Про котэ

Рассказ

Метаморфоза развития

Юннатские поползновения моего друга Толи за всю его сознательную жизнь претерпели стопроцентную метаморфозу развития…
Тёщиного кота Маркиза от тайной, изощрённой казни спасала искренняя, с детства, любовь Толи к красавице и умнице Тамаре.
«Киса, помоги Маркизу», - «рекомендовала» из своей комнаты Тома, услышав утробный голос баловня семьи…
«Киса» - это домашнее имя моего друга Толи. Присвоено Тамарой. Пожизненно.
А Маркиз – это надменное, породистое и разожратое чудовище, издававшее жуткий утробный звук всякий раз, когда ему надо было перелезть дюймовый порог из кухни в комнаты.
Будучи под шофэ, Толя в узком кругу единомышленников систематически жалился, что звук этот частенько заставляет его с дрожью просыпаться ночью в холодном поту…

Когда никто не видел, Толина помощь Маркизу заключалась в лёгком поддёве носком ноги под жирный живот кота с последующим броском того через порог.
Аристократическое происхождение кота, видимо, не позволяло ему как-то более адекватно реагировать на такую Толину «помощь».
Лишь испепеляющий плебея, полный презрения, чванливый взгляд ненавистника…

Однажды мой друг Толя едва не захлебнулся от ярости, услышав, что коты, мол, тоже поддаются дрессуре…
«Какая дрессура!» - возопил мой друг Толя, - твари тупые! Только валерьянку жрать!»

Эволюция – упрямая вещь, метаморфозу развития отнюдь не исключающая, а вовсе даже предполагающая. Метаморфоза развития прослеживается лишь рядом наблюдений…

Вместе с дочкой, как-то исподволь, в семье Толи и Тамары появился кот Мотя…
Консенсус у Толи с Мотей был заметен сразу…
Мотя, разумеется, сам перелезал все пороги, делал свои дела исключительно в унитаз (!) и голос имел вполне терпимый.
«Погоди, - по возможности миролюбиво назидал кота мой друг Толя, - ты у меня ещё будешь воду сам спускать и тапочки мне приносить…»
Повествовательно говорил…
Про светящиеся в темноте Мотины глаза утверждал так: «Включаются сосиской, выключаются тапком…»

Когда в отведенный срок Мотя почил в бозе, а доча выучилась и улетела жить в края более комфортные, в семье моего друга Толи откуда-то появился Бибер…

Задравши хвост летел Бибер каждый вечер встречать Толю с работы.
Толя с любовью чесал его особой массажной щёткой, Бибер при этом жмурился и урчал от удовольствия, любви и неги… Почти как и Толя…
Ни один разговор с Толей по телефону, а потом и по скайпу не обходился без умильного упоминания о любимце.
Немерянные средства были истрачены на лечение Бибера, когда тот вывалился из окна пятого этажа в охотничьем азарте за голубями…
Дозволялось Биберу практически всё. Любимая его лёжка была на принтере, рядом с Толиным компьютером. Заставка в нём, разумеется, - Бибер крупным планом…

Прожил Бибер в любви и неге 18 лет, завершив, вкупе с предшественниками, Маркизом и Мотей,  аккурат полувековековую «кошачью» эволюцию взглядов и отношений моего друга Толи…
Стопроцентная метаморфоза развития…

Вот я теперь и думаю: в Толиных ли годах дело, в кошачьей ли неотразимости…
И наблюдаю с интересом, обойдётся ли мой друг Толя на пенсии без кота?!

Матёрый кот

Неожиданно мощное слово – матёрый: очень опытный, бывалый, искушённый, отъявленный, закоренелый, тёртый…

Матёрый дворовый кот непрояснённой, закомуристой масти хлебанул по жизни много и всякого и потому знал цену поступку. Половина его хвоста уцелела, но была парализована и неподвижно торчала вверх как у рыси. По поводу ущербного хвоста Матёрый не комплексовал, поскольку предмет его особой славы и гордости при этом дивным образом оттенялся. По окончании одной из разборок Матёрый был вынужден обходиться и одним ухом.

Квартировал Матёрый с гаремом на тентовой крыше веранды детского сада в уютном городке на Средиземном море. Выбор сам по себе был недурён: тепло, мягко, границы под контролем. Харч в достатке, само собой. Диву, что март у Матёрого был круглый год.

Я не знаю причины и природы кошачьего ора по процедуре их ухаживаний и гулек, но, попривыкши и понаблюдавши, стал различать ещё один голос. По диапазону и тональности где-то между голосами Матёрого и его кисок.

На навес веранды, в покои-опочивальню, не мог запрыгнуть собрат Матёрого, как потом выяснилось, из-за травмы толчковой ноги. Понятно, что он хотел, и у него тут тоже март – круглый год.

Непонятной и интригующей была реакция Матёрого. Заслышав снизу голос собрата, он вставал со своей лёжки, потягивался и по-хозяйски подходил к гарему, изнемогавшему поодаль от неги.  Возле выбранной одной из красоток Матёрый останавливался и издавал вполне себе дружелюбный звук. Если реакция той была несоответствующей, Матёрый округлял глаза и скалил зубы, отчего и без того широкая и ободранная его морда делалась и вовсе свирепой.

Сразу, не сразу, но Матёрый таки сгонял избранницу с навеса вниз, где хромой и озабоченный его собрат незамедлительно начинал свою песню: «Мадам! Я старый солдат…»

Может быть, Хромой и отстоял некогда в коллективной и жестокой битве половинку хвоста Матёрого, может быть это и стоило ему хромоты…

 Так или иначе, я пришёл к выводу, что Матёрый знал цену поступку и добро помнил…