Почти святочная история
Дядюшка мой Паля был не дурак выпить.
Служил он на местной пекарне возчиком воды и, поскольку о водопроводах в нашем крохотном городишке в ту пору и не мечтали даже, исправно ездил на своем Карюхе на реку с огромной деревянной бочкой в дровнях или на телеге, смотря какое время года стояло на дворе. Хлебопечение дело такое, тут без водицы хоть караул кричи.
Под Рождественский праздник в семье нашей запарка приключилась. У мамы суточное дежурство в детском санатории, а у папы какой-то аврал на работе. Как назло. Они ж со мной, годовалым наследником, по очереди тетешкались. Сунулись за подмогой к тете Мане, жене дяди Пали; она, случалось, выручала, да запропастилась опять-таки куда-то, к родне уехала.
Дома лишь дядя Паля, малость «поддавши», сенцом своего Карюху во дворе кормит.
- Какой разговор! - охотно согласился он, когда родители мои пообещали ему по окончании трудов премию в виде чекушки. - Малец спокойный, не намаесси!
На том и расстались...
Соседи потом рассказывали, что, понянчившись некоторое время, дядя Паля забродил обеспокоено по двору, потом запряг в дровни Карюху, вынес сверток с младенцем.
- Это ты куда, Палон?! - окликнул кто-то из соседей.
- Раззадорили вот чекушкой-то... И праздник опять же, - скороговоркой ответил дядя Паля, залезая на передок дровней с младенцем на руках и в надвигающихся сумерках чинно трогаясь в путь.
Родители пришли за мной поздно вечером, и каков, вероятно, был их ужас, когда они увидели, как из дровней соседи за руки и за ноги выгружают бесчувственное, покрытое куржаком инея тело дяди Пали и влекут в дом.
- А где ребенок?
- Что за ребенок??!
Карюха дорогу домой знает, дядю Палю сам привез: что человек тебе, только не говорит. А дядя Паля молчит, как партизан на допросе, только мычит невнятно да глаза бессмысленные таращит.
Эх, как все забегали, заметались!..
В это самое время, ближе к полуночи, на пекарне бабы готовили замес. Пошли в кладовку за мукой и вдруг услышали плач ребенка. Те, что постарше, суеверно закрестились: «Свят, свят, свят...», а помоложе, полюбопытнее прислушались и обнаружили младенца в ларе с мукой.
Тетешкали и долго недоумевали: откуда же чудо-то явилось - хорошенькое, розовенькое, пока не вспомнил кто-то про дядю Палю, видали, дескать, его в качестве няньки. А дальше бабье следствие двинулось полным ходом: с мужиками-грузчиками дядя Паля тут, возле кладовки, свой законный выходной и заодно праздник отмечал. Стал раскручиваться клубочек...
Родным находка такая в радость, рождественский подарок!
Об истории этой до сих пор в городке вспоминают, узнают все - много ли я в жизни мучаюсь, маюсь, раз в муке нашли.
Только об одном хроники умалчивают: как и чем был премирован мой бедный "нянька" дядя Паля, это осталось семейной тайной.
* * *
Цыганка подстерегла Владлена в узком проходе между глухой боковой стеной вокзала и пивным ларьком. Сидела-посиживала на пустом ящике, старая, сморщенная, в темной одежде. За бомжиху привокзальную посчитал бы ее Владлен ,только так, прошел бы с брезгливым видом мимо. Но карий глаз ее из-под седой пряди волос успел уже молниеносно обшарить Владлена с ног до головы, вперился в мужика пристально. И коричневая, ковшиком, ладошка выскочила ему навстречу:
- Что так мало-то?!
Владлен хмыкнул, нашарил в кармане горсть мелочи, высыпал цыганке на ладонь. Старушонка подпрыгнула шустро и вовсе встала на его пути, перебирая в своих скрюченных пальцах перед его носом закопченную дочерна монетку.
- Ай, золотой-кудрявый, вижу порчу на тебе! Нескладно живешь, женщинами позабыт, позаброшен… Давай я с тебя сглаз этот сниму?!
- Дорого ли, старая, возьмешь за это? – скорчив нарочито заинтересованную рожу, усмехнулся про себя Владлен: знаем, дескать, ваши цыганские штучки.
- Ой, милый, ничего не надо… Цыганка скользнула мимолетным взглядом по руке Владлена, на всякий случай засунутой в карман брюк и комкающей в ладони пару сторублевок.
- Возьми черную копеечку! Пойдешь домой и через плечо брось ее на дорогу позади себя. Вот только брать ее голыми руками нельзя, не поможет, надо обязательно в бумажку завернуть.
- Где ж бумажку вот так сразу возьмешь? Владлен похлопал себя по карманам, удрученно посмотрел вокруг: асфальт недавно подмели, чисто.
- Давай мы ее в деньгу бумажную завернем? – пришла на выручку цыганка, внимательно проследив за тем, как Владлен лапает пустые свои карманы. – Убирать ее обратно мне ведь нельзя. Несчастье может случиться с родным твоим человеком.
Владлен сразу же представил старого и больного в деревне отца.
