Автор сохраняет за собой право утверждать, что вся эта история вымышленная, и любые совпадения случайны. Такое время.
- Не пущу, спрашивайте разрешения у нашего начальства, пусть оно и решает.
Милиционер у дверей выглядел решительно. Я поняла, что логика закона, позволяющего адвокату встречи наедине со своими подзащитными и без ограничений, - тут не подействует.
- А где он, ваш начальник?
- Там! – милиционер кивнул в сторону кабинета судьи.
Начальник – молодой еще мужчина в штатском костюме, в розовой рубашке, с ранней лысиной и короткой стрижкой, в ответ на мою просьбу поговорить с клиентами, задержанными вчера на митинге, и которых я буду теперь защищать в суде, - вопросительно посмотрел на судью.
Худенькая молодая женщина утвердительно кивнула – надо.
Начальник взял рацию и проговорил : Сейчас придет адвокат – пропустите.
В коридоре ко мне бросились родственники и друзья задержанных : « А нельзя ли передать одежду? - У него мокрая, а он болен,… А покушать им? А в чем обвиняют?»
– Подождите, - как то всем сразу ответила я, - сейчас поговорю с ними, а потом решим.
Люди отхлынули, хотя и находились где то рядом. Они создали мне поле, в котором я могла передвигаться их стремлением, и их сочувствием. Я была в этом поле их частью. Мы существовали в этот миг одним целым.
Поворот ключа в замке и я в зале суда. За столом адвоката, и за столом секретаря безучастно сидят милиционеры. На первой скамейке, для подсудимых – все семеро задержанных, - среди них одна девушка. Я встала к трибуне свидетеля, лицом к ним.
– Я ваш адвокат, буду вас защищать сегодня. Меня зовут… В начале судебного процесса вас спросят – есть ли у вас ходатайства. Скажите – Да. Прошу, чтобы меня защищала адвокат…
В чем вас обвиняют? Я еще не видела постановлений.?
И тут они начали говорить все вместе, наперебой.
- Мы и сами не знаем, - вчера одно, сегодня другое…Нас как скотину избивали, есть не давали, - У меня ребро сломано, я ночь не спал.
- Сможете в суде участвовать или вызовем скорую?
- Не знаю. Вчера я просил вызвать врача – пришел врач тюремный, осмотрел меня и сказал, что без рентгена не сможет диагноз поставить.
- А что у вас с лицом?
- Избили вчера в автозаке.
Молодой человек в очках не скрывал своего отвращения к происходящему. Кажется мне он тоже не доверял.
Девушка в сером свитере и короткой юбке сидела прямо напротив меня. У нее было красное лицо, а в ноздрях и ушах при этом, как то нелепо, не подобая ситуации, блестели бусинки пирсинга.
- А меня по голове били, я не могу теперь говорить даже. У меня сотрясение наверное.
- Хорошо, я пойду вызову скорую помощь.
Судья сшивала картонные обложки с бумагами, то есть подшивала материалы дела.
- Надо бы вызвать скорую помощь – трое избиты, у одного ребро сломано, как он сказал, у двоих давление и температура – они на больничном.
- Не знаю, я еще не смотрела материалы, только сшиваю вот… Поговорите с начальником конвоя.
- Как зовут начальника?
- Петр Петрович.
Я нашла его у кабинета председателя суда.
- Нужно вызвать скорую, Петр Петрович.
- Их осматривал врач вчера.
-Но сегодня они не могут участвовать в процессе.
- Подождите.
Через несколько минут ко мне подошел его которкостриженный помощник в штатском и в ботинках с острыми, загибающимися носами. Он тоже имел при себе тяжелую трубку рации, по которой общался то и дело с начальником.
Помощник аккуратно переписал фамилии тех, кому нужно вызвать скорую помощь и исчез.
Я вышла к ожидавшим в коридоре – и сообщила все, - и про избитых, и про скорую помощь, и про обвинения….
- Из другого суда, где параллельно рассматривались дела остальных задержанных, пришли новости – всем по 15 суток дают, да еще 50 базовых около 750 долларов США прим. автора).
Люди как то тяжело опустили плечи.
- А как бы вещи передать все таки?
- Сейчас.
Петр Петрович, как бы вещи передать переодеться, а то он мокрый, грязные вещи на нем, в суд все таки…
- Ладно, только мы их посмотрим вначале.
