Ч Е М П И О Н

   Птицы щебетали звонко, словно колокола на Пасху в руках подгулявшего звонаря. Август куражился во всей красе природой, жаля души мирян и провоцируя на безрассудные поступки. Ожила колокольня на Монастырском острове, призывая прихожан к молитве заливистым перезвоном, скользящим по тихим водам реки. И только большой колокол бубнил металлической строгостью, взывая к послушанию и раболепию.

   "Разве можно так металл сотрясать, что аж птицы с деревьев сорвались, а в ухе зудит от трезвона, будто напхали в него шестеренок со старого будильника. Только утро, - а уже голова квадратная. Ах, да! Вчера было перебрано самогона лишку, от тещи соседа привет... руки бы ей повыкручивать за такой перегон. Поди, из бурака закваску делала... ведьма. Точно из свеклы, - весь вечер чем-то красным блевал", - Сергей взял метлу и стал делать вид, что убирает территорию. На самом деле метла служила опорой, потому как мир под его ногами неустойчиво вращался, а наглые воробьи пикировали в опасной близости от раскалывающейся изнутри головы, словно вражеские провокаторы. Серега ждал только одного - окончания рабочего дня и пива: в глазах порхали летающие тарелки, кружа голову по проклятому закону тяжкого похмелья. Странное преломление звуков, света, движения и мыслей угнетало сверх всякой терпимости, и навязчиво мерещилась кружка пива с пеной на два пальца. Во рту сушило несносно. Даже ругаться матом не было сил.

   Старый "Ниссан", год выпуска которого терялся в потертом техническом паспорте, въехал на территорию водно-спортивной базы. Охранник благосклонно выдержал паузу у открытых ворот, проводив машину потоком мысленных вопросов вертевшихся в голове. В нос ударил запах то ли скверного бензина, которым была заправлена машина, то ли продуктами некачественного сгорания топливной смеси в цилиндрах, возможно, из-за проникновения масла. Охранник недовольно выдохнул, закрывая ворота, и вернулся к прерванному занятию, - перечитыванию в пятый раз книги "Трое в лодке не считая собаки" - единственной, находящейся в дежурной будке. В пятый раз смеяться над одними и теми же шутками не получалось, и он просто скалил зубы по привычке. В будке охраны валялась и брошюра (ее никто не читал) - Инструкция по заполнению бюллетеня для голосования, - в одном из пунктов которой значилось: "...напротив фамилии выбранного вами кандидата, в специальном квадрате, необходимо ручкой поставить знак "Х" или любой иной знак. Разъяснение: если в квадрат, относящийся к данному кандидату вписано любое слово, например, "козёл", то такое волеизъявление относится в пользу кандидата и засчитывается за "голос" поданный в его пользу.

   Хозяин "Ниссана", - волевое лицо, прямой нос, устремленный в будущее взор - мечта скульпторов советской эпохи - бросил молчаливый взгляд на тихие воды Днепра. Задумался. Клацнул желваками скул, и совершил то, что делал каждое утро на протяжении многих лет - открыл двери гаража, откуда был проход в его личную мастерскую. Это право он заслужил своим героическим спортивным прошлым. Николай Петрович Третузов являлся двукратным чемпионом мира, чемпионом Европы, трехкратным, призером множества титулованных и не очень международных и государственных соревнований. Вес его медалей, полученных за былые спортивные успехи, затягивал далеко за три килограмма. Воспоминания о тех днях остались в прошлом: счастливое ощущение собственной силы, личной необходимости, радость побед, будоражащий рокот трибун на финише заезда, восторг многочисленных друзей, родственников, поклонников, знакомых и просто случайных людей. На сегодня имелось: машина, ресурс которой вышел еще в прошлом десятилетии, готовая поломаться в любой момент и навсегда, скудная пенсия, стареющий организм, начавший так некстати давать сбои... и, пожалуй, все; да еще право пользоваться водно-спортивной базой и личной миниатюрной мастерской за былые заслуги.

