МОТЯ ГИРШ

НАЙТИ И ОБРЕСТИ

ХРОНИКА ДНЯ

06.30

Алекс Крючник просыпается рано.

К семи утра осеннее солнце Израиля легко перепрыгивает через крышу соседнего дома, наотмашь бьет в окна, плещет на узоры гранитного пола пламя средиземноморского рассвета. Вскипает новый день нового 5769 года, и дышать уже нечем.

-  Может, уже незачем? - терзается Крючник, выползая из липких объятий потных простыней. Впрочем, жизнь домашних животных берёт своё, и задача жизни упрощается. Накорми малых, - потом о вечном. Душераздирающий вой у постели каждодневно обновляет эту прописную истину. Алекс, на ходу протискиваясь в халат, соизмеряет в зеркале всё нынешнее с давно убежавшим прошлым. Сравнение не в пользу, груз прожитого явно выпирает из границ спортивной выправки. Спишем на возраст. И в лицо самому себе лучше не смотреть. Тем более, с утра, после скромного ужина под две банки «Голд Стар». Так что, кончай искать следы молодости, - марш на кухню! Мимоходом привычно оживляет дремлющий кладезь Инета. Компьютер - направо, кухня - налево. Пошёл!

- А что у нас сегодня на завтрак Матроскиным? - холодильник к Шабату, практически, пуст. Но сегодня день платежа у балабайта, потом скок на шук, - фруктово-овощное и мясомолочное изобилие восстановится. Пока, вот эту последнюю куриную ляжечку делим полосатым обжорам. -  Эй! Вы где? Вам ещё и подай? Обнаглели.

А себе в ём-шиши поутру, - кофе жиденький без сахара и пару гренок, - пару чертей печёных, выпрыгнувших из Moulinex.

-  Всё, всё, - ноги оттоптали, - беззлобно ворчит Крючник, - ждите обеда. И приступает к горам посуды в раковине, скопившимся за неделю. Впереди Шабат и постоянные гости.

07.30

Мелочи жизни, создающие дискомфорт, устранены. Попрошайки Матроскины, приняв курятины и смирившись с этой малостью, развалились в креслах, наводят лоск на полосатые шубки. Голоса арабской Бен Егуды набрали силу, брюхатый сборщик мусорных контейнеров тормозит утренний автомобильный поток, и нервная пробка на узкой Массаде заголосила клаксонами. День двинулся в свой обычный поход.

Алекс Крючник, 58-летний репатриант 2000 года запуска в земли Святые, принял прохладу водных, отзавтракал остатками роскоши и мысленно улетает за пределы съёмной квартиры в Израиле, в городе Хайфа, на антикварной улице Массада.

Подлетает к столице родины - уродины, городу - паскуде, на улицу проклятая Полянка к облезлому дому и опускается в кресло гостиной, обставленной с типовой роскошью конца девяностых. Он и она, - жена Лиза. Последние усилия в попытке преодолеть...

- Если хорошо вспомнить, это не я, а ты бегала защищать своим хилым телом Белый дом. Теперь расхлёбываем ваши завоевания. Диссертация - побоку, куда дальше? Понятно, туда, куда все, - в розничную торговлю челночным хламом. Много ты там собрала? Анна целый год без дела болтается, никуда не приткнулась. Везде всё за взятки. А проекты мои на честном слове паханов в законе. Каждый раз, - заплатят? кинут? или придушат? И национальный вопрос решён бесповоротно, - бритоголовыми весь город кишит. Мы дождёмся, - им скоро надоест рушить кладбища, они придут в синагоги. Да что там, в синагоги, - на дом явятся, прямо сюда. Вот тогда ты поймёшь, за что боролась, вспомнишь мои слова, но будет поздно.

-  А что мы там делать будем, ты подумал? Без жилья, без работы, без языка. На что жить? Ради чего? - упирается Елизавета.

- Ради того, что мы там среди своих будем, и никто нам в лицо происхождением нашим ткнуть не посмеет. Жильё, язык, работа, - дело наживное. Мне - пятьдесят, тебе - тридцать восемь, высшее образование. Всё ещё наверстаем. Почитай, что Гликманы пишут, - три года прошло, живут как у Христа за пазухой. Я не понимаю, что тебя здесь держит. По сути, это ты меня должна уговаривать. Твои Симановичи восемь лет в Израиле, на первых порах есть на кого опереться.

- Вот и отправляйся, опирайся, устраивайся. Там видно будет. Но я тебе ничего не обещаю. Всё давно трещит по швам.

