(Публикуется впервые)

Одна  моя родственница Зина работает проституткой в респектабельном борделе в Лас-Вегасе, и очень довольна.  А в отпуск приезжает ко мне, в Луизиану, отдохнуть от жары.

В Неваде - пекло.  В Москве сейчас лежит неуверенный снег.  В Орлеане, в Новом Орлеане - торжественное безвременье Коро.  Основные цвета: серый, пепельный, жемчужный.  От ползущего тумана - глухой темно-зеленый, хриплая охра.  Блеклый перламутр обветшавших особняков с продолжительными потеками дождей. 

Мутная Миссисипи огибает город.  На другой стороне - озеро Пончотраил.  Язык можно сломать, пока выговоришь.  Мост, двадцать миль бетона и железа, разрезает озеро как громадный студень.  И болота, трясины - на много миль вокруг.  С крокодилами, змеями, птицами, любопытствующими туристами.  Туман. 

В мастерской, где рядом грохочет трамвай «Желание», громоздятся холсты.  В углах оплывает глина.  Пугают смутные формы.  С потолка капает.  Стены отсырели.  Зина брезгливо кривится:

- Сколько ты платишь за эту гадость?

- Половину.  Я снимаю вместе с одним неистовым венгром.  Он скульптор.

Зина трогает одну из черных фигур.  Торчит вбок не то гигантский палец, не то рахитичный фаллос:

- Он хоть ничего, твой венгр?  Зарабатывает?  Трахает?

- Еще как!  -  мне не хочется огорчать Зину.  Милошу за пятьдесят.  Он приводит мальчиков, грязных, наколотых, наглых.  Зарабатывает только на хлеб и глину.  Мои холсты никто не покупает.  За мастерскую задолжали.  Может статься, Зина подкинет?

- Тут еще хуже, чем в твоей старой...  -  она отряхивает руки.  -  Здесь есть вода?

- В бочке, во дворе.  Сколько угодно.

- Поехали в отель.  Я сниму номер.  Гулять, так гулять.  Нужно за тебя серьезно взяться.  Помоешься, почистишься, отъешься.  Вызови такси.

- Ручкой помаши.  У меня нет телефона. 

Тяжелые пеликаны похожи на гарпий.  Летят с уверенностью снарядов.  И все-таки что-то есть в них изящное, от французских лилий, от чугунных витых решеток.  Балконы и галереи нависают над зеркальными влажными мостовыми.  Без дверей.  Хочешь выйти - лезь через высокое окно.  Как они жили, дамы в полумасках, переступавшие через низкие подоконники, подбирая пышные платья, шелестя веерами?  И таинственные кавалеры в летящих черных плащах с алым подбоем?  Французы, испанцы?  Да и были они, на самом деле, или это легенда сонного увядающего города?

Зину не увлекают французские кварталы.  Она снимает номер в стеклянном «Мариотте».  Меня впускают с некоторым нажимом.  Что думают черные швейцары о странной паре?  Первым делом становлюсь под душ.  Горячий.  До ожога.  Холод вползает в меня весь год незаметно - ледяной змей, угнездился в животе.  Отогреваюсь.  Зина заказывает обед в номер.  Достает альбомы с фотографиями.  Ее старшая, Таня - уже здоровая дылда.  Школу оканчивает.  Витька такой же лопоухий, каким я его помню в детстве.  Стоят, обнявшись, на Красной площади.  Будто нет другого места в Москве, чтоб сфотографироваться.  Мои двоюродные племянники похожи на Зину, деловые, светлоглазые.

Мы направляемся в зоопарк.  Зина в белой шляпе и в перчатках.  Скромный жемчуг, чистый взгляд.  Белая лилия, британская леди.  Я рядом - как репей.  Тощая, длинная, унылая.

- Ты ничего, конаешь!  -  снисходительно оценивает меня Зина.  -  Хочешь, к себе на работу устрою?  Только нос нужно подрезать, и вставить грудь.

Оглядываю себя в витрине, проходящую.  Нос придется урезать вполовину.  Отрезанного не хватит на грудь.  Литра два силикона, чтоб заметно получилось.

- Нет, не конаю...

- Ну, как хочешь, была бы честь предложена.

