КСЕНЯ,  ИЛИ  ПРОСТАЯ  СОВЕТСКАЯ  ИСТОРИЯ

Ответьте на три вопроса:

«Как зовут Петровну?

Какое отчество у Дуси?

Как фамилия Ксени?»

Так иногда шутил хозяин одного из домов, где всегда были и часто менялись домработницы. В этих семьях либо все работали и учились, либо были маленькие дети или немощные старики. В основном в качестве домашней прислуги нанимались женщины из ближайших сёл, испытывающие нужду, одинокие и неустроенные. Некоторые настолько входили в семьи и соответствовали своему предназначению, что становились близкими и  родными людьми и проживали с хозяевами долгую, а, порой, и всю жизнь.  Привычка называть их только по имени или отчеству и породила шутливый каламбур, приведенный в эпиграфе к рассказу.

Ксения Ивановна Легун, историю которой мне хочется поведать, была некрасивой близняшкой в отличие от её сестры Ганны, и в годы своей нескладной и бесперспективной молодости свою  семью не создала. Жила в бедности в селе Широкая Гребля недалеко от Винницы. Обладая природным юмором на фоне своей полной неграмотности, она нередко высказывала простые, но  мудрые слова или фразы, в которых  звучали народные ирония и сарказм. Так,  она справедливо опровергала  название своего  села и переименовывала  его по-своему: - «Яка там Широка  Гребля? Як вона вузька та довга!» (узкая и длинная).

Свою безысходную нужду и тоску мать и сёстры изливали в песнопениях на ритуальных  сходках евангельских христиан и баптистов, которых было много в послевоенной голодной Украине. Там же нашла своего мужа красавица Ганна, родившая ему двух дочерей Антосю и Нину. Нина пошла в мать и выросла красивой, но несчастливой, а Антося так и осталась одна, но прожила дольше, но неправедно, хотя тоже подалась в секту. Жили все нелегко, голодно.  Выживали, а не жили. С трудом все вместе пытались создать свой очаг - построить дом. Из-за недостатка средств,  включили в свою артель и дядьку, полковника внутренних войск, который, однако, поближе к завершению стройки подумал, что всем им будет в тереме тесновато. По-военному, как стратег, быстро всё рассчитал и начал действовать типичным для того времени методом тактического сметания с дороги всех, кто мешал. Он написал в соответствующие инстанции донос, анонимный, разумеется, о том, что эти бабы  со своим единственным мужиком, мало того, что молятся в чуждой советскому атеистическому строю секте, так они ещё порочат колхозный строй, нашу надежду на будущую счастливую и сытую жизнь...

Вначале арестовали мужа Ганны, а затем  безграмотных  Ксеню и её мать  «повязалы», то бишь арестовали, и состряпали необходимое и привычное дело об антисоветской деятельности, которому дали ход. Ганна кинулась в Винницу, чтобы выяснить, где муж и отец двух малолетних девочек. Через  три  дня  вернулась в ужасном состоянии.  Лежала, как в трансе, молчала, отхаркивала кровь и  вскоре умерла. Так и не сказала никому, что с ней там произошло, и что она узнала  о муже. Детей, которые вначале были у Ксени, а потом после её ареста попали в детдом, когда началась война, забрала к себе тётя Паша,  сестра матери, тётка Ксени, что жила в Виннице на Старом городе. Эшелон с детьми из детдома в пути разбомбили, а дети несчастной Ганны чудом уцелели благодаря поспешности тёти Паши, своевременно  взявшей их к себе. Ксеню в пересыльной тюрьме разлучили с матерью и они никогда больше не увиделись,  и  о судьбе мамы, исчезнувшей в зловещей бездне ГУЛАГ-а, ничего, никому и никогда  уже не довелось узнать...

