Я нередко вспоминаю событие, предшествовавшее полной и окончательной победе сионизма в нашей семье. Жизнь - череда экзаменов, но не всегда ясно, что предстоит сдача экзамена или что вообще был экзамен и какую оценку ты получил за экзамен и от кого. Непонятно даже, кто был экзаменуемый и кто экзаменующий. В этой истории я думал, что устраиваю хитрый экзамен, причём экзамен с целью провалить, но всё оказалось не так просто.
Наш дом был похож на музыкальную шкатулку. Из окон здания постройки конца девятнадцатого века слышались голоса всех музыкальных инструментов, проживавших в этой неспокойной обители. Каждый играл свою мелодию. Сочетание звуков, извлекаемых нашими мастерами музыкального дела, представляло хаотическую и неприятную смесь. Выдержать эту какофонию постороннему человеку было невозможно. Но почти все посетители нашего дома были музыканты с исключительно прочными ушами. Музыка текла в артериях нашего дома. В нём жили преподаватели консерватории и музыкальной десятилетки. Их дети рождались не просто так, а под созвездием музыкального гения. Они беспрерывно играли и с малых лет соревновались друг с другом, как и их родители. Мы жили в большой коммунальной квартире, которая была частью этой огромной музыкальной шкатулки. Невзирая на скученность, неудобство и сложность жизни, оказалось, что только в нашей коммунальной квартире выросли двое детей, ставших лауреатами международных конкурсов. Мы жили вместе с сестрой моей мамы. Моя тётя преподавала музыкально-теоретические дисциплины и вокал. Она была заведующей кафедрой истории русской музыки и деканом вокального факультета в консерватории.
В один непрекрасный день советская власть решила, что моя тётя и некоторые евреи вместе с ней предали советскую власть и что она безродная космополитка, антипатриотка и раболепствует перед западной культурой, враждебной социализму. Её уволили и изгнали на периферию. Вместе с ней уехал рояль. Без моей тёти и её рояля я не стал музыкантом и оказался отщепенцем в нашем музыкальном доме.
Моя тётя была властная, авторитарная женщина, не терпела других мнений и любила бороться за победу своего. Десятки учеников и коллег любили её, десятки учеников и коллег терпеть её не могли. Каждый год она приезжала к нам, но не просто так, а с миссией исправить то, что мы натворили в её отсутствие. У неё не было детей, и её материнские чувства изливались на меня вместе с многочисленными претензиями. Она тяжело приняла то, что я не стал музыкантом и избрал сухую научную профессию, лишённую духовности. Когда она узнала, что я читаю запрещённую литературу, интересуюсь историей её преследований, погружён в сионизм, она закипела от гнева. По её мнению, я был обречён сидеть в тюрьме. И тётя решила меня спасти, правильно женив. Она взяла на себя операцию моего спасения и для этого выбрала свою лучшую в то время ученицу в качестве кандидатки.
Тётя сообщила моей маме, что нашла для меня идеальную девушку и что нужно ликвидировать все остальные планы, если они есть. После этой находки она начала проектировать мою встречу с кандидаткой, встречу, которая должна была окончиться моей успешной поимкой. Тётя объявила, что в каникулы между семестрами она приедет к нам со своей избранницей. Как только я узнал об этом замысле, я начал искать убежище. Я нашёл его в нескольких тысячах километрах от места развития планируемых событий. У меня был отец, который давно развёлся с моей матерью. Не только моя тётя была разоблачена и изгнана в те печальные времена. Я тогда лишился не только космополитки-тёти, не только космополита-рояля, но и космополита-отца. Мой отец жил так далеко, что я мог у него спастись от готовящейся западни.
Однако моя тётя не умела отступать. Моё бегство не остановило её. Она бомбардировала меня обидными письмами, обвиняя в трусости и невежливости. Вскоре она призвала на помощь свою сестру, мою мать. Она пригласила её в свой город познакомиться с кандидаткой. Знакомство состоялось. Когда мама вернулась домой, она сказала мне, что девушка ей понравилась. После этого я уже окончательно решил, что на этой особе я не женюсь. Однако я чувствовал, как петля затягивается на моей шее. Три женщины составили заговор против меня. Но бежать снова было ниже моего достоинства. Отступать больше нельзя было. Надо было дать генеральное сражение. Я должен был начать войну за независимость.
Сразу после окончания университета я прибыл к тёте. Она встретила меня гораздо лучше, чем обычно. Она трактовала мой приезд как капитуляцию. Однако у меня были другие планы. Мысленно я говорил ей: "Подожди, я тебе покажу!"
