П О К А     М Ы    П О М Н И М...

  Память... Чудо чудное!  Природа, хоть и бесчувственная, поработала и постаралась для нас, создала в мягких, нежных, безумно уязвимых, почти невесомых крохотных клеточках великий лабиринт нашей памяти с запутанными закоулками, с пантеоном знаний и воспоминаний, с малочисленными тайниками и кладами редкого счастья, с кучей  закрытых сейфов наших горестей, грехов и ошибок, угрызений совести и сожалений. Приходит время и все мы частенько роемся в кладовых наших воспоминаний, воскрешаем любимые имена и отходящее всё дальше и дальше незабвенное прошлое. Как же иначе, пока мы помним наших любимых и думаем о них - они с нами, они живы.

  Взрыв. Грохот. Яркая вспышка. Земля дёргалась, как в лихорадке. Слышался барабанный бой осколков и комьев земли о жесть, накрывавшую яму - так называемое бомбоубежище. Несколько раскалённых осколков пробили её, упали на узлы и чемоданы, на сжавшихся, скрюченных от ужаса, кричащих  людей. Нина склонилась низко и прикрыла 3-месячного сына, а Верочка забилась матери подмышку, заткнула уши, дрожала и испуганно плакала, а ей вторил крохотный братишка.

Но вот душераздирающие завывания падавших бомб и взрывы начали отдаляться. Наконец, бомбёжка прекратилась, лучи прожекторов, обшаривавших ночное небо в поисках самолётов, погасли. Нина схватила узел, который от тяжести волочился по земле, в другой руке несла сына, а дочери крикнула:

-Вера, крепко держись за мою юбку, не отставай, а то в темноте потеряешься, смотри под ноги, чтоб не упала.

Так они брели среди воронок, дымящихся развалин до вокзала и на боковых путях , в предрассветном мареве, отыскали два товарных вагона, выделенных для эвакуации семей железнодорожников. 

- Скорее! Скорее! Немцы уже на окраине. Видите в небе  светятся трассирующие пули? Это они... - кричали из вагонов.

Вскоре вагоны прицепили к товарняку и, наконец, тронулись в путь. Утром немецкие самолёты низко летали над составом, бросали бомбы, они с воем падали и взрывались недалеко, в полях, а одна взорвалась рядом с крайними вагонами, оставив на их стенах множество осколочных выбоин. Все женщины и дети прятались среди баулов, на полу вагона, под двухэтажными нарами. И только единственный мужчина, седой, сутулый старик, бесстрашно стоял в широком проёме дверей с двуствольным охотничьим ружьём в руках и, поводя им вслед низко летящему самолёту и, прицеливаясь, крича ругательства и проклятия, стрелял  вверх. А близкие взрывы и стрельбу сопровождали крики и плач испуганных детей и женщин. Товарный состав мчался так, что старые вагоны опасно раскачивались, но что же делать, хорошо хотя бы то, что железнодорожные пути были ещё целы.

На другой день состав долго стоял среди картофельных полей и женщины , недалеко отходя от вагонов, руками раскапывали землю, а потом осторожно тянули картофельные кусты вместе с картофелинами и бегом мчались к вагону, бросали  их на пол и бежали обратно, чтобы успеть нарыть её как можно больше. На насыпи, рядом с вагоном быстро развели костёрчик, чтобы испечь хоть несколько картошек. Дети и подростки обрывали кусты паслёна, ели сладковатые ягоды, перемазывая руки и лица их тёмно-фиолетовым соком. Но вот без гудка поезд медленно тронулся и люди , крича детям, забрасывая их в вагоны, догоняли все более убыстряющийся поезд, бросив разожженные костры.

В тот же день, к вечеру, товарный состав, приближаясь к какой-то крупной станции, не доезжая открытого семафора, резко замедлил ход, застучали буфера вагонов - станция  была окутана дымом, слышны были частые взрывы и видны яркие вспышки. Но стоять было опасно, могли атаковать немецкие самолеты, а сзади набегал следующий состав. Медленно вползал товарняк на самые дальние пути полыхающей станции.