Ксеню обвинили во всех смертных грехах. Там была упомянута и контрреволюция, и поношение советского колхозного строя, и принадлежность к «изуверской» секте. Ксеня, напуганная и несчастная, поставила «птычку» вместо подписи, так как ни читать, ни писать не умела и даже не знала, под каким обличительным документом она подписалась. И  отправилась в застенки, которые, однако, вскоре открылись для неё, сменившись длительным поселением.  «Изучение»   северных, дальневосточных и казахских районов нашей необъятной отчизны  для бедной украинской бабы стало тяжким испытанием, и только вера убеждённой  баптистки помогла ей выжить и даже не озлобиться, как бы это не казалось парадоксальным.  Она увидела Белое море, тайгу, казахские степи. «Усю страну задарма проiхала», рассказывала Ксеня, вернувшаяся по окончании определённого ей срока - наказания за всё, что она «натворила» - в свою  рiднесеньку  Широку Греблю, которая находилась километрах в 35 от Винницы, а "далi навпрстэць  щэ  километрiв шiсть"...

Ещё в Кустанае, на последнем этапе её мест поселения, будучи «свободной» в выборе работы, Ксеня устроилась домработницей в семью местного врача, где были маленькие дети, а отец с матерью были постоянно заняты в больнице. Так она выбрала для себя образ жизни и заработка. В Виннице, в доме у моей тёщи, вдовы  военного врача,  заведующей поликлиникой, Ксеня появилась, когда мы подбросили бабушке внучку Маринку. Они подошли друг другу, подружились и стали близкими людьми. Будучи уже взрослой, когда Ксеня вернулась в построенный ею с помощью моей тёщи, дом в Широкой Гребле, моя дочь навещала её там. А когда родился наш сын Миша, Ксеня приехала к нам в Донецк, где мы в то время жили  и работали,  и так же хорошо относилась к малышу, будучи своим человеком в семье.

Она была кристально честной, аккуратной и добросовестной. Её юмор не иссякал. Мои мелкие придирки к жене были определены ею, как то, что мне нельзя угодить « нi в холодном, нi в горячем».  А моя симпатия к красивым молодым женщинам позволила ей сказать, что «вiн плигае (прыгает) в горох». Если кто выбрал себе подругу неудачно, то это определялось так: - «якiй шов, таку здибав». « Якщо глухый нэ дочуе - допыймэ».  Воистину, народные афоризмы.

Годы шли, а судьба Ксеню не баловала и дальше. Из выстроенного ею дома в селе Широка Гребля её выжила племянница Антося и Ксеня ушла «в приймы» к появившемуся в конце жизни своему мужу Дубовому в хату с земляным полом. Умерла от бронзовой болезни вторая племянница, красавица Нина, оставив мужа с двумя пацанами. Когда умер Дубовый, осталась Ксеня одна - одинёшенька. Только соседи и периодически навещавшие её моя тёща и дочка, когда приезжала в Винницу. Обнаружили соседи  её в погребе, куда она невзначай свалилась, пожилая и беспомощная. Через несколько дней её не стало. Вот и вся, известная мне, история няни моих детей Ксени, хорошей порядочной, простой селянки из села Широкая  Гребля, что под Винницей. Как много переплелось в её судьбе, как  видно из простой советской истории, каких можно рассказывать и рассказывать...

«БУДЕШЬ РОЖАТЬ!»

Репатриировавшаяся из одной из республик Средней Азии типичная «бухарская», как здесь называют всех выходцев из того региона, девушка вскоре была выдана замуж. Она отличалась от многих её землячек классической красотой восточной женщины. Статная, чуть выше среднего роста, с хорошей фигурой и лицом мадонны, обрамлённым пышной копной иссиня чёрных волос, она постоянно чувствовала взгляды мужчин. Но не замечала их, либо в силу восточного менталитета, скромно опускала глаза и отворачивалась, либо просто от смущения, чувствуя их похотливую алчность. Особенно восхищали её глаза - большие тёмно-карие, окружённые длинными красиво загнутыми ресницами. Она почти не пользовалась косметикой, ибо природной краски ей хватало. Тем более, что ей чуждо было кокетство и желание привлекать к себе интерес. Она напротив старалась прятаться от излишнего внимания мужчин как в скорлупу. На комплименты не реагировала, как бы не слыша их.

