ВАЛЮТНАЯ ОПЕРАЦИЯ
Как сообщили нам средства массовой информации, с 1 января наступившего нового года Эстония принята в Евросоюз. В течение года в стране будут в ходу две валюты: эстонская крона доживает последний год, а с начала января и далее уже будет властвовать евро. Таким образом, Эстония подтвердила свою экономическую стабильность, а также соответствие европейским стандартам и ценностям –поздравим ее с этим!
Ну, то, что Эстония – это что-то «европейское», я поняла еще очень давно, когда впервые оказалась в этой республике в глухие 60-е годы. В тот свой летний отпуск мы начали автопробег на «горбатом» «Запорожце» (правда, с усиленным мотором) из Москвы и, через Новгород и Псков, в рекордное время добрались до Таллина.
Был уже поздний вечер, когда мы, после долгого ходового дня, усталые и голодные, запарковались в кемпинге с таким непривычным для нас названием Ранна-мыза. Надо было видеть,насколько холодно-настороженно, даже с некой долей брезгливости приняла и оформила нас на постой дежурная администратор кемпинга. Но – профессионализм превыше всего – и нам были выданы ключи от домика на 2 комнаты с двух сторон коттеджа, а также талоны на вход в сауну и ресторан. Мы были настолько голодны,что, как были после марш-броска, так и вломились в ресторан. Как выяснилось потом, это был весьма элитный ресторан, куда съезжалась богема из Таллина и Пярну и где были приняты определенный дресс-код и манера поведения. Мы же,советские туристы, были нимало этим не обеспокоены. Рассевшись впятером за столиком, громко обсуждали меню, а когда начали чокаться принесенным официантом коньяком, то стали объектом осуждающих и презрительных взглядов окружающих.
«Коньяком здесь не принято чокаться, - сказал нам сквозь зубы на ломаном русском языке наш халдей, - а шоколад, что вы заказали, к вашему сведению, называется «Суоми». И вообще, мы фактически Суоми. А вы у нас в гостях – вот и ведите себя по-европейски».
Так нашей компании, среди которой были два кандидата наук, два филолога и один художник, дали недвусмысленно понять, где мы и где – Европа. И не раз еще во время этой поездки по Прибалтике нам тыкали в наш «неевропейский» статус.
Но это так, к слову. Вспомнила же я об этом эпизоде потому, что в сюжете по ТВ, посвященном принятию Эстонии в еврозону, не раз показывали еврокупюры, переходящие из рук в руки эстонцев при различных торговых платежах. И я подумала, что на эти разноцветные дензнаки мне как-то приятнее смотреть, да и самой, в поездках по Европе, приятнее держать в руках, чем достаточно унылые монохромно-зеленые «баксы». К долларам у меня вообще отношение неоднозначное, и подозреваю, что неизгладимый отпечаток на это отношение наложил элементарный страх. А страх – вот почему.
На заре перестройки перешла я работать с солидного насиженного рабочего места в госучреждении в новую, тогда еще только нарождающуюся структуру –научно-технический кооператив, совместное с Америкой предприятие. Тогда впервые в жизни я подписала контракт с американской фирмой и, будучи служащей этой фирмы,стала получать зарплату в долларах.
Как же дрожали у меня руки, когда я – тоже впервые в жизни – достала из врученного мне в офисе конверта эти несколько зеленоватых, с разными портретами, купюр. От волнения все эти президенты поплыли у меня перед глазами, но я заставила себя не терять самообладания – ибо заработать и получить эту «зелень» было еще полдела. Не менее сложная – а как потом оказалось, и рискованная, - задача была эти доллары обменять на наши, вошедшие с перестройкой в оборот, молдавские леи. У нас в городе уже появились первые обменные пункты валюты, но курс доллара у них менялся несколько раз на дню, а то и вообще владельцы пунктов отказывались их обменивать, либо же потешались, объявляя их фальшивыми. Сегодня такое может показаться нереальным, но тогда, в первые дни существования независимой молдавской республики, в ней царил полный беспредел. Возле этих пунктов обмена всегда клубился какой-то подозрительный народ, и я шла на эту процедуру обмена, как на Голгофу, но что поделать – эти пресловутые «зеленые» были на тот момент практически единственным обеспечением семьи.
