Гоша был глупым мальчиком. Папа подарил ему машину, а Гоша обменял ее на семь пятнистых бобов. В защиту Гоши - машина была, конечно, не новая, даже скорее старая, древняя развалина просто, с истлевшими сиденьями и ободранным бампером. Марка ее была давно позабыта и неузнаваема, а цвет, то ли зеленый, то ли красный, всегда казался грязным, сколько ни мой.

В феврале папа купил подержанную «Хонду», а на Старой машине некоторое время ездила мама, пока не взбунтовалась. Она бунтовала и восставала, и даже применила несколько террористических актов, после которых все домашние ходили синюшно-бледные, и у двери уборной образовалась очередь. В результате мама получила новую «Кию Софию».

А Старая машина досталась Гоше! Она завелась с третьего раза. Треща и пыхкая огнем, наподобие злопастного бармоглота, Гоша отправился в свою первую самостоятельную поездку по родной деревне Виллинг. До этого он всегда ездил с папой или с мамой. Папа называл его придурком и чучелом. Когда считал нужным, наступал на тормоз толстым ботинком поверх Гошиной ноги, больно прищемляя пальцы. Мама командовала без членовредительства, но и без перерыва, не останавливаясь даже для вдоха. Она, наверное, дышит ушами - решил Гоша.

Но сейчас думать о родителях не хотелось, а только ехать-ехать до конца Земли и заглянуть за край. Там, где ситчик неба в мелких букетиках молодых листьев пестрой складкой падает на асфальт. Посмотреть - все ли на свете заполнено виллингами или есть еще что-то получше. Вы же помните, что Гоша был глупым мальчиком? И не забывайте, а то дальше будет непонятно.

На третьем перекрестке он остановился по сигналу светофора и пропустил старушку, которая брела по своим старушечьим делам в розовой шляпке и распашонке,  слегка заваливаясь на правый бок. Но старушка не торопилась пересекать улицу в положенном месте по сигналу. Она остановилась передохнуть точно на середине. Облокотилась на капот Гошиной машины и склонила усталую розовую голову с увядшими ромашками на ветровое стекло. Гоша вежливо ждал, пока пожилая путница отдохнет достаточно, чтобы продолжить свое продвижение.

И вот первая странность этого необычного дня: перекресток был совершенно пуст. Ни машин, ни людей. Только птицы чирикали в еще почти обнаженных кронах. Гоша набрался терпения. Ветерок проносился из водительского окна в пассажирское и обратно, вынося застоявшийся дух сидений и резиновых ковриков и пригоняя запах весенней улицы, разнообразных клейких почек и зеленой травы.

Бабка, божий одуванчик в шляпке, не двигалась и не дышала. Только жилка неровно пульсировала на голубой складчатой шее, показывая, что она живая. Гоша деликатно кашлянул. Не уснула ли? Никакой реакции. Выбрался из машины и осторожно тронул пешеходку за когтистую сморщенную лапку. Она вздрогнула, медленно отворила выбеленные временем глаза.

- Чего тебе, мальчик?

- Ничего. Только вы на моей машине лежите. Вам плохо?

- Плохо? А кому сейчас хорошо? - сентенциозно поинтересовалась бабка и с комфортом умостилась на капоте. - Что же до машины, то сегодня - она твоя, а завтра, или даже через час...

- Мне ее папа подарил, - запротестовал Гоша. - В полное мое пользование.

Зловредная старушка отклеилась от капота, ставшего намного чище в контурах ее тощего тела. Зато она сама стала куда грязнее, но казалась отдохнувшей и посвежевшей. Она цепко ухватила Гошу костлявой лапкой и смотрела весело, покачиваясь на апрельском ветру.

- Ой, как вы измазались! Давайте я почищу, - вскричал сердобольный Гоша.

- Измазалась? Это ничего, отмоется! - она бодро качнулась, не выпуская его руки. - Отдай мне машину, мальчик! Я старенькая, мне тяжело ходить, а ты - молодой. Мне машина нужнее!

- Как это - отдай? - Гоша рванул руку, но старушка держалась, как клещ. - Мне тоже нужно. Мне ее папа подарил... - он чуть не плакал.

