- Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю: чому я нэ сокил, чому нэ литаю?
- пела Ларочка, воодушевлённо протирая запылившуюся полировку пианино.
-Чому мэни, боже, ты крылэць нэ даав? - выбеленная льняная простыня с полосатыми краями нарядной скатертью легла на массажный стол, готовый к первому сегодняшнему блюду - престарелому композитору.
Массажный стол, бывший прежде непрошенным гостем в комнате, где Ларочкины ученики пользовали заслуженный Petroff, нынче стабильно обосновался здесь, всеми четырьмя ногами выдавив именные печати в линолеуме. Добродушный Petroff лыбился навстречу Ларочкиным пациентам пятьюдесятью двумя белыми и тридцатью шестью чёрными клавишами.
Работа Ларочке нравилась, пациенты хвалили её руки и удивлялись той силе, с которой она, такая хрупкая, мнёт их напряжённые телеса и больно давит по-детски тонкими музыкальными пальцами.
Ларочка ждала композитора с больной спиной. Композитор был ей интересен и приятен внешне: он походил на состарившегося Алена Делона, приносил ей розу и синел при этом глазами. После сеанса композитор садился за пианино и играл пьесу, которую он сочинял уже пятнадцать лет. Ларочка слушала, одобрительно кивала и давала поцеловать руку на прощание.
Композитор пришёл ровно в десять. Галантно раскланявшись, он протянул Ларочке розу, но не сразу выпустил её из руки, а зажал и, как показалось Ларочке, слишком долго и внимательно стал изучать её глаза. Ларочка смутилась:
- Вы не хотите отдать мне розу? - она растерянно улыбнулась и разжала пальцы.
- Розу? Ах, да, извините! - композитор вдруг наклонился и поцеловал Ларочку в щёку. - Извините! Не сердитесь... Вот ваша роза. Приступим?
Благодарные пациенты иногда целовали Ларочку, но всегда после, а не до. Она не нашлась что сказать, а только молча подошла к столу с уже лежавшим на нём раздетым до трусов композитором и начала массировать его плечи, заскользила руками по спине и, дойдя до резинки трусов, опустила их, высвобождая ягодицы.
- Ларочка, - композитор лежал лицом вниз, вставив голову в предназначенный для этого "бублик", - я давно хочу вам сказать. Вы необыкновенная! Когда ваши руки касаются моего тела, я чувствую, как из них исходит тепло и спокойствие. И мне становится так хорошо! Даже боль от вашего массажа мне приятна.
А Ларочка всё массировала его поясницу и не могла оторвать взгляда от куска туалетной бумаги, торчавшего розовым парусом между ягодиц.
- Деточка, милая, - голос композитора прорывался через дырку от "бублика", - я... я люблю вас!
...Потом Ларочка рассеянно слушала пьесу, говорила какие-то необязательные слова, нюхала розу, но всё никак не могла выбросить из головы ту розовую бумажку, которая так и осталась, как поникший парус, меж ягодичными мышцами влюблённого в неё композитора.