По стежкам-дорожкам идут Пахом, Ерема, братья Губины.
Повсюду — благодать. Молодо плещутся  в Волге-матушке жирные белуги, из кедрового леса грозно порыкивает уссурийский тигр, кое-где, как петарды, взрываются от ядрености развесистые клюквы.
Пахом:
— Ребятушки, родимые, скажите мне, пожалуйста, кому живется весело, вольготно на Руси?
Ерема и братья Губины, будто с похмелья, мрачно задумываются.
Ерема:
— Купчине толстопузому.
Навстречу взыскующим правды странникам попадается олигарх Протопопов. Он среднего роста, в меру жирен, в меру оптимистичен.
Протопопов:
— Ой, мне живется весело, вольготно на Руси! Я хапаю, грабастаю без устали, без продыха. Как липку обдираю я доверчивых козлов. А дом мой — чаша полная. Жена с грудями тяжкими. Детишек цельна горница. Открою холодильник я, а из него все ломится. И буженина сытная, треска весьма свежайшая и куры из Америки. Но женушка, Аленушка, такие грудки спелые, такие грудки тяжкие… Она кобылка статная!
— Сдалась вам эта женушка! — сказали братья Губины. — Мы лучше вдаль пойдем.
Вдали им встречается сторож Протопопова, Суков Федор Федорович.
Суков:
— А если уж до личностей, то мне живется весело, вольготно на Руси.
Пускай хозяин скапливат различное имущество. Пускай его потешится. И копит софы красные, и унитазы гладкие, и ванны белобокие, и прочье барахло. Возьмем потом топорушек, заостренный и споренький, и в гости к Протопопову потопаем, пожалуем. Был Протопопов душечка, и нету Протопопова. Зато софа целехонька, и унитаз блестит! Тогда уж я запрыгаю и песни закурлыкаю, оркестр под меня… И молвят люди русские, видали — Федор Федорыч! Ах, Суков — сукин сын! Он заимел всю собственность, он заимел имущество. Ах, Суков, сукин сын!
Ерема вдруг задумался и буркнул, в землю глядючи:
— Видали всяких Суковых, видали мудаков…
Странники бредут дальше. Навстречу им молодо, игриво несется собачка сторожа Сукова. Она в меру кудрява, в меру брыласта, в целом весьма приятственна. Запнулась у березоньки, сказала в землю глядючи, вдруг ноженьку задрав:
— Сдались вам эти Суковы? И богатеи жирные? Была бы только косточка, да косточка мосластая, а там хоть трын-трава!
Мужик Пахом задумался и, на собачку глядючи, сказал не без веселия:
— Была бы только косточка! Вот счастие расейское! Вот счастие кромешное! Выходит — все мы благостны. Ерема, братья Губины и я, мужик Пахом. И всем живется весело, вольготно на Руси. Была бы только косточка!..
Легкое, флеровое затемнение. Все куда-то уходят.

Вдалеке слышится задушевная, ямщицкая песня сторожа Сукова, пощелкивание языком фабриканта Протопопова, постукивание по стерне коготков пса. Где-то прыскает ядреным соком перезрелая клюква. На небе блестит Луна, сияет красный полумесяц. Погромыхивает весенний молодой гром. Ноздри втягивают упругий воздух приближения крещендо. Но… тяжелый плюшевый занавес неумолимо падает. Издалека, не очень разборчиво слышен разухабистый, но и несколько обескураженный возглас Пахома:
— Была бы только косточка! Да косточка мосластая!

Все затемняется, лишь на небе, тревожа воображение, сияет красный полумесяц. Напоследок доносится пронзительный звук обрыва балалаечной струны. 

                                                *  *  *