Плеск волны под марш Славянки.

 ...Послушай, о как это было давно,
Такое же танго и то же вино,
Мне кажется будто, и музыка та же,
Нет, ты ошибаешься друг дорогой,
Мы жили тогда на планете другой...  

Вот уже почти неделя, как мелкий, моросящий дождь смыл бессмысленную, бесконечную улыбку с лица Парижа.
Беспечные Парижане попрятались по своим квартиркам и выходили на улицу только в случае крайней необходимости. Небольшие ресторанчики и многочисленные бистро пустовали.
Лишь иногда чудаковатый любитель дождливой погоды  в промокшем плаще и с дырявом зонтом под мышкой зайдет привлеченный запахом кофе и свежих круасанов, постоит возле окна с волнистым от тонких дождевых струй стеклом, вдумчиво глядя на серую, холодную воду Сены, мокрый гранит набережной, полуразмытые, безликие призраки домов, да и уйдет вновь куда-то, в мокрую серость воды и шороха, оставив на стойке нетронутый кофе и булочки и влажные пятна на полу от своей обуви.

Плоское, низкое, серое небо исходило старческими, мутными слезами, хрипло дышало мокрым, с болотным привкусом ветром, словно в маразматическом припадке срывающем с деревьев зеленые еще листья, старалось раздавить рвущийся к верху город.

1. -... Милостивый государь. Милостивый государь. О господи! Да проснитесь же, не знаю как вас звать- величать, но ресторан закрывается. Отдохнули, выпили, а теперь пора и честь знать. Идите пожалуйста домой... Рассчитайтесь и уходите, а не то я позову вышибалу и мы вынуждены будем вас вывести отсюда насильно.
- Высокий, чубастый официант, на вид лет двадцати пяти, одетый в стилизованный Русский костюм полового: красную рубаху плотного шелка, подпоясанную витым шнурком, светлые шаровары и красного же цвета сапоги на картонной подошве, довольно энергично тряс за плечо единственного посетителя ресторана" Рябинушка", сидевшего за столом возле фальшивой пальмы один на один с полупустым графинчиком водки.
- А я и не сплю, юноша! Если человек сидит за столом ,в ресторане, с закрытыми глазами, это еще не означает, что он спит. А может быть ему нравиться сидеть вот так, зажмурив глаза, а? А может быть он просто не желает смотреть на все то, что его окружает, и вы господин половой, здесь не исключение.
А вы не допускаете, что ему просто хочется вслушиваться и вслушиваться в этот бесконечный шорох дождя, в звяканье посуды из-за стенки, в шепелявый, явно малоросский говорок вашего хваленого вышибалы, в это удивительное пение вашего шансонье...
   Разбуженный бесцеремонным половым явно начинал заводиться, но пока еще не было ясно, куда свернет его судя по всему горячий, вспыльчивый характер: в сторону слепого, яростного скандала сопровождаемого по обычаю грохотом разбиваемой посуды, опрокинутой мебелью, нецензурным матом, коим столь великолепно владели почти все бывшие фронтовые офицеры, к которым, судя по широкому сабельному шраму белеющему на темной от загара шеи и относился данный господин, и кровью, непременно кровью- своей ли, чужой, да так ли это важно, главное что бы кровь эта смыла, обязательно смыла явное или вымышленное оскорбление.
Или же напротив, ссора так и не вспыхнув, умрет в зародыше, переплавится в горькие, пьяные слезы Русского интеллигента загнанного рублевой проституткой-судьбой  Бог знает куда и зачем, вырвав его с корнями из пусть и не милостивой, а порой и просто жестокой к сыновьям своим земли, под названием Родина. ...
- Да и куда я пойду? Домой? Господи, да откуда у меня, Русского дворянина, в Бог знает каком поколении здесь, в этих идиотских Парижах может быть дом? Так, живу покамест у jolie laide, дамочки- дурнушки в качестве самца с красивым экстерьером. Пересплю с ней, бедолагой раз в неделю, ей и довольно - румянец во всю щеку. А мне, я вас спрашиваю мне, Обухову Владимиру Александровичу, кадровому офицеру, подполковнику, сыну, внуку и правнуку офицеров довольно?
Обухов перелил остатки водки в гладкую, без причуд стопку, выпил словно воду, не поморщившись и почти насильно усадив полового рядом с собой, горько выдохнул спиртным в его сторону.
