Одно название чего стоит. Кроме шахмат, в которые сражался со сверстниками после уроков, — эти я сразу зауважал. В шахматный кружок я был готов ездить за тридевять земель, и ездил, соревновался. Разряд получил. В сборной играл за район. Но в шахматы играть, как вы, наверное, догадываетесь, не книжки писать. И когда я потом начал сочинять истории, по прошествии времени, то решил, что если погибать, то с музыкой. Так что дальнейшее повествование пойдет от первого лица. Так для меня удобнее.
Рассказ от первого лица позволяет автору казаться искренним, даже если он слегка привирает с пользой для себя. К тому же, автору в таком случае простительно что-то забыть, и чисто по-человечески читатель ему посочувствует, мол, с кем не бывает: вот уже и «альцгеймеры» в литературу проникли. Жанр записок при таком диагнозе просто незаменим и его можно рекомендовать всем начинающим. Получается, какую бы околесицу автор не нес, она простительна, потому что идет от первого лица, который страдает памятью, а то и амнезией в легкой форме. Да и кому нужна правда, признайтесь? Голая правда не нужна, поверьте, никому. Нечто правдоподобное? Да, чтобы быть в курсе и поддержать разговор, вставить свои пять драхм. Главное, не переборщить с правдой. Потому, кстати, если вы заметите в книге кое-где, грубо говоря, неправду, не смущайтесь. Так делают все писатели. Даже самые известные и знаменитые, состоящие в ПЕН клубе.
Дело в том, что писательская правда и правда политикана-горлана-главаря — две большие разницы.
Герой наш говорит полуправду не из корыстных побуждений, а потому, что так хочет автор.
Политик же купается в полуправде-полулжи как воробей в грязной луже. И ничего, как правило, выходит сухим из воды и даже получает признание заслуг перед отечеством в виде ордена такой-сякой степени. Поэтому на всякий случай предупреждаем: наш главный герой вовсе не обязан вызывать положительные эмоции. Пусть расцветает сто цветов — пусть соревнуются сто мнений. Моя задача в том, чтобы заинтересовать читателя, а уж какую реакцию вызовут мои истории, меня волнует мало.
И последнее напоминание.
Все персонажи и события, изложенные здесь, вымышлены, и всякое их сходство с реальными лицами и фактами — абсолютная случайность. Кто бы и что вам не говорил. Имейте в виду, прежде чем представить вам эти записки, я перечитал их сам от корки до корки, и мало того, посоветовался с юристом насчет возможных судебных тяжб, связанных с конкретными личностями и их деяниями, если то и другое привидится кому-то в романе. Он мне ответствовал, что комар носу не подточит, публикуйтесь смело, никто себя не узнает. Ну, а если да вдруг узнает, мы его засудим с Божьей помощью и посредством неотразимых аргументов.
Так бывает, наверное, с каждым из нас.
Что-то недоглядел, где-то недосмотрел, недоработал, проморгал, вовремя не обратил внимания… Спохватился… ан, уже поздно, годы ушли, пролетели, былого не вернуть. То, что не с нами, осталось лишь в нашем воображении, будит в нас фантазии: вот бы вернуться и начать все сначала. Почему-то тянет по большей части в детство. Почему человеку дана только одна жизнь? Мы стараемся понять, в чем смысл жизни, если она — одна на все времена, даже трудно себе представить, что она идет, продолжается, но без нас. Молодость безоглядно расходует дни, недели, годы, в то время как старость заставляет дорожить каждой минутой, мгновением — ведь оно может стать последним, кто знает… Люди пишут мемуары, запасаются фотоальбомами, чтобы сохранить память о себе. Все обратится в прах, так или иначе, и мы так и не узнаем, в чем, собственно, смысл жизни, разве что нам дано поговорить и поспорить на эту вечнозеленую тему.
Что же из этого следует? Следует жить, не бояться невзгод и испытаний, боли и разочарований. Научиться видеть в жизни хорошее и перед сном благодарить Бога за каждый прожитый день, каким бы он ни был.
/"Тель-Авивские каникулы", фрагмент романа.
Вам никогда не приходилось писать романов? Нет? Так я и думал.
