ЭТО ТАК ПРОСТО (попытка сценария)
- Наталья Пал-лна! Мимо Сидоркиной не проскочишь. С 8-30 дверь в коридор открыта, ловит, и каждая минута опоздания, - на карандаш. - Заходите, заходите, Наталья Пал-лна, не стесняйтесь. Улыбается, стерва. Сейчас начнётся, - «это так просто...». - Не закрывайте дверь, не надо. Ну, что на этот раз? Вылепить бы ей всё, что на этот раз... Что на этот раз, как на каждый, с утра воду в кране жиды выпили и отопление они же отключили. Из чайника ополоснулась, бигуди, размотала, кудри взбила, в джинсу потёртую быстренько втиснулась, и на кухню. В холодильник сунулась, - а там вода и каша. Гошка из 16-той, сволота, опять всю ночь самогонку гнал, - фазу выбил. Ладно, молока скисшего отхлебнула, на маску вечернюю чуток оставила, форточку открыла, чтобы вонь прогнать. Горжетку мамину, черно-бурую, многолетней выдержки, набросила, шапчонку самосвязанную натянула, ну, и видок в зеркале! Но, если не присматриваться тщательно, - образ молодой деловой, столичной дамы, начала 21-го века. Подходит. Всё, дверью - хлоп! И через две ступеньки вниз. Сегодня не опоздаю. Я так думала. А у Нинки из 4-ой, на меня свои планы, уже стоит внизу, ждёт. Платок накинула, но фингал под глазом не укроешь. Светка на руках в обмотках. Меня увидела, и давай на всю клетку причитать. - Нат, Нат, Христом-Богом прошу, в последний раз... Ты погляди, что Федька мне засветил, сволочь... Выручи, Нат, Хистом-Богом прошу, в последний раз. Отберут Светку. Вот где у меня их последние разы, достали. Нажрутся на ночь, отвалтузят друг друга, а мне Светку в детсад тащи. Достали. От дома-то до автобуса метров сто, а от детсада? А там ещё всунуться, попробуй. Вот и стою теперь перед стервой нашей, Сидоркиной, молчу, краснею. - Наталья Пал-лна, голубушка, ну что с вами? Сколько можно объяснять вам прописные истины? У нас один из самых ответственных участков. Корректура, - это основа издания. Мы не имеем права терять ни-ми-ну-ты. Это же так просто... У вас будильник есть? Аллочка, голубушка, добрый день, не проходите мимо... - Идите, Наталья Пал-лна, и учтите, это в последний раз. Коллектив не может зависеть от ваших постоянных... Вы меня, надеюсь, понимаете. И дверь за собой закройте. - Да понимаю я тебя, стерва старая. Вон, Алка сунет тебе сейчас пузырёк «ши-о-зи», и в дамках. Ей всё спишется. А ты иди, - лупу на глаза, шаблон на текст, - и вычитывай этот потоп словесного поноса для глянцевого журнала «Букет». Подванивает от того букета, сплошь пошлятина беспросветная для придурков неоперившихся, - кто, где, кого, куда. Но дело это, не твоё. Зацепилась дипломом филологическим да мордашкой смазливой за столицу, - сиди, помалкивай пока, вычитывай, - «Она, не в силах больше сдерживать себя, сбросила последние преграды и ринулась с ним в бурное море страсти». Хлебай эти помои за прописку в Черёмушках, да отрабатывай раз в месяц свой фальшивый брак «в море страсти». Который год... Шестой, кажется... - Ну, чего ты кислая сидишь, смотреть не на что? - Алка подсела рядом, дыхнула вчерашним, и в душу лезет, - что опять не так? - Мымра, подружка твоя, проходу не даёт, цепляется... - А тебя учить сколько? Это же так просто, Натка, поднеси ей парфюм с получки, станет как шёлковая. Я вообще на тебя удивляюсь, с такими внешними и внутренними данными в этой дыре штаны просиживать... За что? За ко-пей-ки! - Ты считаешь, что лучше за баксы стоять у «Метрополя»? - Не дури, тебе в литературную тусовку пробиваться надо. Рассказывай, Вениамину звонила? - Лучше бы не звонила, сохранила святую наивность. - В твои-то годы, святая наивность? Что опять не так? - Да в том-то и дело, что так. Так, как я и предполагала... - Давай, давай, выкладывай, - Алкины глазки замаслились. - Ты правильно