- А вы, вы то сами счастливы здесь? Вы, уважаемый мой господин судя по возрасту, выправке и вообще внешнему своему виду самое малое, как в старших урядниках ходили. Признавайтесь, из казаков ведь?- Молодой человек помрачнев лицом, беспокойно осмотрелся по сторонам с опаской выискивая взглядом фигуру хозяина ресторана, и выудив папиросу с коротким мундштуком, закурил и четко кивнув головой, выпуская ноздрями белесый дым проговорил, словно доложил перед строем:
- Так точно господин Обухов, из Яицких. Из станицы Долгая, что под Челябой. Сергей Давыдов мое имя. Когда в Севастополе, на борт парохода поднимался, на пагонах уже по три звездочки нес, сотник то бишь. Ну да что о пустом горевать, против притчи не поспоришь...
Казак загасил папиросу о каблук сапога и отряхнув ладони спросил своего случайного собеседника.
- Ну вот вы и проснулись, господин подполковник. Теперь может быть и рассчитаемся? Честно говоря спать смертельно хочется. Того и гляди, челюсть вывихну...
Обухов рассмеялся, и вытирая выступившие слезы сквозь смех проворчал.
- Ну господин сотник, вы упрямы как статс- секретарь Дурново, - и успокоившись пояснил недоуменному половому:
- Был в имении моего брата один петух, красоты неописуемой птица, одним словом павлин, а не петух, и прозвали его отчего-то статс-секретарь Дурново. Но упрям был, этот самый статс-секретарь и задирист необычайно. Как кого незнакомого во дворе заприметит, будь то собака или человек какой, сразу же драться кидался, да больно сволочь клевал, все в голову норовил попасть...
- Ну и что?- заинтересовался несколько обиженный сравнением с задиристым петухом казак.
- Что, что,- продолжил слегка протрезвевший полковник. - Приехал как-то к брату моему с визитом военный губернатор Тургайской области генерал-майор Проценко. Весь при лампасах, орденах. Сабля до земли...Вот тут-то на него и напал наш петух, да с криком, крылья в разные стороны ровно кречет какой, лапами когтистыми генералу в лицо метит...-
- И чем кончилось?- развеселился молодой сотник.
- Чем говоришь?- рассказчик даже зажмурился от удовольствия вспоминая петушиную эпопею.
- Да чем же это могло закончиться? Зарубил его Проценко. Саблей своей генеральской так пополам и развалил. Как сейчас помню, вкусным оказался драчун, хотя и несколько жестковатым...
- Они оба рассмеялись и уже смотрели друг на друга с откровенной симпатией, словно старые знакомые.
- Ну-с,- протянул Обухов. - Рассчитаться говоришь надобно? Извольте.
- Он небрежно бросил на стол несколько измятых купюр и подумав попросил бывшего сотника,
- А знаете, что - принесите - кa вы мне одну ,нет, лучше две бутылочки Champagne Blanc de noris. Не хочу покидать этот сраный город, да и женщину эту свою, временную, скажем так, как какой нибудь гнусный тать. Все ж таки она, женщина эта, по-своему меня наверное любит... Пусть же ей, по-доброму вспоминается вечно пьяный, но тем ни менее не совсем еще падший человек, Русский дворянин и офицер, Обухов Владимир Александрович...Пусть!-
- Собираетесь покинуть Париж? И куда теперь? - Рассеянно поинтересовался половой прислушиваясь к заключительным аккордам старенького рояля, за которым сидел усталый шансонье в костюме Пьеро, с длинными рукавами и высоким гофрированным воротом какого-то до странности безнадежного, лилового цвета. На его трагическом лице, крашенное белым, с темными полосами потекшей туши ресниц, бездонными кокаиновыми колодцами темнели заплаканные глаза поэта и философа. ...
- Мы слишком устали, и слишком мы стары,
и для этого танго, и для этой гитары...-
- Не знаю право, я еще не решил окончательно.- Вновь начал уходить в себя на некоторое время оживший полковник. - Вы господин сотник, задаете мне слишком сложные вопросы. - голос Обухова становился все тише и тише, но отчего-то горячечный его полушепот странным образом звучал очень отчетливо и тревожно в практически пустом зале ресторана.