Едем на трамвае.  Через волосатый французский парк спешим по дорожкам.  Будто кaпибары и гиппопотамы исчезнут, если опоздаем.  Зина всегда торопится к цели, не глядя, что кругом.  А деревья растут кронами вширь, зная, что вверх тянуться нечего, солнце все равно не увидишь.  Низкорослые пальмы, дуб, магнолия.  Нужно захватить побольше территории.  Не качеством, так количеством.  Вдоль бульваров растут они, посредине.  Словно бульвары созданы только для них, а дома по сторонам - декорация.  Переплетаются мощные ветки и стволы.  Иероглифы былых любовных интриг, причудливыми узлами - не распутать.  Колышет ветер космы испанского мха.  Свисают они с дубов, утомленных временем.  А вдоль веток, стволов лезет неудержимо молодая поросль.  Только пройдет дождь, чуть выглянет солнце - ослепительная зелень щетинится вдоль морщинистой серой кожи деревьев: мы еще живы, почирикаем!

Зина вдруг с разгону останавливается. 

- Ну, расскажи, как ты?  Мы так и не поговорили вчера...  Поедешь в Москву на праздники, домой?  Все - ждут!  Я - еду.

- Нет, не получится.  Нужно к выставке закончить...

- А что я твоей маме скажу?
- Скажи, что занята.

- Конечно, я в твоем художестве тупая как валенок, но ты ничего не продашь.  Когда, наконец, за ум возьмешься?  Когда подрастешь?  -  Зина старше и покровительствует.

  В Нью-Орлеане - отличный зоопарк. Я бывала во всех, где могла: в московском, ленинградском, киевском.  В чикагских (двух), в Миллуоках, в Нью-Йорке.  Даже, в Барселоне, где живет белая горилла Снежинка.
 В нью-орлеанском есть белый крокодил, безымянный.  На этом сходство заканчивается.   Рассказываю Зине, но она рассеяна.  Напевает «По улице ходила большая крокодила...»  Я подхватываю.  Маршируем мимо тапиров, муравьеда, обезьян, резвящихся в почти натуральных условиях.  В магазине на сваях, над искусственной трясиной с настоящими аллигаторами Зина умиляется:

- Смотри, крокодильчики-крошки!  Жутко хорошенькие.  Лапушки зубастые.

С ладонь длиной, они плавают в круглом аквариуме.  В центре - застекленная дырка, как в бублике.  Можно просунуть голову и полюбоваться крокодильей жизнью изнутри.  Зина осторожно подлазит снизу, и вытягивает шею в жемчугах.  Потомки ископаемых чудищ мигают светлыми пустыми глазами.  Она улыбается им острыми зубами.  Сходство разительное.

Вечером перемещаемся во Французские кварталы - прожигать жизнь.  Французский рынок зажат на узкой полосе бульвара.  Овощи и фрукты - пирамидами, осененные гирляндами чеснока и связками красного и прочего перца, точно как в Барселоне.  Рыбные ряды интенсивно воняют рыбой.  Зазывалы соблазняют попробовать вяленого крокодила и свежих устриц.  Крабы печально шевелят клешнями, предчувствуя свою горькую долю.

Свернули на площадь.  Перед собором - квадратный сквер, чугунная решетка.  Вокруг угнездились художники, музыканты и предсказатели судьбы.  Зина высмотрела красивого носатого индейца.  Он звенит блеклым серебром и бирюзой охмуряет парочку «красношеих», что является американским синонимом деревенской простоты.  Блондинка с пережженными волосами и кулакастый парень с тяжелым затылком, породистый бычок-производитель.  На их круглых незатейливых лицах бродило смущенное почтение к прорицателю.  Я прочитала табличку, восхвалявшую таланты вождя какого-то племени.  Он был еще шаманом и провидцем в одном кирпичном лице.  С таблички свисала трагически беличья шкурка. 

Зина шлепнулась на плетеный стул.  Деловито заказала: «Мне - будущее, и чем успокоится сердце.  Выгодные дни для сделок и когда лучше путешествовать.  Задумала тропический круиз».  Шаман плотоядно улыбнулся и ухватил Зину за белый локоть.  На столике - в идеальном порядке чистенькие выбеленные солнцем кости, талисманы, «уловитель снов» и новенький сотовый телефон.  Мне стало противно, и я отвалила.

Утром от золоченой статуи Жанны Д'Арк на коренастой лошадке отскакивали веселые солнечные зайчики.  «Джонни-на-пони» выглядела умиротворенно, совсем не воинственно.  Даже латы и копье не разрушали впечатления.  Просто выехала барышня на маскарад.  Дворники - черные увесистые дамы, в униформе вроде военной.  Кричали, старательно поливали дорожки скверов и цветущие кусты.  Розовый - рододендрон.  Остальные -  желтые и белые соцветия остались висеть среди лаковой зелени неразрешимой загадкой.  Толпа туристов все густела.  Вот уже не протолкнуться на тротуаре.  Все рвутся в знаменитое французское кафе - позавтракать.  Гогочут не хуже пеликанов и чаек над глинистой Миссисипи.

