Игнат родился уродливым ребенком. В неблагополучной семье было уже пятеро ртов. Одним больше-меньше, видимо, не играло большой роли для его родителей. Врачи предупреждали маму о патологическом развитии плода.

  У мальчика оказались сильно искривленные ноги, горбик и перекошенный ротик.

  – Ну и Квазимодо получился у тебя, – нетрезвый отец с удивлением выпучил мутные глаза, рассматривая младенца после роддома.

   – По пузу не нужно было колотить всякий раз от ревности, – огрызнулась та. – Врачи утешают, что когда подрастет, можно сделать операцию на ноги. Но кто возьмется помочь ему?

   – За наш счет найдутся желающие. Нет уж, пускай так живет. Для чего-то Бог послал его нам таким. Ему положена инвалидность, а к ней кой-какие деньжата. Зачем же рубить курочку напрасно. Пусть несет золотые яйца для нас. Лучше давай, обмоем мальца, как положено, – отец новорожденного принялся привычно разливать по стаканам вино. – Хоть клок шерсти с паршивой овцы.

  Игнат сразу стал в большой семье изгоем и к нему намертво приклеилась кличка Квазимодо. Только жил малыш не в соборе, и люди видели в нем не дьявола, а уродца.

  – Наш Квазимодо! – говорили братья и сестры о нем, постепенно забывая настоящее имя.

  До года вечно пьяная мама кормила кое-как сына, а потом стала словно не замечать его. Первое время несчастный ребенок пытался по привычке проситься на ее колени. Но всякий раз получал злобные окрики, чтобы не мешал ей.

  Мальчик научился играть сам с собой. Когда Игнат приноровился ползать, то стал выбираться на улицу.

  Соседские дети тоже дразнили Игната:

   – Квазимодо, скажи – клей.

   – Клей!

   – Выпей баночку соплей!

  И не играли с ним. Мальчик рос уродливым телесно. Что творилось в душе – пока было непонятно, но Квазимодо стойко переносил унижения и не обижался на кличку. Квазимодо и Квазимодо! Словно ему нипочем, что необычно дразнили, да он и в самом деле не такой, как все дети в деревне.

  Сначала мальчик ползал по деревне на четвереньках. Так получалось не очень быстро, но он упорно познавал округу. Потом научился бегать на четырех конечностях, как деревенские собаки. Он быстро перебирал на четвереньках руками и выпрямленными в коленях ногами. В такой необычной для человека позе носился наперегонки с четвероногими друзьями-собаками. Животные давно признали его своим.

   – Ну чисто лесное чудище! – восхищались некоторые люди. – Поди, догони его теперь.

   – Несчастный ребенок! – жалели другие. – Что из него получится?

   – Изгоем будет в обществе – говорили люди. – Кто полюбит такое чудо-юдо?

  Квазимодо исполнилось пять лет. Он уже давно научился ходить на своих ногах. У него получалось неплохо, но при помощи палочки, которую мальчику вырезали из орехового дерева сердобольные люди. Он теперь уходил на ножках довольно далеко. Только переваливался с ноги на ногу, как уточка. Ребенок рос, увеличивался и горбик на спине, но не очень портил фигуру мальчика. Со стороны казалось, что шел высокий худощавый и сутулый ребенок. Рот тоже немного передвинулся к нужному месту, но уродство было заметно. И только большие выразительные глаза и высокий чистый лоб Игната скрашивали неприятное портретное впечатление.

  Однажды шестилетний Квазимодо пропал из дома. Он и раньше, когда сильно обижали дети или доставалось от несдержанного на руку отца, уходил в таежный лес за огородом. Там любил часами наблюдать за лесными обитателями. Потом добирался до красивого озера с островами и частенько сидел в дубовой роще на поваленном непогодой дереве. Природа стала его единственным воспитателем, дарила красоту и заменяла ласку.

  Люди в первый день ходили по осеннему лесу в поисках ребенка до ночи. На вторые сутки махнули в полдень рукой:

   – Бог дал, Бог взял, может, к лучшему для него. Всяк от земли в землю отыдет.

  Осень была в этом году необычная. Листва деревьев пылала словно в жарком костре. Огромный лесной пожар, казалось, бурлил, неистовствовал под синим пронзительным небом. Ветра не было вообще. Лиственные факела стройных жемчужных березок; трепетных, как лань, янтарных крон осин; могучих высоченных покрасневших шапок лип и вековых рыжих кленов смотрелись единым огненным неприступным валом. Издали казалось, что ступит туда человек и вмиг пропадет – сгорит дотла среди пылающей красоты.