 - Всем выйти из вагонов, отойти к лесу на безопасное расстояние! Пути повреждены, идёт ремонт! - кричал , проходя мимо вагонов, какой-то военный.

Люди прятались на дне огромных воронок, а сверху стелился дым и на них медленно наплывали и оседали чёрные хлопья сажи.

Издалека виден был горящий состав, от некоторых вагонов остались только металлические остовы, а в самом конце видна была страшная картина стоящих дыбом рельсов, перевёрнутый вверх колёсами, перекорёженный, сгоревший вагон и разбросанные между воронками небольшие зелёные ящики, которые один за другим внезапно взрывались, устроив настоящую артиллерийскую канонаду.

Ночевали в бомбовых воронках, недалеко от своих вагонов, но что это был за сон. Вера всё время просила у матери кушать, а для сыночка молока в груди тоже не было и он насосал трещины на сосках, которые кровоточили. Что делать?

Утром отогнали куда-то паровоз от состава и Нина решила рискнуть, обойти развалины вокзала, войти в город и попытаться выменять своё платье или кофточку хоть на какую-нибудь еду, молоко или  хлеб. Ведь те небольшие деньги, что успела Нина захватить с собой в спешке во время бегства из города, закончились. И она побежала, всё время оглядываясь,  через пути, взяв детей с собой, Верочке поручила нести авоську с вещами. И Нине всё удалось! Она выменяла на своё платье, такое любимое, синее, с белыми в синий горошек воротничком и манжетами, два больших ломтя хлеба, литр молока и пять яиц. Слава Богу, эшелон стоял на месте! Дети накормлены!

На следующий день к товарняку подогнали паровоз и, как всегда, без всякого предупреждения - поехали - на восток. Мимо, в противоположную сторону, пролетали эшелоны с солдатами, изредка -платформы с танками и орудиями.

Соседи по вагону одолжили Нине цинковое корыто и она устроила в нём для Сашеньки уютную постель из зимних вещей, захваченных с собой из дому. Но вот опять закончились те мизерные продукты, что она выменяла. Сама Нина попросту голодала, чтобы было чем кормить дочку, но Саша требовательно кричал, ему нехватало маминого молока.

И вот опять придётся на какой-нибудь остановке у железнодорожной станции бежать выменивать продукты. Но если бы только Нина знала, что из этого получится, что произойдёт, какие переживания и последствия её ожидают!

Из-за лихорадочной спешки Нина не успела продукты, что выменяла во время остановки поезда, побросать в авоську, держала всё в подоле, но когда выбежала на перрон и увидала хвост уходящего состава, то с отчаянным криком ринулась вдогонку, выбрасывая драгоценные продукты, мешавшие ей бежать. Никогда в жизни  ей ещё не приходилось так быстро бегать, она летела, как птица, она уже догоняла последний вагон с маленькой крытой платформой, и догнала бы, если бы не споткнулась о шпалу. Но она мгновенно взлетела с земли и бросилась бежать за вагоном с утроенной силой, а в мозгу билась только одна мысль: - Дети! Дети!

Но тут возникло новое препятствие, стоящий на платформе солдат с винтовкой, направленной на неё, кричал Нине:

- Стой! Нельзя! Военный объект! Стреляю!

- Там мои дети! - крикнула она с отчаянием солдату. - Там мои дети! Уцепившись, наконец, одной рукой за поручень платформы, она  не смогла уже бежать со скоростью поезда, сил не было. и ноги её волочились по шпалам, а солдат прикладом винтовки бил по её руке на поручне. Она со слезами смотрела на него и без сил бормотала: - Там дети! Там мои дети! Но вот что-то изменилось, солдат затих, больше не угрожал и не бил её прикладом, протянул руку, втащил на платформу, но заставил лежать на полу.

