Пусть бросит в меня камень тот, кто осмелится сказать, что никогда не слышал  о Простатите и  его подруге Аденоме. А если есть такие, завидую счастливчикам...

Когда-то я был убежден, что Простатит и Аденома стоят в одном ряду с Тристаном и Изольдой, Ромео и Джульеттой, Тахиром и Зухрой, Лейлой и Менжнуном, Русланом и Людмилой...

Помню, как, будучи первокурсником филфака, я спросил у педагога, что он знает о поэме «Простатит и Аденома».   Преподаватель растерялся и после долгой паузы сказал: «Юноша, дай вам бог не знать  об этих именах»...
Так я и пребывал в неведении, пока впервые не посетил Святую Землю...

Произошло это в благословенной Хайфе, в предгорьях южной Галилеи, в оливковом саду, у подножия святой горы Кармель, по соседству с морем, на закате солнца...

Случилось это в месяце нисан, накануне Пейсаха, в день рождения внука. Семейный праздник отмечался шашлычным пикником, обильно смоченным крепкими напитками. На радостях я переусердствовал. Но это и понятно, ведь дни рождения, как известно,  бывают только раз в году. Ради такого торжественного случая я тогда  и прилетел в Израиль. Но то ли незнакомая доселе водка под названием «Кеглевич», то ли напоённый хвоей и цветами воздух, то ли весна, продуваемая  холодным ветерком, но, так или иначе, я основательно «поплыл».

Уже не помню, после какого по счету тоста,  я с трудом поднялся на ноги и огласил окрестности призывным кличем:

- Друзья! Я послезавтра улетаю. По такому историческому случаю предлагаю  совершить заплыв в Средиземном море.

Меня увещевали: не рискуй - весенний ветерок обманчив, вода еще холодная, ты совершишь большую глупость,  если, будучи в подпитии, полезешь в воду.

Я упорствовал:

- Побывать в Израиле и не искупаться в Средиземке?! Что я скажу в Москве?

Особенно активно препятствовала дочь.

-  Ты заболеешь! Что скажет мама? Она мне не простит ...

Но куда там...  «Кеглевич» окончательно затмил мой разум.  Я разделся и спустился к берегу. С разбегу бросился навстречу набегающей волне...

... Вот тут и начинается история, требующая полной откровенности.

Иначе теряет всякий смысл мое исповедальное признание. Как говорится, из песни слов не выкинешь...

Итак, в три сорок ночи (еще раз прошу простить меня за откровенность!) я испытал острейший мочеиспускательный позыв. Осторожно, чтобы не тревожить дочь и внуков, я пробрался к туалету.   И что же? Вместо положенной в подобном случае струи в унитаз упали две скупые капли. Сначала я не придал этому особого значения.

Но позывы стали повторяться, интервалы сокращаться. Я уже не в силах был терпеть.   Метался по квартире, ежеминутно забегал в сортир, срывая на ходу трусы. Но все напрасно.

Я чувствовал, что набухший мочевой пузырь вот-вот разорвется. Я разбудил дочь.

Мы позвонили в «скорую». Приехал «амбуланс».

Через полчаса я был в больнице «Рамбам».

Врачи проделали со мной ряд  специфических манипуляций, подвесили катетер и, облегчив мои страдания, с богом отпустили.

Билет на самолет, естественно, пришлось вернуть. Я позвонил в Москву жене и сообщил, что на какой-то срок остаюсь в Израиле. Чтобы не пугать ее, придумал вескую причину. В те дни страна была повергнута в жаркие  дискуссии: возвращать ли Сирии Голаны. По всей стране бурлили митинги. Я объяснил жене, что, будучи евреем, не имею права  оставаться в стороне,  и обязан быть в Израиле.

- Голаны ты можешь защищать в Москве, - ответила моя мудрая жена. - Пойдешь в Сохнут и выскажешь свою еврейскую гражданскую позицию.   

- Я обязан находиться  здесь, и только здесь, на баррикадах!

Кстати, о своем участии в дискуссиях я нисколько не наврал. Приемную врача я превратил в  своеобразный урологический Гайд-парк.