Он передал по рации распоряжение по поводу вещей.
- Давайте сумку с вещами.
Через какое то время в зале суда молодой человек уже натягивал на себя сухую теплую одежду.
– Мне бы тоже какие нибудь штанишки передали, - попросила девушка. А то там не топят, холодно, а я в колготках вот..
И правда, она была слишком легко одета для ночлега в неотапливаемом помещении, на общих нарах…
Спустя какое то время и ей передали теплы е брюки.
Люди, не спавшие ночь, уставшие, избитые, с видимыми травмами на лице, смотрели на меня и пытались зацепиться хоть как то, хоть какой то надеждой. Они были все вместе сейчас, им не было так страшно, и так уже больно – потому, что боль от первых побоев и унижения прошла. Те, кто был с ними рядом сейчас в суде – милиция, люди в штатском – все обращались корректно, и даже помогли переодеться. Это были не те, что задерживали накануне вечером и избивали. Все вдруг подернулось легкой дымкой нереального, казалось бы, покоя. Теплый зал суда, вежливые конвойные, защитник, предстоящий суд – а вдруг и правда…разберутся.. отпустят…
Иллюзии так быстро охватывают сознание, но…
-Нас в автозаке так избивали, что я лежал на животе, и не мог даже ширинку застегнуть. Меня так волокли, что она расстегнулась. А потом швырнули на пол, Я держал руки на голове, потому, что били жестоко, ногами, по туловищу, по голове, как животных. Они не люди!
- Мне нужен контейнер для линз, и новые линзы, попросите родителей…
Люди передавали друг другу распечатанные предусмотрительно правила содержания в приемнике –распределителе.
- Это можно будет требовать?
- Да.
Скорую помощь пришлось вызывать повторно, так как помощник Петра Петровича этого, по всей видимости, не сделал.
Врачи приехали, и люди в штатском сразу же проводили их в отдельный кабинет. Что происходило за закрытыми дверями и о чем они говорили там – можно только догадываться. Потом врачи осмотрели пациентов, и засвидетельствовали, том они по состоянию здоровья могут принимать участие в суде, в госпитализации не нуждаются.
- Встать, суд идет!
- Рассматривается протокол об административном правонарушении в отношении….
Судья, одетая в черную бархатную мантию, зачитала два протокола, в которых сообщалось, что человек, которого сейчас обвиняют, выскакивал на проезжую часть, махал руками, мешал проезду транспорта, выкрикивал лозунги « Живее Беларусь», и ругался матом. На замечания прекратить свои действия не реагировал, был задержан с применением силового приема ( загиб руки за спину), и доставлен в РУВД для разбирательства.
Об этом же сообщалось и в двух рапортах свидетелей, - сотрудников спецподразделения милиции, осуществлявших захват этих людей вчера вечером, во время мирной манифестации предпринимателей, протестующих против нового указа президента и политики властей, лишающих их работы в результате непродуманных мер.
Глядя на этих людей - интеллигентного юношу - студента 5 курса, 28 летнего журналиста, 30 летнего предпринимателя и его коллегу - предпринимателя же с высшим образованием, имеющего на иждивении жену и 2 малолетних детей, младшему из которых 7 месяцев, - трудно было представить. что они махали руками, выскакивали на проезжую часть, и кричали « Живее Беларусь», а потом ругались матом. Вся эта нелепица не укладывалась в голове. Но тот, кто писал этот протокол об административном правонарушении не утруждал себя фантазией. Тем более, что накануне вечером российское телевидение показало репортаж с места событий – митинг более чем 3 тысячи предпринимателей в Минске, которые протестовали против политики властей по отношению к предпринимательству. Никто там руками не махал. Люди мирно шли по проспекту и скандировали « Работу! Работу».
Свидетели - сотрудники спецподразделения милиции, те, кто задерживал накануне этих людей, - пользовались при даче своих объяснений в суде листочками с записями, медленно читая : « Вчера с 16 -50 до 17-10 я нес службу в районе проспекта…в г. Минске. Наблюдал за этим человеком. Он кричал лозунги « Живее Беларусь», размахивал руками, ругался матом, и выскакивал на проезжую часть…». Этим текстам не могла противостоять логика, даже если выяснялось, что один свидетель видел и описывал того же самого задержанного им человека с флагом, другой без флага, один его задерживал и видел на нем серо – бело - синюю куртку, а другой помнит, что он был в красной. Все равно. Постановлении судьи по делу гласило: « Заслушав свидетелей и изучив письменные материалы дела прихожу к выводу, что … виновен – 15 суток ареста.»