Нине было плохо, сердце просто зашлось, в левом боку страшно болело, болели разодранные ноги, при мысли, что она могла отстать от поезда и потерять детей, и что бы с ними тогда произошло, её окатил озноб. Нина тихо плакала, уткнувшись в ладони, представляя, как голодный ребёнок там, в вагоне, ищет её сосок, ищет свою кормилицу, как требовательно жалуется и кричит окружающим, что он голоден. Бедная дочка, что с ней сейчас творится там, в вагоне? Чем теперь она их накормит? Побойся Бога, Нина, скажи спасибо, что не отстала от поезда! Что сталось бы тогда с детьми?

А молоденький солдат, пустивший её на платформу военного объекта, курил и оглядывался на лежащую женщину. Правильно ли он сделал? Ведь был приказ к вагону не подпускать никого. Ладно, до первой остановки поезда, а там она уйдёт к своим детям. Но он всё равно был в полной растерянности. Что такое? Что это с ним? Сердце гулко билось в груди и висках. Женщина... Совсем молоденькая... Плачет.... Что-то сладкое и  трогательное затеплилось в груди, когда он увидел, втаскивая её на площадку, розовые бугорки груди в вырезе платья. Солдат видел у лежащей на полу женщины красиво вьющиеся, разлетевшиеся  волосы и маленькое нежное  ушко, которые так и тянуло приласкать, ноги с тонкими лодыжками и бедро сквозь лоскутья разорванного платья, тонкую талию и обнажённые руки, к которым с непреодолимой силой влекло и  хотелось прикоснуться. Шло время и это видение притягивающего и желанного женского тела вытеснило из его памяти всё - войну, военный объект, приказ командира, прошлое, настоящее и будущее, - всё вылетело у него из головы. В центре вселенной, в центре земного рая была женщина, вот она, вот эта женщина, лежащая на грязном полу поездной платформы. Никогда ещё он не был с женщиной наедине, никогда у него не было такого волнения и желания, как в эти минуты. Она была в его власти и стоило только руку протянуть... Но чужая, с чужой, незнакомой жизнью...Но что за мысли, стыдно же , очнись, как ты смеешь? Она плачет, там её дети... Каково ей ... Что делать... и он отвернулся...

А поезд мчался сквозь предвечерние сумерки. Вдруг он услышал её голос: - Спасибо вам! -солдат резко обернулся и кивнул в ответ.

- Сядьте. Прикройтесь вот этой плащ-палаткой, вас никто не должен здесь видеть.

 - Как вас зовут?

 - Павел.

 - Паша, век вас не забуду, не забуду никогда, вы спасли моих детей и меня! Что было бы с ними, если бы я отстала от поезда?

Они сидели в разных концах платформы. Паша курил и в полутьме сумерек Нина видела, как дрожат его руки и огонёк самокрутки. Ему холодно?

 - Паша, вы там окоченеете... Идите сюда, под плащ-палатку...

А он бормотал: - Нет...Нет... И не отрывал от неё глаз.

Позже, сидя рядом с ней, он лихорадочно говорил, говорил и не мог остановиться:

- Я единственный у родителей. Они простые рабочие на нижне -тагильском  заводе. Отца не взяли на фронт, у него только недавно закрылись туберкулёзные каверны. Бедные мои родители. Как они плакали, когда я уходил... Нина, неужели я погибну? Нина, мне только девятнадцать. Нина, мне так страшно. Как я буду воевать? Нам показали, куда на танки бросать бутылки со смесью и как стрелять из винтовки. Но винтовок так мало... Нина, что будет со мной? Я хочу жить. Нина...

Боже мой, совсем ещё мальчик...

 - Паша, я буду молиться за вас, буду просить Бога, чтоб вы остались живы, вот увидите - так и будет.

И Паша в порыве благодарности поцеловал её руку. Но это было ошибкой. Кто перед ним? Мать, которой хотелось исповедаться, ласковая невеста или жена любимая? Мир канул куда-то. И он потерял голову.

На рассвете поезд остановился. Нина мгновенно спрыгнула с площадки и со словами: - Прощай, Паша! - несколько раз оглянувшись, бежала вперёд. Паша услышал далёкий детский крик: -

- Мама! Мамочка!