- Знаешь, Лизок, в чём главный недостаток человека?

- Ты, конечно же, меня имеешь ввиду. Не стесняйся, выкладывай.

- Он себя в профиль не видит. Даже в зеркале. От этого все беды.

- Ты, как всегда, не можешь без пошлости. Убирайся!

Это был разговор из последних и Сан Саныч Крючник понял, что «хилое тело» и «профиль» не простятся ему никогда как, впрочем, остальные «весёлые» фрагменты совместно прожитой жизни.

Проводы в Шереметьево были сухи и недолги. Таможня рвения особого не проявляла, потоки слёз остались в конце девяностых. Избранный народ возвращался на землю предков с нескрываемым оптимизмом и верой в новое Пришествие, олицетворяя с ним себя. Ныне, спустя годы, Анна на выданьи и, кажется, на сносях. Елизавета с Артюховым, бывшем лучшим другом, супружничают в Печатниках. Притёрлись к новым тузам и прохиндеям во власти. А бритоголовые добрались-таки до синагог. Пока, с пожарами, но кое-где уже и с холодным оружием...

- Ого! Растащило тебя на грядущие мемуары не вовремя. Что там в ящике? Сим-сим, откройся!

В ящике, как заведено, полный расклад предстоящего дня и самое необходимое.

08.30 - фирма «Хабайт шели», эскизный проект зимнего сада.

09.30 - согласование с заказчиками, перечень оснащения, договор.

11.30 - распишитесь и получите в конверте. Интересно, сколько?

12.30 - конец рабочей недели. Бегом на шук, а там:

фарш говяжий 1кг.   -   24шек.

ляжки куриные 6шт -   30шек.

масло растит. 1бут.  -     9шек.

яйца кур          15шт. -   12шек.

зелень, лук,

фрукты, овощи         -    35шек.

мясные закуски        -    40шек.

«кошачья радость»  -    20шек.

Итого:                           170шек.

А в конверте, по негласному договору с балабайтом, 700 заветных на две недели. Да пособие по безработице - 1700, да квартирные 760, да лесенка в Дэнии 400. Суммируем, - нет, ребята, не ленись, не ной, шустри, передвигайся, - жить можно. И даже позволять себе недорогие вольности в виде поездок на воды в Хамэй Гааш или поваляться в лечебных грязях Мёртвого моря. И может так случится, что со спутницей, если таковая отыщется, отзовется и согласится. Но это в теории, и пока, на мониторе. Подлюка жизнь иначе подсчитает, и может подвести безрадостный итог. Упорно трудись, учи язык и крепко держи руку, товарищ еврей, на пульсе экономических сдвигов страны. Иначе... Ладно, шутки в сторону!

А что там на Емеле? Есть ли долгожданные напевы? Есть! Есть! Но открывать не торопись. Вечером, под лёгкий хмелёк в свечах пришедшего Шабата. Труба зовёт на подвиги и близится расчёт, согласно прямой договорённости, мимо ведомости. Тот самый конверт устраивает обе стороны.

08.20

Самый короткий маршрут в Хайфе - четвёртый. И пока автобус облизывает крутые развороты Адара, можно прикорнуть. Дальше шука Наим не провезёт, - у него там конечная. Чуть выше, рядом со знаменитым центральным сортиром, неоднократно описанным в том и другом смысле, на улице Нордау в непримечательном доме на втором этаже расположилась тихая частная контора «Хабайт шели». Здесь и нашли применение передовые знания Сан Саныча Крючника в экодизайне частных интерьеров и «чего изволите» в ландшафтной архитектуре. Правда, нашли не сразу. Два года обивал он пороги проектно - строительных фирм, тряся дипломом и каталогом «тех достижений». Но кипучий энтузиазм советского градостроителя не был востребован. Нужны были иврит, ришайон и хоть какой-то доверитель.

Гликманы откликнулись на предложение отобедать и отобедали. Но помочь ничем не могли, - Увы, Алекс, это не наша сфера.

А Симановичи, обозрев с порога тесный быт и напуганных кошек, перешагнуть за не решились, - Извини, мы проездом, лучше ты к нам как-нибудь. Но адрес оставить забыли.

Что поделать, на его время пришлось социальное недомогание страны, вечно лежащей между Сциллой и Харибдой исламского окружения. Да ещё интифада...