Обратно, в отель шли пешком.  Разноцветные дома и прохожие.  Туристов можно сразу узнать по блаженным улыбкам, по дешевым пестрым бусам.  Облака какие-то необыкновенные, взбитые и вертикальные на пол неба.  С Зиной я это острее замечаю.  В ее белой тени.

Возле старого театра, как всегда, сидел старый негр в инвалидном кресле.  Он потрясающе играл на кларнете.  Звук заполнял город.  Ему лень было дотянуть мелодию до конца.  Сыграет музыкальную фразу и затихнет.  Как странная птица, будто зовет кого-то.  Звал он, конечно, туристов и зеленые доллары.  Но мне хотелось представить какую-нибудь райскую птаху на верхушке пальмы, у которой голос, как у кларнета.  Я бросила доллар в жестянку кларнетиста.  Зина рвалась вперед.  Негр доллару обрадовался, помахал приветливо, просвистел мелодию из «Розовой пантеры». 

- Джаз!  Обожаю джаз! - Зина тормознула так, что скрипнули каблуки.  Остановилась, оглянулась.  Перешла улицу и присела рядом с музыкантом.  Они оживленно заговорили, и уже вместе напевали что-то.  Кларнетист кивнул, дунул. Над французским кварталом понеслись залихватские звуки:

По улице ходила большая крокодила.  Она, она голодная была.
Во рту она держала кусочек одеяла. 
И думала она, что это - ветчина.

Все это происходило 31-го октября. 

- Хоть и дикий, а праздник, -  сказала Зина.  -  Нужно отметить.  Давай, веди меня, где можно шикарно пообедать.

В баре забрались на высокие стулья.  Задумчивые гигантские раки, обреченные на съедение, рожденные в смеси речной и морской воды.  Полутемно.  Играет джаз.  Черепаховый, пряный суп с шерри-бренди.  Устрицы.  Кабачковый, густой суп с грецкими орехами.  Крабы и креветки.  Долго я буду вспоминать, смаковать в мечтах этот обед.  Наверное, до следующего приезда Зины... 

На Хеллувин ничего особенного не случилось, по крайней мере, для меня.  Несколько орлеанцев пробежали по улицам в странных маскарадных костюмах.  Один был одет как мумия фараона, другой - как саркофаг.  Через холл «Мариотта» прошествовал мужчина делового вида в шортиках и в маске из вороньих перьев.  Он нес на шесте голову манекена и остановился поболтать с рогатым дьяволом в красном плаще.  По телевизору передавали первый фильм «Гарри Поттер».  Я залезла с ногами в кресло. 

- Ты подумай о работе,  -  напомнила Зина, закручивая волосы на бигуди.  -  У нас девочки хорошо зарабатывают.  Есть перспективы.

- Нелегальщину предлагаешь?

- Нелегально?!  Почему?  У нас в Неваде - легально.  Закон штата.  Посмотри на меня!  В мои годы на меня уже не очень кидаются, а в своем заведении - уважают.  Специалист со стажем.  Постоянная клиентура...

- А если нападут или что?  Я, может, в Москву вернусь...

- Это на вас нападут там, когда вы в метро трясетесь или в автобусе.  Забыла, как жила?  До дому два километра пешком, по грязи от остановки.  Темно, жутко.  Как там женщины живут, ты помнишь?  Дружок дома пьяный, а того хуже - муж, как у меня.  Наваляет по первое число, а ты и утрешься.  Поплачешь в подушечку.  Темные очки утром, синяки припудришь и на работу, через весь город.   За копейки.  Да он еще кочевряжится.  Поднести ему нужно, иначе не стоит.  Гадость!  А у нас такого красавца, если начнет буянить (я только кнопочку нажму), моментально выведут. 

- Что ж ты свою Таньку не выпишешь на выгодную работу?

Зина опускает голову.  У губ усами свисают темные морщины.  В ее годы...

- Ей учиться нужно.  В Москве пусть закончит, дешевле.  Там видно будет.  Что это мы все о работе?  Я тогда уж на пенсию выйду.  Ретаермент - заслуженный отдых.  Заберу детей, и переедем во Флориду жить.  Я уже купила участок на канале.  Дом построим.  Тебе в гараже мастерскую выделю.  Мажь сколько хочешь свои тряпки.  Если чего приличное создашь - я тебя поддержу.  Я хоть серая, но что можно продать - различаю.

2004