А затем он видел, как из какого-то вагона протянулось несколько рук и Нину втащили внутрь. Паша в смятении и тоске метался по площадке. Нина! Неужели он её никогда не увидит больше? Душа его была так потрясена, что он ни о чём больше думать не мог. Неужели вся его только теперь проснувшаяся нежность и любовь, то, для чего только и стоит жить, как он теперь это ясно понял, так и не найдёт выхода, так и уйдёт неожиданно, как пришла?

Но Паша увидал её ещё раз. На следующей остановке поезда он бросил свой пост  и, держа винтовку в руке, помчался к её вагону. Она сидела  слева на нарах с ребёнком на руках, а рядом сидела маленькая девочка. Дочка, Верочка. Всем телом девочка прильнула к матери, с обожанием смотрела на неё. Паша несколько раз прошёл мимо вагона и, наконец, протянул ей руку с бумажкой. На ней был написан номер его полевой почты и только одно слово: «Люблю».  Все последующие годы войны, в самые страшные минуты боёв, бесконечных ранений и смертей его однополчан, бегства из плена, боли от ранений, днём и ночью, он твердил , как заклинание, одно короткое имя: - Нина! И он был твёрдо уверен - оно его спасает.

Два товарных вагона с беженцами из Николаева через месяц прибыли в северный Казахстан, в город Петропавловск. Наголодались вдоволь.

Нина еле нашла комнатушку, длинную, как пенал, но дешёвую, на окраине города. Хозяйка согласилась подождать несколько недель оплату за это убогое жильё. В райкоме партии Нине пришлось стоять в очереди на приём к третьему секретарю с Сашенькой на руках более трёх часов. Сын, только что накормленный, спал, когда её впустили в кабинет. Утомлённый  секретарь монотонно спрашивал:

 - Откуда приехали? 

 - Из города Николаева, Украина.

 - Расскажите о муже. 

 - Муж - коммунист, был парторгом железнодорожного узла, сейчас на фронте.

 - Какое у вас образование и профессия?  

 - После детдома направили ученицей в типографию и я выучилась на линотипистку. Но я готова на любую работу.

 - Город переполнен эвакуированными, работы нет. Придите через три дня, я для вас всё же постараюсь что-то найти.

А пока что жили с того, что на рынке опять и опять Нина выменивала на свои летние вещи, а выменивала она на них только макуху, продуктов на рынке не было. Но от макухи Нина и Вера без конца бегали в дворовой туалет. Правда, на окраине, где они теперь жили, недалеко от их дома росли дикие яблони с маленькими яблочками - ранетками, кислыми и чуть горьковатыми, из них Нина варила густой несладкий компот. У хозяйки дома, где она сняла комнату, взамен своих летних туфель  брала утром стакан козьего молока, разбавляла его и стала подкармливать Сашу.

Через три дня Нине предложили работу - водовозки. Был уже ноябрь, земля  покрылась снегом.  Придя в первый раз на работу, она приняла свой инвентарь: огромную , деревянную, расширяющуюся книзу бочку с крышкой, высотой  в полтора человеческого роста, стоящую на санях, и тощую лошадёнку, запряженную в сани. Нина должна была гнать лошадь с санями и пустой бочкой к водокачке примерно за десять кварталов от завода, а затем пригнать обратно к заводской столовой с полной бочкой воды и вручную, таскаясь с двумя ведрами, перелить её в большой столовский бак. И так несколько раз за рабочий день. Хорошо уже было то, что Сашеньку взяли в заводские ясли, и в обеденный перерыв Нина прибегала покормить его грудью, а в конце рабочего дня одна из столовских поварих наполняла Нине две кастрюльки - с первым и вторым и теперь они с Верочкой ели досыта. Кроме того, Вера пошла в детский сад, который  был по дороге к заводу. Как-будто всё устроилось. Почему-то Вере запомнилась на всю жизнь картина из той жизни, как, спеша на работу задолго до открытия столовой, в ночной вьюжной тьме , на заснеженной улице без освещения, Мама , отворачиваясь  от колючей метели, бьющей в лицо, несёт свёрток с Сашей, на локте у неё болтаются в авоське гремящие кастрюли и она, Вера, спешит за ней, а сзади приближается свора лающих собак, сбежавшихся на этот шум.  Вот одна из них впилась зубами в Верин валенок и она завизжала что было мочи, а Мама авоськой с кастрюлями отбивалась от собак.