Я работал… какая, впрочем, разница, кем и где я работал, это неважно, и никоим боком к сюжету не относится. И поскольку я тоже раньше не писал романов, то решившись на это, естественно, столкнулся с некоторыми, мягко говоря, трудностями. А уж какие трудности ожидают на выходе книжки из типографии — это отдельная песня, сами понимаете. Как воспримет ваше сочинительство требовательный читатель? Друзья? Знакомые? Сослуживцы? Месть и преисподняя отнюдь не исключены. А какому-нибудь фанату и вовсе может прийти в голову шальная мысль насадить мою головушку на шампур и засунуть в духовку.
Я ведь, честно говоря, даже не думал до поры до времени заниматься этим делом, так что не представлял, сколько сил и нервов будет мне стоить написание книжки, пусть первой и небольшой. А неизвестность, как известно, и манит, и пугает одновременно. Это как со скалы бухнуться в воду, не зная глубины. Или пойти жениться. Пойти жениться или сходить замуж — удачный образ, вам не кажется?
Те, что посерьезнее, не мне чета, таки осознавали все величие замысла и масштаб стоящей перед ними задачи, тщательно готовились, конспирировались под разными другими именами-паролями-псевдонимами, на всякий случай, не для славы, понятно, а на случай провала. И за время этой самой подготовки принимали решение: либо идти до конца, рискуя навлечь на себя вселенский позор, либо откладывали замысел под сукно до лучших, как говорится, времен, а то и просто забрасывали полуфабрикат в корзину для бумаг еще в сыром состоянии.
С другой стороны, как мы уже отмечали, неизвестность манит и притягивает авторов-авантюристов. Принадлежал ли я к этой категории? А кто его знает…
Однако, в один из моментов почувствовал: пора, брат, пора. Сраженья сердце просит.
Облачайся в доспехи — и давай, на передовую. Незнание того, что ждет тебя впереди, не должно отвлекать от поставленной цели. Плыть по течению — это участь слабых духом. Безумство храбрых спасает мир. Фантасмагория — вот оно, спасение! Скелеты в шкафу, магия, привидения, сумбур в голове и полет фантазии, — что еще нужно нынче для успеха?..
Надеюсь, я сумел объяснить, почему я не особенно долго раздумывал и с энтузиазмом лунатика, взобравшегося через дымоход на крышу, взялся за первую главу.
Сначала я задался вопросом: кто я и где я? Очень непростой вопрос, должен вам признаться, хотя и кажется навскидку проще пареной репы. Попробовать отобразить себя в роли главного героя — это еще куда ни шло. Себя-то я как-нибудь знаю. А надо ли? Представьте, я напишу, что родился там-то и там-то, учился там-то и там-то. Думаете, это хорошо, что тебя знает всякая местная собака, извините, конечно, поскольку имею в виду именно собаку, друга человека, которая жила с вами по соседству. Мы жили по-соседству, встречались просто так… Вместе с тем, надо бы показать, и показать досконально правдиво, знание той местности, чье описание ложится в канву романа. Вот этим я уже мог бы гордиться, ибо пересек свой родной город взад-вперед и слева-направо немыслимое число раз. Знал его как свои пять пальцев на левой руке. Это большой плюс для писателя, если он знает, о чем пишет, а не выдумывает всякий бред. Отдает себе, в общем, отчет, а не просто стучит по клавишам компьютера. Потом, конечно, поездки по стране. Встречи с разными людьми. Все это может очень пригодиться, если задержалось в памяти. Бывает, однако, что вылетает из памяти, и с этим уже ничего не поделаешь. Поэтому, как советовал Маяковский, — а я его очень уважаю, пролетарский поэт, — глазами жадными цапайте все, что под рукой, возможно, и пригодится в будущей жизни. Если, конечно, я его правильно понял.
Одним словом, так…
Как я пришел к писательству, одному Богу известно, да и то сомневаюсь.