Пришлось осваивать непрофильные специальности от разносчика мебели до отделочника «драйвол». И ничего, попёрло со сверлом. Последняя надежда вернуться к основной явилась неожиданно и, явно, подшафэ. Маклер Марк, где-то в начале века втиснувший Крючника в этот тесный уют, праздновал развод, и радость решил разделить с подопечным. Алекс, зная пробивные способности благодетеля, под розлив водочки, поделился бедой. Марк, человек недлинного слова и немедленного дела, резко прекратил пьянку, - Бери бумаги и поехали!

-  Прямо сейчас? А наш выхлоп работодателя не смутит?

Выхлоп не смутил. Казалось, этого балабайта ничего уже смутить не могло. Толстый расхристанный тип, отдалённо напоминающий раннего артиста Калягина, знал и видел всё наперёд. В его мутном взгляде прочно осела утомлённая брезгливость. Узнав о цели посещения, он меланхолически предвосхитил, - Ришайона нет, язык бытовой, наших компьютерных программ не знает, ты кого ко мне водишь, Марк? Что он предъявить может кроме диплома совкового?

-  Кроме диплома, только это, - обнаглел Крючник, надоело ему прогибаться, и шлёпнул на стол хозяина журнал «ДИ» за 1972г. Последний козырь. Иврит, наскоро освоенный в Сохнуте, годился только для общения с, себе подобными, «гевестниками».

-  Он ещё и наглец, - констатировал шеф, но журнал перелистал, требуемое нашёл, заинтересовался, - Ты хочешь сказать, что тоже был в Сенежском проекте?

-  Что значит, тоже? Можно сказать, стоял у истоков, - возмутился Алекс, - там же чёрным по белому написано. Иллюстрации есть и фамилия упомянута. Или ты своим глазам не веришь?

Перекинувшись знаковыми именами, - Розенблюм, Генисарецкий, Коник, Глазычев, - толстяк со стоном выбрался из кресла, достал из шкафа бутылку «Кеглевич», три рюмки, аккуратно разлил и перешёл к делу, - Запоминай, меня зовут Игорь. Получишь у той девицы, - он показал через стеклянную перегородку, - программы наши, VisiCon, ArCon, FlorPlan, KitehenDreuw. На первых порах, достаточно. Освоишь, - являйся. Но работать, пока, будешь за штатом. И язык учи, заказчик в нашей сфере привередливый. Ну, за сенежское братство!

Вот и всё. Сегодня день сдачи проекта попадает на день платежа. В автобусе мазган, прохладно, тянет в сон и сквозь чуткую дрёму откуда-то издалека подбирается...

Пред тобой, Всемогущий, молча, падаю ниц,

У меня не осталось больше чистых страниц.

Расточительно, глупо, не боясь укоризн,

Я мараю тетрадку под названием «жизнь».

От предчувствия пули холодеет висок,

Только несколько строчек, и дописан листок.

Но таинственный голос прошептал мне, - поверь,

Что напрасно стучишься ты в открытую дверь.

На заблудшую душу и усталую плоть

Лишь посильную ношу возлагает Господь.

Кто на празднике лишний, а кому - Благодать?

Что задумал Всевышний, на земле не понять...

12.30   

Финиш! Отбарабанил сопроводиловку зимнему саду в Кармиэле для пожилой, медлительной романтической пары. Предвосхитил все вопросы, преодолел любые сомнения, аккуратно доводя до каждой мелочи, ибо вся суть - в мелочах. Кажется, убедил, и на лёгкой волне вдохновения изобразил похвалу их современному восприятию висячих садов Семирамиды. Старики растрогались, доверились, контракт тут же подписан, но пришлось целый час выслушивать их «особые условия» и пространную историю жизни на земле Обетованной, а затем быстренько пробежаться по своей собственной. Непременный акт взаимного доверия. Как всегда...

В тесной стеклянной конторке шефа коротко отметили «это дело». Получил заветный конверт, хрустящий купюрами, обещание, - с ноября в основной штат, и пару советов, - в своём доме не гадить, не своих девиц не лапать. - Вон ту, чёрненькую, - особо, она моя! Свободен. Шабат Шалом!

-  Главное, быть вовремя осведомлённым, - без тени энтузиазма, но с тайным удовольствием, распрощался Алекс.

Дело в том, что именно эта, глазастая, вызвала в нём конкретный интерес. Давно пора было заполнить пробел в личной жизни, и он не стал ходить долгими кругами.

-  Как бы нам встретиться вне рабочей обстановки? - намекнул  однажды мимоходом.

-  На предмет? - не отрываясь от дел, поинтересовалась девица.