поняла, всё через койку. «Любая помощь, тем более, в сфере творческой, требует отдачи». Так прямо и заявил. - Но вы же ещё мои тексты не читали, - замечаю. Я вас, - говорит, - по выражению глаз вижу, - а сам на мою задницу пялится. Он, вообще, кто? - Издательство «Пегас» знаешь? Один из совладельцев. То, что ты ищешь. - Надо же, издатель, а рожа, ты бы видела, - бандитская. - Послушай меня, Натка. Вот всё при тебе, - мордашка, фигурка, диплом, талант... Стоп, не ломайся, я читала, - все эти Дашковы, Донцовы и Робски, просто отдыхают. А ума у тебя нет. Рожа, видите ли, у него бандитская. Ты меня извини, давай-ка, правде в глаза заглянем. С мужем своим условным, ты раз в месяц за прописку спишь? - Во-первых, не я с ним, это он такое условие поставил. Только не справляется. Знаешь сколько у него квартир за Окружной? Всех баб не покроешь. Приползёт, пожалуется на жизнь, из горла тяпнет, и, пока я в ванной, он уже готов, дрыхнет. Если честно, я бы и рада, иногда, напряг снять. Но, не мужик, - рухлядь. Одни баксы на уме. - Не надо, не огорчайся, я знаю. И Вениамину, если верить тусовке, много не надо. Раза два отметится, для галочки, пропихнёт твою книжку, а там, попала в обойму, и забыла. Сама выбирать будешь. Сколько раз повторять тебе, - это Москва. Москва, сто-ли-ица, моя Мо-сква-а. Тут таких, как мы, на рубль по сто. Вон они, наша юная смена, вдоль Тверской, репутацию страны повышают, в пересчёте на валюту. А у тебя, прописка столичная, квартира в ближних Черёмушках, плохонькая, да своя, и работа не пыльная. За всё, про всё, - всего раз в месяц, - может удовольствие не большое, зато какие перспективы открываются. Просто так. Всё, меня здесь не было, вон мымра наша на охоту вышла. Позвони, после визита...
- Здравствуйте, Наташа, - выдохнул кто-то в затылок. - Здравствуйте. А, Павлик, это ты. Здравствуй, ангелочек. - Вы где обедаете? - уши у красавчика горят от волнения. - Интересный вопрос. Хочешь присоединиться? - Хочу пригласить, - голос ещё ломается, но он уже хочет. - Кафе молочное напротив входа. Займи места, мне ещё пару страниц пробежать надо. Рванул по коридору, - высокий, тощий, буйноволосый. Кого-то смутно он ей напоминал, - глаза голубые, влажные, светлый вьющийся пушок по периметру и над губами, - мальчишечка, по сути, но очень выразительный. - Вот, мне только этого маменькина сынка для полного счастья не хватало. Набрала Алкин номер, - Слушай, а чем Павлик у нас занимается? Какой? Ангелочек такой, во всём кожаном. Что? Автор?! И уже печатается?! Папа? Ах, ну да, - папа, временный поверенный. Где? В Греции? Блин, хочу с папой в Грецию, но пока приглашена сыном в кафе. Шучу, а что остаётся? Да, иди ты, у тебя одно на уме. Возьми сама дитё в оборот и отдыхай на Средиземном море в Салониках. Всё, всё... Заглянула в зеркальце, - М-да, не обессудь, Павлик, что имеем... Носик, припудрим, и вперёд!
- Ты, почему на улице мёрзнешь? Мы же договорились. Заказал бы на свой вкус и ждал в тепле. У меня тридцать минут на всё осталось. - Я не в молочном заказал, вон там, за углом, - Павлик чуть не плачет. - Заказал, веди, угощай, - а внутри уже бес чечётку бьёт. Кафе-бар, метрах в пятидесяти, аляповатый пошлый уют, вихлястые официанты, ленивый бармен - красная жилетка. - Павлик, эта роскошь по какому поводу? Ты слышал, у меня полчаса, уже меньше, - стол ломится изысками и бутылка «Кьянти», салфеткой схвачена. - Наташа, у меня сегодня день рождения и я хотел... - Остановись, не ври, Павлик. Я предполагаю, я знаю, что ты хотел... Что ты хочешь... Это так просто. Собери всё и жди меня здесь в пять. Только хорошо перед тем подумай. Раздумаешь, не обижусь. Всё, - выпалила, развернулась и пошла назад. Разгребать авгиевы и ещё раз, как следует, подумать.