Она окончила курсы медсестёр для подтверждения её диплома и не без труда получила израильский ришайон (лицензию) и работала в частной клинике пластической хирургии, где я с ней и познакомился. Её муж долго мыкался,  находя свою нишу и остановился на ювелирном деле. К моменту моего знакомства с медицинской сестрой, о которой я рассказываю, она уже была матерью троих детей, почти погодков. Она вовсе не собиралась становиться многодетной матерью, во всяком случае, в столь раннем возрасте, когда начала рожать. Ей хотелось ещё погулять с молодым мужем, попутешествовать, обустроиться и, получив специальность, найти работу. Супруг был иного мнения, а родители его, строго соблюдавшие традиции истинно еврейской, да ещё восточной, семьи, торопили, чтобы выполнить завет Всевышнего, в смысле - «плодитесь и размножайтесь», а также из естественного желания ещё успеть понянчить внуков.                                     

Молодая жена предпринимала всякие ухищрения, чтобы избежать беременности при совершенно противоположном  поведении мужа. Она потихоньку от него глотала противозачаточные таблетки и тщательно проводила туалет после контактов с ним, убегая из постели, как  только он засыпал. А он упрямо требовал детей и уже начинал подозревать у жены бесплодие. И вот однажды, после целого ряда наблюдений и сопоставлений, проанализировав всё её поведение до, во время и после любовных утех он заподозрил неладное. Будто его водит за нос собственная жена. И тут, его как бы внезапно осенило, а может быть, кто-то подсказал ему, что надо делать со строптивой женой. «Будешь рожать!» - сказал грозно муж и начал действовать. Ликвидировал таблетки, и  отныне ни на какие другие  ухищрения он не поддавался, а выдерживал её в постели до того момента, пока сольются зачатки будущих детей, а там уж беги хоть в туалет, хоть в ванну. Естественно, сколько  времени требуется на такое безвозвратное слияние,  он доподлинно не знал, но, судя по результатам,  оно оказалось достаточным. Дети посыпались один за другим, и вскоре молодая женщина стала счастливой многодетной матерью. И всё в жизни успела, хотя и было это не всегда легко.  

Однажды,  во время длительного ночного дежурства, вспоминая и смеясь, она рассказала мне  эту семейную историю. В одной из наших доверительных бесед, основанных на взаимной симпатии и обоюдном уважении.

ДОБРОЕ   ДЕЛО   ОДНОЙ   НЕЗНАКОМКИ

Было время в стране, когда в Москву, Киев или в Ленинград приезжали люди из провинции с тем, чтобы походить по музеям, по театрам, увидеть, как меняются (не всегда в лучшую сторону) обе столицы, главная и северная. А то и просто погулять по знакомым или незнакомым местам, повидаться с родными, близкими, пообщаться с друзьями. Посещение магазинов было чаще вызвано  любопытством, нежели стремлением покупать, хотя некоторые товары всё же хотелось приобрести для себя или выполняя чей-либо заказ. Но театр, любой, в который можно было достать билет то ли в Москве, то ли в Ленинграде  был непременным ритуалом. И вечер, проведенный  вне театра, считался потерянным зря. Люди всегда возвращались духовно обогащёнными, пресыщенными впечатлениями, будто побывали на празднике.

Немало приезжих считали покупки или «шопинг» своей основной целью, но стоило ли их осуждать при том дефиците всевозможных товаров, который разразился  в стране. Не забуду многочасовую очередь, которую я некогда выстоял, на проспекте Гагарина в Москве, покупая импортные обои для всех комнат, кухни и коридора после получения новой квартиры. Но вскоре  пришли другие  лихие времена, когда поезда  дальнего следования и пригородные электрички стали заполняться народом, жаждущим не столько зрелищ, сколько хлеба. Всеобъемлющий, охвативший всю страну дефицит продуктов и товаров ещё не охватил столицу, и она превратилась в город сплошных очередей за тем,  что только можно купить, достать и вывезти не для устройства пьянок и увеселений, а хотя бы для того, чтобы накормить и одеть семью. Чемоданы, баулы, свёртки и авоськи наполнялись колбасой, апельсинами, консервами, одеждой и обувью, не говоря уже о коврах, обоях и прочих самых разнообразных, необходимых в хозяйстве вещах. Приезжие и местные жители, заходя в магазин, даже не узнав ещё, «что дают», занимали очередь, а уж потом выясняли за чем стоят в ней люди. Ибо, если удача им подвернулась, то они будут ближе к прилавку, не потратив времени на выяснение, почему толпится народ, и не окажутся последними в очереди. И им хватит товара.

