Дело в шляпе

В девять утра мне позвонила подруга и сказала, что в старом городе открылся магазин, где за 10 шекелей можно купить любую вещь. Была пятница. Короткий день. Я собралась мгновенно, как солдат по приказу командира! Спичка не успела бы догореть, как я стояла на остановке автобуса.

Ну, вот, скажете вы, опять эти бабские переживания по поводу шмоток. Разве мало в шкафу всякого барахла? Достаточно, конечно, даже не на одну жизнь и не на одного человека. В Бар-Иланском университете такая шляпка стоит шекелей 100. В Тель-Авиве, на базаре - 70. А здесь за 10 шекелей ковбойская, соломенная, с отогнутыми полями, надёжная крыша от невыносимо палящего солнца.

Я подошла к зеркалу. Может она с браком? Может солома гнилая? Может, прострочили криво? Нет - шляпа великолепная! Шнурок с деревянным шариком свисает, как талисман прямо на грудь, летящие во все стороны золотистые локоны, счастливые глаза и улыбка до ушей... Да! Шляпа моя! Что и говорить. А сэкономленные деньги можно положить в другой карман. Это была идея папиного брата. Не купил - значит сэкономил. Для этой цели он выделил отдельный карман для сэкономленных денег. А тут и шляпа, и деньги... А вот к шляпе - сумочка, клипсы, тапочки и вазочка, чашки и новые наушники, отвёртка и шампунь, кукла для соседской дочки, колготки всех цветов...

В Израиле можно купить радиоприёмник за 10 шекелей и купальник за 500...Чем меньше ткани идёт на купальник, тем он дороже... Парадокс! По 10 шекелей можно купить ведро духов, на которых написано, что они из Франции... Этому никто не верит, но цена соблазняет. Накупив товара на 200 шекелей, я, раскрасневшаяся от удачи, возвращалась домой.

«Где вы купили такую замечательную шляпу?» - спрашивали незнакомые люди. «10 минут прямо от банка и 3 минуты налево». «А с какой скоростью надо идти»? «С любой. Толпа Вас туда выведет, если Вы, случайно, не попадёте в долларовый магазин. Там всё стоит доллар, но такой шляпки там нет»!

Я еле дождалась воскресенья, чтобы купить себе ещё одну такую же шляпу, на случай, если погода будет ветреной. Я потеряла уже три шляпки из-за ветра. Просто не догнала их... Видно бежала не со скоростью ветра, а кто-то ждал этого... Теперь ходит в моих шляпах.

«Где вы купили такую шляпку»? «Вот - килограмм шляпок, берите, какую хотите». Женщина сбросила все шляпы на пол и достала нижнюю. «А где вы взяли такую игрушку? Этот милый утёнок мне нравится» - не оставляла меня в покое покупательница. «Вот целая корзина с игрушками, берите, хоть всех». Женщина нащупала оранжевые ноги утёнка. Подняв игрушку за ноги, как курицу на базаре, дама стала с пристрастием разглядывать заднюю часть туловища. «Но здесь нет глаз» - обиженно надула губки.

«Где вы видели на попе глаза?! Переверните игрушку вверх головой». «Женщина! Где Вы такую замечательную шляпку отхватили? Вам только лошади не хватает» - обратилась ко мне новая посетительница магазина.

«Я тоже хочу такую» - взмолилась её дочка. «Но тебе лучше купить вот эту - беленькую с голубой ленточкой. Ты же не хочешь, чтобы весь город ходил в такой шляпке, как у тебя» - спросила я.

«А мне что к лицу? А мне что Вы посоветуете» - налетели на меня покупатели.

«Вам этот чепчик не идёт! А на этой кепке вышито «идиот». Может это новости, но лучше купите платочек. Какой? Носовой. Нет. Я здесь не работаю. Я спешу. Вам вообще шляпы не идут. Что Вы с моей головы шляпу сдираете? Возьмите лучше те, что та дама бросила на пол. Вы хотите примерить именно мою шляпу? Моя красивее? Вы говорите, что это потому, что я молодая? Но я уже стою тут целую вечность и никак не могу добраться до кассы.

Уф... Наконец! Почему вы мне насчитали 510 шекелей? Вы посчитали опять шляпу и сумку, тапочки и всё, что в сумке? Но я же купила это у вас не сегодня, а в пятницу. Приходить к вам ещё? Нет. Спасибо. Что? Где я взяла шляпу, которая так мне к лицу? Не скажу! Это мой женский секрет»!

Любимая теща

Дама вплыла на середину зала. Она напоминала старомодный четырёхстворчатый шкаф. Её светлый плащ изобиловал бесчисленным количеством карманов и карманчиков, оформленных блестящими коричневыми пуговицами. Её грузное тело медленно перемещалось от одной картины к другой. Казалось, что она больше изучает вычурные рамы, чем сами картины.