Ходатайства защиты о вызове свидетелей и истребовании документов ( что он журналист, например, а потому защищен законом и не подлежит ответственности по данному поводу) – не имели успеха и отклонялись по мере их поступления. Друзья осужденных в суде негодовали: « Как же так, мы же были рядом, мы виде ли, как их хватали, избивали…как все было….почему нас не вызывают свидетелями?»
Но вызвать и опростить их суд отказывал каждый раз, как только ходатайство об этом поступало. Достаточными для вынесения решения оказались показания тех свидетелей, кого еще утром привезли одним взводом и разместили в коридоре около канцелярии, где, кстати, и я дожидалась возможности ознакомиться с материалами дела. Они сидели на скамейках молодые – лет 25, одинаково крупные, короткостриженные, в черных куртках и в красавках. Чем то напомнили мне команду плохишей из мультика, где играли в хоккей плохиши и мальчиши. Глядя на них я понимала, что через несколько минут, или часов, они будут говорить в суде то, что им сегодня нужно сказать, по воле кого то, кто прислал их сюда. Они не задумываются – почему. Просто так надо, и все будет как прежде. Все будет хорошо. Я сидела напротив них, и мне казалось, что это чьи то недолюбленные дети. Скорее всего приехавшие в Минск из сельской местности, и получившие здесь и место для проживания, и хорошо оплачиваемую работу – чего конечно не было у них раньше, выросших на картошке, яичнице на сале, и квашенной капусте. Теперь же они в столице, Им доверяют защищать власть, охранять порядок в стране. Они не привыкли задумываться – почему и как. Так жить проще. И зачем им все это – суд, свидетельства, необходимость думать или двигаться как то внутри себя?
- А кто это с вами говорил на английском? Американец? Дипломат? – неожиданно просил меня один из свидетелей.
Впрочем я чувствовала, что они хотели поговорить со мной, как то проявить свое состояние, « … ведь не такие мы плохие…».
- Да, дипломат из посольства.
Смотрите, не лжесвидетелтьсвуйте в суде, - шутя сказала я.
- А мы будем говорить только правду. Я скажу, что все забыл, - как то вопросом ответил мне один из свидетелей.
-Ну и правильно. Лучше уж не помнить, чем врать.
- А мы не врем. Нечего им было ходить по проспекту и митинговать. Пусть бы шли в парк, и митинговали, а то мешали движению транспорта…
Послышались знакомые мотивы и перепевы – как будто заиграла пластинка, которую я уже слышала много раз, и даже голос был тот же - какой то механический, без эмоций…
- Им, нам…Чего же вы нас делите –мы же все граждане одной страны …И потом, почему люди не могут выразить свое мнение на мирной акции протеста ? Это же в нашей Конституции написано.
- Мы не делим. Это они нас делят. Надоело уже эти оскорбления милиции терпеть. Что вы будете делать без милиции? Даже если власть поменяется? Все равно милиция нужна порядок в стране соблюдать
Рядом со мной подошел и встал во весь свой богатырский рост Саша. Я его защищала еще так недавно в этом же суде – « ругался матом» , 10 суток ареста…..
- Милиция каждой власти нужна, - вдруг сказал Саша , только не каждая милиция будет нужна. Понимаете?
- Вот – вот…нечего нас пугать! Вы то сами, то, уважаемый – белорус? Вы где родились? В Беларуси? Вы гражданин Беларуси? Вы патриот? Почему в армии не служите? – возбужденно парировал один из « свидетелей», по всей видимости старший над ними всеми…
Саша принялся объяснять свое происхождение – да белорус, да патриот, да гражданин, обучался на военной кафедре…
Я дернула его за край куртки, - Саша, не ввязывайтесь в этот разговор, они же вас допрашивают.
Но остановить его не удалось. В какой то момент я увидела, что милиционер, обученный психологическим приемам зацепить собеседника, продолжал напирать вопросами на Сашу, делая ударение на слове «уважаемый», не давая ему возможности вставить слово, и вкладывая в каждую фразу напор и ненависть по отношению к тому, кого он называл « уважаемый». Саша парировал ровно и методичною.