- Не хочешь так отдавать - давай меняться! - и ромашки на розовой шляпе призывно и соблазнительно зашелестели.

- На что меняться? - задал деловой вопрос Гоша, а сам подумал: У такой древней бабульки вполне могут быть фамильные бриллианты. Если мы поменяемся на большой алмаз, я его продам и куплю новый красный «Мерседес» с раздвижной крышей. Вот сестра позавидует!

Гоша был... Ну, вы помните?

Старушка тем временем рылась в карманах своей розовой распашонки:

- Что у меня есть? Пуговица перламутровая, между прочим. Смотри, как сверкает! Не хочешь? Очки. Они мне самой нужны. Расческа, хорошая, черепаховая. Два зуба сломаны. Тебе подойдет, - она кивнула на его нечесаные вихры.

- Нет, вам самой расческа еще может пригодиться, - дипломатично отказался Гоша. - Что еще?

- Как знаешь... - Бабка запустила когти поглубже. - Марка страны Зимбабве, красивая, с попугаем. Резинка жевательная, мятная. Ножик, семь лезвий, одно сломано. Пудреница золоченая. Дохлый воробей. Шоколадка. Медвежонок плюшевый, только ухо надкусано...

- Вот еще! Я - не маленький. Зачем мне медвежонок?

- А ты - привередливый! Ну ладно, знай мою добрость! - она полезла глубоко под розовую накидку. Из потертого бисерного кошелька на поясе извлекла семь пятнистых лаковых бобов. Протянула их на морщинистой ладони, - Вот!

- Зачем они? Суп варить?

Бабка презрительно фыркнула.

- А, я знаю! Это наркотики какие-то. Я никогда только...

- Не мели глупости! - сердито перебила старушка. Она строго сжала губы и процедила, - Слушай внимательно, глупый мальчик, это волшебные бобы. Посадишь их в сухую землю на закате солнца, польешь слезами и произойдет чудо.

Видите! Она была, конечно, колдунья и поэтому сразу догадалась, что Гоша был Глупым мальчиком.

- А если мне не захочется плакать на закате солнца?

- Захочется, еще как захочется! Поверь, уж я знаю.

Гоша благоговейно подставил руки ковшиком, и бобы один за другим, все семь, перетекли к нему, приятно холодя ладони. Пока он любовался их волшебным блеском, старушка проворно вскочила в машину, ударила старомодным ботиночком по газу, рванула с места, словно на гоночной, подняв облако пыли на абсолютно чистой заасфальтированной улице (еще одна странность!), и тут же исчезла с глаз, только ее и видели. А Гоша, посвистывая, повернул обратно.

Дома вся семья сидела за кухонным столом (тот, что в столовой, берегли - полированный!), и каждый ел, что кому нравилось. Трудно было определить, был это поздний завтрак или ранний обед. Мама с отвращением прихлебывала жидкую рисовую кашу с сушеными водорослями и запивала сырым яйцом. Она сидела на японской диете для похудения, хотя японкой отродясь не была.

Папа, отодвинувшись как можно дальше от мамы и не глядя в ее сторону, рубал свиные отбивные с украинским пивом. Он, таким образом, протестовал против японской диеты, проявлял запоздалый патриотизм и тайно надеялся, что за то время, пока мама худеет, он сам наберет вес и покажет-таки всем, кто в доме хозяин. Сестричка Элла жевала вегетарианскую котлету с отрубями. Бросала жадные взгляды на отбивные и разглагольствовала нарочно противным голосом о страданиях бедных коров.

- Так это же не корова, а наоборот - свинья чистой воды! - возразил папа, громко икнув.

- Ты сам - свинья чистой воды! - выпалила мама и опять обреченно уткнулась в кашу.

- Еще неизвестно, кто из нас жирнее!

- Свиней тоже жалко. У них группа крови, близкая к человеку, они умные, - заметила Элла и судорожно проглотила слюну.

- Уж умнее некоторых. Ну и целуйтесь со своими свиньями, - сказала мама.

- А мне и так приходится целоваться... - сказал папа.

Тут вошел Гоша с бобами, но без машины, и все внимание переключилось на него.