- Вы знаете, Сережа, я в молодости своей, еще учась в старших классах Пажеского корпуса, отчего-то мечтал не о великих ратных подвигах, хотя конечно и о них я то же думал, чего уж тут скрывать, а мечтал я каком-то своем счастье, пусть маленьком, но именно своем, сработанным вот этими руками...- полковник поднес руки к глазам и долго и внимательно разглядывал их, словно пытаясь в хитросплетений линий увидеть прошлое свое, а быть может и будущее. - И хотелось мне юноша просто-напросто, вырубить лодку, самую обыкновенную плоскодонку, проконопатить ее, засмолить, и каждое утро  уходить на ней, ну если не в море, то хотя бы на озеро или реку, на рыбалку, и что бы на берегу провожала и встречала меня необычайно красивая женщина, скажем так, невеста моя, но чтобы непременно в сарафане и кокошнике. Ну скажите мне на милость, Сергей, разве зазорно человеку мечтать о своем, маленьком ,человеческом счастье? И кому же оно, счастье это может быть в тягость? А руки, руки мои теперь уже и не созданы для того, что бы лодку сработать. В крови они, по локоть в крови человеческой. И что самое страшное, в Русской крови.
Он с силой зажмурил глаза, навалился лбом на лежащие на столе, сжатые в кулаке руки но Давыдов успел заметить блеснувшие в ресторанном полумраке его слезы. А еще бросилось половому в глаза ,что в темных, волнистых волосах полковника сплошь седина.
Неправдоподобно громко, разбудив ленивое эхо, уснувшее где-то под потолком, захлопнулась крышка на рояле, и по дощатому полу невысокой эстрады, шаркая пыльными калошами направился усталый шансонье, на ходу вытирая грим с лица, породистого и горестно-равнодушного.
Владимир Александрович выпрямился, откинулся на спинку стула и проводив взглядом музыканта обернулся к молодому человеку.
-Ge me demande...,- но встретив непонимающий взгляд Давыдова поспешил перейти на Русский язык, сбиваясь и торопясь:
- Скажите на милость, Сережа, вы читаете газеты? Нет!? Напрасно. До нашей с вами встречи, я еще колебался... Врал самому себе... И пил, пил, пил.., пытаясь в водке этой самой утопить..., да нет, не совесть - совесть у меня никто не отнимал, и не честь- ее - то уж я точно не замарал, а как ее...- Полковник зашевелил пальцами, пытаясь из отравленного алкоголем подсознания выхватить именно то, самое важное и подходящее слово.
- Вспомнил!- вскричал он, даже как бы обрадовано. -Ностальгия... Вот же сука непотопляемая! И что странно: утром, иногда, когда лежишь в постели, в тесном клоповнике по улице "Кота Рыболова", и чувствуешь себя напрочь опустошенным и близостью с этой моей .., леди, и страшной головной болью, от выпитого накануне, но стоит вспомнить о России, о Тоболе, где мы с братом моим в детстве нахлыстом баловались, о переулках Арбата в рождественских снегах- все, все на второй план уходит, все растворяется в этой страшной, жуткой тоске - ностальгии. Но кто знает, может быть именно вас послал ко мне Вседержитель, кто знает? Ведь должен же быть у человека кто-то такой, к кому можно было бы иногда подойти, и сказать ему запросто, как к брату: что- то плохо мне на душе, что- то грустно...А я, я как чувствовал, два билета на пароход купил. Представляете господин бывший половой, два! И это последний, больше не будет! Мне точно говорили, в Россию транспорта больше не будет. - Обухов вскочил и вглядываясь в несколько обескураженное лицо казака удивленно протянул.
- Да вы и впрямь ничего не знаете!? Вот, читайте Сережа : статья в "Либр пароль",она на Русском... Вот здесь, видите, где страница засалена? Да-да. Именно - декрет ВЦИК об амнистии от 3 ноября 1921года. Прочтите ,а я пока по залу поброжу- что-то ноги затекли...- Полковник вышел из-за стола, и оставив Давыдова наедине с газетой, прямиком прошел к роялю и придвинув табурет на винтовой подставке, приподнял тускло блеснувшую, залапанную крышку... 
...-Здесь под небом чужим, я как гость не желанный, Слышу крик журавлей, улетающих вдаль, Сердце бьется сильней, летят птиц караваны, В дорогие края, провожаю их я....-  

2. ...А в Константинополе была жара.