  Квазимодо вышел из полыхавшей осенней тайги на четвертые сутки. Кто-то из сельчан утверждал, что видел, как мальчика сопровождала до деревни старая рыжая лиса. От самого мальчика не добились ничего путного. Он твердил, что видел ночью корову, ночевал с любимыми собаками в норе, ел какие-то корешки, ягоды и орехи и даже разговаривал с добрым дедушкой на болоте, где полно клюквы.

  Папа и мама не высказали особой радости от появления сына. Они второй день поминали мальчика. Пьянка плавно перешла в празднование второго дня рождения Игната. Бог вернул им мальчика вновь.

  В школе дети не обращали внимания на Квазимодо. Никто с ним не дружил, но и ни один школьник не обижал его, считая не от мира сего. Мальчик жил одиноко в своей скорлупке.

  Учителя вскоре заметили, что мальчик очень хорошо рисует. Особенно любил Игнат акварель и гуашь. Классная учительница поощряла его способности, снабжала мальчика красками и бумагой.

  Ее поражала изобразительная техника молчаливого ученика. Он никогда не делал предварительных набросков карандашом. А сразу начинал писать кистью картину. Игнат не изображал людей. На рисунках с любовью выписывал только натюрморты, природу и животных.

  Причем всегда перспектива изображения начиналась от какого-нибудь зверька или насекомого на картине. Пускай крохотного персонажа, но пейзаж показывался как бы его глазами.

  Классная учительница потрясенно рассматривала новую картину Игната. На осеннем неспокойном озере затерялся среди крутых волн березовый листок-кораблик со высоким черешком-мачтой. На нем держался за борт муравьишка и пристально смотрел вперед. По берегам озера неприступный темный плотный строй из хвойного леса. Кругом бродили черные тучи, злой ветер срывал белую пену. Кораблик завис на гребне крутой волны. А по курсу манил к себе сказочный остров. Над ним проглянуло ясное солнышко и пускало на землю теплые пронизывающие лучезарные нити-лучики. Слева стояли молоденькие осинки в лимонных накидках, отделанных по спирали золотыми воланами от макушки до подола. Стайка молоденьких грациозных березок отодвинулась от пологого берега таинственного острова, образовала изумрудно-шелковистую пристань. Они, казалось, ждали отважного морехода и от скуки весело переговаривались, покачивая многочисленными сережками шоколадного цвета в мандариновых волосах. Их болтовне внимала ель в летах. Она была выше всех здесь и служила прекрасным ориентиром путешественникам.

   – У него несомненный талант художника, – сказала учительница директрисе.  – Мальчик вкладывает тонкую душу в работы. Удивительно, столько душевной красоты в уродливом теле. Она скрывает начисто ошибки природы. Нам следует пристроить мальчика в художественное заведение.

   – Сейчас там проводят конкурс. Если эта картина Игната займет достойное место, то его могут взять на обучение за государственный счет. Там и прооперируют ноги, и школу окончит, и научится художественному мастерству.

  Но Квазимодо отказался высылать эту картину на конкурс. Он пообещал написать другую.

  В этот раз среди живописного ельника мальчик изобразил белый гриб. Он форсисто сдвинул темно-коричневую шляпу набекрень и, казалось, устремился по вереску навстречу элегантной лисичке.

  За ними наблюдал красногрудый снегирь и выводил поощряющие трели. Вдали подсматривали за чужим счастьем пурпурная рябина, брызгала соком от чувств спелое брусничное семейство. Казалось, еще мгновение и влюбленные соединятся навсегда. И столько зрелости, мастерства и необычных красок было заложено в работе, что казалось, все происходило наяву, как во взрослой жизни.

  Квазимодо приняли в художественное училище.

  Прошло много лет.

  Папа Игната сгорел от пьянки. Сестры и братья выросли и разлетелись по миру. В доме осталась больная мама Игната. Она потеряла зрение, бедствовала.

  Однажды немощная женщина услышала шаги в доме.

   – Кто здесь? – спросила она.

   – Твой Квазимодо вернулся, мама, – ответил Игнат.

   – Ты не один?

   – Со мной жена Элла.

   – Снова Бог послал мне тебя, сынок, – заплакала слепая женщина. – И я догадываюсь для чего. Чтобы с чистого листа начать мою жизнь, потому что чистым безумием была прежняя.

  Она не могла видеть, что вернулся к ней не Квазимодо. Одухотворенный и добрый взгляд глаз мужчины, ставшего известным художником, полностью скрадывали физические недостатки.

  Игнат построил новый дом. В его семье родилось шестеро детей. Счастливый отец много работал, писал картины. Жена вела домашнее хозяйство. Их большой дом был похож на лесной муравейник. В нем жили Игнат, Элла и их счастливые дети.