«Здравствуйте, я вас знаю» - зажурчало её бархатное сопрано. Художница оглянулась. Кроме художницы и дамы в зале уже никого не было. Время было позднее и картинную галерею скоро должны были закрыть.

«Вы что-то спросили?» - очнулась от своих мыслей художница.

«Я вас знаю. Это ваша картина?» - дама указала глазами на зелёное бесформенное пятно, бесцеремонно замаравшее белоснежный холст, панически бледно выглядывающий со всех сторон. На пятне было что-то написано, как пишут дети на заборах, но, вероятно, другого содержания. К этому болотному цвету прилипли, или приклеились коробка от сигарет и ещё какая-то пакость. «Нет! Мои картины экспонируются в другом зале. А вы решили, что авторы любуются только своими работами? Кстати эта картина не в моём вкусе. Жаль рамочки для такой пачкотни».

«Не обижайтесь. Главное, что я сразу поняла, что вы - художник! Но никто, никогда не сможет определить мою профессию. Я бываю в разных слоях общества и все принимают меня с уважением. В Центральном доме актёра думают, что я - режиссёр, а здесь все уверены, что я искусствовед, так как я не пропускаю ни одну выставку. Художники с удовольствием рассказывают о том, как создавались их работы. А я бы мечтала взять интервью у художника Дали. Вы его любите? Его нельзя не любить! Я балдею от его фантасмагории. Он - сумасшедший! Он - гениальный! Эти образы! Эти загадки! Эти символы и намёки... Этот темперамент!».

Художница удивлённо посмотрела на раскрасневшуюся пожилую даму: «Вы журналист?» Дама расплылась в улыбке: «Я же сказала, что не угадаете. Я... Я просто шью, перешиваю одежду, моделирую... тоже художник, в своём роде. Только мои «полотна» можно надеть на себя и красоваться в них на улице, на работе, дома и в театре... Я шью актрисам и дояркам, секретаршам и пенсионеркам, таким, как я...». Она взяла художницу под руку и повела к её картинам, где та объясняла свой заковыристый замысел и знакомила с интересной техникой работы. Дама только молча кивала головой. Не многие умеют слушать, как вслушивалась она в каждое слово...

«Жаль, что моя дочь не смогла прийти на выставку. Очень впечатляюще! Очень! Фантастично! Дочь второй раз вышла замуж и отдалилась от меня. Новый зять ссорит её со мной. Вот первый зять, бывало, как только дочь уходила на работу, нырял в мою постель со словами: «Мама! Вы - моя энциклопедия!». Прелесть, а не зять. До сих пор тоскую. Он всегда говорил, что когда собираешься жениться, то выбирай не жену, а тёщу. Так меня обхаживал... Этот, правда, деньги умеет зарабатывать, высокий пост занимает, а тот был лентяем из лентяев, но не в деньгах счастье». Дама положила тяжёлую руку на плечо молоденькой художницы, удивлённо распахнувшей ресницы и обалдевшей от обнажённой искренности, внезапно вылившейся на неё таким потоком. «Хотите заглянуть ко мне в гости? Мой муж умер год назад, а наша любимая дочь после этого даже звонить перестала. Влюбилась, говорит. А я была против её второго брака. И что она в этом рыжем нашла? Ещё увезёт её в Израиль... Мы тоже евреи, но не до такой же степени, чтоб уезжать из Москвы в Тель-Авив... Я ничего не имею против Тель-Авива, но ведь они меня с собой не возьмут. А всё новый зять. Он во всём виноват. Мы с ним однолетки. Разве что в одном классе не учились. Охмурил мою красавицу, старый пень. Она из-за него с мужем развелась. К старому хрычу переехала. Мне теперь так одиноко одной в пустой четырёхкомнатной квартире... Первый зять обнимал меня, говоря: «Мама! Вы готовите лучше, чем моя родная мать. А ваш холодец из петуха в сравнение не идёт с её фирменным холодцом из свиных ножек». Как вспомню, так сразу плачу». Дама вытащила из одного из карманов кружевной носовой платок и громко высморкалась.

В это время в зал вкатилась гурьба молодых ребят, которые стали поздравлять и фотографировать молодую художницу, ей дарили цветы, брали у неё интервью, снимали её картины для телепередачи о современном искусстве. Галерея уже закрывалась. Шумная гурьба молодёжи выплеснулась, словно волна, за пределы галереи, а пожилая дама всё стояла одиноко около абстрактного портрета, состоящего из нагромождения кубов и остроносых конусов, стараясь разглядеть в портрете образ мужчины, который сможет понять её мятущуюся душу, оценить её вкусные обеды, а из памяти доносился приглушенный голос, сопровождающий её повсюду: «Мама! Вы - моя энциклопедия!»...

Обсуждение проблем

Раздался резкий звонок. «Это - Дина!», - подумал я. Но оказалось, что в телефонной трубке захлёбывался взволнованный голос Валентина.