Раскаленный воздух колыхался над обжигающе-горячей, дурно положенной брусчаткой площадей и кривых, горбатых улиц, разбегающихся в разные стороны без какого бы то ни было на первый взгляд смысла. Свечи минаретов рвались в белесое, словно застиранное небо. Откормленные тараканы безнаказанно ползали по мазанным стенам домов и мостовой. Отвратно пахло горелым бараньим жиром и тухлой рыбой. Сотни черных, переливающихся в зеленое навозных мух, с гулом носились над прилавками торговцев, расположенных где угодно, но только не на городском рынке, который вследствие близкого расположения с портом был заполнен русскоязычной, пестрой, разгоряченной толпой. Людей поверивших декрету большевиков об амнистии было довольно таки много. Со всего мира в Константинополь съезжались тысячи казаков и белогвардейских офицеров, не сумевших или не пожелавших по тем или иным причинам подстраиваться под современные реалии чужих и совершенно равнодушных к ним странам. На причале, готовился к погрузке, последний, как это и говорил сотнику еще в Париже полковник Обухов. В отличие от молодого, неунывающего казака, он все последнее время был неразговорчив и угрюм.
- Да что с вами, Владимир Александрович?- удивлялся молодой человек. - Домой едем, в Россею! Вы же сами мне толковали, что мол прощено будет   всем вернувшимся. Так что же изменилось, что черт возьми могло измениться за эти дни?
- Письмо я получил, Сереженька. Как раз перед нашим отъездом на вокзал, в Париже. От тетушки своей письмо. Она у меня практически не двигается, вернее сказать не ходит - паралич ног должно быть. Пишет она, что всех, вы слышите, всех моих родственников: и брата, и супругу его, и детей, Ольгу и Василия, двенадцати и четырнадцати лет, на воротах в их собственной усадьбе и повесили. Усадьбу разграбили, сожгли зачем - то, а их повесили. Ее, тетушку мою не тронули только потому, как думает она, что поленились, обезноженную старуху на себе тащить. Ударили ее прикладом по голове пару раз, да и ушли, думали небось что она и так подохнет. Не подохла. И умудрилась еще мне весточку послать.... Так что юноша мой дорогой, не желаю я получать от них да же маломальского прощения ,не за что мне его у них выпрашивать, да и не верю я что-то особенно в него, в прощение это призрачное.... Вы еще молодой, Сережа, а я уже довольно пожил. Как вы думаете, может быть вам вообще не следует ехать в Россию? Предчувствия что-то меня мучают нехорошие. А сегодня еще к тому же, жену свою во сне видел, Наденьку. Умерла она при родах, и ребеночек тоже.., умер. Звала она меня сегодня куда-то, звала....А вокруг нас будто бы снег, ровный, белый-белый. Саван а не снег.... Нет Сергей, - Обухов протянул к Давыдову подрагивающую руку. - Не стоит вам плыть со мной. Отдайте мне ваш билет и возвращайтесь в Париж. Деньги я вам на дорогу дам. Да и портсигар с дарственной от самого Деникина у меня еще есть, он довольно дорогой. Тоже отдам. Возвращайтесь в Париж, Богом вас прошу. Боюсь, как бы ваша гибель, на душе моей, и так довольно потрепанной ...
- Полковник задыхаясь продолжил,все также требовательно- Еще один грех..., не хочу,не могу. Я прошу, отдайте билет...-
- Нет!- Давыдов отрицательно качнул своим чубом и подхватив свой и полковничий чемоданы, ринулся к трапу, по которому уже спешили на борт судна первые счастливцы.
- Нет Владимир Александрович, нет! На хрену я видал ваши сны! Я сам снов никогда не видывал, а на ваши мне вообще начхать!- кричал он, плюясь слюной и действовал чемоданами как тараном, с трудом поднимаясь все выше и выше по трапу. - За билет вам конечно огромное мерси, деньги я обязательно возверну, вы не переживайте, но теперь уже поздно взад возвращаться. Не из таковских я! Сами знаете, казак!
Только под утро  битком набитая посудина отошла от берега. Пассажиров оказалось значительно больше, чем проданных билетов. Пароход перегруженный Русским народцем, уйдя в воду значительно ниже ватерлинии медленно разворачивался навстречу крепчающим волнам.