- Придурок, где ты поставил машину? Почему я из окна не вижу? - спросил папа.

- Причешись, умойся. Настоящее чучело! - сказала мама.

А сестренка Элла высунула язык и добавила:

- Вот кто действительно похож на свинью, только совсем не умную.

Но Гоша им ничего не ответил. Он гордо сел за стол и выпил большой стакан апельсинового сока. Пережитые волнения и весеннее солнце вызывали жгучую жажду. Родители сделали вид, что его не замечают, а сестренка продолжала корчить рожи и всем своим видом выражала презрение. Тогда он назло съел одну из вегетарианских котлет и закусил отбивной. А на десерт попробовал рисовую кашу, но выплюнул. Волнения вызвали у него голод и сильное желание накостылять сестренке по шее.

Когда все поели, после короткой перебранки, чья очередь мыть посуду, Гошу дружно оттерли к раковине и всунули ему в руки щетку.

Папа сел на диван с газетой и сквозь шум воды крикнул Гоше на кухню:

- Ну, как машина? Сцепление не заедает?

- Не заедает, - честно ответил Гоша. - Хорошая машина. Я ее поменял на бобы.

Он надеялся, что из-за шума папа не расслышит ответ, и все сойдет гладко. Но папа услышал. Грозно потрясая тяжелой воскресной газетой, он ворвался на кухню. Вызвал своими криками из подвала маму, где та стирала белье. На шум прибежала Элла с переносным телефоном. Она разговаривала с подругой Викой.

Гоше велели выключить воду (черт с ней, с посудой!), чтоб удобней было его ругать. Родители припоминали все его грехи и просчеты, начиная с трехлетнего возраста. Элла тоже вякала, а в перерывах вводила в курс дела подругу Вику, которая тоже заинтересовалась и подавала реплики по телефону, а сестра произносила их вслух.

- В кого он таким придурком уродился?! - вопил папа.

- Уж наверное, не в мою родню. Вылитый твой дядя Семен, такой же олух. Даже уши так же торчат, - защищалась мама.

- Он еще маленьким, в два года, меня за попу кусал. Уже тогда было видна его умственная неполноценность! - заливалась сестра.

А вредная подруга вставила по телефону, что в школе ни одна девочка с Гошей встречаться не будет, такой он неинтересный и неуклюжий. Она бы лично с ним даже в кино не пошла, на самый лучший фильм. Но если он хочет позвонить ей, пусть запишет номер. Тут сестра повесила трубку, дальше Гошу ругали уже без подруги.

Продолжалось это нестерпимо долго. Гоша сначала молчал, потом оправдывался, потом отругивался. Но его никто не слушал, каждый кричал свое, и кошка шипела из-под плиты. Когда солнце склонилось к закату, а сумерки начали высасывать из окружающего цвета и краски, он расплакался горькими слезами и выбежал прочь из дому. Но сквозь слезы подумал, что старушка-то оказалась права. Значит, и бобы волшебные на самом деле.

Он добежал до заброшенной стройплощадки и сел на груду кирпичей. Земля потрескалась, но из трещин вылезли молодые побеги бурьяна. Даже в полутьме желтели беспечные одуванчики. Им все равно было, где цвести - в парке или на помойке.

Гоша повернулся к закату, раскопал ямку, осторожно сложил в нее бобы, засыпал. Полил горькими слезами, как положено, и начал ждать чуда.

Ждать пришлось долго. Гоша лег прямо на пыльную землю (все равно - чучело) и уставился в небо. Звезды приветливо блестели, как лаковые бобы, одни побольше, другие поменьше. Темно-синее бескрайнее поле, ни на одной машине не переедешь. Он повернулся на другой бок и подозрительно осмотрелся. Ночью много всяких подозрительных людей шатается по свету. Вдруг один из них выкопает его бобы? Гоша сторожил всю ночь.

Когда побелело, подуло, стало по-утреннему холодно и шумно от просыпающихся птиц, он не смог обнаружить свою ямку. Видно пылью занесло. Помнил только, что рядом с кирпичной кучей. Стук дятла разносился, как электрическая дрель. Просеменила строгая птица, кланяясь, как набожная старушка. Гоша решил наведаться попозже, когда бобы прорастут, отряхнулся и побрел домой.