Аденомщики, как и все евреи, оказались отчаянными полемистами. В приемной часто вспыхивали ссоры. В пылу дискуссий дело доходило до рукоприкладства. Когда-то в Хортице  хохлы  таскали оппонентов за чубы. Мы же, аденомные евреи, норовили ухватить друг друга за катетеры и выдрать вместе с корнем, на который они были надеты.

 Из кабинета выбегала медсестра:

- Ма питом! Шекет! - кричала она на иврите.

Пациенты затихали. Но как только медсестра возвращалась в кабинет,  споры разгорались с новой силой.

Самый фанатичный спорщик, фотограф  Миша, простатитный ветеран, норовил прорваться на прием к главному врачу.  Он требовал, чтобы его досрочно освободили от катетера, и тогда он сможет отправиться на Голанские высоты и занять там круговую оборону.

Иногда дискуссии оканчивались физическими травмами: синяки, ссадины, царапины,  ушибы. Благо, драки проходили в поликлинике. Пострадавшим тут же оказывали помощь.

Снять с меня катетер врачи обещали через три недели. Но даже без катетера лететь в Москву не разрешали. Опасались рецидива в самолете. А надевать катетер стюардессы не умели. На неопределенный срок я оставался в Хайфе.

На третий день моего катеторного плена дочь принесла газету с  рекламой на первой полосе: «Профессор экстрасенс-уролог Шварц (Япония) в кратчайший срок избавляет от простаты. Новейший бесконтактный метод. Стопроцентная гарантия. В связи с наплывом пациентов, запись на прием только до конца апреля».

 Я всегда панически боялся операций. Даже самых безобидных. Помню, в детстве,  операцию на гландах. Чтобы как-то поддержать свой дух, я взял тогда в больницу «Как закалялась сталь» Н. Островского. (Когда учительница по литературе узнала о моем поступке, на экзамене она, не глядя, поставила мне «пять»).  

А тут - не гланды, а простата.  Над головой  завис Домоклов меч хирурга.  И даже не над головой,  а гораздо ниже.

 - Я  не верю экстрасенсам. - сказал я дочери. - Но профессор Шварц предлагает  бесконтактный метод... А вдруг?

И вот мы с дочерью (один я ни за чтобы не решился!) отправляемся   к японцу экстрасенсу Шварцу. Предварительно позвонили в «клинику». Нам отвечает русскоязычный секретарь с украинским акцентом. Назвался Моисеем.

- К сожалению, - огорошил секретарь, - помочь не сможем. Очередь забита до второй декады октября.

- Но у меня особый случай! На мне катетер!

- Не вы один такой.  К нам даже из Беэр-Шевы едут. Вы сами-то откуда?

- Я из Москвы.

- Ого! - воскликнул Моисей. - Из Москвы? Вас как зовут?

- Александр.

- Погодите, не кладите трубку. Возможно, я попытаюсь  вам помочь. Яков Самуилович, - услышал я из трубки, - тут товарищ просится. Он специально из Москвы приехал...

Моисей и Шварц о чем-то долго совещались, наконец, секретарь сказал:

- Приезжайте. Профессор примет вас. В порядке исключения...  Вы знакомы с нашими расценками? Один визит - 100 шекелей. Да, и прихватите простыню.

- А что, разве у вас стационар?

- Нет, прием проводится амбулаторно. Но из соображений гигиены - каждый приезжает на сеансы с личной простыней.  

Дочь сняла в банкомате деньги - на визит к профессору и на такси. Запихнула в сумку свежую простынку.  

Через полчаса мы были в клинике.

Клиника располагалась на Адаре, в старом трехэтажном доме. Мы поднялись на второй этаж. На двери в полутемной лестничной площадке  сверкала начищенная бронзовая табличка: «Профессор японской экстрасенсорной урологии Яков Шварц».

Мы вошли в приемную. За столиком, покрытым выцветшей клеенкой, дремал сухопарый старичок. Над столиком маялась бездельем муха. С потолка свисал ленивый вентилятор, помешивая лопастями воздух. Из соседней кухни тянуло жареной картошкой.

Секретарь открыл глаза и вежливо спросил:

- Вы тот самый, из Москвы?

Я кивнул.

- Тов мэот, бесэдер. Я Моисей, референт профессора. Веду учет больных. Вы сидайте, а я  за профессором схожу.