Днём распогодилось, Москва слякотная под ногами чвякает - чвяк-чвяк, что ж ты делаешь, дура старая? Ему сколько? Семнадцати, скорее, нет. А тебе? Лучше не вспоминать. Вернись, верни папе поверенному сыночка балованного. Но что-то гонит к нему непонятное, как в очистительную воду родника. Гонит и гонит мимо равнодушной суеты дня, мимо тоски дорожных пробок и органа водосточных труб. Вон он, под козырьком того же кафе, бледный, измученный ожиданием, тощий, несчастный. Остановись, что ты ему? - Павлик, я здесь, - это не мой голос, это не я, не я... Но он уже рванул, скачет навстречу через лужи и развалы снежной каши, долговязый, распахнутый, счастливый. Во всём кожаном, рюкзачок фирменный придерживает, и орёт, - Такси! Такси!! Куда едем? - эти водилы московские сразу всё просекают. Смотрит, гад, в зеркало с издёвкой и лениво улыбается. - Кузнецкий мост, восемь, - опережает Павлик. - Это мы махом, - подмигивает ему водила, и по газам...
- Ну, попили, поели, спасибо, Павлик. Что дальше? - в лоб вопрос, чтобы избежать кривотолков и сэкономить время. Возвращаться в Черёмушки в ночь... Ну, не оставаться же. - Я... Я люблю вас, Наташа, - заикается, бледный, потный. - А тебе шестнадцать исполнилось? Ты осознаёшь все последствия? Ты знаешь, сколько мне лет? - лучше бы не знал. Господи, какой славный! Как же помочь ему? - Знаю, это не важно, - и загорелся весь предчувствием. - Тогда... Где тут ванная? В конце коридора? Которого? Не заблужусь? А спишь где? Иди, ложись, я мигом. Ну, и квартирка, ну, и ванная! Джакузи с ангелочками, мрамора, зеркало во всю стену. И что там в зеркале? Баба в возрасте, на мальчика глаза бесстыжие положившая. Это что же я делаю? А с другой стороны? Не волнуйся, Павлик, первого впечатления я тебе никак не испорчу. Мордашка свежая, фигурка не идеальная, - где уж нам, провинциальным, до 90-60-90. Но, грудь, талия, попка, всё на месте, и ничего, пока, не провисло. Ноги не от ушей, это да. Зато, - кожа. Не жалейте кислого молока, дамы! Нет, не тётка пока, хотя возраст стремительно приближается. Вот и поспешай... Не залететь бы, когда я последний раз пилюли принимала? Не помню... «Она, не в силах больше сдерживать себя...» Да, похоже.
Непогожая Москва ещё светится из-под тяжёлых портьер. Безбрежная тахта, волнистый блеск подушек и покрывал. - Ты не уснул, Павлик? Иди ко мне, не бойся, двигайся, обними меня, сын временного поверенного... Но Павлик вдруг окаменел, и даже в тусклом свете вечера загорелись влагой глаза, полыхнули щёки, - Да, никакой он не поверенный, это шутка такая... - Как ты сказал? Повтори. Что за новости, и почему такая бурная реакция? - Мой папа, никакой не поверенный, это шутка... - Стоп! - прорвалась, вдруг, догадка, - Шутка чья? Говори, говори, не увиливай! - Это тётя Алла. Они с отцом... Они шутят так, - и, обняв подушку, отвернулся и разрыдался как молокосос. Мгновенно пронеслись сопоставления, - Алкины намёки, преждевременные успехи Павлика, бандитская рожа совладельца «Пегаса». Остался последний вопрос. - Павлик, твоего отца зовут Вениамин? И Павлик, через рыдания, - Я лю...блю...я...лю...блю... Вот, значит, как. Срок сыночку подошёл невинности лишиться, вот папаша и подстраховался, - Алка, подлюка, навела. Ещё и деньги на съём прикарманила. Да, подавись! Ну, что ж, раз за всё заплачено, господа, - Успокойся, не плачь, Павлик, я тебе верю. Иди ко мне... Иди, не бойся, я сама. Я всё сама... Это так просто...
Сибирская осень. Деревня Шилово под Омском над тихой светлой рекой. Старая облезлая школа. Восемь учеников и учительница в классе, утренним светом залитом. «Уж небо осенью дышало, Уж реже солнышко блистало, Короче становился день. Лесов таинственная сень С печальным шумом обнажалась. И наступала такая грустная пора, Стоял ноябрь уж у двора...» - читает веснушчатая девочка. - Да, ноябрь, скоро девять месяцев. Теперь уж совсем скоро, - думает учительница литературы, оглаживает животик и улыбается,- Ничего, Пал Палыч, не волнуйся, справимся. |
