Вступительное слово
О трагической судьбе американского поэта и писателя Эдгара По, о создании им широко известной поэмы «ВОрон», о соревновании по её переводу на русский язык - этот рассказ.
Лёгкое ли это дело - перевод англоязычной поэмы на русский язык? Легко ли создать такой высококлассный поэтический перевод, чтобы он стал истинным произведением словесного искусства? Для этого поэт-переводчик долже нобладать важнейшими качествами: иметь богатый словарный запас в русском и иностранном языках, тонко понимать смысл слов и словосочетаний этих языков, знать менталитет и культуру этих народов, выраженных в их языках, владеть изощрённой техникой поэтического перевода.
Вот почему уже почти 150 лет самые выдающиеся русские прозаики и поэты сначала стихийно, а последние годы - в виде конкурсов, соревнуются в переводах с английского языка на русский знаменитого монолога Гамлета «Быть или не быть?», стихотворения английского поэта Уильяма Блейка «Больная роза», поэмы американского поэта и писателя Эдгара По «ВОрон», известнейшего шекспировского сонета №66 и др. Соревнуются они в глубоком понимании оригинала, красоте словесного узора в стихотворном переводе и гармоничном построении его сюжета, в технике стихосложения. Так, на сегодняшний день известно 16 опубликованных переводов монолога Гамлета, более двух десятков переводов поэмы «Ворон» и т.д. Сайтов же, форумов, посвящённых поэтическому переводу этих произведений в Интернете - не счесть. В каждом поэтическом переводе есть своя изюминка, каждый поэт-переводчик средствами богатого русского языка старается воссоздать оригинал. Переводы Л. Пальмина (1878), Д. Мережковского (1890), К. Бальмонта (1894), В. Брюсова (1905-1924), С. Маршака(1955) - считаются классическими.
Эдгар По (1809-1849) родился в г. Бостоне (США), в семье странствующих актёров, и прожил всего 40 лет. Через два года после его рождения мать умерла от чахотки и Эдгара усыновил табачный торговец Джон Аллан. Достигнув совершеннолетия, Эдгар начинает самостоятельную, независимую жизнь, зарабатывая литературным трудом и редактируя журналы. Однако в те времена, после недавней Войны за независимость в США, мало кого интересовала литература, поэтому заработок его составлял чуть более 900 долларов в год, жизнь его была скудной. От тяжелых противоречий тогдашней действительности - перехода от рабовладельческо - помещичьего устройства к быстро растущему капитализму, Эдгар По уходит в своих произведениях в мир фантазии, мистики, детективного жанра. В 27 лет Эдгар женился на своей 14-летней кузине Вирджинии по взаимной большой любви. Но в возрасте 25 лет она умирает. Эдгар По впал в депрессию, пытался покончить с собой, начал пить и умер спустя два года.
* * *
Отчего судьба моя так тяжела, почему так немилосердна ко мне, зачем терзает меня?...
Мама, смотри, вот твой портрет в медальоне, в знак моей любви к тебе я ношу его всю жизнь ... Почему ты там, на небесах, рядом с ангелами и Господом Богом, не заступишься за нас, посмотри, как тяжко наше существование ... Мне нет к кому обратиться за помощью, только ты наша заступница! Мама, мне страшно, помоги, помоги!...
Сегодня снова повторилось кровотечение ... она лежит на соломенном тюфяке, ей холодно даже под моим плащом ... она похожа на худенькую, хрупкую школьницу ... И что это доктор тут разглагольствовал о чахотке? Да нет же, у нее лопнул сосудик в горле, как это уже было несколько месяцев тому назад, когда Вирджиния пела для нас и вдруг хлынула горлом кровь ...Что тут доктор выдумывает, вечная история, находит болезни, чтоб выманить деньги ... Вот получу гонорар за книгу - повезу её на юг. Как она бледна ... Холодные ручки согрею дыханием ... Тень от ресниц, полураскрытые губки, завитки волос из-под кружев чепчика, нежная голубая жилка на виске! Жизнь моя, любовь моя! Грешна моя любовь ... всё моё естество льнёт к тебе, просит твоей ласки ... Эмансипе! Детка моя! Искусительница! Колдунья! Жена моя!