   Татьяна мельком наблюдала за Николаем Петровичем и потихоньку, раз за разом, старалась использовать его на хозяйственных работах. Ей не давало покоя, истиной хозяйке базы, то, что не имела права входа, как и ключа от его мастерской. Женский же интерес - чем он там занимается целыми днями, не давал душевного покоя и раздражал повседневно. А что может быть коварнее неудовлетворенного женского любопытства? Вот только фотография Николая Петровича вывешенная в вестибюле базы, на которой он запечатлен с широкой орденской лентой на груди со своими тремя с лишним килограммами медалей, не позволяла кардинальными действиями решить вопрос любопытства.

   - Александр, не знаю вашего отчества, - обратилась Татьяна, проходя мимо охранника, - вы снова смотрите на реку, вместо того, чтобы держать под наблюдением главные ворота базы. А если начальство или посетители пожалуют?

   Сашка склонил почтительно голову, говоря жестом: "повинуюсь", и совершенно серьезно ответил:

   - Отчество у меня труднопроизносимое. Мне, и то не всегда, удается выговорить. А вот главные ворота я задницей чую, и особенно при появлении начальства. Так что не извольте беспокоиться, Татьяна, - и у меня ваше отчество потерялось из-за скверной забывчивости.

   Администраторша твердо зашагала прочь по делам. Что у нее творилось на душе от Сашкиной болтовни, узнать было трудно.

   "Вся зашоренная она какая-то", - сказал о ней дворник базы Серега, выполняющий множество прилипших к нему дополнительных обязанностей, любитель расставлять рыбные сети всюду, где их можно расставить, и получатель бесконечных зуботычин от начальства за беспредельную любовь к алкоголю. Алкоголь на него действовал завораживающе и поражающе: он тут же забывал о всем на свете, и в первую очередь о своих обязанностях. Но противостоять ему он был не в силах. В их взаимоотношениях было что-то гипнотизирующее... не поддающееся научному обоснованию.

   Водно-спортивная база в прежние времена имела богатого и щедрого владельца, в лице оборонного предприятия, и на зависть остальным подобным комплексам обладала баней, сауной, тремя спортивными залами и толпами осаждающих ее детей, юношей и взрослых юношей желающих заниматься парусным спортом или греблей, кому что больше на душе лежало. А тут, нежданно-негаданно, история выбросила фортель и все пошло вспять. Кому сказать тогда - кто б поверил? А ныне, выцветшие обои и осыпавшаяся местами штукатурка никого не удивляли, и только в подтверждение зыблемости всего сущего, издавали затхлый запах утраченного величия ушедшего времени.

   Со всего можно снять сливки. Даже обычную тельняшку несложно превратить в отменную половую тряпку; а можно порезать на маленькие кусочки-флажки и установить на рабочем месте для удовольствия. Можно стулья перетянуть - полосатая ткань очень оригинально смотрится. Но самый шик - это дополнить нательное белье морских волков тоненьким женским пояском и подарить жене на день рождения, как платье. Не проходите мимо пустых бутылок, - из них можно и дом построить, и еще ого-го чего напридумывать себе на пользу.

   Серега, дворник, дворник-Серега, являлся на работу к шести утра, как какой-нибудь немец. Ворота водной базы в это время были закрыты, и он ловко перемахивал через забор. Легкой походкой входил в отведенное ему помещение, вытаскивал надувную лодку и выходил на ней проверять накануне установленные сети. Проверял и ставил снова, проверял и ставил... Время неслось, как ветер, а надо было еще грибы собрать в округе, пока проворные бабушки с корзинками не объявились. К началу официального рабочего дня, к восьми часам, все было готово: пойманная рыба плескалась в тазике с водой, корзинка с собранными грибами покоилась в прохладном месте - можно сказать - жизнь удалась. Оставалось только дотянуть назойливую службу до завершения - до пяти часов вечера. А поутру снова праздничная томь в груди с надеждой на удачу. И так изо дня в день, все дальше, дальше... Чем не сливочная жизнь? Ну, а работу ради этого перетерпеть как-то можно...

   - Ну, вот, опять спал на посту, - по-хозяйски наставительно заметила Татьяна охраннику. - Занавески в будке задвинуты, чтобы вам не мешали... Так получается?

