Рассказ написан по одной из работ
скандально известного американского фотографа Артура Трэша.


Настроение в тот вечер у меня было преотвратное!
Знаете, такое поганенькое, когда вся жизнь летит в тартарары, когда все планы – коту под хвост, когда все перспективы скомканы, как грязные рубашки, замоченные и забытые в скудной пене  хозяйственного мыла.  Вдобавок ко всему еще этот Артур – друг новоявленный, блин, мать его за ногу: «Выпей еще, выпей еще, угощаю»! Можно сказать от беспросветной тоски душа моя и не выдержала. Впустила в себя и текилу, и самбуку, и вискарь, и коктейль «мексиканец» – на халяву и уксус сладкий, - не правда ли, господа?

Я лежал на стареньком лоснившемся диване, с позволения сказать некогда благородно-оливкового цвета, в обшарпанной съемной комнате и смотрел, как поступательно раскачивалась от сквозняка прямо у  меня над головой лампочка «Ильича».
Вдруг, звонок из модельного агентства, мол, Вы такой-то, оставляли свое портфолио, нужен Ваш типаж. Вас отобрали для съемок. Ждем в студии по адресу…

  - Непонятно откуда взялся этот звонок, никак из самой преисподней? Кого могла заинтересовать моя кандидатура и «типаж»? Я – неудачник в большом городе и все, что мне остается – валить отсюда в свой «Голодрыщинск» устраиваться на завод, где работает отчим и ждать, как манны небесной зарплаты в полторы тысячи гривен, которую задерживают от двух месяцев до полугода.

Ни дешевый растворимый кофе, купленный на оставшиеся деньги, ни вчерашняя жвачка, отлепленная с одноразовой тарелки, ни холодный душ не освежили мое бренное тело.

Единственное, что я сделал правильно – вовремя явился в студию, которая находилась в квартале от меня. Пока я плелся по замороженной первыми декабрьскими холодами улице в футболке с надписью «Fuck them all», протертых джинсах и мокасинах, человек пять покрутило мне пальцем у виска.  Но я как-то справился с их мнением.

В студии – яркий свет, суета, вспышки, модели, питьевая вода. Питьевая вода! Я жадно припал к стаканчику и пил, пил, пил, пока с удовлетворением не вытер свою невнятную, почему-то ставшую вдруг кому-то нужной физиономию.

Я услышал, как выкрикнули мою фамилию. Успел отозваться. Меня повели через коридор в гримерку, затем в костюмерную. Когда я взглянул на себя: костюм желтого цвета, туфли на каблуках, макияж, как у попугая «ара», я понял, что меня сейчас стошнит прямо на весь этот гламур. Не смотря на протестующие знаки стилистов и ожидание фотографа, который жестом просил скорее подойти в центр кадра для съемки, я, по их мнению, ни с того ни  сего, начал снимать с себя костюм за штуку баксов,  женские каблуки. Но на самом-то деле все это я проделал, чтобы не испортить великолепие одежды и обуви! А поскольку нижнее белье мое было замочено в том самом мыльном тазу, то я остался абсолютно голым с раскрашенной физиономией и сумасшедшим ирокезом. Я молнией побежал по коридору в поисках сортира с заветной литерой «М» и уткнулся носом в табличку «закрыт на ремонт». Не думая, выбил дверь плечом, но не успел  добежать до унитаза. Меня стошнило прямо в ведро с краской. У малярши, которая стояла на козлах, от удивления выпала изо рта сигарета. Она оступилась, с ее ноги свалился башмак и приземлился аккурат мне на спину.

Я повернулся и увидел, что вся съемочная группа с брезгливостью наблюдает за мной, а фотограф ржет и клацает затвором своего фотика. Тут меня еще раз вырвало от вчерашних коктейлей и от блеска гламура, который может кому угодно заморочить голову, но только не мне!

                   *  *  *