EN
Старый сайт
(В интернете публикуется впервые)
Еще древние старики говорили мне: «Не ходи на заблудную дорогу, попадёшь на заблудную дорогу, так ни в жисть тебе не выбраться – она тебя в Чертов угол заведет, множество людей там сгинуло, никто ещё оттель ни живым, ни мертвым не возвернулся…Так-то, милой…»
Любопытство разбирало меня, тем более, что в лесу, даже незнакомом, я обычно не блудился. Выбрав редкий для этого жаркого лета серенький пасмурный день, отправился в путь. Заблудную дорогу нашел достаточно быстро, до неё было всего километров девять от Тасина. Старики обьяснили мне, откуда точно начинается «табу» – две перекрещенные березы, уже совсем иструхлявшие, крест-накрест перевязанные ивовыми прутьями…
Презрев советы, страхи, я пошел по ней вперёд. Сначала редкие сосны и огромные ели – их ветви, сплошь покрытые мхом, таинственными прядями спускались до самой земли, – сопровождали меня по краям дороги. Сама же дорога, заросшая невысокой травой, среди которой попадались подберезовики, скоро превратилась в зеленую мшистую просеку. А вдоль неё, на таких же мшистых взгорках, росло полным-полно гонобобеля и брусники. Но вскоре дорога стала раздваиваться, стертые колеи превращались в кочки, а упавшие деревья, покрытые всё тем же мхом, преграждали путь. Потом дорога вообще исчезла…
Огромные двухсотлетние ели, почти совсем закрывавшие небо, обступили меня со всех сторон. И уже никакого гонобобеля, ни брусники или гриба мне не попадалось. Даже тревожных криков соек не было слышно. Мрачная и холодная тишина застывшего в своей мистической красоте исполинского леса угрюмо окружала меня со всех сторон, подавляя своей торжественностью мой разум и мои силы. Чувство неизбежного конца всё острее проникало в мою душу. Но вдруг я увидел впереди слабый просвет и, спотыкаясь и поминутно проваливаясь в неглубокие мочажины с железистой ржавой водой, наконец выбрался на яркую, зелёную лужайку. Она была довольно большая, с окном черной воды посредине. Но, странное дело, к ней не вело ни единого звериного следа. Осторожно ступил на край лужайки, и тут же вся она закачалась и пошла волнами. А из черного водяного окна с противным стоном и хлюпаньем вырвались пузырями болотные газы. Это трясина! – тут же сообразил я и с осторожной поспешностью выбрался назад, на более твёрдое место. В детстве мне приходилось иметь дело с трясинами, плывунами и прочими болотными каверзами, и только поэтому я вовремя повернул назад и не растерялся. Утопая по колено во мхах и постоянно натыкаясь на старые упавшие стволы, решил идти напролом в одну сторону.
Но н е прошло и часа, как я вновь оказался около той же самой лужайки-трясины. И сколько бы я ни пытался выбраться из этого Чертового угла, я каждый раз возвращался к трясине. Тогда я остановился на её краю и с надеждой посмотрел на лоскут рваного серого неба. Края низких облаков кое-где стали приобретать розовато-желтый цвет. Это могло означать только одно – там был запад, а значит, и моё спасение.
И я пошел на запад, то проползая под шатром могучих елей, то прорубая своим полуметровым тяжелым ножом-тесаком густые стены частяка - засохших на корню молодых ёлок, прокладывая таким образом себе дорогу. Ноги постоянно по колено проваливались в мох, и я часто спотыкался об останки полуистлевших деревьев. Вдруг я услышал человеческие голоса, они приближались ко мне. Это оказались трое москвичей – две женщины и один мужчина. Они приехали в эту глушь за грибами и ягодами и заблудились. Увидев меня, все трое бросились ко мне, как к Святому Серафиму. Оказалось, что они уже третий день бродят в Чертовом углу и, оставшись без пищи и воды, потеряли всякую надежду выбраться из этого проклятого места. Я дал им по глотку разведенного спирта из походной фляжки, которую всегда брал с собой. И, посматривая в небо, а точнее, на направление отсветов солнца на облаках, повёл их на запад. Через некоторое время мы вышли в Гладкий бор на знакомую мне дорогу. До Тасина было ближе всего – километров двадцать, и мы пошли туда…
По дороге москвичи сбивчиво рассказывали мне о своих злоключениях, упомянув, кстати, и о бешено вращавшейся стрелке компаса. Я сразу вспомнил о мочажинах с ржавой водой – мои предположения подтвердились. Так называемая «болотная» железная, рудоносная порода в этом месте близко подходит к поверхности – в Мещере это довольно частое явление, и древние мещеряки об этом хорошо знали. Быстро выяснилась и другая причина блужданий приезжих. Они, также как и я сейчас, пытались выходить на закат, но не учитывали, что в июле и даже в начале августа солнце в нашей полосе долго «катится» по горизонту и заходит не точно на западе, а намного севернее. Именно это и заставило их «кружить»…
Подходя к станции, посмотрел на небо. Запад очистился и теперь, когда солнце уже село, был залит киноварью. С противоположной стороны огромным золотым шаром поднималась полная луна. На фоне темно-синего бархата небосвода она, сбрызнутая отблеском заката, казалась сейчас вторым солнцем. На севере малиново горели остатки облаков... По низине, по кошачьи медленно, наползал туман. Всё предвещало ветреный жаркий день. На станции было довольно много народа, наши тасинцы провожали на последний поезд своих близких в Москву и Люберцы. Едва мы оказались среди них, на нас тут же обратили внимание. Спасенные мной москвичи слишком громко изливали чувства благодарности. Я распрощался с ними и быстро ушел домой. Около дома меня встретил сосед:
- Откудова это ты такой нарисовался? С того свету, что ли?
- Почти, - ответил я, – из Чертового угла…
А вскоре возле моего дома собралось пол Тасина, приплелись даже местные колдуньи. От спасенных москвичей они уже во всех подробностях знали про сотворенное мной «чудо» и теперь только крестились и перешептывались, не в состоянии оторвать от меня глаз.
Я же, совершенно уставший, молча курил, сидя на лавочке у забора. С тех пор слава обо мне гремит от самой Шатуры до Мурома, только одни считают меня «особой, приближенной к Богу», а другие усматривают в этом прямую связь с «нечистой силой»…
1999
Андерс Валерия 