   - Ничего я не спал. Только глаза прикрыл. Открыл, а уже утро и возле ворот вас встречаю, - издевался Сашка, нарываясь на неприятность.

   Татьяна молча проследовала далее заниматься своими начальственными делами.

   "Кой черт спать в будке, - сказал Сашка сам себе, - если в корпусе есть приличный диван с мягкими подушками. Его мучил лукавый вопрос, - неужели Татьяна в самом деле думает, что охранники ночью бодрствуют и стерегут заржавелый хлам, некогда ходивший по реке в удовольствие отдыхающим, а ныне пришвартованный навечно у причалов? Если я валяю дурака, то логично предположить, что и она прикидывается. Ответственно прикидывается. Так оказывается, что мы оба умные люди, каждый на своем посту. Вот приятная забава!

   Сашкин сменщик, по фамилии Попов, естественно, перешедшей в прозвище - Поп, имел юридическое образование, а после и работу по специальности. Некогда специфическая деятельность наложила нестираемый оттиск на его черты характера, и теперь они лезли по любому поводу, где только можно.

   - А "Лапоть" где? Сперли, пока ты спал?! - коршуном нападал он на Сашку при смене дежурства.

   Под "Лаптем" числился в документах прогулочный катер, ровесник полета Белки и Стрелки в космос, морально устаревший еще тридцать лет назад.

   Это была шутка. Не очень утонченная, и по надежности напоминающая чугун.

   - Нет, не сперли, - отвечал радостно Сашка. - Он пошел ко дну от старости. Нырни, проверь - если есть желание.

   Старый "Лапоть" дремал у причала на мелководье и ждал своего часа поступления на металлолом. По-видимому, он мечтал после переплавки попасть на судостроительную верфь и внести свою частичку пользы в новый белоснежный лайнер, который побежал бы по морям-океанам, разгоняя тоску жизнелюбивым пассажирам. Что человек, что корабль - одни розовые мечты в голове...

   К водно-спортивной базе в годы упадка прибило разных людей.

   Серая Тойота требовательно мурлыкала сигналом клаксона. Сашка не открывая ворот (он, вообще, не привык открывать будь перед кем ворота), строго выкрикнул:

   - Выйдите из машины!

   И когда колобкообразный мужчина, немногим за сорок, спрыгнул на землю, добил его фразой:

   - Руки на капот! Оружие, наркотики - имеются?!..

   - Не имеются, - ответил толстяк, доброжелательно улыбаясь.

   - Так какого пинделя вы тревожите меня в семь часов утра? Мешаете наслаждаться благодатным временем... Может быть, я птичий щебет на ноты воспроизвожу, а вы сигналом дудите бессмысленным.

   - Я здесь работаю... - виновато заметил толстяк.

   - И я тоже здесь работаю. Но не сигналю, как сумасшедший... ни свет, ни заря. А позвольте узнать: почему я о вас не предупрежден? - скатываясь на снисходительные нотки, как бы поинтересовался Сашка.

   - Я арендую здесь помещение...

   - С какой целью?

   - С целью коммерческой деятельности.

   - И в какой отрасли находится ваша деятельность, позвольте полюбопытствовать?

   - Я врач психоаналитик.

   - Псих аналитик? - повторил раздельно слова Сашка, произносимые только слитно по определению. - Опочки, - обрадовался он своей находке, - а к какой конфессии, если можно так выразиться, вы склоняетесь в своей психической деятельности: предпочитаете Фрейда, Фрома или Камю с Сартром?

   - Предпочитаю, знаете ли, опираться больше на современников и современные технологии...

   - И вам помогает?

   - Я не себе помогаю, а другим людям: найти опору в жизни, почувствовать себя более уверенным, опять же, душевное равновесие...

   - Так вы, поди, и депрессию лечите?

   - Поди... - толстяк перешел на Сашкину манеру изъяснения.

   - А псориаз?

   - Нет...

   - Болезнь Паркинсона?

   - Нет...

   - И атеросклероз не пробуете?..

   - Нет, это не мое...

   - Пьете?

   - Умеренно...