Довольно резкий, прохладный ветер дующий откуда-то со стороны Русского берега, осыпал беженцев мелкой, соленой брызгой и ошметками грязной пены. Постепенно и громкий мат, и истерический хохот, и звуки расстроенной гармошки - все пропало, растворилось в ревущих стонах волн, бросающих судно из стороны в сторону, шакальем завывании ветра, запутавшегося в пароходных снастях, мачтах, трубах, канатах и цепях. Испуганные люди, по большей части служившие в сухопутных частях, и ни разу не видевшие настоящего шторма, вжимаясь в доски палубы, цеплялись за какие-то канаты и скобы, битком забиваясь в каюты. Свет померк, темные пласты грязно-серых туч, двигающиеся в неподвластном человеческому разуму гармоничном ритме, выхаркнули на беснующееся море крупный ливень с градом, тем самым словно дразнили и возбуждали его. Шторм обрушился на Черное море... ...Стихия угомонилась только ночью следующих суток. В плотной и вязкой темноте пароход медленно и осторожно подбирался к Русскому берегу.
- Твою мать!- послышался из темноты чей-то встревоженный голос. -Что ж у них, блядей и маяков не стало?-
- Не бзди горохом, казачок- коротко рассмеялся дребезжащий тенорок от противоположного борта. - Наш капитан судя по всему не раз к этому берегу с контрабандой ходил. Ишь, даже в склянки ни разу не звякнул, ровно на ощупь идет...Хотя я слыхал, при тумане и в темную ночь полагается.
- Словно услышав недовольных, несколько в стороне замерцал огонь, но не маячный, как ожидалось, а просто кто-то там, на берегу приставил большое квадратное зеркало позади большого сигнального костра и этим отражающим светом координировал движения усталого судна. Через несколько минут гул машин парохода смолк, и он стал бесшумно, по инерции приближаться к чернеющему пирсу.
- Сергей, Сережа- негромко окрикнул молодого казака тревожно вслушивающийся в ночную тишину Обухов.
- Здесь я, здесь, Владимир Александрович. Что случилось? - так же полушепотом произнес появившийся из ночного мрака Давыдов.
- Слушай меня, сотник!- Звеняще прошипел высохшими губами полковник. - Я всю свою жизнь провел в армии, и с легкостью могу отличить звук защелкивающейся планки пулемета от случайного, постороннего звука. Ждут нас! С пулеметами ждут! Я тебе приказываю сотник, на берег не сходи. Успеешь. Даст Бог и я ошибаюсь, ну что ж, назовешь меня старым дураком. Не сходи на берег мой мальчик. Привык я к тебе как-то. Полюбил что ли? Я... - Обухов еще что-то хотел сказать но в это самое время на берегу, громко зазвучали первые аккорды Марша Славянки, сначала не дружно, но чем дальше и дальше звучала музыка, там громче и слаженнее была она.
Где-то в стороне затарахтели, зачихали движки, отчетливо запахло нефтью и огромная площадь, справа и слева огороженная заборами, какими-то бочками и стеллажами досок осветилась желтоватыми лучами прожекторов.
В это время по спущенным трапам, полусонные, промокшие и продрогшие, но тем ни менее радостные люди хлынули на этот освещенный плац.
Сергея, который первое время еще пытался противостоять людскому потоку ухватившись обеими руками за какую-то скобу, восторженная толпа вскорости оторвала от пола, подхватила и уже через несколько мгновений он, спотыкаясь и падая, торопливо, чтобы не затоптали спешил, вместе с другими оказаться наконец-то на твердом, крымском берегу.
- А где же полковник, где это старый перестраховщик...?- Еще успел он подумать оглядываясь по сторонам, как внезапно музыка смолкла и в полной тишине, чей-то, хорошо поставленный голос громко скомандовал:
- По врагам ,предателям и пособникам врагов Советской Власти -огонь!
В четыре ствола, при свете прожекторов и под громкую музыку вновь грянувшего марша, в течении нескольких минут, со всеми прибывшими было покончено.
Тревожно гудя, от пирса отходило опустевшее судно, а по плацу, усеянному сотнями трупов, не спеша двигалась небольшая группа дострельщиков.

9.12.2007.г.