-  Ну, скажем, провести вечер за бутылочкой Кьянти в интерьере зрелого художника среди его полотен и в звуках полонезов.

Пошлость, - Я тону в ваших глазах, - уже вертелась на языке.

-  Назначай, - уверенно согласилась очаровашка, - презервативы у тебя есть или принести с собой?

Половой энтузиазм Крючника мгновенно иссяк, - Давай ближе к осени, - увильнул он, - у меня кондиционера нет и ванна течёт... Этим и обошлись.

-  А вот теперь, - пробираясь сквозь оголтелую базарную толпу, прикидывает Алекс, - успокойся, вспомни всё, что нужно к столу из расчёта на троих чревоугодников, в числе которых, дама.

Но виртуоз репатриантской кухни Вениамин, издалека засёк его и стандартный набор «с пылу, с жару» уже пакуется, освещённый редкозубой улыбкой и доверительным признанием, - Сегодня вам, как постоянному клиенту, со скидочкой. Округлим за сто.

-  Спасибо, Веня, - а что ещё остаётся, зная, - отстегнули с тебя дополнительно не менее пяти шекелей. Но это такие мелочи за внимание и доброе слово, - Шабат Шалом, Веня.

-  Ла бриут, Алекс, - расчёт окончен, пять утаённых шекелей весело светятся в лукавых глазах рыночного ресторатора.

Дело за немногим, - лучок, чесночок, зеленюшка, грибы, овощи и две палки французского хлеба. Запах, - не передать! Ещё 6 банок «Ribos» для меньших братьев, - и всё, домой. Матроскины там изрыдались.

13.20

Проходя по Певзнер мимо парикмахерской «Алла», сообразил,- надо прибрать седины. Будут гости, в том числе, дама. Аккуратно обойдя свирепый взгляд рассевшегося на крыльце прихлебателя, заглянул в салон. Никого, кроме скучающей в кресле хозяйки, - удача. Алла подхватилась, разулыбалась, - Добрый день, Алекс. Устраивайся. Как обычно? - но глаза красноваты. Ясно, - ревела.

«Как обычно», это «под Топаллера». Так обозвали, со смехом, выбранную раз и навсегда форму бородёнки и причёски. Шестой год порхают над головой волшебные руки «сапары», сыплются на плечи седины, а в утомлённую голову её скорбные заботы.

-  Сил никаких нет с этим обормотом. Извелася вся. Вцепился как клещ и кровь сосёт. Щас клиента обработаю, явится. Вон он на крыльце маячит, гад. Деньги отберёт, напьётся как свинья и к ночи с кулаками явится. Сволочь...

-  Так гони его в шею. (Шестой год один и тот же сюжет, один и тот же совет).

-   А что я ребёнку отвечу на вопрос?

-   Что папаша его гад, свинья, обормот и сволочь. Это не я сказал.

-   Но он же отец, как-никак.

-   Как-никак, отец отвечать должен. По закону новой родины.

-   Его по тутошним законам упекут за решётку, и как я тогда? Что ребёнку отвечу?

-  Что папаша лечится. По тутошним законам, глядишь, выправят. Не он первый, не он последний.

-   Как это, мужа и отца, - за решётку?! Нет уж...

-  А нет, так терпи и не жалуйся. И что потом сын тебе скажет, когда подрастёт, тоже терпи. (Шестой год уже с вариациями на тему образа жизни простой советской парикмахерши в Израиле).

-  Спасибо Аллочка. Тариф не изменился? - в зеркале щурится этакий мини-Топаллер.

-   Сегодня, как всегда.

«Как всегда», это пятьдесят шекелей. Всего четыре года назад «как всегда» стоило тридцать. Деньги летят незаметно, как годы...

Уже на Массаде вспомнил, - мука на блины кончилась. А что за Шабат без блинов? Привычка свыше...

14. 00

В магазине «У Лёвы» очередная новость, выраженная в шекелях. Хлеб и мука со следующей недели, сообщает Лёва, дорожает. И во всём виноваты хохлы. А кто ещё? Конечно, хохлы, никто и не спорит. С Лёвой, вообще, спорить бесполезно, он на Массаде держит мазу. У него договор с самим Господом Б-гом. Во вторую ливанскую под вой сирен все сбегались в его крохотный, «на курьих ножках» магазинчик, хотя ближайшее бомбоубежище в пятидесяти шагах. Зато «У Лёвы» мазган, есть на что сесть, чем промочить горло, с кем и чем поделиться. Помимо всего, Лёва ловко устроился напротив «русской» школы. На переменах у него толкотня-колготня. «Белка песенки поёт, да орешки всё грызёт», - очередь из незабывших поэта Пушкина за мороженым, соками и орехами.