   - А лечите тех, кто пьет?

   - Лечу, но не систематически...

   - И дорого?

   - Умеренно...

   - А больше мужчин или женщин?

   - Больше женщин...

   - Ладно, впущу вас, открою ворота, посмотрим, каких это женщин вы лечите, - угроза вперемешку со смехом звучали в голосе охранника.

   - Разных... - машина въехала на территорию с великодушного разрешения.

   Где бы еще так сладко жили дубы и клены, березы и ели, тополя и грибы в приятном количестве, как ни на острове, создавая уют расположившимся по берегам спортивным базам и отдыхающим. Ни пилить их, ни рубить, ни гвозди вбивать в деревья, как-то здесь не прижилось - все ж таки зона отдыха. И народ благоговел перед уголком природы окруженным со всех сторон водой, косяками рыб, привлекающих рыбаков и кочующими стаями уток всех пород, мастей и раскрасок, освоивших благоприятную территорию для своих потреб на зависть охотникам, у которых сердце ёкало от такой безнаказанности, однако, не можно...

   Вот всякого люду и прибивало к водноспортивной базе по сплетению жизненных обстоятельств.

   Жил на базе и Федосеевич в кладовке для хранения имущества. Низкорослый худощавый старик с узким лицом. Ушел из дома, здесь и поселился, пока терпели. Ушел, потому что страдал аллергией на птичье перо, а дома жил попугай - любимец семьи. С кем-то надо было распрощаться. Судьба выбрала его. И на здоровье, во всяком случае, здесь никто продукты от него не прятал, как дома. Собака "Вязьма" стала его семьей. И была у них между собой любовь и взаимопонимание. Всю жизнь проработал токарем на оборонном предприятии, которому принадлежала спортивная база - теперь точил поделки для ее поддержания в сносном состоянии, потому и терпели. Вот такая круговерть вышла. Былые заслуги списываются часто с восходом солнца.

   Бабушка Елизаровна собирала свою дань с зоны отдыха - стеклянные бутылочки, и накапливала их на пункте сбора - за будкой охранников. Администратор базы, Татьяна, очень строго относилась к нахождению посторонних на вверенной территории. Но Елизаровну не успевала отпугнуть. Уж больно проворная старушка: только нырнет на заповедную территорию, как тут же и выскочит обратно. Туда-сюда и всех делов - живая не по возрасту. Да уж все и привыкли, пришлось смириться с обстоятельством.

   К воротам водной станции подъехала машина из серии дорогих и из открывшейся двери выпрыгнула "дюймовочка", очень даже и очень...

   - Только не говорите, что вы ни к Валерию Всеволодовичу!

   - Не к Валерию Всеволодовичу, а к Валерию Романовичу.

   - Этот старый жулик меняет отчество, как своих пациентов (отчество Всеволодович Сашка ляпнул наобум, и не попал). Вы с ним поосторожнее, барышня. Очень похожее лицо я видел на информационном стенде "Их разыскивает милиция".

   - Здрасте, - сказала дюймовочка, проходя мимо.

   - Да..а, - протянул Сашка, - здрасте-здрасте.

   - Мусор все это, шваль. Вот еще одна лезет... - В это время через калитку заскочила на территорию базы Елизаровна, оставила бутылочки и тут же выскочила восвояси. - А вон еще один, с метлой, - Серегу так шатало, что нависла серьезная угроза потери равновесия. За Сашкиной спиной стоял неприступной стеной Николай Петрович Третуз. Бугристые мышцы угадывались сквозь легкую футболку.

   - А позвольте спросить, если вам на машине с левосторонним управлением приходится идти на обгон - встречные машины вам не мешают? Ведь их не видно из-за впереди идущей машины. И что наши милицейские говорят по этому поводу, довольно смешно послушать?

   - Да, неудобство имеется, но привыкаешь и не замечаешь. А милицейские не возражают, главное чтоб машина была зарегистрирована. Считают, что голова водителю для того и дана, чтобы учитывать риски. А если ты такой умник, то возьми ключи от спортивного зала, я тебя на прочность испытаю.