Он приоткрыл боковую дверь, просунул голову.

Я успел заметить, что в соседней комнате на стареньком диванчике, согнув в коленях ноги и отвернувшись к стенке, дремал мужчина в майке.

- Профессор, - к вам  тут посетитель... 

- Ну, наконец-то!

Экстрасенс вскочил с диванчика, сплюнул на ладони и пригладил на груди локоны седеющих волос, набросил на себя халат, нацепил фонендоскоп. (Я удивился: зачем урологу фонендоскоп?). Деловой походкой вошел в приемную.

Подтянутый, высокий. Острый клинышек бородки, очки в тонкой золотой оправе. Типичный доктор Фауст. Хотя, признаться, живьем Фауста я никогда не видел.

Профессор снял очки, подышал на линзы, тщательно протер их и хищным  взглядом посмотрел на дочь.

- Вы простынку взяли?

- Да, вот она, - дочь раскрыла сумку.

-  Очень хорошо. Стелите и ложитесь на кушетку. Можете не раздеваться. Снимите  только блузочку.

Дочь растерялась:

- Я в качестве сопровождающей отца...

- Извините...  

Профессор перевел взгляд на меня  и  сухо произнес:

- Ложитесь. Можете не раздеваться. Снимите только туфли и носки. 

Я разулся, стянул носки и  взгромоздился на кушетку.

- Расслабьтесь, - сказал профессор. - Представьте, что вы лежите на пляжном лежаке.  

Я прикрыл глаза, раскинул  руки, раздвинул голые ступни. Представил пляж.

- Глаза не закрывайте! - приказал профессор. - И смотрите вверх.

Я открыл глаза. Под потолком натужно работал вентилятор. Две лопасти на нем были отломаны. Три оставшиеся издавали треск старой мясорубки

- Простите, доктор, я не могу сосредоточиться. Меня пугает вентилятор.

- Моисей! - набросился на референта экстрасенс. - Сколько можно говорить, чтобы вы не запускали эту адскую машину. Немедленно ее остановите!

Моисей что-то проворчал, с трудом поднялся и, прихрамывая,  заковылял на кухню. Только сейчас я обнаружил, что у него протез. Такой же скрипучий, как и вентилятор.

Возвратился Моисей со шваброй. Полез на  табуретку. Закачался, теряя равновесие.

- Альпинист, сейчас же слезьте с табуретки! -  закричал профессор. Выхватил у Моисея швабру, прицелился и со всего размаху запустил ее в пропеллер. Вентилятор, как побитая собака, на какое-то мгновение притих, но затем опять зашевелился.

- Дайте мне, - я поднялся с топчана и забрал у экстрасенса швабру.

- Но ведь на вас  катетер!

- Он мне не мешает. Я даже знаю случай, когда  в соревнованиях по бегу участвовал спортсмен - с катетером - и занял даже призовое место.

Профессор с интересом покосился на меня:

- А вы, гляжу, мужчина с юмором. Должен вам заметить, что по наблюдениям урологов простата обостряет чувство юмора.

- На себе я не заметил...

- Погодите, дайте срок! Вот начну работать с вами, и у вас проснется юмор. Будете шутить не хуже Петросяна. (Забежав вперед, отмечу: юмор, смешанный с сарказмом, у меня прорезался сразу после первого сеанса).  Ложитесь на топчан, - приказал профессор. - Я должен осмотреть вас.

- Если нужно, я брюки приспущу. Дочь отвернется.

- Экий вы неугомонный! - повысил голос экстрасенс. - Так и тянет вас раздеться! Не волнуйтесь, когда начнем работать, я вас догола раздену. А сейчас для предварительной беседы мне нужны только ваши голые ступни.

Я улегся на топчан.

- На  какой ноге у вас катеторная трубка?

- Она не на ноге, а выше...

- Я говорю о мочепроводном шланге.

- На левой.

- Почему именно на левой?

- Мне так удобней. А что, нельзя?

- Нет, конечно, можно и на левой, но лучше, если шланг вы будете носить  на правой.

- А что это меняет?

- Вам знакома анатомия человеческого тела?

- Весьма поверхностно.

- Тогда открою вам секрет. Левая нога у вас находится на левой стороне.  С этим вы согласны?

