КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ,
ИЛИ
КАК МАЙКУ ВЫДАВАЛИ ЗАМУЖ

( Таткины истории)

Майка с Таткой, посмеиваясь,наблюдали за упражнениями подруги.  Запыхавшись, точная копия мишки Гамми на секунду остановилась, лукаво посмотрев на подружек. 

 - Татка! Ты этому жониху трёшку оставила?

- Успокойся Зося, конечно, оставила. - улыбаясь, сказала Татка.

- Зачем? - не поняла Майка. -  Я расплатилась за ужин.

- Понимаешь Маечка, это ему на капусту, - пояснила Татка. -  И где ты таких дефективных находишь? Кто тебе их подгадывает? 

- Девочки! А зачем ему капуста? - смешно скривив по-детски румяное личико, спросила Майка.

«Господи! За что ты так сердит на нашу Пчелку!? - думала Татка. - Ведь наша Маечка, как протянутая детская ладошка. Большой ребенок, раненный жизнью, не разучившийся доверять и любить.

 - Брайловская оскорбится, что мы Алика обидели. - продолжала Майка.     - Он все-таки племянник  мужа ее троюродной сестры.

- Неисправимая! - приземляясь на пятую точку с веткой шикарной белой сирени, взвизгнула Зойка. - Козёл он! Та, чтоб не Татка, я ему все глазки из-под очочков повыцарапывала бы! Ты ж понимаешь! Пенисман задрипанный! « Вы мне подходите. В вашем возрасте и с вашей фигурой у вас не может  и не должно быть больших претензий к мужчинам». У, гад!

Зойка негодовала. Кому он посмел такое сказать? Их Майке? Милейшему и наидобрейшему человечку в мире. Фигура ему не подходит. Подумаешь! Да! Манюня, пышечка. Аппетитная, как сдобная булочка. Не всем же быть ходячими вешалками. Ну, носик немного подкачал. Зато глазки! Где он еще видел такие шикарные, говорящие черные глаза. А пшеничные кудри. Мечта любой модницы.  И все натуральное. Это же порода!

А мадам Брайловская пусть не сует свой нос в чужие помидоры. Они с Майкиной тетушкой свое черное дело уже сделали. Всю жизнь ей испоганили. « Маечка, деточка! Не зарывайте свой талант! Не портьте будущее. Любовь!? Какие глупости! Что вам может дать человек, предающий Родину! Комсомолке непозволительно даже смотреть в его сторону». А нынче что? У самой  половина родственников в Америке и  Израиле.

- Всё девочки. Проехали. Не будем о грустном, - Сказала Татка. -  Пора по домам.

- Может, зайдёте к нам? -  спросила Майка. - Я вам так благодарна, что избавили меня от этого человека.

- Ну, нет! - не сговариваясь, вскрикнули подружки.

Испорченный вечер плюс тетя Софа, равняется бессонница - аксиома. За тридцать лет дружбы они хорошо усвоили это. Поздние визиты в дом Высоцких, встреча с Майкиной мамой непременно грозили обильным, неимоверно вкусным ужином, то есть обжорством, детальным опросом и работой над ошибками в виде многочисленных примеров из жизни. Разговоры за жизнь, как говорила тетя Софа, заканчивались далеко за полночь.  Домой попадали, страшно подумать во сколько. Надутые губы домочадцев мужского пола. Опять же выяснение отношений и как следствие - бессонница.

- Не обижайся Пчёлка, - Татка чмокнула подругу в щёку. - В следующий раз. Хорошо?

- Чёрт! На кой мне нужна была эта сирень!? - отряхивая от грязи свой шикарный белый костюм, ворчала Зося. - Возьми! Подаришь от нас тёте Софе. Э-эй, девочки! Притормозите разбегаться! Я совсем забыла рассказать, какую сногсшибательную речь произнес сегодня наш Капельдог. Майка! Со своим рандеву, ты пропустила все.  После занятий выстроил он всё училище на плацу. - Зойка заложила руки за спину. Как утка, переваливаясь с боку на бок, прошлась перед подругами, передразнивая директора музыкального училища. Прищурила глаза и, картавя, пискляво заверещала:

- Товагищи! Надеюсь, все помнят, что чегез неделю пегвое мая. Отговогки не пгинимаю! Дгужно идем на пагад  с флагАми, - она сделала ударение на второе «а», - и гимнАми. Кто будет болен, напьётся бегомицыну и бегом на пагад. Всем вольно! Можно опгавится и покугить.