   - Не..е, я не умник, если к воротам прикреплен. Тяну лямку, как все... чтобы, иначе, за борт не выбросило. - Он взял таки ключи и направился к залу в сопровождении чемпиона.

   Чемпион смотрел на него как на шваль, которой необходимо дать возможность подтвердить свое реноме, с его точки зрения.

   - Жим лежа, пятьдесят килограммов, - скомандовал Николай Петрович

   - Вы что же меня уиграть хотите? А кто на "боевом" посту стоять будет? Подмените, если что?.. - Сашка наиграно медленно, а на самом деле тщательно разминая мышцы, блуждал по залу, ехидно скаля зубы, будто бы примеряясь укусить штангу. Когда-то и он кое-что мог показать, только не хвастался. Да и давно это было. А спорт отпусков не любит, особенно продолжительных. В конце концов, он лег на деревянный помост, поднял руки и ухватил гриф штанги покоящейся на стойках держателя. - Тяжелая, наверно, - он не мог не подурачиться даже в такой ответственный момент. - А расписочку, однако, все же надо было с вас взять.

   Он отжал штангу двенадцать раз.

   - На сегодня хватит, - небрежно сказал он, - можно было бы и больше, не мешали бы мысли о заботах думать. А вы, не желаете поиграть железом на моем месте? - обратился Сашка к Третузу.

   - Чего мне желать - это обычная моя процедура. Двадцать семь раз...

   - Фьють, - присвистнул Сашка. - Неплохо, если так...

   - А к лету пятьдесят раз выжму...

   - Вы думаете, что к теплу штанга в пятьдесят килограмм полегче станет? - доброжелательно округлил глаза охранник. - Если так, то и я, с прилетом грачей, свой результат улучшу.

   - Мне к соревнованиям надо подготовиться, трепло...

   - Республиканским или международным?

   - Международным... - нехотя, сквозь зубы, протолкнул слово Николай Петрович.

   - ... К Олимпийским играм, что ли? - решил пошутить Сашка, но ответ оппонента ошарашил его.

   - Именно... В точку попал. Да ты, я смотрю, в курсе мировых спортивных событий. Читал где-нибудь?

   - А то как же, - интуитивно-подсознательно выкрутился охранник, - мы всегда при делах... И как скоро соревнования?

   - Сентябрь... следующего года, Италия! Олимпийские игры среди ветеранов спорта...

   - С таким "иконостасом" на груди, - Сашка тонко намекнул на прежние заслуги, - и вашими бицепсами (при этом взгляд его был направлен на по-спартански грозное лицо Трезуба) - золото ваше - остальным и на старт выходить не надо.

   - Плевать мне на медаль! Деньги нужны. А медаль - так, цацка, приятное приложение. Здесь хуже препятствие вырисовывается: шестьдесят четыре стукнет в следующем году. И в нашу группу, шестьдесят и более лет, пару хороших ребят молодых приходят - им по шестьдесят. А в этом возрасте каждый год за пять идет. Это серьезно портит мне настроение. Ну, да посмотрим, у меня иного пути не осталось, как сражаться до конца.

   Сашка понимающе вздохнул:

   - Я уверен, все будет хорошо, вы победите...

   - Чихал я на твою уверенность. Работать надо, и только это принесет победу, - и он отвернувшись, важно ушел прочь.

   - Не сидите в будке, делайте регулярный обход территории - это входит в ваши прямые обязанности. Откройте занавески, не прячьтесь за ними - ничто не должно мешать обзору! - строго напоминала администраторша Татьяна охраннику Сашке Михееву. - И ни в коем случае не допустите, чтобы кто-либо из посторонних находился на территории. Вы за это несете прямую ответственность!