Несмотря на ранний час, во всех окнах горел свет. Не спали. Первой в прихожей попалась сестренка в пижаме. С трудом сдерживая восторг, она сообщила:

- Мама с папой всю ночь ругались и звонили в полицию. Ну и попадет тебе!

- А чего звонили?

- Не знаю! Волновались за тебя, наверное. Куда делся... - она пожала плечами.

На шум высунулись из спальни родители. У мамы лицо распухшее и заплаканное, а папа весь взъерошенный и красный.

- Явился, придурок! - он замахнулся дать Гоше по шее, но передумал. - Чтоб это в последний раз.

- Пойди, умойся! - перебила мама. - Где шлялся? Измазался как чуче... Ладно. Переоденешься - приходи завтракать. Я тебе яичницу приготовлю. Из трех яиц, как ты любишь.

Кошка прошествовала мимо вдовствующей императрицей, волоча пышный хвост, и посмотрела на Гошу утомленными врубелевскими очами.

Он мылся и размышлял о том, что бобы наверняка волшебные. Из трех яиц! И отец даже не побил. И жизнь встала на обычные рельсы. Правда, родители реже называли его придурком и чучелом, и сестра меньше изводила насмешками. Гоша наведался несколько раз на заброшенную стройку, но там ничего не происходило.

После уроков он зашел в школьную библиотеку, чего раньше никогда не делал, и, стесняясь, попросил почитать что-нибудь о бобах. Библиотекарша совсем не удивилась и спросила по-деловому, о каких бобах. Кормовых, питательных?

- О волшебных... - попросил Гоша шепотом и воровато оглянулся.

Но библиотекарша даже глазом не моргнула. Придвинула стремянку и ловко, серой белкой, взобралась к самым верхним полкам.

- Держи! - она протянула ему несколько пыльных книг. - Сказка про Джека и волшебные бобы. Арабские сказки. Немецкие сказки. Есть фильм про Геркулеса и волшебные бобы, но это уже эклектика... Я тут подобрала еще одну, по ботанике, тоже о бобах.

Он бережно принял увесистую кипу и с удивлением заметил, что лапки у нее такие же куриные и сухие, как у розовой старушки.

За обедом, когда наступила короткая жевательная пауза, Гоша вдруг сказал:

- В бобах много протеинов. При правильном приготовлении они с успехом заменяют мясные продукты.

Все оглянулись с изумлением.

- И белков, - добавил он, от смущения пролив суп.

Сестра уважительно хмыкнула.

- Ну, ничего, - вздохнула мама. - Я вытру.

В этот день Гоша обнаружил возле кучи кирпичей толстый зеленый закрученный росток, похожий на поросячий хвостик, и заволновался. Может быть, бобы нужно опять полить горючими слезами, чтоб росли быстрее? Но плакать не хотелось. Он с надеждой посмотрел на небо. По синеве плыли белые размазанные облака, как перья из разорванной подушки.

- Перистые облака! - вспомнил Гоша. - В школе на каком-то уроке говорили. Кажется, это к дождю.

Раньше ему было как-то все равно, что кругом происходит, но теперь он стал внимательно наблюдать за погодой. Радовался теплым дням и дождику - бобам полезно. Задал на уроке вопрос, потея от неловкости. О скорости роста злаков. По школе поползли странные слухи, и на Гошу начали поглядывать как-то особенно. А сестра с подружкой Викой начали за ним шпионить. Куда это он ходит после занятий?

Но Гоша быстро раскусил их маневры и научился отрываться от погони не хуже Джеймса Бонда. Он разработал несколько специальных трюков, рассчитанных на глупых девчонок. Сделает вид, что не замечает «хвоста». Заведет их в супермаркет, а когда они застрянут у полок с косметикой, быстренько ускользнет через спорттовары, посмеиваясь над их простотой.

А тем временем росток еще больше растолстел, пустил боковые побеги, дотянулся до проволочного забора и начал виться. Проклюнулись первые листья. Гоша блаженствовал на теплых кирпичах, наблюдая чудесный рост. Он мечтал, как бобы вытянутся до неба, как в сказке, и что произойдет дальше, готовил уроки или просто грелся на солнышке, наслаждаясь одиночеством и покоем.