Но всё это продолжалось недолго и окончилось внезапно. Через две недели Нина надорвалась и попала в больницу. Таскаясь с вёдрами, она вдруг  почувствовала, что по ногам течёт что-то горячее, через пару часов оно уже при каждом шаге хлюпало в валенках с галошами, но пришло время забирать Сашу из яслей, а Веру из садика. Придя туда, зайдя в туалет и посмотрев - в чём дело, она увидела всё в крови и...потеряла сознание... Сашу и Веру привезли в больницу вместе с Ниной. Никогда ещё Верочка не видала Маму такой белой, как её подушка, никогда ещё Мама не лежала так неподвижно и не хотела смотреть с улыбкой на Верочку.

Но впоследствии всё обернулось неплохо. Так как на заводе решили, что Нина пострадала на производстве, то ей предложили поработать в той же столовой уборщицей и Вера помогала Нине, возя большой шваброй мокрую тряпку по полу. Через несколько месяцев, когда Вера уже пошла в школу, Нину поставили работать раздатчицей к окну, а возле неё стояли громадные, выше Вериного роста, кастрюли с борщом и лапшой, и девочке казалось, что Мама среди них такая красивая царица и волшебница. Вера с удовольствием помогала - подавала металлические миски, а Нина наполняла их.

В промежутках между раздачами завтрака и обеда, Нина училась на повара, поварихи учили её - когда и как разжигать топку под котлом, как выварить мясо и кости, какие  и сколько овощей надо начистить и закладывать в огромный, десяти -ведёрный котел, какие специи и сколько их насыпать, чтобы сварить вкусный борщ, как отдраить котёл в конце рабочего дня. И Верочке изредка позволялось, встав на деревянные ступеньки, помешать в котле большущим ковшом.

Но нежданно - негаданно, как-будто молния ударила под ноги, как-будто грянул гром небесный, внезапно...внезапно  случилось с Ниниными детьми два страшных несчастья. Да и как было им не случиться, да, да, как было им не случиться...что-нибудь да случилось бы... ведь война, а она совсем одна, а дети беспризорные... Нет, это она не доглядела, это она виновата... не доглядела, да, не доглядела....

Сначала случилось несчастье с Сашей. Был вечер. Нина, придя с детьми после работы домой, затопила печь, на одну из конфорок поставила  нагреть большой чугунок с водой - для постирушки, а перед сном - выкупать Сашу. Саша подрос, ходил свободно по хозяйской детской кроватке с высокими поручнями, которая была плотно придвинута к печке, чтобы ребёнку было теплее. И пока Нина в коридоре, в корыте со стиральной доской тёрла детские вещи, Саша протянул руку к плите и окунул её в чугунок с кипящей водой.

Когда Нина влетела в комнату, услышав Сашин крик, она увидала посиневшего ребёнка, который заходился от ужасного крика и весь дрожал. Дочка тоже рыдала. Нина в безумной растерянности схватила его на руки и только после этого увидала красную ручку Саши. Из соседних комнат прибежали хозяйка дома Зоя Петровна и её дочь Анна. Хозяйка не растерялась, быстро принесла таз с холодной водой и стала окунать туда Сашину ручку и он немного успокоился. Но вся кисть руки превратилась в сплошной пузырь и Нина решила нести его в больницу. Она так ослабела от пережитого волнения, что завернув Сашу в одеяло, не смогла его нести. И Зоя Петровна разрешила взять санки, положила на них матрац и в сопровождении Анны Нина повезла плачущего Сашу в больницу, где его оставили на несколько дней. Хорошо, что Зоя Петровна приглядывала за Верочкой.