Кандидатка пришла на следующее утро. Тётя отдала нам приказ идти на прогулку. Мы пошли с претенденткой на мою свободу погулять. Я начал кампанию её запугивания. Когда мы остались одни, я стал декламировать ей наизусть запрещённые статьи. Ученица внимательно слушала. Я открывал ей глаза на общество, в котором мы жили. Нет ничего более приятного, чем служить первооткрывателем нового мира. Когда я устал и сделал перерыв в умствовании, пришла очередь кандидатки говорить. С искусством опытной актрисы она начала изображать мою тётю. Оказалось, что она играла её в консерваторских капустниках. Сходство было поразительное. Сначала я смеялся. Однако игра была такой удачной, что мне показалось, что моя тётя находится рядом со мной. Мне было приятно, что ученица так успешно играет роль любимой учительницы, которую и я любил. Но я начал думать, что моя тётя хочет меня женить на той, которая лучше всех играет её роль. Мне показалось, что через эту актрису она хочет мне показать, какой должна быть настоящая жена. Ужас охватил меня, потому что иметь такую жену, как моя тётя, означало жить на вулкане. Если она так похожа на мою тётю, то иметь с ней дело невозможно. Я решил сделать кандидатке ещё один экзамен.
Я стал заходить с ней в книжные магазины. Их было около десятка. В каждом я проводил около получаса, рылся в книгах и был погружён в поиски каких-то книг. Я был убеждён, что нет девушки, которая в состоянии выдержать подобное времяпрепровождение. Когда мы вернулись в дом тёти, та стала кричать, что я поранил кандидатке ноги. Я посмотрел на ступни моей спутницы - они были в крови. Я загулял её до крови. Тётя стала кричать, что я садист и негодяй. После того как она узнала, что я к тому же развлекал кандидатку чтением запрещённой литературы, она стала кричать, что я страшный человек, что я попаду в тюрьму и испорчу жизнь моей будущей жене. В результате мы поругались, и я не обращал никакого внимания на все ещё торчавшую в её доме кандидатку, доводя тётю до исступления равнодушием к её ученице. Я сделал ещё один шаг, чтобы отдалить от себя претендентку: начал читать купленные книги, не обращая на неё внимания. Моя тётя кричала на меня и ругалась в своей особой сочной манере. Я решил, что ученица ещё не убежала от меня только потому, что не получила от моей тёти соответствующего приказа. Прийдя к выводу, что веду себя неприлично, я заговорил с кандидаткой о купленных книгах. К моему удивлению, она отвечала по делу и даже заинтересовалась тем, что я купил. Когда мы стали беседовать, моя тётя исчезла из комнаты. Я был уверен, что она напряжённо вслушивается, находясь по ту сторону двери. Я сделал эксперимент и замолчал. Через короткое время тётя ворвалась в комнату с руганью в мой адрес.
Под конец я устроил тётиной ученице «государственный» экзамен - экзамен на государство Израиль. Я раскрыл ей свои планы, моё намерение переселиться в Израиль. На дворе стоял 1971 год. Сионистская авантюра в атмосфере полного застоя должна была испугать 99 девушек из 100. Испытуемая выстояла, хотя по всей видимости для неё мои сборы в Израиль выглядели как подготовка к полёту на Луну. Она не ретировалась, а спокойно обсуждала моё заявление.
Вечером тётя вызвала меня на воспитательную беседу в кухню. Без предисловий и колебаний она заключила, что я должен сделать предложение кандидатке. Моя тётя не знала границ в навязывании другим своей воли. Мы ругались на эту тему полночи. Я сказал тёте, что то, что ей не нравится моя жизнь, ещё недостаточно, чтобы испортить её блиц-женитьбой. Я не хочу участвовать в проектах собственного перевоспитания такой дорогой ценой. Я уехал.
Мы расстались, но я на всякий случай начал переписываться с девушкой. Однажды мама сообщила мне, что тётя разочаровалась в ученице. Мама похвалила меня за то, что я не принял тогда неразумное и поспешное тётино предложение жениться. Когда я услыхал, каковы были претензии тёти к ученице, я рассмеялся. Тётя была разозлена тем, что бывшая кандидатка выразила сомнение в целесообразности делания музыковедческой карьеры. Она осмелилась возразить моей тёте. Это обстоятельство меня заинтересовало. Видно было, что экспретендентка - умная девушка. Она послушалась меня, ведь именно я говорил ей нечто подобное. После увольнения девушки с поста претендентки на меня, я почувствовал себя свободным. Никто на меня больше не давил. Я стал размышлять о своей жизни, об этой смелой и необычной девушке, которая успешно прошла через все мои и тётины пытки. Я подумал, что моя жизнь и так полна музыкантами. Одной больше, одной меньше - не так важно. Так я женился.
Моя тётя не простила моей жене, что та увела меня у неё. Она не простила мне, что я увёл её лучшую ученицу и увёз её в страну своих старых и нелепых мечтаний. Как-то я спросил мою жену, как она себя чувствовала тогда в нашей семье. Она ответила: "Ты же знаешь, я смелый человек".