Так и поступила подруга моей жены, зайдя в солидный киевский универмаг, запруженный  пришлым и местным народом, снующим между кое-где уже выстроенными очередями к прилавкам, торгующими дефицитом. В такую змееподобную, неровную в соответствии с изгибами помещения, очередь за импортными женскими сапогами и пристроилась наша знакомая. Впереди неё оказалась молодая симпатичная женщина с ребёнком лет 5 -6, которому вскоре надоело однообразие очереди, где ничего нового не происходило и люди, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо стояли, переговаривались, ждали и периодически смещались на пару шагов по направлению к прилавку. Наша героиня, видя страдания нетерпеливого, как и все дети, мальчика, тут же познакомилась с ним и начала беседовать на отвлечённые темы, пытаясь отвлечь его внимание от уже изрядно надоевшей ему окружающей  толпы. Мудрой, как её считали подруги, женщине это не составило особого труда. Тем более, что её сын был примерно в таком же возрасте. Она развлекала его, он смеялся, и время для них быстрее проходило. Сокращалась и очередь. 

Не тратя времени попусту, стоявшие в очереди женщины, вскоре, уже знали какие сапоги «выкинули» сегодня на продажу, чьё производство, какие фасон и расцветка, а главное – какова их цена. И тут подругу моей жены как молнией пронзила догадка, что денег то ей не достаёт. День близился к концу. Позвонить некому, идти искать деньги у близко живущих знакомых, чтобы одолжить, а тем более ехать домой за деньгами, времени явно недостаточно. Неумолимая очередь всё приближалась, число впереди стоящих людей уменьшалось. Уже недолго осталось и до закрытия магазина. Катастрофа! Вожделенные сапоги ей не достанутся! Заметив изменившееся лицо женщины, внезапно прекратившей  общение с ребёнком и узнав причину из её сбивчивого рассказа, мать ребёнка, уяснив истинное положение, предложила свой вариант выхода из создавшейся ситуации. Если, допустим, примерив сапоги, они ей не подойдут по какой-либо причине – размеру, расцветке, колодке, замку, то она даст женщин недостающую сумму и  та сможет приобрести сапоги.

На естественный вопрос: - «А как я смогу вернуть Вам деньги? Ведь Вы меня совершенно не знаете и видите первый раз» - Ответ мамы малыша прозвучал обыденно: - «Вот мой адрес. Я живу там то». На том и порешили. Сапоги  маме мальчика не подошли. Недостающая сумма была вручена ошеломлённой покупательнице, испытывавшей неловкость в возникшей ситуации. Ей очень не хотелось даже подумать о возможном сомнении той, что как-никак рисковала, но мысли не подчиняются воле человека, хотя говорят, что их можно прогнать. Тем не менее  подруга жены ушла из магазина довольная покупкой, хоть и несколько смущённая возникшей ситуацией с деньгами, долгом незнакомой женщине. Малыш на прощание улыбнулся и помахал ручкой весёлой тёте. 

Семья знакомого малыша и доверчивой мамы жила в пригороде, куда не без труда уже на следующий день, пораньше, добралась, счастливая обладательница дефицитных импортных сапог, взяв дома необходимую сумму. Возвращая с благодарностью долг, не преминула всё же спросить с еврейской дотошностью: - «А, если бы деньги Вам не вернули, допустим, не я, а кто-нибудь другой имярек?» - «Ничего страшного. Я просто сделала доброе дело». Вот такая простая украинская женщина. Такие встречались люди на «просторах Родины чудесной», с такой нетривиальной ментальностью, добротой и надеждой, что за добро им воздастся. Здесь, в Израиле, тоже, говорят, некоторые делают мицвот (добрые дела). Хотелось бы верить или хотя бы надеяться...