-  Ты послушай сюда, - сообщает он, рассчитывая за пачку муки, - к организму своему стал прислушиваться. То там что-то не так, то в другом месте. А как должно быть в тех местах уже не помню.

-  С головы нужно начинать, - шутит Крючник, рассчитываясь за пачку муки, - в Израиле что главное? Голову сберечь и нервы. Всё остальное, вылечит или залечит хвалёная израильская медицина.

-  Сбережёшь с ними, как же, - ворчит Лёва, - слыхал, как они бюджет поделили? Что там нашему брату на нищету осталось?

Тему бюджета лучше не трогать, это надолго и с брызгами слюны.

-   Шабат Шалом, Лёва.

-  Воистину, - с досадой отпускает бывший одессит. Ему явно не хватает длинного спора и триумфа в острой дискуссии.    

15.00

Горячий душ смыл пот и заботы дня. Матроскины накормлены, обласканы и, вылизывая шерстяные тельняшки, укладываются в креслах на балконе. Они уже знают, в пятницу, ближе к зажжению свечей, - гости, а попрошайничество строго запрещено. Засыпают, уткнувшись в собственные хвосты.

Далее - блины. Записывайте, чтобы прочувствовать соучастие.

1 литр воды, непременно бутилированной, так как из крана льётся вся таблица Менделеева в непредсказуемых соединениях. Далее:

одно яйцо, если для себя, - блин «семейный». Лучше два, если ждёте гостей, - блин «представительский». Соль, по вкусу, и мука.

Взбиваем до правильной консистенции, даём немного отстояться.

В говяжий фарш - тёплой водочки, соль, перец, мелко рубленные лучок, чесночок, щепотку пряности. Тщательно перемешать, и тут же на разогретую сковородку с разогретым маслицем. Шкварчит мясцо, постреливает, дом наполняется непередаваемым ароматом прошлого, в котором теплится надежда на семейное счастье. Там, за вечерним субботним столом на Большой Полянке, все ещё вместе и Вовка Артюхов с очередной избранницей. Блины, грибы, капустка, водочка и вера в светлое будущее всего прогрессивного человечества... Иногда, Людмила, соседка со второго этажа, так и не оценённая вовремя. Сейчас бы с ней в самый раз...

Размечтался, но вот он, - «турецкий марш» мобильника. Конечно же, Миша Шварц с уточнением времени встречи, меню, карты вин и, неожиданно, - Слу-у-ушаай, тут к моей подружке брачная пара подъехала. Из России недавно... Просятся в компанию. Ты как?

- Принципиальных возражений нет. Но каждый должен знать наш порядок, - бутылка сухарика с носа.

-  Идёт, беру на себя, - Миша всегда за всё в ответе, этим и славен.

А вот теперь поспешай, хозяин дома. Час тебе на всё про всё. На блины, закуски, напитки, сервировку, свечи. Дежурное блюдо, - запас оптимизма для вновь прибывших на Святую землю, всегда в меню. Поэтому стол накрывается на балконе, вид с которого на  безбрежный горизонт Средиземного моря вселяет нам надежду на Обретение.

16. 30

-  Тесновата у тебя прихожая, не по размеру мне. Наша раз в пять шире. Скажи, Мусь? Раз в шесть! - новый гость ещё не назвался, но уже в бутылку лезет и горлышко ему явно тесновато.

Типовая шестиметровая прихожая, действительно, не по размеру этому борову, и жена Муся торговым здоровьем пышет, - славная парочка. Миша и его подруга Светлана смущённо топчутся за их спинами с извиняющимися физиономиями. Раскусили, видимо, в пути, но назад не отыграешь.

-  Зато потолки высокие, - решил отшутиться Алекс, предчувствуя  зреющий конфликт - проходите на балкон, там просторнее, стол готов и шикарный вид на бухту.

-  И в комнате не развернёшься, - походя, добивает «гаргантюа», - а у нас салон, - тридцать пять метров. Скажи, Мусь?

-  Спальня, двадцать пять, - добивает боевая подруга, - кухня все двадцать и шкафы встроенные. Под дуб... О-о-ой! О-о-ой!

Это Матроскины из-под ног метнулись. Всё просекают животины.

-  О-о-о! Да тут всё готово! Глянь, Мусь, блины! Тебя как зовут? - наконец вспомнил боров, - меня, Аркадий. По-простому, - Арик, давай по-простому. Жена моя - Муся...