Угли в камине еле тлеют ... Сквозняк задувает пламя свечей ... Что-то тихо скребётся и постукивает в двери ... В дальнем окне хлопнула ставня ... наброшу щеколду ... лёгкие занавеси колеблет ночной ветер, но вдруг они взлетают к потолку, извиваясь, переплетаясь ... Ночные подмигивающие звёзды, вой ветра, шорохи во тьме, басовитый скрип калитки, таинственный шум леса ... Почему заползает в сердце страх? Отчего в эти полночные часы пробуждается такое леденящее, ужасающее чувство одиночества? Вот я стою один, в безбрежной пустыне, во тьме, без опоры, без надежды, перед лицом смерти. Мне жутко, страшно!
Что это? Быстрая, огромная, чёрная тень проносится рядом, перед глазами, распростёртые птичьи крылья на мгновение заслоняют, гасят блеск ночных звёзд ... Вместе с завываниями ветра слышен шорох и посвист в перьях крыльев. Снова и снова - полет чёрной тени. Ворон. Зловещая птица. Мрачный дух ада. Предвестник несчастья. Прочь! Прочь!
Только приоткрыл я ставни...
Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний ...
Эдгар бросается к столу, лихорадочно ищет перо и бумагу, поначалу разбрызгивая чернильные кляксы, пытается что-то писать и успокоиться.
Летит перо, записывая на листке строку за строкой. Убогая комната, спящая, изредка кашляющая Вирджиния, трепет пламени свечей, вздохи полуночного ветра и ропот близкого леса - весь мир отодвигается, пропадает в каком-то мареве. Эдгар уже забыл обо всём на свете, перед ним возникают все мистические детали, вся картина появления зловещего ворона, влетающего из ночной тьмы через открытое окно в комнату. Он бормочет, повторяя и повторяя слова, строки, гусиное перо скрипит, зачёркивая ненужное.
Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твёрдо,
С видом леди или лорда у порога моего ,
На Паллады бюст над дверью у порога моего
Сел - и больше ничего.
Нет, не так! Не так, не так! Начало должно быть другим! Спокойным. А угроза от триолета к триолету должна нарастать. Но угроза - в чём? Да, в чём? От кого?
Вихрь образов, хаос эмоций, мыслей, мистических переживаний будоражат Эдгара. Ворон - предвестник несчастья. Он - злосчастная тварь или пророк? Он - птица или злой дух? ВОрон ...Всегда каркает беду! Кар-р-р! Кар-р-р! Кр-р-рах! Крах! В каком слове повторяется р-р-р? Nevermore! Больше никогда! Никогда! Больше ничего! В этом «Nevermore!» - должен звучать грозный смысл! Что хочет сказать она - эта печальная, неуклюжая, худая, злополучная и вещая птица, каркая своё «Nevermore»? Вот! Вот оно! Каждый триолет должен заканчиваться этим рефреном! Да, это то, что нужно! Итак, начало:
Как-то в полночь, утомлённый, развернул я, полусонный,
Книгу странного ученья (мир забыл уже его) -
И взяла меня дремОта; вдруг я вздрогнул отчего-то,
Словно стукнул тихо кто-то у порога моего.
«То стучится, - прошептал я, - гость у входа моего -
Путник, больше ничего». *
Что-то не так. Зачёркиваем. Вот другое начало:
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грёзам странным отдавался, вдруг неясный стук раздался,
Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне.
«Это верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне» **
Эдгар торопливо записывает нахлынувшие строки, они приходят к нему откуда-то свыше, ему будто их диктует кто-то, перед глазами стоит эта картина в мельчайших деталях, вдохновение, поэтический восторг сменили недавние тревожные чувства.