   - Не извольте беспокоиться, - Сашка склонил почтительно голову, - Охрана базы надежна, как никогда - муха не проскочит... А вот кабанчика я бы сам не прочь пропустить, да жалость, они здесь не бегают. А вот телочки... я вам скажу, такие здесь водятся, аж дух захватывает. И все к этому... психу Валерию, дохтарю нашему. Как он их подманивает - ума не приложу. Ей-ей, сам специально в доктора пойду, чтобы к нему помощником наняться. А насчет неприятеля не сомневайтесь - муравей не проскользнет не попробовав едкого газу с казенного болончика, который всегда наготове в будке спрятанным лежит. - Сашка скорчил неприступную гримасу на лице в подтверждение сказанного, в расчете на то, что если у женщины средних лет есть юмор - она посмеется, если нет - то, сочтет его за идиота или же внутренне изойдет гневом. Ему было ровным счетом все равно. Во-первых, он не собирался долго задерживаться на этой работе; во-вторых, интерес к Татьяне, как к женщине, у него полностью отсутствовал, - уж слишком строга для своих лет, к тому же еще и муж имелся - пусть ее и забавляет; а в-третьих, он знал то, чего не знала она...

   Как сверхъестественно манит то, что запрещено, то, что скрывают и прячут.

   Когда ночь укрыла землю, и давно стихли дневные звуки, шум, и только редкие влюбленные прогуливались, не замечая течения времени, завороженные друг другом, охранник спортивной базы Михеев вынес высокий деревянный табурет и установил его под окном мастерской Николая Петровича. На табурет были положены, прежде заготовленные, парочку шлакоблоков. Взгромоздившись на этот помост, Сашка смог заглянуть за высокие занавески, задернутые круглосуточно, скрывающие манящую тайну происходившего внутри. В свете луны и редких станционных фонарей, он увидел новую байдарку со странным корпусом, отсвечивающую приглушенным дневным светом, как будто бы корпус смазали фосфором. Он направил приготовленный фонарь на объект изучения, и лодка вспыхнула тысячами искринок, как нежный снег на солнце, как отблески елочных гирлянд при свете множества ламп. Лодка была странна сама по себе: приплюснутые во внутрь корпуса боковые поверхности носа и кормы напоминали носовую часть эсминца. Было что-то в ней загадочно завораживающе, внушающее превосходство. Сашка поводил лучом фонаря по мастерской и наткнулся на весло, лопасти которого были разной формы, к тому же, одна немного изогнута, вторая же совершенно плоская.

   "Нонсенс", - пронеслось в голове, этого не может быть, потому что не может быть никогда: противоречие законам физики. Не могут быть на одном весле лопасти разной формы, конфигурации: это нарушит равномерный ход лодки. Бред какой-то. Разве что выставить его на конкурс самых нелепых изобретений. Но тут луч фонаря наткнулся на второе весло, стоящее поодаль с разобранной рукоятью (у гребцов оно называется "веретеном"), как деталь в разрезе на картинке по черчению. Внутри веретена размещались тяги, втулки, непонятные узлы: "Весло с изменяющейся геометрией лопастей? - изумился Сашка. - Такого в мире еще не бывало". Как действовал механизм и какой при этом достигался эффект - оставалось загадкой.

   "Ай да Николай Петрович! Ай да кудесник, чисто "кулибин". Вот до чего человека нужда в деньгах доводит", - восторгался он многогранностью человеческих способностей. От прикосновения к чужой тайне у охранника внутри распространился холодок. Вдруг Сашке Михееву показалось, что в неосвещенной фонарем точке мастерской, там, возле двери, кто-то стоит. В тот же миг он ощутил легкое прикосновение сзади к своему плечу, и пугающий шелест, сопровождаемый неприятно-резким горловым криком, страхом сковал члены. Сашка слетел с помоста, выронив фонарь. Послышался звон стекла - так фонарь сообщил об отказе дальнейшего выполнения своих обязанностей. Неизвестная птица с большим размахом крыльев с шумом маневрировала в просвете между кронами деревьев. "У-у, гадина!" - возвращая свою смелость, вслух сказал Сашка бодрясь. Он посмотрел поверх головы и увидел свисающую ветку липы, слегка колышимую ветром. "Ей богу, утром спилю, - снова произнес он вслух, оправдывая свой страх. - Это же надо, чтобы такие простые вещи могли, чуть ли ни на смерть напугать. И кого? Я ж привыкший к неожиданностям... Опять же, фонарь разбил..."