В один из тех дней, получив очередной заветный конверт, я сразу поехала в находящийся недалеко от дома обменный пункт. На мою просьбу обменять доллары я сразу получила от сидящего за окошком работника весьма недружелюбный (в духе булгаковского персонажа) ответ, что менять он не будет, – и даже не унизился до объяснения причин. Я была обескуражена – ведь я собиралась оттуда прямым ходом в магазин для закупки еды. Я оглянулась вокруг и увидела парня, который, видимо, слышал мой разговор с приемщиком и выжидательно-моляще глядел на меня. Я подошла к нему, и мы тихим шепотом договорились об обмене. И в тот момент, когда я протягивала ему доллары, а он мне – леи, чья-то рука крепко схватила мой локоть. Я обернулась – рядом со мной стоял как из-под земли возникший мент. Не успела я и глазом моргнуть, как страж закона вытащил из моей дрожащей ладони обе стодолларовые купюры (а это была моя месячная на тот период зарплата!), а сам целенаправленно подталкивал меня к стоявшей у обочины милицейской машине.
В голове моей упорно билась одна мысль: даже если меня не посадят в каталажку, с денежками своими мне придется распроститься навсегда. Как сквозь пелену я почувствовала,что машина остановилась – мы приехали к нашему районному отделению милиции. Мой сопровождающий привел меня в кабинет дежурного, доложил ему ситуацию и удалился. Ну, а дежурный, высказав свое неудовольствие по поводу того, что я недостаточно хорошо владею молдавским языком, чтобы отвечать на нем на вопросы, все-таки заполнил протокол допроса, конфисковал доллары, как вещдоки, выдал мне бумажку о конфискации и отпустил – до завтра, когда мне надлежало явиться к начальнику, который сегодня был в отлучке.
Стоит ли мне описывать остаток дня, а также пересказ этой ужасной истории мужу и бессонную ночь, во время которой я уже простилась с моими деньгами и думала только о том,чем это все может обернуться завтра и какие все это может иметь последствия. Бессонная ночь – не лучший утешитель…
Наутро ровно в восемь я стояла под дверью начальника отдела, он принял меня, выслушал мой взволнованный рассказ и – о чудо! – видимо, Господь, которому я истово молилась всю ночь, нашептал ему отпустить эту неприкаянную женщину с ее двумя сотнями. А может быть – что более вероятно – советский закон об операциях с иностранной валютой в Молдове уже не действовал, а новый в только что образовавшейся независимой республике еще не был принят. Так или иначе, милицейский чин,которого ждали более серьезные нарушители закона, прочитал мне гневную мораль,а затем, достав из сейфа уже оплаканные мною баксы, отпустил на волю. С того самого, наполненного переживаниями дня, у меня, как бы это сказать точнее, возникла некая идиосинкразия к пресловутым зеленым бумажкам – хоть они уже не одно десятилетие являются мерилом и символом мирового благосостояния.
…А вот куда как ближе мне другая картинка, другое воспоминание – уже из детства – и совсем другая «валюта». В 1961 году, с 1 января, началась хрущевская деноминация по курсу 10:1. Именно тогда Никита Хрущев сказал: «Вы еще будете наклоняться за упавшей копеечкой!» И ведь вправду, наутро мы «похудели» в десять раз. Ну, а на нас, детей, свалилось неожиданное счастье: выискивать по всем углам завалявшиеся медные монеты.
У нас дома стоял буфет красного дерева, когда-то двухэтажный, но к нам пришедший только нижней частью, без стеклянной горки. Так вот, в верхней доске-полке, которая всегда была накрыта скатеркой, чтобы скрыть «неполноценность» буфета, была длинная канавка, шедшая вдоль всей передней плоскости буфета. И в тот реформистский новогодний день я нашла в этой канавке столько прежде ничтожных медяшек, что в одночасье стала просто богачкой! Это сколько же сахарной ваты и других чудес можно было купить за этот свалившийся на меня от Деда Мороза и Хрущева клад –вот это была валюта! Куда там сегодняшним эстонцам с их новоприобретенными «евриками»…