Но красивая форма стиха должна передавать красоту чувств или их драматизм, должна передавать ... да, должна передавать трагедию, безнадёжное горе ... он тоскует ... о чём?... он НИКОГДА больше не увидит свою прекрасную умершую возлюбленную ... свою возлюбленную Ленору... Он потерял ее и безысходно скорбит ... Любовь должна подчёркнуть весь ужас смерти. Ведь для чего-то ВОрон каркает в рефрене своё мрачное «Nevermore»? «Больше никогда!»
Эдгар искуссно, придирчиво отбирает слова, меняет их местами, возвращает обратно, сжато, двумя-тремя словами рисует образы одинокого, тоскующего, убитого горем человека и вещего ВОрона, нагнетает своеобразное настроение, волнение, доводит до совершенства отдельные части и весь сюжет поэмы.
- «Эдди!» - и он очнулся. Блеск серых, прекрасных глаз, мелодия голоса Вирджинии возвращают его на землю.
Бедная, полупустая, холодная комната, предутренний туман за окном, лихорадочный румянец на худеньком личике Вирджинии...
- «Эдди! Прочти мне, я так люблю твои стихи!
- Эдди, ведь это целая поэма! Какое чудо ты написал! Твоя поэма станет знаменитой!»
Девочка моя! Нежная, ласковая, терпеливая, благоговеющая Вирджиния! Ты - моё очарование! Ты - моё вдохновение, моя первая читательница, мой милый, чудный критик!
Множество исчёрканных листков на столе и ворох скомканных - под столом - освещает бледный рассвет, он освещает и красивую голову спящего Эдгара, уткнувшегося в плечо Вирджинии, а она с печалью всматривается в черты его лица, как-будто хочет запомнить их навеки.
Да, поэма «ВОрон», написанная американским поэтом и писателем Эдгаром По в 1845 году, была опубликована во множестве американских газет и сборников стихов и стала знаменитой. В России она впервые была переведена и появилась в печати в 1878 г.
«...странная, исполненная трепетом поэма, озаглавленная «Ворон» ...», «...неземная, зачарованная музыка.» - так писал об этом поэтическом произведении известный русский поэт Константин Бальмонт, который первым в русской литературе написал большое художественное исследование трагической жизни Эдгара По, прожившего всего 40 лет.
В О Р О Н
Как-то в полночь, утомлённый, развернул я, полусонный,
Книгу странного ученья (мир забыл уже его) -
И взяла меня дремОта; вдруг я вздрогнул отчего-то,
Словно стукнул тихо кто-то у порога моего.
«То стучится, - прошептал я, - гость у входа моего -
Путник, больше ничего»
Ясно помню всё, как было: осень плакала уныло,
И в камине пламя стыло, под золой почти мертво ...
Не светало ...Что за муки! Не принёс дурман науки
Мне забвенья о разлуке с девой сердца моего -
О Леноре: в Божьем хоре дева сердца моего -
Здесь, со мною - никого ...
Шелест шёлка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах
Жуткой, чуткой странной дрожью проникал меня всего;
И, борясь с тревогой смутной, заглушая страх минутный,
Повторил я: «Бесприютный там у входа моего -
Поздний странник постучался у порога моего -
Гость, и больше ничего»
Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,
Восклицая: «Вы простите - я помедлил оттого,
Что дремал в унылой скуке и проснулся лишь при стуке -
При неясном, лёгком звуке у порога моего»
Распахнул я широко дверь жилища моего:
Мрак, и больше ничего.
Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая,
Полный дум, быть может, смертным незнакомых до того;
Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,
И единственное слово чуть прорезало его -
Зов: «Ленора ...» - Только эхо повторило мне его -
Эхо, больше ничего ...
И, встревожен непонятно, я лишь шаг ступил обратно -
Снова стук, уже слышнее, чем звучал он до того.
Я промолвил: «Это ставнем на шарнире стародавнем
Хлопнул ветер; вся беда в нём, весь секрет и колдовство.