   Рождество, Новый год, Рождество, Новый год, - (уж очень эта последовательность ассоциируется с шаманским бубном, в который тот бьет без устали) отгремели петардами, звоном бокалов зимние праздники. Река замерзла. Мороз ударил назло несущейся навстречу весне, опрокинул ее арьергарды и ненадолго задержал приход. Подоспевшие силы природы навели порядок, и весна зажурчала ручьями, щебетом птиц, гомоном людей повсюду.

   ...А не знала Татьяна того, что ее страстно любил дворник Серега. Боялся и любил, любил и боялся. И так любил, что утечки информации не могло не произойти. Она же, зазноба, гоняла его без устали, как и гражданин Сидоров не щадивший свою козу, иными словами, как сидорову козу, совершено не догадываясь о его чувствах к ней. Так они и ходили неудовлетворенные и непонятые друг другом. Она его ругала за то, что он от случая к случаю пил на работе, а он не мог не пить от неразделенных чувств. А еще Татьяна не знала, что охранники, словно пожарники какие, спят по ночам без задних ног, вместо того чтобы сторожить доверенное обветшавшее имущество. И лучше было бы ей этого вообще никогда не узнать, так переживала, чтобы охранники слабину не дали на посту, что узнай обратное, могла бы от чувств и серьезно занемочь (не дай бог, конечно же). Ну, а про то, что охранное агентство, заключившее договор с водной станцией использовало липовых охранников, которые на самом деле нигде официально не числились, в том числе и Сашка Михеев, о том лучше даже и в мыслях не думать, что могло бы случиться, случись что-либо. А отвечать ей - администратору, Татьяне. Такие вот не веселые дела случаются в жизни. Спит себе человек спокойно или бодрствует активно с превеликим удовольствием, а того не знает, какие нехорошие тучи вокруг него кружат. Может и пронесет его, удачливого, судьба, а уж коли нет... то тут уж извини-подвинься, кто спасет, кто поможет?

   И был у Николая Петровича Трезуба товарищ, видимо, из прошлых лет еще дружбан. Он приезжал на водную станцию обычно вечером на машине, говорящей о достатке. Привозил какие-то вещи всегда аккуратно обернутые. Вдвоем они запирались в мастерской Николая Петровича и подолгу там что-то творили. Сашка Михеев догадывался об их совместном интересе и с нетерпением ждал, когда, наконец, чудо байдарка увидит дневной свет и пощупает природную речную воду.

   Николай Петрович с товарищем старались не разговаривать при посторонних, и те редкие фразы, которые случайно доносились до чужых ушей, обычно, ни о чем существенном не говорили. Третуз никогда не упоминал в разговорах жену, а если вдруг мысли к ней возвращались, то недовольно насупливал лицо: далеко не молодая женщина превратилась в сварливую и скандальную под воздействием бытовых условий. Она без конца указывала мужу на тех, кто был намного менее "заслуженный" чем он, - а вон уже где! А он?! Она желала одного - разбогатеть, как всякая иная жена. Возражать можно было, но что толку... И приходилось Николаю Петровичу терпеть, сцепив зубы. Не понимала она по-женски, что ее муж ни старик из сказки про золотую рыбку, и первым делом что предпринял, разбогатей он, так это оформил бы развод с опостылевшей своими попреками женщиной. Так что счастье её заключалось в его бедности. Вот так все в мире устроено: не знаешь, где выиграешь, а где с проигрышем никак не разминуться.

   Дождался таки Сашка, заветного дня. Шел май, приятный во всех отношениях месяц. В шесть часов утра под воротами водно-спортивной базы требовательно заныл сигнал клаксона автомобиля. "Кого это нелёгкая принесла ни свет, ни заря", - подумал еще не пришедший ото сна охранник, и, приводя себя в порядок на ходу, пошел отпирать ворота.