Вы мне скажите! Может, я чего не понимаю? Что этот отставной майор мог делать в армии? И что он может делать у нас в училище?

- Зось! Охолонь! - остановила ее Татка. -  Он не майор, а полковник. Особист. Ему не нужно знать нотную грамоту, а историю музыки тем более. У него есть другая история и политграмота. Слово номенклатура. Как? Знакомо? Ну, не нашлось для него другого местечка, пока. - Татка грустно усмехнулась. - Все куколки. Я вас нежно обнимаю. Мне пора. Катюха заждалась.

- Что такое? Девять часов и ты дома? - Майкина мама разочарованно вздохнула и  безнадежно махнула рукой. - Ну, и где эта сладкая парочка? Я так полагаю, без их участия не обошлось. Что скажет мадам Брайловская? Что ты молчишь, как рыба об лед? Сегодня как? Все решили делать мне нервы?

- Мама, ты же не даешь мне слово вставить!

- А что? Ты имеешь что сказать? Профукала жениха! Еще и огрызаешься? В кого ты такая? И я таки знаю! В собственную тетю. Кстати, позвони ей! У нее там уже, возможно, инфаркт.

Майка, впрочем, как и все вокруг, привыкла к вечным столкновениям между кузинами, равно как и к их обоюдному Вы. Они обращались друг к другу не иначе, как « Софа,  Вы», «Нюся, Вы». С чего это началось? Никто не помнил. Предполагали,  что с того момента, когда сестры выпускницы Педагогического института пришли работать в одну школу. Софочка - учителем математики. Она моментально стала кумиром учеников и педагогов. Всем по душе был ее добрый, веселый характер. Нюсечка  преподавала историю и была парторгом школы. Этим было все сказано.

Вечерами легче дозвониться в Кремль, чем тете Нюсе. Но Майка все же попыталась.

- Маечка, люба моя дорогая! Как я рада тебя слышать! У меня от этой Брайловской  уже вся голова болит. Позвонила ей на пара минут. Ты же меня знаешь! Но с ней говорить - что радио слушать. А я сегодня так устала, так устала. Целый день писала поздравления.

- Она писала! Ну, да. Со своим недавним другом Паркинсоном! - раздался Софочкин голос с параллельного телефона. - А кто прочтет? Нюся, у вас же теперь не почерк, а азбука Морзе.

- А зохен вей! Деточка! Как ты живешь со своей мамой? Знаешь, как она меня сегодня обозвала? Нет? Так я тебе скажу. Сижу я в библиотеке. Готовлюсь к заседанию женсовета нашего ЖЭКа. Маечка, ты читаешь журналы? Что там пишут! Это же мама моя дорогая! Кругом одни геи  и лесбиянки. Как мальчики... Я себе представляю. Но, как девочки? У меня возник вопрос. И что я такого спросила?..

- Извращенка! - закричала Софочка.

- Вот! Опять! Деточка, ты не обижайся, но в этот номер я больше никогда не позвоню.

Майка стояла в душе. Она снова и снова терла тело мочалкой, смывая грязь от сегодняшней встречи. Слезы обиды смешивались с теплой водой и скрывались в водостоке. Сквозь шум воды она услышала телефонный звонок и громкое ворчание мамы:

- Не иначе мадам Никогда звонит. Опять что-то не договорила, не досказала.

- Софа! Я не поняла? Почему девочка дома? - кричала в трубку Нюся,- Ваше молчание я расцениваю, как всегда.  Софа! Вы меня слышите? Надо что-то делать!

- Нюся! Что вы кричите! Я близорукая, но не тугоухая. И вообще. Все, что могла, я уже сделала. Девочка хорошо ходит, играет на фортепиано, поет и даже говорит на трех языках.

- Нет, Софочка! Вы таки не правы. Надо что-то предпринимать! Это же ваша дочь!

- Нюся, вы не поверите, и еще, между прочим, ваша единственная племянница.