Дрёма приходила на мягких лапах, и ему чудились удивительные приключения, воздушные замки, сделанные из перистых облаков, и принцесса с хвостиками, как у Вики, которую он обязательно спасёт от злого колдуна. Главное, сразу изрубить серебряной саблей этого колдуна, как капусту, пока тот не успел обозвать его придурком и олухом.

Когда уже темнело, он неохотно собирал книжки и шел домой. Хотя родители уже не ругали его так часто, и папа дал два раза поводить новую машину. Учителя тоже подобрели, бобы на них, что ли, подействовали или теплая весна? Отметки у Гоши улучшились. Но все равно, лучше всего ему было с бобами. Они волшебно подрастали с каждым днем и уже вытянулись выше забора. С ними было легко и приятно разговаривать - листья согласно кивали. В знак особого расположения к Гоше появились розоватые бутончики.

Он терпеливо ждал чуда, хотя ему и так было хорошо. Все кругом теплело и веселело. Одуванчики сменились голубыми мятными цветочками. Сорняки буйно и гордо колосились по всей площадке, скрывая мусор и пыль. На деревьях растопырились чистые яркие листья. Они остро пахли радостью и приближающимися каникулами.

В тот день, когда раскрылись бобовые цветы, Гоша понял, что должно произойти чудо. Ночью прошел дождь. Асфальт светлел мусором сбитых листьев. Он забежал с утра на стройплощадку, проведать. Массы взъерошенной зелени над головой шевелились не в такт. Обугленные птицы, черные ангелы с длинными хвостами на раскоряченных ногах бродили между битых кирпичей. Гоша присел на корточки. Сочный стебель порозовел. Тесно сложенные лепестки распрямлялись прямо на глазах, образуя нежные соцветия. Дунул ветер, и мелкая птичья погань брызнула из кустов. Гоша отряхнулся от нападавших с деревьев капель и побежал в школу.

На занятия он опоздал. В пустом дворе под навесом жалась светлая фигурка. Подойдя ближе, Гоша узнал Вику.

- Ты чего тут?

- А ты чего? - она вздернула подбородок.

- Я - так...

Свечение неба накренилось. Тучи двинулись косяком. Ветки забарабанили по крыше навеса, как ливень. Время скрутилось и улеглось на собственный хвост.

- Ты куда каждый день ходишь? Думаешь, никто не видит?

- Кому какое дело? И нечего за мной шпионить! - Гоша отодвинулся подальше, но Вика сделала шаг к нему и попросила примирительно:

- Расскажи мне, только мне. Я - никому. Даже Элле, честное слово.

Гоша слегка смягчился, хотя смотрел подозрительно:

- Тебе зачем? Будешь смеяться только...

- Не буду! Точно не буду! Хочешь, поклянусь? Пойдем, а? У меня зонтик есть, от дождя, - Вика заглядывала снизу ему в глаза, как кошка.

- Ну ладно. На урок все равно опоздали...

Опять хлынуло, забарабанило. Гоша ступил под розовый круг зонта, они побежали вместе по мокрой улице...

И вот тут мое перо замедлило бег. Какая же развязка у этой незамысловатой истории? Мои пернатые собратья по литературе, можно ли хоть раз не делать выбор и представить на суд читателя различные варианты?

Вариант №1, американский хэппи-энд:

Гоша и Вика, запыхавшись, прибежали на стройку. Дождь уже не лил, а капал. Они остановились, объединенные розовым свечением, к которому прибавился розовый трепет бобовых цветов и тонкий запах.

- Как красиво! - Вика задумчиво потрогала пальцем мокрые лепестки. - Я всегда знала, что ты не такой, как другие мальчишки.

- Ты мокрая, давай вытру, - Гоша протянул ей платок, и руки их соединились...

Вариант №2, русский, депрессивный:

Когда прибежали на стройку, их оглушил рев бульдозеров. На месте кучи кирпича зиял черный мокрый котлован.