   Николай Петрович был как обычно строг лицом: ни дать, ни взять лишку - вылитый воин Спарты, небрежно кивнул на приветствие. Подъехал к своей мастерской, но машину поставил не как обычно, в притык к дверям, а поодаль. В Сашкиной голове это мгновенно отметилось предположением: "Сейчас что-то произойдет необычное". Скоро, уверенными движениями Третуз вынес из мастерской зачехленные байдарку и весло: Сашка-то ведал, что в чехлах скрывается, да и форма уж очень специфичная. Спортсмен вынес свое имущество на бон, лодку установил на козелки, в мгновение расчехлил и не успел охранник проморгаться заспанными глазами, как Николай Петрович показал ему хвоста на середине речки. Пока Михеев приходил в себя от быстроты произошедшего, лодка скрылась из виду, как и не было.

   Точно такое же действо произошло полтора часа спустя, только в обратной последовательности. Сашка не видел, когда Третуз подошел на лодке к бону, но дальнейшие его действия были настолько быстры и отлажены, что рассмотреть подробнее ни лодку ни весло не удалось, прежде чем они занырнули в свои чехлы, а очень хотелось...

   Тоже самое повторилось и в семь часов вечера, когда на базе уже почти никого не было. Подъехал Третуз, также ловко вынес и расчехлил лодку и мгновенно скрылся в наступающих сумерках. И дальше, эти действия Николая Петровича повторялись регулярно каждое Сашкино дежурство до конца мая. А после, у детей в школах уже начались каникулы, приехал его друг, стемнело к тому времени порядочно, вынесли они лодку из мастерской, два весла (оба зачехленных, и лодка, само собой), погрузили сверху на багажник машины, и не прощаясь выехали с базы. Сашка с грустью, накатившейся вдруг, долго стоял у распахнутых ворот, сожалея и кляня себя... совершенно не понятно за что. Может быть за то, что не смог найти общий язык, и чем-либо помочь, а может быть из чувства, которое тянуло (как в воронку водоворота) вслед за человеком, не смирившимся со своей судьбой...

   .................................................... .................................................... .........

   .................................................... .................................................... ..........

   - На старт! - последовала команда судьи соревнований.

   Природа клубила в небе черные тучи. Некстати.

   Зубы заскрипели от бешеной страсти победить. Руки вцепились в весло готовое рассыпаться в пыль от клокочущей внутри человеческой злости, презрения, ненависти. Кости трещали обвитые мышцами.

   Вокруг потемнело и повеяло преддождевой свежестью.

   "Победа или!.. Победа или!.."

   Стремление вперед готово было вырвать лодку вместе с гребцом из воды и понести ее, как птицу по воздуху. Сцепленные желваки угрожающе пощелкивали, готовые растолочь в пыль все, что станет на пути к победе.

   - Внимание! - раздалась команда.

   Мелкий дождь сорвался с неба и застучал по воде.

   В ушах зазвенело, глаза сощурились до рези. Энергия внутри тела закипела извергающейся лавой. В голове на мгновение зазвенело от перенапряжения, эмоций, чувств, стремлений, надежд.

   Красная ракета щелчком ушла вверх.

   "Пошел!!" - заорал себе Николай, и бешеный пропеллер в его руках замолотил по воде.

   "Победа или!.." - мелькнуло в мозгу и отскочило в сторону вместе с отлетевшим назад гребком...

   Тем временем нависшие тучи прорвались, и жуткий ливень обрушился на землю, болельщиков, судей... покрыв поверхность реки бульбами с коровье вымя. Молнии разили магниевыми вспышками, слепя и одновременно освещая путь, а после пропали, погрузив все во мрак. Берега скрылись в темноте. Где финиш, где старт? Ничего не разобрать. Лодки соперников растворились в сгустившейся темени. Повеяло преисподней.

   "Попал, что ли, в большие воды реки? Куда грести - не видно ж не зги! Пропадай весь белый свет! Давай! Вперед!" - среди полной темноты и бушующей стихии спортсмен не переставал грести во всю мощь своих мышц, в никуда... И вдруг среди полной непроглядности блеснул надеждой огонек: "Маяк или звезда? - пронеслось в голове гребца. - Какая разница! Туда!" - и с новой силой рассек воду лопастями весла. Мысли о медали, деньгах, славе ушли, как и не было. И остались только зовущий свет огня и запредельная от перенапряжения работа мышц...

   _____________