Анна, дочь Зои Петровны, была артисткой местного театра, дома бывала не часто, так как гастролировала с театром по другим городам и провинции. Верочка очень любила Анну, белокурую, хрупкую, зябкую женщину, вечно кутавшуюся в белую шаль, часто приходила в её комнату и, сидя тихонько в уголке дивана, слушала, как она разучивает свои роли. Но вот с фронта неожиданно вернулся муж Анны - Володя и мать вызвала её телеграммой домой. У Верочки в это время были зимние каникулы, она проводила их дома и поневоле слышала крики и угрожающие  речи Владимира и тихие ответы Анны за стенкой, из её комнаты.

В один из дней в комнате Анны прозвучал оглушительный, громоподобный выстрел. Верочка прямо подпрыгнула от неожиданности, страшно испугалась, но через минут пять, немного придя в себя, тихонько, на цыпочках прокралась к двери в комнату Анны. Дверь была настежь открыта. Украдкой заглянув туда, Вера увидела , что Владимир сидит за столом в сильном опьянении , выглядит странно и делает что-то странное : выпучив глаза и смеясь, поводит  рукой с пистолетом из стороны в сторону, как-будто ищет какую-то цель, а Аннушка лежит на полу, раскинув руки и ноги, и её белая шаль вся в крови.

 -Аня! Анечка! - закричала Вера, но добежать до неё не успела, так как опять грянул выстрел.

Когда запыхавшийся охранник из заводской проходной прибежал в столовую и сказал Нине про больницу и про её раненную дочь, она совершенно ничего не поняла, причём тут её дочь и какая-то больница? Что ему надо? Что он плетёт? Сбежавшиеся кухонные работницы начали втолковывать Нине, что из больницы №3 позвонили на проходную завода и в дирекцию, что к ним поступила 8-летняя девочка Вера, без сознания, с пулевым ранением, в тяжёлом состоянии и чтобы мать немедленно прибыла в больницу. Поварихи под руки повели Нину к проходной, там её уже ждала директорская «Эмка».

В больнице Нине сказали, что Верочка в операционной, что пуля разорвала верхушку правого лёгкого, что у ребёнка большая кровопотеря и что мать, то есть Нина, должна дать свою кровь.

Нина была в каком-то тумане, она никак не могла сложить вместе, воедино, всё случившееся: пуля... что за пуля?... откуда взялась пуля?...может всё это сон...где это я...но что это они сказали про Верочку?

Верочка выжила, но Анну, хрупкую, красивую дочь Зои Петровны , не довезли до больницы, она скончалась по дороге от кровопотери. Володя оказался дезертиром. Он и еще двое офицеров были командированы на уральский танковый завод для сопровождения на фронт эшелона с танками, откуда он сбежал и,  с хитростью обходя и минуя в поездах военные патрули, добрался  до Петропавловска. Во время следствия он был признан невменяемым и сгинул бесследно  в недрах НКВД.

Горе Зои Петровны, внезапно потерявшей единственную дочь, было неописуемо. Толпа, окружавшая её дом, росла с каждым часом, на следующий день, утром, в полном составе прибыл театр, где работала Анна. Приезжало городское начальство. Нина, как только Верочка после операции пришла в себя и врачи сказали, что опасность миновала, с Сашенькой на руках , металась между больницей и домом, чтобы хоть чем-то помочь Зое Петровне.  

Так проклятая война пришла в далёкий сибирский город, обернулась вдруг  своим страшным, кровавым, безумным обличьем к ни в чём не повинным людям.

 - Мама! Мамочка! - часто, через многие годы и десятилетия, уже имея своих детей, а потом и внуков, думала Вера, - как же ты, такая молоденькая, одинокая, неопытная и беспомощная, смогла пережить столько во время войны, вынести столько на своих плечах, вывезти, спасти нас, своих детей от гибели, от голода и холода? А после войны, после возвращения, - перенести страшное горе гибели многих родственников в немецких гетто, пережить разруху, голод, нищету? Откуда ты брала силы и стойкость, чтобы выдержать всё это7