Моему сыну Алексу с любовью и надеждой.
Было уже далеко за полночь, когда раздался телефонный звонок.
- Мама, я с друзьями. Задержусь, - прозвучала дежурная фраза.
- Шурик, тебе завтра на призывной пункт, а ты даже рюкзак не собрал, - по привычке возмутилась я, удачно поменяв слово «школа» на «призывной пункт».
- Не беспокойся, все будет ОК,- уверенно ответил Шурик и повесил трубку.
«Завтра я стану солдатской матерью»,- подумала я. В голове мелькнул образ: сухонькая старушка, повязанная белым платком, по щеке катится слеза. Я посмотрела в зеркало: стройная молодящаяся женщина, стильная короткая стрижка, джинсы, футболка.
- Ты теперь мать солдата, - строго сказала я своему отражению. - Перестань улыбаться. Пора взрослеть!
Я зашла в комнату сына. Среди обычного беспорядка валялись купленные к армии вещи. Открыла рюкзак, нашла выданный в военкомате список, стала читать: «Каждый призывник должен иметь при себе...». Призывник...
Я вспомнила наш отъезд. Аэропорт Шереметьево. Шурику два года. Мы уже прошли таможенный контроль и поставили свой багаж на весы. Вдруг я почувствовала, что сына рядом нет. Шурик пролез под заграждениями и бежал обратно, в глубь аэропорта. Я кинулась за ним, но дорогу преградил таможенник. Стала кричать провожающим родственникам, но те от горя ничего не понимали.
Конечно, ребенка поймали, вернули родителям и благополучно привезли в новую страну.
- Что это было? - спросила я себя, - предостережение, знак «свыше» или просто детская шалость?
Аэропорт имени Бен Гуриона. Нас встречала делегация религиозных подростков, учащихся иешевы. Вначале они пели и танцевали от радости, потом подарили всем детям разноцветные пакетики со сладостями. Шурик был очень доволен, он всегда любил подарки.
- Кстати, завтра им тоже дадут подарочные наборы: с кремом для бритья, пачкой кофе, бамбой и жвачкой, - вспомнила я, так как это были не первые проводы в армию в нашей семье. - Все повторяется, но уже на новом витке.
О многом сегодня хотелось поговорить с сыном, но он предпочел провести время в компании друзей. Когда-то и я уходила из дома по важным, как мне тогда казалось, делам. Расстроенный ребенок оставался с няней. Все повторяется.
- Итак, надо все же укладывать вещи, - подумала я, достала целлофановый пакет и положила в него зубную щетку и пасту.
- Шурик, ты чистил зубы?
- Я чистил их вчера, и мне теперь надолго хватить, - вспомнилась любимая в семье шутка.
«Дети легко переносят эмиграцию. Детям и старикам хорошо в Израиле», - убеждали меня. И я верила. Или хотела верить?
Первый наш дом был в кибуце. Мы с мужем сразу пошли в ульпан, усиленно изучать иврит. Хорошее знание языка - залог будущего благополучия. Шурика отправили в ясли: новая обстановка, новые слова, новые традиции. Ему нравилась пятница, когда пекли пироги, украшали стол (почти как дома, в далекой Москве) и встречали выходной день - святую Субботу. Воспитательница называла это застолье «Шабат шалом».
Услышав новую незнакомую речь, Шурик совсем перестал разговаривать. Ездили на консультации к психологу, к педиатру, к логопеду.
- Мотивируйте его говорить хотя бы знакомые слова, те, что он произносил раньше. Читайте книжки, рассматривайте картинки, - советовали специалисты...
И вот мы сидим на диване и рассматриваем одну из немногих привезенных с собой любимых детских книжек - «Заюшкину избушку»
- Шурик, кто это?
- Заяц, - с трудом произносит ребенок.
- А это?
- Петушок.
И вдруг, глядя на последнюю страницу, где нарисован большой стол, самовар, бублики и счастливые петух с зайцем, он радостно кричит:
- Шабат шалом!
С этого момента в семье решили, что ребенок принял и полюбил новую страну.
«Детям до пяти лет легко даются новые языки» - написано в педагогических пособиях. И, действительно, несколько месяцев спустя Шурик начал бойко болтать на иврите, намного опережая своих зубрящих грамматику родителей.