- Да, говорил Саша. Я – патриот, а ваш дружок – тот, что бегает тут с рацией, он ко мне в окно влез.
- Что? Он к тебе влез в окно?
- Нет , он потом вошел в дверь, ему открыли те, кто влез ко мне в окно, трое, под видом, что у меня трупный запах из квартиры, это после того, как я им дверь не от крыл. Они же ко мне влезли, и еще 10 человек в дверь потом впустили, провели незаконный обыск, отобрали у меня мобильник, продержали 3 часа в моей же квартире, забрали компьютер, еще имущество, и обвинили меня же в том, что я матом ругался, осудили на 10 суток.
- Правильно, я бы тоже матом ругался, если бы в квартире труп был
- Так ведь не было трупа, в том то и дело, а забрали компьютер и до сих пор не отдают. А меня арестовали на 10 суток, - якобы матом ругался. Так где здесь истина? Кто врет? Но все это наша с вами история. И все они, кто в ней участвуют – займут свое место в будущем, каждый свое, и судить их будут.
- А это мы еще посмотрим, - бодро парировал один из свидетелей.
Я поднялась и прошла в канцелярию. В воздухе « запахло порохом» – меня могли бы обвинить в воздействии на свидетелей, если бы я осталась там , и приняла участие в этом разговоре. Но я понимала, что смысла в этом нет.
Всего несколько дней назад в этом же суде я защищала Сашу – его признали виновным в том, что он ругался матом и размахивал руками, когда милиция вывела его из дома, для того, якобы, чтобы устанавливать личность ( почему нельзя было сделать этого в квартире я так и не поняла при допросе этих служителей правосудия в суде). Но за 3 часа до этого они влезли к нему в окно, при том, что он был дома и не открыл им дверь. Поводом для такого вторжения в квартиру послужил чей то анонимный звонок о якобы трупном запахе из квартиры. Они влезли в окно, открыли дверь и впустили еще семерых сотрудников, и понятых привели, и устроили обыск, искали труп – забрали компьютер. Труп не нашли. Задержали Сашу, повели в РУВД. Продержали ночь там, а наутро привезли в суд и осудили за то, что он, как было указано в протоколе об административном правонарушении, ругался матом. Суд признал его виновным и присудил 10 суток ареста.
И это стало системой, в смысле ругательство матом … белорусская оппозиция отбывает свои сутки в центре изоляции правонарушителей в основном по тем же самым обвинениям – он все время от времени « ругаются матом». Накануне я защищала одного из них – его задержали за день до начала манифестации предпринимателей, около гастронома. В протоколе было сказано « махал руками и ругался матом».
Взять к примеру свидетельства милиционеров, задерживавших участников митинга предпринимателей. Они говорили, что было человек сто всех вместе ( участников митинга). И все задержанные ( 27 человек) « размахивали руками, кричали « Живее Беларусь!», и… ругались матом».
– Одновременно? – спрашивала их я?
- Да, - убежденно отвечали милиционеры.
Суд затянулся. И в какой то из перерывов мне сообщили, что на нижних этажах судьи параллельно рассматривают дела в отношении других моих подзащитных - ожидавших своей очереди, -
-Как так? У меня же соглашение на их защиту, я с материалами ознакомилась и ордера выписала.
- Не знаем, там мой сын требует, чтобы вы его защищали.
Я спустилась этажом ниже. Там и правда вовсю шел суд над одним из моих подзащитных. Ему пригласили дежурного адвоката.
-Не хочу, - сопротивлялся подзащитный, дайте мне моего адвоката.
- У вас соглашение есть? – поинтересовался судья .
- Есть – я подала ордер.
- Никаких проблем. Пожалуйста защищайте. Продолжим процесс.
В зал вошли свидетели – те же самые, которые пять минут назад свидетельствовали в отношении другого человека, что они за ним наблюдали, он выскакивал, размахивал руками, и т. д.
Свидетели растерялись, увидев меня.
- Так кого вы задерживали? Того или этого?
- Обоих. У нас это заняло несколько минут. Отнимите от 17 -13 пять минут и получите 17- 08
- Я ничего тут отнимать не буду. Расскажите как вы задержали этого человека. В чем он был одет, и за что задержали.