- Согласен.

- И сердце тоже на левой стороне? Нахон?

- Нахон.

- Ну, то-то же. Следовательно, шланг придает ноге излишнюю нагрузку. А так как левая нога и сердце располагаются в одном и том же регионе тела...

- То сердце получает кровь в уменьшенном объеме, - пришел на помощь Моисей.

Я попытался  что-то возразить, но дочь меня остановила:

- Папа, успокойся.  

Экстрасенс снова плотоядно зыркнул на нее, пощипал бородку. Перевел взгляд на мое распластанное тело.

- Что вы разбросались, как на пляже?  Сдвиньте ноги! Ступня к ступне.

- Но вы ведь сами мне велели...

- Еще раз повторяю, сдвиньте ноги. И соберитесь, наконец.

Я сдвинул голые ступни. Притих. Собрался.

И тут на мою правую ступню спикировала муха. Та самая, которая  только что досаждала Моисею.

Я с детства не выношу щекотки. Ступня моя задергалась. Муха, сделав надо мною круг, снова села на ступню. Но уже на левую.  Я  почесал одной ступнею о  другую.

Экстрасенс прикрикнул на меня:

- Вы прекратите дергаться, в конце концов?! Муху испугались!

Он призвал на помощь дочь:

 - Геверет, сядьте рядом с папой и отгоняйте муху.

Дочь присела на топчан.

- Возьми на всякий случай швабру, - посоветовал я дочери.

Экстрасенс скривился:

- В вас, как я и предсказал, начинает просыпаться юмор.

Он просверлил меня своими линзами. Спросил:

- Голубчик, где вы покупали бобочку?

- Какую еще бобочку?

- Которая на вас.

- На оптовом рынке, на Таганке. Но при чем здесь моя рубашка?

- При том, что такую же  рубашку мне прислала из Москвы сестра. Барахло китайское, доложу я вам. Линяет после первой стирки.

- Папа сегодня в первый раз надел ее... - сказала дочь.

- При остановке мочеиспускания  вас беспокоили миндалины? - неожиданно спросил профессор.

- Миндалины, какие?.. А разве  т а м   имеются миндалины?

- Не  т а м,  а в горле. Я вас спросил о гландах.

- Мне их  удалили.

- Напрасно! - расстроился профессор. - Гланды положительно влияют на работу мочеточника.

- Мне их удалили в пионерском возрасте. Откуда мог я знать, что они необходимы для простаты? Мне об этом никто не говорил...

- Вот-вот, и я о том же! - Энергично подхватил профессор.  - А попробуй-ка при Сталине, да и после культа личности,  скажи! Любое слово правды вырывалось с корнем.- Он горестно взмахнул рукой. -   Да что там?.. Сколько светлых жизней загубила аденома при советской власти!

Экстрасенс поднялся.

- Можете обуться. Простынку положите в шкафчик, на вторую полку.    

- Как?! Вы хотели осмотреть меня.

- А я и осмотрел. Японский беконтактным метод.

- Скажите, доктор, что у папы? - спросила дочь. 

- Могу поздравить вас: у вашего отца прогрессирующая в росте аденома. При том, запущенная. Но жить он будет, не волнуйтесь. Завтра начинаю с ним  работать.

- Доктор, умоляю, помогите папе!

- Все что в моих силах, непременно сделаю.  - Он снова пригляделся к дочери, потеребил бородку. - Но при одном условии: папа приезжает вместе с вами. Поймите меня правильно. Случай очень трудный...

Экстрасенс освободился от халата, подставил руки под горячую струю воды. Обработал их каким-то импортным шампунем, вытер руки махровым полотенцем с  китайскими трехглавыми драконами (наверняка, сестра прислала из Москвы) и удалился  в свой рабочий кабинет.

Мы расплатились с Моисеем за визит и по темной лестнице спустились вниз, на улицу.  

- Ну, что ты скажешь о профессоре? - спросила дочь.

Я жадно закурил.

- Без сомненья, он величайший шарлатан. А я  осёл,  с прогрессирующей в размере аденомой.

- Не делай скоропалительные выводы, - сказала дочь. -  Нам остается только верить.