Вспомнилось, как я с кибуцниками пила чай в гостиной, с трудом подбирая слова для разговора, с напряжением вслушиваясь в незнакомую речь. А рядом Шурик легко и весело говорил что-то своему новому товарищу.
« Как хорошо он освоил язык», - с гордостью подумала я.
- Почему ты разрешаешь ребенку произносить такие грязные ругательства? - возмутился кибуцник.
А как я могла понять, что говорит ребенок? В ульпане таких слов не изучали. В тот вечер я полностью успокоилась, решив, что сын освоился в новой обстановке, абсорбировался, как говорили в Сохнуте.
Я сложила аккуратной стопочкой футболки, трусы и носки, упаковала их в пакет и положила на дно рюкзака. Вещи, привыкшие лежать в домашнем шкафу, завтра уедут в неизвестном направлении.
- А есть ли, вообще, у сына чувство дома, после десяти переездов по съемным квартирам? После развода и моего нового замужества?
В семье считалось, что Шурик легко относится к жизни. Цитировали его высказывания во время моего ухода от мужа:
- Мама, а папа поедет с нами?.. А телевизор? А диван?
И через год, об этом же дне:
- Мама, помнишь тот день, когда мы ушли от папы? Мы ехали на такси на новую квартиру, потом зашли в магазин, и ты купила мне пакет чипсов? Так купи мне сегодня чипсы этой же фирмы!
И никакого драматизма в поведении, а в душе?
- Шурик, я приехала к вам всего на месяц, а тебя все время нет дома, ты то на улице бегаешь, то у друзей сидишь, - огорчалась гостившая у нас бабушка.
- Как ты не поймешь, - пытался объяснить ей Шурик, - я могу гулять с друзьями, но для меня так важно знать, что ты ждешь меня дома.
Завтра он пойдет защищать тот дом, которого никогда у него не было.
А может быть, все-таки, был?
Школьный психолог объяснял родителям, что сегодня дети, живущие в неполных семьях, более распространенное явление, чем ребенок в традиционно крепкой семье.
- Мне надо было поддержать детей, живущих в нестандартной ситуации, - рассказывал он со смехом, - в начале я полагал, как и вы, что это дети, пережившие развод родителей, взял список класса, и что вы думаете, только трое из сорока живут в нормальной семье! Так кто же оказался в нестандартной ситуации? Эти трое! - И психолог захохотал.
Я тогда тоже заставила себя улыбнуться. Очень хотелось, чтобы психолог оказался прав.
Я второй раз вышла замуж. Дочь мужа, Лера жила с нами.
- Мама, - как-то спросил Шурик, - а если родится еще один ребенок, кто будет его отец?
Услышав, что, скорее всего, это будет мой второй муж, он страшно огорчился:
- Бедный ребенок, на выходные я поеду к папе, Лера уедет к своей маме, а ему даже и поехать будет некуда.
Со школой отношения не складывались с самого начала.
В первый же день он зашел не в свой класс, да так и просидел все занятия с другими детьми и учителем.
На уроках математики мог складывать и вычитать, только если после цифры стояло слово «шекель».
- Сколько будет три плюс четыре?
- Не знаю.
- Шурик, подумай, я хочу тебе дать три шекеля, а папа четыре. Сколько денег будет у тебя в кошельке?
- Семь шекелей, мама, а ты не можешь дать больше?
В третьем классе, в самом начале учебного года, он вдруг продал все учебники. На вопрос, зачем он это сделал, по-взрослому грустно сказал:
- Деньги нужны были.
- Но ведь учебный год только начался, как же ты будешь без учебников, - спросила я.
- Мама, кто же их купит в конце года? - справедливо заметил Шурик.
Меня часто вызывали в школу.
- Учительница думает, что я не делаю домашние уроки, - объяснял Шурик и ни разу не ошибся.
«Что он понял из уроков истории и обществоведения о том конфликте, в котором будет вынужден принимать участие с завтрашнего дня»? - спросила я себя.