-  Александр, по-простому, - Алекс...

Но «гаргантюа» это мало волнует, - Где там наш вклад на стол? Михрютка, откупривай! - и, без паузы, давай распекать уклад жизни на земле Израиля. Это ему не так, то не этак, и народ не тот, и распятие Христа в доказательство.     

Миша со стыда сгорает, желваки жуёт, но сдерживается, не даёт воли в чужом доме своему клокочущему достоинству. Терпеть не может прохиндеев, а тут сам привёл.

Миша Шварц... Семь лет назад, когда проедены были ввезённые «грины», иссяк ручеёк олимовского пособия и запас надежды на  приличное трудоустройство, разговорился Сан Саныч Крючник в плотной очереди к окошку «Лишкатки» с мускулистым седым мужиком. Мягкая улыбка привлекла и спокойствие в этом потном аду. Обычный, ни к чему не обязывающий трёп, - откуда? когда? с кем? как устроился? И, казалось, ничего не обещающий совет, как отговорка, - Тут начинать надо с малого. Не найдёшь по своей профессии, звони. Круизы на белом лайнере не гарантирую, а на шуарму индюшачью с пивком хватит, - сунул клочок бумаги с телефоном и отвалил. А еще через неделю материл за неумение обращаться с дрелью, а через семь лет без Миши и его подружки Светы не обходится ни один Шабат, освоены пляжи Кинерета, горячие источники Хамат Гадера, даже намечены круизы. Хотя профессиональные дорожки давно разошлись...

Миша первым не вынес, - Ты, вот что, Аркаша, выпил, закусил, скажи хозяину спасибо и отвали. Не свинячь в гостях, - в нём закипал первый разряд по боксу и любимая комбинация, - джеб левой в лоб и апперкот правой в челюсть.

-  Чиво-о-о? Ты глянь, Мусь, сами пригласили, а сами? Иудеев из себя корчат... Пошли отсюдова, Мусь, захвати бутылку. Попались бы вы мне там! Я бы...  

-  Вали, вали, жалуйся в газету «Гудок», - закрыл за ними Миша, - Светик, откуда это ископаемое?

-  Парторг наш бывший из торгового техникума. В Кемерово.

- Тогда нет вопросов. Шабат испоганили, свиньи. Извини, Саша, мы тоже на хауз. Давай, по предпоследней...

22.50

Всё улеглось по местам своим.

Посуда - в кухонную раковину, жаркое солнце - в прохладу моря, сытые Матроскины - в кресла на балконе, страсти по земле Святой - в ночной пейзаж Хайфы, будущее - в память о прошлом.

Настоящее не заставило себя долго ждать, - простудно затрещал телефон, - Привет, папа...

-  Здравствуй, Анна... Давненько...

-  Послушай, не перебивай. Скажи, я имею право на репатриацию?

-  Полное. Ты, со всех сторон, - наш человек. А что случилось?

-  Случилось то, что я беременна, но без мужа. Примешь такую?

-  Что ж, придётся потесниться. Но...у меня два котёнка...

-  Людей надо бояться. Скажи, с чего начинать?

-  Сейчас это просто. Обратись в Сохнут, там всё решат и быстро. А что мать? Как она на это?

-  Да никак, она в сорок пять всё в невестах, в поисках. Ну, пока...

- Погоди-ка. Дай мне телефон Людмилы... Ну, соседки этой, со второго этажа...

-  Поздно, папа...

-  Что значит, поздно? У нас разница на час...

-  Папа... Людмила... Она повесилась полгода назад. Вечно ты не вовремя...

00.00

Сан Саныч Крючник, - 58-летний репатриант 2000 года запуска в земли Святые, слил в себя на столе оставшееся, отмок в ванне и, завернувшись в тепло халата, поплыл в безбрежном море Инета...

На Емеле его ожидало созвучное: 

И всё уже было, и будет не раз,

Опять повторится, но только без нас.

И снова получат Бегун и Беглец

На равные шансы и равный конец.

А значит, да здравствует замкнутый круг!

В нём пепел сгоревших «наверно» и «вдруг»,

И прочих наречий. Но что за беда?

Пришли «ниоткуда», уйдут в «никуда».

А данность, которую не изменить,

Гласит, что цветам предназначено вянуть.

Она изначально, - бессилие «Быть»,

Склонённое перед могуществом, - «Кануть».

В тексте рассказа, с благодарностью, приведены стихи Ларисы Кан.