- Филькина знаешь? Литератор местный. Интеллигент, но пессимист откровенный.

 - Пессимист - это хорошо осведомлённый оптимист, - плоско сострил я, использовав длиннобородую шутку.

Чего? Я не расслышал. Оптимист? Ну, ты даёшь... Да он как затеял пластинку: «Солнце наше погаснет. Земля замёрзнет. В чёрную дыру всех засосёт, или, наоборот, вселенная расширится и разлетится в разные стороны...» Я не всё понял со страха.

Все знали, что Валентина не остановишь. Он звонил с рабочего телефона и не считал затраченных денег. Значит, разговор на полчаса, и Дина не дозвонится. Мы с ней не виделись уже три дня, - целую вечность... И где он взялся на мою лысую голову именно сейчас? Я улёгся на диван прямо в новых ботинках, как привык с детства. Меня всегда мать за это ругала, но привычка, говорят, вторая натура. Телефонная трубка лежала рядом с правым ухом, а мой новый пелефон, как на зло вышел из строя... Надо купить новый. Реклама обещает столько льгот!

- Слышишь?, - орал в трубку Валентин, - Филькин говорил, а у меня мороз по коже мелкими волнами пробегать стал, точно муравьи по спине шеренгой пошли... Я под ними, как мост вибрировать начал. А ты говоришь - оптимист. Скотина он! У тебя знакомого врача нервопотолога нет?

- Не нервопотолога, а невропатолога. Но у меня ни того, ни другого нет.

- Нет?! Что же мне делать?! Я спать перестал. Так сильно за наш земной шар, ох, разволновался, точно тысячу лет собрался жить, чтобы на это своими дальнозоркими глазами посмотреть. Представляешь? Даже холод ощутил, словно в морозильник залез. До сих пор нос холодный, заиндевел...

- Нос холодный, значит, - здоров! Лекция о гипнозе, что ли?, - поинтересовался я, ощущая оледенение конечностей.

 - Всё заледенеет! Всё!!! - Я слышал, что, наоборот, льды растопятся и горячая вода по планете потечёт. Ноев ковчег придётся строить. Размеры его помнишь?,

- Я хотел закончить разговор.

- Шутишь? Не веришь? Он число хотел назвать, а потом передумал. Чтобы паники не было... , - астматически задыхался Валентин.

- Может это с приходом Машиаха связано?, - предположил я, - там горы начнут двигаться, перемены намечаются. Тигры с козами будут в мире жить... в другом измерении... Мёртвые из могил поднимутся... Всё будет хорошо... Ты о приходе Машиаха читал?

 Валентин замолчал. В трубке что-то затрещало, забулькало и щёлкнуло.

- Нет! Лектор без кипы был. Вряд ли он с Машиахом знаком. Ты на его лекции не ходи! Он всех роботами пугал.

- Так он, вероятно, писатель-фантаст, с периферии, - предположил я.

- Ты что? Оглох? Филькин цифры реальные называл, подсчитывал. Сначала льды расплавятся от солнца, а потом наоборот, если я не перепутал от волнения.

 Я вспомнил, как мы в детстве с Валькой катались на коньках. Нормальный парень был. Нервные перегрузки ему не на пользу... Стрессы... Перед глазами возникла ледяная пустыня и ветры на коньках несутся... Темнота... Солнце потухло... Холод, уф! Бред какой-то.

- Эй! Что у тебя там трещит?

 - Это у тебя трещит, а не у меня. Привет писателю-фантасту!

В телефонной трубке продолжались всхлипывания и вздохи: «Ох, он цифры называл. И еще комета мимо пролетит и нас заденет. В ней несколько километров ледяных глыб... Конец света. А я ещё не женился...»

Мне захотелось выразить скорбь по всему человечеству, но, вдруг, почувствовал, что мне жмёт левый ботинок. Как избавиться от вредной привычки заваливаться на диван в ботинках? Проклятая мозоль давала о себе сообщения. Ботинки были новые и чтобы их зашнуровать, или расшнуровать, приходилось изловчаться, так как подлый живот мешал этому мероприятию. Не хотелось снимать жмущие ботинки, так как через двадцать минут надо было выходить из дома. Мозоль ныла, эгоистически привлекая к себе внимание. О! Это испытание на терпимость! Я уже не прислушивался к ноющему голосу Валентина. Мировые проблемы земли, компьютеризация, вытесняющая человека с его рабочего места и расплавление льдов с последующим оледенением - всё отошло в сторону. Мозоль. Острая боль. Только это существовало в космосе, переполняло меня через край. Это стало глобальной проблемой, большей, чем проблема планеты... Я ещё слышал, как пульсирует магма в душе земли, как молит она об экологической помощи. Я видел белую корочку льда, сковывающую голубоватую планету. Но моя мозоль стёрла эти неясные видения. Громко застонав я положил телефонную трубку на рычаг.

- Хоть бы Дина не позвонила...