Родительское собрание. Раздали оценки за первое полугодие. Шурик возмущен низким баллом по истории, тянет меня выяснять отношения с учительницей. Врывается в класс. Глаза горят, уверенный голос:
- Я ответил на все вопросы контрольной работы! Почему Вы снижаете мне оценки?
Меня всегда поражала местная манера разговора с учителями. Но здесь это считается признаком демократии.
Учительница достает листок контрольной работы, читает:
- Вопрос: охарактеризуйте жизнь евреев в Европе после Первой Мировой Войны. Ответ: евреи жили плохо.
- А что, они хорошо жили!? В чем ошибка?
Учительница ищет у меня поддержки:
- Объясните ему, пожалуйста, что гуманитарные науки требуют более пространного ответа.
- Конечно, конечно, - соглашаюсь я, - с ним позанимается бабушка, она кандидат педагогических наук.
- Нет, только не бабушка, - первый раз за время учебы пугается Шурик, - я не вынесу ее рассказов. Хватит с меня «Илиады».
За несколько месяцев до выпускных экзаменов мы с Шуриком пошли покупать кроссовки. Спускались к магазину по улице имени Бялика.
- Шурик, - спросила я, - что ты знаешь о поэзии Бялика? Вы же изучали ее в школе.
Шурик задумался. Ему искренне хотелось ответить, ведь я пообещала купить ему фирменные кроссовки за 450 шекелей. Но вспомнить ничего не удалось.
- Мама, - честно признался он, - помню только, что учительница сказала: «стихи Бялика будут на выпускном экзамене».
За воспоминаниями я полностью собрала рюкзак сына. Застегнула молнию, поставила его посредине комнаты, как инородный предмет среди такого родного и до боли знакомого беспорядка. Завтра Шурик наденет военную форму, получит солдатский номер и станет защитником для израильтян и «сионистским врагом» для палестинцев.
Далекая от религии и сионистских идей, до сих пор говорившая на иврите с акцентом и грубыми ошибками, порой смешная и нелепая в своей «русской» манере одеваться и со своим «советским» стилем поведения, я горячо и искренне полюбила Израиль. Смог ли полюбить эту страну и мой, вечно подшучивающий над матерью, сын? Я хотела спросить его об этом сегодня, но была рада, что не смогла.
Как хорошая мать, я два раза пыталась обучать его музыке. И оба раза неудачно.
Первый раз к нам домой пришел молодой учитель с органолой. Шурик увлеченно нажимал на клавиши, учитель с тоской разглядывал пейзаж за окном.
- Пожалуйста, не отвлекайтесь, следите за инструментом, - попросила я молодого человека. - Пока Вы смотрели в окно, Шурик открутил половину кнопок.
Учитель ушел с урока, в одной руке неся органолу, а в другой мешочек с отвинченными частями. Больше он не приходил.
Эстафету по обучению музыке приняла опытная преподавательница из Киева.
- Какую мелодию ты хочешь разучить? - сладким голосом спросила она, пытаясь вызвать у ребенка интерес к занятиям.
- Я хочу играть гимн Израиля, «Атикву», - четко ответил Шурик.
«Вырастила патриота», - гордо подумала я.
Шурик, действительно, упорно занимался и, в конце концов, научился играть гимн.
Как-то, хлопоча на кухне, я услышала мелодию «Атиквы», раздающуюся из детской. Боясь вспугнуть сына, я осторожно заглянула внутрь. Шурик стоял у органолы и играл мелодию гимна. На ковре были расставлены фигурки игрушечных футболистов. В центре развевался самодельный флаг.
- Начинается первенство мира! - гордо заявил Шурик, увидев меня.
Другие мелодии он разучивать отказался и патриотических чувств больше не проявлял.
«Армия полезна для мальчика, в ней вырастают настоящие мужчины», - говорили мне знающие люди. Очень хотелось верить...
Тихо открылась дверь. В квартиру зашел высокий красивый парень.
- Почему ты еще не спишь? - удивился он. - Утром рано вставать. Разбуди меня полшестого. Мне надо сбрить бородку.
Я внимательно присмотрелась, но редкую щетинку на его лице назвать бородкой было нельзя при всем желании.
- Спокойной ночи, Шурик, - сказала я. - У нас завтра трудный день
|