Читать я любил. Это бесспорно. Набирал книжек, журналов толстых по трем-четырем библиотекам — и читал… А что вы хотите, телевизоры тогда были в зачаточном состоянии. С большим удовольствием читал, не абы как. Не скажу, что был одержим, но увлекался. В чем еще я мог бы отличиться? Физкультура в школе — тоска смертная и пытка. Эти брусья, «козел». Одно название чего стоит. Кроме шахмат, в которые сражался со сверстниками после уроков, — эти я сразу зауважал. В шахматный кружок я был готов ездить за тридевять земель, и ездил, соревновался. Разряд получил. В сборной играл за район. Но в шахматы играть, как вы, наверное, догадываетесь, не книжки писать. И когда я потом начал сочинять истории, по прошествии времени, то решил, что если погибать, то с музыкой. Так что дальнейшее повествование пойдет от первого лица. Так для меня удобнее.
Рассказ от первого лица позволяет автору казаться искренним, даже если он слегка привирает с пользой для себя. К тому же, автору в таком случае простительно что-то забыть, и чисто по-человечески читатель ему посочувствует, мол, с кем не бывает: вот уже и «альцгеймеры» в литературу проникли. Жанр записок при таком диагнозе просто незаменим и его можно рекомендовать всем начинающим. Получается, какую бы околесицу автор не нес, она простительна, потому что идет от первого лица, который страдает памятью, а то и амнезией в легкой форме. Да и кому нужна правда, признайтесь? Голая правда не нужна, поверьте, никому. Нечто правдоподобное? Да, чтобы быть в курсе и поддержать разговор, вставить свои пять драхм. Главное, не переборщить с правдой. Потому, кстати, если вы заметите в книге кое-где, грубо говоря, неправду, не смущайтесь. Так делают все писатели. Даже самые известные и знаменитые, состоящие в ПЕН клубе.
Дело в том, что писательская правда и правда политикана-горлана-главаря — две большие разницы.
Герой наш говорит полуправду не из корыстных побуждений, а потому, что так хочет автор.
Политик же купается в полуправде-полулжи как воробей в грязной луже. И ничего, как правило, выходит сухим из воды и даже получает признание заслуг перед отечеством в виде ордена такой-сякой степени. Поэтому на всякий случай предупреждаем: наш главный герой вовсе не обязан вызывать положительные эмоции. Пусть расцветает сто цветов — пусть соревнуются сто мнений. Моя задача в том, чтобы заинтересовать читателя, а уж какую реакцию вызовут мои истории, меня волнует мало.
И последнее напоминание.
Все персонажи и события, изложенные здесь, вымышлены, и всякое их сходство с реальными лицами и фактами — абсолютная случайность. Кто бы и что вам не говорил. Имейте в виду, прежде чем представить вам эти записки, я перечитал их сам от корки до корки, и мало того, посоветовался с юристом насчет возможных судебных тяжб, связанных с конкретными личностями и их деяниями, если то и другое привидится кому-то в романе. Он мне ответствовал, что комар носу не подточит, публикуйтесь смело, никто себя не узнает. Ну, а если да вдруг узнает, мы его засудим с Божьей помощью и посредством неотразимых аргументов.
Так бывает, наверное, с каждым из нас.
Что-то недоглядел, где-то недосмотрел, недоработал, проморгал, вовремя не обратил внимания… Спохватился… ан, уже поздно, годы ушли, пролетели, былого не вернуть. То, что не с нами, осталось лишь в нашем воображении, будит в нас фантазии: вот бы вернуться и начать все сначала. Почему-то тянет по большей части в детство. Почему человеку дана только одна жизнь? Мы стараемся понять, в чем смысл жизни, если она — одна на все времена, даже трудно себе представить, что она идет, продолжается, но без нас. Молодость безоглядно расходует дни, недели, годы, в то время как старость заставляет дорожить каждой минутой, мгновением — ведь оно может стать последним, кто знает… Люди пишут мемуары, запасаются фотоальбомами, чтобы сохранить память о себе. Все обратится в прах, так или иначе, и мы так и не узнаем, в чем, собственно, смысл жизни, разве что нам дано поговорить и поспорить на эту вечнозеленую тему.
Что же из этого следует? Следует жить, не бояться невзгод и испытаний, боли и разочарований. Научиться видеть в жизни хорошее и перед сном благодарить Бога за каждый прожитый день, каким бы он ни был.
/"Тель-Авивские каникулы", фрагмент романа.
* * *
Андреевский Александр 
Тубольцев Юрий 
Андерс Валерия 