- Все я! Все я! - сокрушалась тетушка. После секундного молчания сказала, как отрезала. - Завтра! В десять! Идем на кладбище.

- Маечка, дочечечка! Ты слышала? Мы завтра идем на кладбище, - кладя трубку, сказала Софочка.

- У нас кто-то умер? - всполошилась девушка.

-  Боже упаси! Но, твоя тетя Нюся, как старый партиец и председатель женсовета нашего ЖЭКа хорошо знакома со всякими забобончиками и бабкиными шептаниями. И к тому обладает даром убеждения. Короче." Партия сказала - Надо! Комсомол ответил - Есть!».

Утро выдалось чудным. Нюся, как всегда, опоздала к назначенному времени. По дороге ей нужно было собрать все сплетни, что бы было потом что обсмаковать. Софочка же все это время сокрушалась, что такой день убивает впустую. Ей больше хочется на дачу, чем на место всемирной истории. И вообще, Майкиной тете нужно было выйти из дома вчера, что бы сегодня вовремя попасть по назначению.

Несмотря на субботний день посетителей на кладбище было мало. Звенящая тишина угнетала. Нюся достала из своей сумочки какой-то мешочек. Содержимое его, в ее трясущихся руках, подозрительно шуршало и побрякивало. Софочка внимательно наблюдала за манипуляциями сестры. Та тихонько нашептывая что-то себе под нос, привязала мешочек к оградке. Душераздирающий крик «Фимааа!» взорвал тишину. Испуганные воробьи и вороны до того спокойно разгуливающие по дорожкам, стрелой взмыли ввысь.

- Софа, что вы молчите? Повторяйте за мной. Зовите мужа! - почему-то шепотом сказала Нюся.

- Фимааа! - подняв глаза к небу, кричала Нюсечка.

- Мишааа! - вторила ей Софочка.

Майка, как воспитанная девушка, когда взрослые сходят с ума, тихонько отошла в сторону. Присела на лавочку, ожидая, когда закончится этот цирк.

- Доброе утро, Маечка, - услышала она до боли знакомый голос.

Майка онемела от неожиданности. Ее душа заплескалась в волнах радости. На нее смотрел мальчик, любимый мальчик из ее юности. С возрастом он, конечно, возмужал, но почти не изменился. Те же умные глаза, улыбчивый рот и смешной хохолок на макушке, только теперь совсем седой.

- Здравствуй, Левушка, - выдохнула она. Майкино сердечко трепетало в радостных слезах, с упоением захлебывалось счастьем.

«Фимааа! Мишааа!» все еще доносилось от могилы Майкиного папы. Нюся неожиданно замолчала. Сложив ладошки перед грудью, улыбаясь, смотрела на небо.

- И что вы ждете? - спросила Софочка, поглядывая туда же. - Что вам сейчас оттуда ответят?

- Вы знаете, как тесен мир... Особенно на кладбище. И мне таки ответили, - прошептала Нюся.

Глаза Софочки округлились. Она недоверчиво с тревогой смотрела на сестру.

- Софа, вы помните  Феликса Меерсона? - спросила Нюся.

- Адвоката? А кто его не помнит? Добрейшей души был человек. Он же похоронен тут за углом в соседнем секторе. А какой шикарный у него сын. Он так был влюблен в нашу Маечку. И вдруг, чей-то длинный язык! Вы-то знаете чей! - с укором сказала Софочка  и тяжело вздохнула, - Брайловская говорила, что мальчик сейчас в Австралии. Известный адвокат.

- Ну, допустим, теперь он в Одессе. Приехал навестить могилки. - Нюся, кивала головой куда-то влево, хитро подмигивая сестре, - И кто-то очень хочет исправить свои ошибки.

Софочка оглянулась. Сейчас, ей было все равно, кто держит ее девочку за ручки. Она видела счастливое лицо Майки. Не отводя умиленного взгляда от молодых людей, она спросила:

- Нюся, вы знали?

- А то! Еще вчера.

- И что, эти мешочки, глазки к небу, идиотские вопли?.. Это как? По человечески нельзя было пригласить мальчика к нам домой?

- Щас! Чтоб я все пропустила?!

Через шесть месяцев Татка с Зосей провожали Майку в Австралию. Она была первой из них, кто покинул родной город. Навсегда.