- Червончик-то хотя найдется всяко? А? Заворожено глядя на мелькавшую в пальцах старухи монетку, Владлен вытащил из кармана «сотенную» и послушно протянул ее цыганке. Чего уж там мелочиться!
- Вот беда еще, дорогой человек, не могу я ее сама тебе передать. – ворковала цыганка, завернув монетку в купюру. – Вот она это сделает! Откуда-то сбоку выкурнула молоденькая цыганочка. - Только надо опять в бумажку завернуть!
Из «бумажек» у Владлена оставались еще две сторублевки. Сначала потребовалась одна, а для того, чтобы цыганочка могла ему монетку передать, и другая. Но молоденькая сжала перед владленовым носом кулачок, дунула на него, распрямила ладошку – пусто! Пока Владлен оторопело разглядывал чистую ладонь, куда-то порскнула старуха, ровно сквозь асфальт провалилась, а молодайка напоследок подмигнув жгуче-черным глазом, повернулась, прошелестела своими разноцветными юбками к толпе пассажиров на перроне и затерялась там. Владлен стряхнул, наконец, с себя какой-то странный морок, будто полусон, проводил беспомощными глазами цветастую косынку в людской толчее, но следом не бросился, не закричал на мошенницу.
Ну не смешно ли: здоровый, не шибко еще пожилой мужик за цыганским бабьем гоняется! И к тому же военный летчик, хоть и бывший. Бог с ними, пусть живут, жаль только, что на пару «поллитровок» пропало. Ничего, перезимуем! Ладно, хоть билет заранее был куплен: автобус вот-вот отходил.
Странно, но соседкой Владлена оказалась Ольга-библиотекарша. «Е-мое, а ведь и не постарела нисколько!» - то ли восхищением, то ли с удивлением подумал Владлен, пристраиваясь робко на сидение рядом с ней.
Оставалась вот эта дурацкая робость до сих пор…
Ольга была старше Владлена на целых семь лет; он, когда стал за ней бегать, только что школу закончил и мотался пока без всякого дела. Ольга же выдавала книги в городской библиотеке, куда Владлен заглядывал часто, читать он любил. Потом и вовсе из библиотеки бы не вылез… Ольге не один год крутил мозги заезжий хлыщ из районной газетенки, но не женился на ней, смылся куда-то. Ольга, бедняжка, от расстройства даже в больницу слегла, потом в библиотеке своей сидела подавленная, бледная, с затертыми докрасна глазами. Вот Владлен и стал таскаться за ней. Только выходило это у него как-то неловко: то полдня он рылся в книгах, краснея и пышкаясь, время от времени что-то мало вразумительное спрашивая у Ольги, то, подкараулив ее после работы, с сосредоточенно-серьезным видом, молча плелся следом, провожая до дому.
Ему бы, может, девку-то обнять, приласкать,- с хлюстом прежним наверно у нее всякое бывало, но над нескладным, долговязым, страдающим от застенчивости Владленом не зря девчонки-ровесницы подсмеивались: дескать, и подойти-то даже толком к ним не умеешь, не то что за что-то ухватить.
А тут еще не юная шалава, а девушка взрослая, начитанная.
Ольга и не брела с Владленом по улице нога за ногу, припускала домой торопливо, стыдясь, видно, встречных знакомых: рядом ведь не вышагивал, как прежде, под ручку франт пригалстученный, а переваливался неловко вчерашний десятиклассник, пустое место. На крыльцо – и до свидания! Так и уехал с подачи дядюшки-военкома Владлен в летное училище.
Потом, наведываясь в отпуск, в щеголеватой летной парадной форме, под руку с молодой женой он, прогуливаясь по улочкам Городка, встречал иногда Ольгу. Та с прежней насмешливо-снисходительной улыбкой поглядывала на его лихо заломленную на затылок фуражку с «орлом», молча кивала издали.
- Кто это? – спросила однажды жена.
- А-а…
С женой вскоре разошлись, сколько потом у Владлена было женщин – спросили б чего полегче, но на пенсии, дома у отца в Городке, насчет женского пола как обрезало. Хлынули было на «свежачок» местные жрицы и матроны, но тут же двор стали оббегать, даже распоследние шлюхи и те. Да и без летной формы стал Владлен похож на обычного деревенского мужичка, разве только что поаккуратнее одетого.
Может, и сам он был виноват в непопулярности у дамочек, захотелось ему, видите ли, такую, чтобы проснувшись по утру, вздыхала умиленно и тревожно:
- Прости меня, Господи…
Но где такую возьмешь? Днем с огнем сыщешь ли?
А Ольга, сидя сейчас в автобусе с Владленом рядышком, приветливо улыбалась и, пытаясь заглянуть ему в глаза, говорила о чем-то без умолку. Смысл слов ее до замороченного цыганками ума Владлена доходил туго, Владлен лишь тупо кивал ей, отвечал невпопад. Ольгу, наконец, укачало в быстро мчавшемся по трассе автобусе, она замолчала, задремала, приклонив доверчиво голову Владлену на плечо.
Он боялся пошевелиться, в недоумении поминая цыганок: -Неужели это все они наворожили?..