Отпереть - и снова просто разрешится колдовство:
Ветер, больше ничего»
Распахнул я створ оконный - и, как царь в палате тронной,
Старый, статный чёрный ВОрон важно выплыл из него,
Без поклона, плавно, гордо, он вступил легко и твёрдо, -
Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего -
И вверху на бюст Паллады у порога моего
Сел - и больше ничего.
Чёрный гость на белом бюсте - я, глядя сквозь дымку грусти,
Усмехнулся - так он строго на меня глядел в упор.
«Вихрь измял тебя, но, право, ты взираешь величаво,
Словно князь ты, чья держава - ночь Плутоновых озёр.
Как зовут тебя, владыка чёрных адовых озёр?»
Он прокаркал: «Nevermore».
Изумился я немало: слово ясно прозвучало -
«Никогда» ... Но что за имя?! И бывало ль до сих пор,
Чтобы в доме средь пустыни сел на бледный бюст богини
Странный призрак чёрно-синий и вперил недвижный взор, -
Странный, хмурый, чёрный ворон, мрачный, вещий, тяжкий взор,
И названье: «Nevermore»?
Но прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово,
Словно всю в нём вылил душу - и замкнул её затвор.
Он сидел легко и статно, и шепнул я еле внятно:
«Завтра утром невозвратно улетит он на простор -
Как друзья - как все надежды - улетит он на простор...»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
Содрогнулся я при этом, поражён таким ответом,
И сказал ему: «Наверно, господин твой с давних пор
Беспощадно и жестОко был постигнут гневом Рока,
И, изверившись глубОко, Небесам послал укор,
И твердил, взамен молитвы, этот горестный укор,
Этот возглас... «Nevermore»
Он сидел на белом бюсте; я смотрел с улыбкой грусти -
Опустился тихо в кресла - дал мечте своей простор;
Мчались думы в беспорядке - и на бархатные складки
Я поник, ища разгадки: что принёс он в мой шатёр -
Что за правду мне привёл он в сиротливый мой шатёр
Этим скорбным «Nevermore»?
Я сидел, объятый думой, молчаливый и угрюмый,
И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор,
Мысль одна сменялась новой; в креслах замер я, суровый.
И на бархат их лиловый лампа свет лила в упор ...
Не склониться ЕЙ на бархат, светом залитой в упор,
Не склониться - «Nevermore»...
Чу - провеяли незримо, словно крылья серафима -
Звон кадила - волны дыма - шорох ног о мой ковёр...
«Это Небо за моленья шлёт мне чашу исцеленья,
Чашу мира и забвенья, сердцу волю и простор!
Дай - я выпью и забуду, и верну душе простор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
«Адский дух иль тварь земная, - произнёс я, замирая, -
Кто бы, сам тебя ли Дьявол или вихрей буйный спор
Ни занёс, пророк пернатый, в этот дом навек проклятый,
Над которым в час утраты грянул Божий приговор, -
Отвечай мне: есть прощенье? Истечёт ли приговор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
«Адский дух иль тварь земная, - повторил я, замирая, -
Отвечай мне: там, за гранью, в Небесах, где всё - простор,
И лазурь, и свет янтарный, - там найду ль я, благодарный,
Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, -
Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
Я вскочил: «Ты лжёшь, Нечистый! В царство ночи вновь умчись ты,
Унеси во тьму с собою ненавистный свой убор.
Этих перьев цвет надгробный, чёрной лжи твоей подобный, -
Этот жуткий, едкий, злобный, пепелящий душу взор!
Дай мне мир моей пустыне, дай забыть твой клич и взор!»
Каркнул Ворон : «Nevermore».
И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный чёрный Ворон -
Над дверьми, на белом бюсте он сидит ещё с тех пор,
Злыми взорами блистая - верно, так о злом мечтая,
Смотрит демон: тень густая грузно пала на ковёр,
И душе из этой тени, что ложится на ковёр,
Не подняться - «Nevermore».
Перевод Altalena (В.Жаботинский) Париж. 1931