Назавтра мы опять приехали к профессору. В приемной было так же тихо и безлюдно, как вчера. Моисей по-прежнему дремал за столиком. Муха все так же  досаждала референту.  И только вентилятор не работал.

Референт, увидев нас, проковылял в соседний  кабинет, разбудил Шварца..

- Пусть войдет, - пробормотал со сна  профессор.

Я вошел. Дочь осталась с Моисеем.

Обстановка кабинета вызывала оторопь. В центре комнаты - топчан, заправленный коричневой клеенкой, рядом - столик. На столике свеча на блюдце, песочные часы, будильник, раскрытый томик Библии и Тора на иврите. На стенах развешаны плакаты с урологической тематикой, на ватманском листе - огромный разноцветный  мочеточник,  карта Хайфы, схема московского метро, рисунок набухшей аденомы, похожей на орех размером с дыню, образок в углу...

- Ну что, голубчик? Вам сегодня легче? - спросил профессор.

-  Гораздо легче. Вот только объясните мне, зачем  я должен был вчера снимать носки?

- Ага! Заинтригованы? - обрадовался Шварц. - Это и есть экстрасенсорный метод! Запомните, голубчик, что голая ступня - лучший проводник космических потоков. Сегодня мы повторим эксперимент. Но уже в иной конфигурации.

- Опять снимать носки?

- Не только. Сегодня мы увеличим площадь приема космических потоков. Снимайте брюки и трусы.

Я поёжился.

- И катетер тоже снять?

- Катетер пусть останется.

Я снял брюки, стянул трусы.

- Очень хорошо! - экстрасенс бросил на меня оценивающий взгляд. - Вы просто Апполон.- Стелите простынь и ложитесь на топчан. Ягодицами перпендикулярно оконному проему. Так будут лучше проникать космический поток. 

Я  улёгся на топчан.

- Сдвиньтесь на восемь градусов левее, - произнес профессор. - Еще чуть-чуть. Еще.  Отлично. Так и зафиксируйте позу.   

Экстрасенс перевернул песочные часы, завел будильник, взял со столика Талмуд.

- Вы на иврите говорите?

- Нет, еще не научился.

- Не страшно. Ликвидируем простату, и вы запишетесь в ульпан.

Он поменял Талмуд на Библию.

 - Ну что, приступим? С Богом!

Экстрасенс зажег свечу, вплотную поднес ее к моим голым ягодицам.

- Ощущаете прилив тепла?

- Чувствую, и даже очень.

- Очень хорошо. Это начал проникать в вас поток космической энергии.

Профессор принялся читать молитву.  

- Господь наш праведный, всесильный! Помоги болезному Виталию, освободи его от аденомы...

- Профессор, извините, но я не Виталий. Я Александр...

- Простите. О, Господь наш праведный, великий исцелитель, сделай так, чтобы Александр избавился от аденомы. Да ниспошли ему блага твои великие, да облегчи его страдания...

У меня зашевелились ягодицы.

Экстрасенс прикрикнул на меня:

- Не двигайтесь! Усмирите бренную  гордыню, лежите и молитесь вслед за мной.

Я усмирил гордыню, но тут заметил, что с соседнего балкона на меня нацелена подзорная труба. 

- Профессор!.. За нами наблюдают!

Шварц не отреагировал и продолжал молитву.

Через пять минут прозвенел будильник. Сеанс закончился. Экстрасенс перевернул песочные часы. Задул свечу.

- Одевайтесь. Простынку положите в шкафчик. Жду вас завтра.

Я, слегка пошатываясь, вышел в приемную.

- Ну что? - дочь бросилась ко мне. - Как ты себя чувствуешь?

- Как ангел, спустившийся на землю.

- Папа! - дочь обняла меня. Я осторожно отодвинулся.

- Не надо, милая. Я весь еще в космических лучах...

Дочь аккуратно уложила в шкафчик простыню, взяла меня под локоть, и мы  медленно направились к двери.

- Адони, слиха! - проснулся Моисей.- Вы забыли оплатить визит...

Мы спустились вниз, присели на скамейку. Когда я чуточку пришел в себя, побрели к автобусу. Всю дорогу я молчал. Дочь старалась не докучать мне лишними расспросами. Но как только мы вошли в квартиру, я поклялся дочери, что к японцу Шварцу больше не пойду. Даже под расстрелом.