- В синей – серой куртке с белыми полосками.
- В красной куртке.
- Так в красной или синей? Вы же ему силовой прием применяли, должны были запомнить, ведь все было вчера вечером…
- Н помню .
- Ответ получен, - оградил меня судья от дальнейшего выяснения этого вопроса.
- Прошу затребовать из вашего же суда материал по административному делу Д. – только что судья рассмотрела, и вынесла решение, там четко изложено что эти свидетели наблюдали в то же самое время другого человека.
- В ходатайстве отказать, - судья поднял на меня глаза. Поскольку для того, чтобы истребовать материал, - он должен поступить в канцелярию. А он в канцелярию еще не поступил.
- Прошу истребовать справку, что он журналист и выполнял задание в том месте, а не участвовал в несанкционированном митинге.
- Отказать в этом ходатайстве, так как даже журналистам нельзя ругаться матом и выскакивать на проезжую часть.
- Так ведь презумпция невиновности. Он говорит не был – значит пока не доказано обратное. А свидетели – не задерживали его, он был одет иначе, они его даже не помнят. Они задерживали кого то другого, а теперь просто говорят в общем, Но судят то конкретного человека.
- Прихожу к выводу, что он виновен, и подлежит наказанию в виде 15 суток ареста.
За это время другие судьи очень скоро осудили оставшихся трех человек, не смотря на просьбу допустить меня адвокатом.
- А где мы ее искать то будем? – ответил на ходатайство избитой Татьяне Т. судья С.. - где же я ее искать буду? Вашего адвоката.
А я была ровно этажом выше того кабинета, и судья хорошо знал, что я там.
Наверно так проще – наскоро, не глядя в глаза. Не заглядывая себе в душу…
Проще знать – ну вот, пережить это, и все останется по-прежнему, все будет хорошо.
По коридорам суда пронесся слух, что как раз в этот день президент освободил от должности председателя кассационного суда.
Это внесло какую то обнадеживающую нервозность.
Я зашла в тот же зал, где сидели все, теперь уже осужденные. Среди них одна девушка – Таня, ей дали 20 суток. Остальные получили по 15.
- Можно попросить что- нибудь поесть передать, мы со вчерашнего вечера ничего не ели…
Я нашла руководство. Согласовали. Разрешили по бутерброду. Остальное пусть родители принесут утром – то есть туалетные принадлежности, и теплую одежду. Продукты с некоторых пор в центр изоляции правонарушителей не принимают. Душ – раз в несколько дней. По выходе – нужно оплатить свое там пребывание.
- Я объявлю голодовку.
- Не надо, прошу вас, лучше я приду к вам , и мы напишем жалобы, не стоит иди на такие меры. Я понимаю, что вы не согласны, но лучше будем добиваться справедливости по другому.
- Ой, приходите пожалуйста. – как то обрадовалась Таня, у нее оказывается уже было 2 черепно- мозговых травмы, она занималась конным спортом…а тут еще раз по голове били…Она, как ребенок, восторженно восприняла мое сообщение.
- Приду, - пообещала я.
Суд уже опустел, рабочий день закончился полтора часа назад. Мое пальто из гардероба куда то отдали, и Саша принялся искать мое пальто, а я попыталась получить копии постановлений – но неудачно. Записав телефоны родителей и близких, чтобы сообщить, что их дети или друзья осуждены, я вышла из суда в темноту. Несколько человек стояли на крыльце суда, в ожидании, когда выведут осужденных, чтобы крикнуть им: « Держитесь! Мы с вами!». Дорожки от суда покатые, к этому времени покрылись коркой льда. Зима все таки, гололед. Я почувствовала, что не устою на ногах от этой непогоды, и схватилась за стенку суда. Так и передвигалась до самой дороги, пока не встала на разбитый машинами грязно мокрый асфальт проезжей части. Небось кто то меня сейчас видит, и думает – надо же, адвокат такая пьяная из суда выходит, и так поздно…
И зазвонил телефон. И все, кто звонили мне в этот вечер, спрашивали:
– Ну как?
И я рассказывала и про суд, и про свидетелей, и про гололед, пока совсем уже не устала и поняла, что я вот сейчас лягу, и проснусь утром в своей постели. А они? Как и с чем проснуться они?