- Ну и что? - спросила Вика. - Для этого ты тащил меня под дождем?

Гоша онемел от горя и ничего не ответил, всматриваясь в безумной надежде. Вдруг на дне котлована он увидит свои бобы? Птицы-апокалипсицы попрятались по гнездам. Никто не разделял его отчаянья.

- Да ты еще и немой? Совсем придурок! - она повернулась и ушла, унося розовое сияние. А Гоша остался неподвижным мокнуть под дождем, каплями, стекавшими по щекам, как самые горькие слезы...

Вариант №3, французский, экзистенциальный:

Стройка была пуста, как мир после ядерной войны. Мокрый кирпич и мята сильно и мужественно пахли. Бобовые усики шевелились под порывами воды и ветра. Кроны окружающих деревьев стали такими же темными, как стволы.

Вика опустила зонт, небесная влага свободно лилась на них, смывая шелуху личного, наносного. Губы Вики раздвинулись не то вопросом, не то призывом. Синица на шаткой ветке просвистела из Фауста. А дождь лил и лил, скрывая их смущение и неловкость, смягчая жесткость кирпичей, заглушая шелест срываемой одежды...

Простите, меня занесло.
А как же было на самом деле?

А было так.

Пришли на стройку.

- Вот! - Гоша ткнул пальцем.

- Обыкновенный вьюнок. Ну и что? - Вика пожала плечами и села на кирпичи.

Гоша обиделся, отвернулся. Не понимает! Сказать ей, что бобы волшебные? А вдруг она поднимет на смех?

Вика умостилась удобнее, потянулась, сорвала розовый цветок, воткнула в светлые волосы за ухом.

- Мне идет, правда?

- Ты что делаешь? Руки прочь от моих бобов! Ты сама - обыкновенная, а бобы... бобы... - Гоша не находил слов от возмущения.

- Ах, ты так! Грубиян, чучело! - отрезала Вика. - Ну и сиди на своих бобах.

Вскочила и убежала, даже зонтик забыла. В школу возвращаться не хотелось. Гоша долго сидел на стройке, целый день. Дождь прекратился, подсохло на ветру. Тучи багровели синяками, но их разогнало к закату. Кругом было столько глухой зелени и золотой желтизны уходящего солнца, что хватило бы на двадцать картин Жана Батиста Камиля Коро.

Разрывая тишину, подъехала машина, развернулась лихо, дребезжа всеми частями. Из нее выскочила знакомая старушка в кожаных брюках и пиджаке. Седая головка повязана красным платочком, как у мотоциклистов, с узелком на затылке. Но поверх нахлобучена все та же нелепая розовая шляпка с ромашками. Старушка сдвинула на лоб солнцезащитные очки и подошла вразвалку, стягивая перчатки.

- Ну, что ж ты! - прокричала она еще на ходу. - Так я и знала, что не в коня корм. Прошляпил! Прошляпил все волшебство! - она в досаде швырнула перчатки на землю.

- Где ж волшебство было?

- Ты и в самом деле придурок или удачно притворяешься? - старушка даже ногами затопала от возмущения.

- Вика? Ах, я дурак-дурак! - Гоша схватился за голову.

- Ладно, не ной! Не все еще потеряно. Подними перчатки. Так... - она задумчиво потерла лоб. - Дождешься урожая бобовых, соберешь зерна...

- ...и опять посадить их, поливая слезами?

Старуха фыркнула, отряхнула перчатки от пыли:

- Дались тебе эти слезы! Нет, ты из этих бобов сваришь суп. Замечательный суп...

- Я не умею!

- Научишься! Сваришь суп и отнесешь Вике. Она попробует...

- А подействует на нее опять?

- Ну, это целиком зависит от того, как ты будешь себя вести в промежутке. Понимаешь?

- Кажется, понимаю! - Гоша задумался. - Может, мне в кулинарную школу пойти учиться, для верности? Чтоб суп получился...

Но старушка уже забралась в машину и поправляла темные очки. Подмигнула она Гоше или это только ему почудилось? Машина рванула с места, как гоночная, и пропала, дымя, за поворотом. Гоша наклонился и бережно расправил смятые бобовые ростки.