Я подробно рассказал ей об урологической молитве, об излучающей тепло свече, о космических лучах, о схеме московского метро по соседству с рисунком аденомы.

- Не торопись, - умоляла меня  дочь. -  Не делай поспешных выводов. Шварц, конечно, шарлатан, не спорю. Ну, а если?.. Вдруг?..  Может быть, действительно, поможет космос?

Я продолжал визиты к эстрасенсу. Каждый мой визит обходился в кругленькую сумму. Брать шекели у дочери я отказался наотрез. Ей и без меня жилось не сладко. Звонил жене, просил о переводах. Она исправно высылала деньги.

Я ежедневно ложился на топчан, спускал трусы, подставляя ягодицы потокам космических лучей.  Шварц исправно заводил будильник, зажигал свечу, читал молитвы. Узнав, что я имею отношение к искусству, прерывал молитвы спорами об абстракционизме, категорически был против «Черного квадрата» художника Малевича.

- Ваш Малевич - великий шарлатан! - убеждал меня профессор, держа рядом с моими ягодицами горящую свечу.

Я молчал. Неизвестно, думал я, кто из вас - великий шарлатан.

К двадцать первому сеансу жена сказала мне по телефону, что  деньги кончились...

Я заявил профессору, что визиты прекращаю. Как-никак, Шварц перекачал с меня  21ОО шекелей (в эту сумму не вошли расходы на такси и на автобус).

Назавтра в поликлинике с меня должны были снимать катетер. Я до конца не верил, что, наконец, сброшу тяжкие вериги и, как полноправный гражданин, смогу перешагнуть порог любого туалета и, не стесняясь  любопытных взглядов,  снять штаны.

Процедура была назначена на 9-45.  Нас пригласили в кабинет. Врач был ивритоговорящий, роль переводчицы, как всегда, досталась дочери.

Мне было велено приспустить трусы и лечь на спину. Дочь ушла за ширму.

Я лежал на топчане и с интересом разглядывал аппаратуру, которой был напичкан кабинет. Мигали лампочки, на мониторах плясали непонятные значки, возникали и исчезали кривые линии. Всё пищало, крякало, трещало...

Вдруг возник какой-то громкий звук, похожий на сирену. Врач вскочил и что-то сказал мне иврите. Дочь из за-ширмы перевела:

- Он требует, чтобы ты немедленно поднялся.

Я встал.

И тут врач окаменел. Он стоял по стойке «смирно» и, не отрывая глаз, смотрел на мой катетер.

Так мы и стояли, друг против друга, как часовые перед Мавзолеем.

- Почему он так пристально смотрит на меня? - спросил я дочь. - В чем дело?

Дочь из-за ширмы перевела врачу мой вопрос. Тот что-то ответил ей.

Звук, напоминающий сирену, стих.

- Что он сказал? - пытал я дочь.

- Расскажу, когда мы выйдем...

Врач жестом показал мне на топчан. Процедура снятия катетера заняла не более минуты...

Когда мы вышли, дочь расхохоталась.

Оказалось, что снятие катетера совпало с Днем памяти погибших в войнах за независимость Израиля. Ровно в десять была дана сирена, которую я принял за какой-то непонятный резкий звук.

Ровно в десять вся страна застыла в траурном молчании.

Я, наверняка единственный на весь Израиль, в ту печальную минуту, стоял в приспущенных трусах...

Через неделю я наконец-то улетел в Москву. Вместо сувенира для жены я вёз свою так и не рассосавшуюся, несмотря на молитвы Шварца, аденому.  

Бежали дни и месяцы.  Все чаще повторялись приступы.
Я решил лететь в Израиль, чтобы раз и навсегда избавиться от  своей проклятой аденомы. Всем известно, на каком высоком уровне медицина на Святой Земле.

Я летел к израильским врачам.
Оперировал меня доктор Бениамин Хардак. Операция прошла успешно. У Хардака оказались золотые руки.

Проходят годы. Но часто вижу я один и тот же страшный сон.  Я вижу экстрасенса Шварца, в одной руке зажавшего горящую свечу, в другой - мою упрямую, так и не неподдавшуюся  урологическим  молитвам, аденому...