Форте и пиано

         Семья наша была средней по доходам и в трудные годы приоритеты её были пищевыми. Жили как и многие тогда: хлеб, картошка, каша и молоко в очередь  у продмага с пяти утра. Но политические годовщины праздновали пельменями и бутылочкой для взрослых. Это были праздники живота и духа! Тогда же садились всей семьёй перед гостями и удивляли их «Полькой-бабочкой» в нашем исполнении. Родители брали гитару с мандолиной, а мы с братом балалайки в руки. На этом репертуар нашего квартета начинался и заканчивался. Я потом  делал личные потуги разучить «Во саду ли, в огороде», но дальше середины её дело не пошло. Не было никаких посылов совершенствовать себя.

В будние дни родители на работе, брат в институте, я в школе. Все при деле и без всяких эксцессов будто бы. Но с брательником вдруг как что-то занеладилось. Или головой где-то стукнулся, или семечками обгрызся, но в доме стали появляться пластинки с записью классической музыки. Не какая-то там «полька-бабочка», а симфонии, концерты  для скрипок  или там фортепиано. Стали приходить его друзья, рассаживались по стульям и, окоченев, слушали. Внимал и я, притаившись в углу на своей кровати.

Старший брат, как водится, авторитет младшему. Вот и я без всякой натуги стал  ушами шевелить в непонятной мне тогда музыке. Позже, когда заматерел чуток, зачастил на выступления наших  музыкантов и заезжих с гастролями. ... Затащил ненароком своего корифана в консерваторию. Был он далёк от мудрёной музыки, но из любопытства пошёл, всё-таки, следом за мной. Я слушал патетическую симфонию Чайковского,  но и приглядывал за другом. Сидел как на гвозде  в кресле: дёргался, морщил лоб в раздумьях, хлюпал носом, а под финал даже слезу счастливую утёр. Потом признавался: «Как заново пережил всю жизнь свою с тёщей! Хотел, было удавиться, но сейчас верю, что всё плохое гавкнется и по нашей улице конница пройдёт!»

Изысканным меломаном я не стал, да и тема «Во саду ли, в огороде»  осталась не освоенной...  Время шло и, как только повылазили усы под носом, захотелось мне личной биографии. Под парусами романтики рванул на Север в геологию. Специфика работы известная: удалённость от бань, концертных залов, но ...

Поселили меня в общаге перед вылетом в «поле». Ну, подумалось, высплюсь перед палаткой на мягкой койке и простынях. Не тут-то было. Завалились в комнату только что прилетевшие с тундры мужики. Намаялись без привычных городских циклов и, естественно, сразу же пузырь спирта на стол и говяжью тушёнку на закусь. По кружкам раздалось «буль-буль», но естественный ход события нарушился. Один из них прислушался к радиоточке и рявкнул неласково: «Тихо! Лунная увертюра Моцарта!»

Господи, конечно, всё мужики перепутали. Да и важна ли суть в этом конкретном случае!?  Не было у них зловещего умысла, столкнуть лбами немца с австрийцем. И вольность прощаема, ибо  соната до-диез минор Бетховена была названа «лунной» уже много позже смерти композитора. Важно другое, что семью нотами царапали мужики  свои сонные души.

            А вот с Натальей Филипповной у меня проблема нынче. Нервируют её форте трубных фанфар, якобы, штукатурка сыпется с потолка. Но, если я убавлю звук, то сам не услышу пиано пиццикато. Конечно, альтернативный выход нашёл.  Нацепил на голову наушники, но, думается, надо заняться и ликбезом  дамы моего сердца. Для начала «Польку-бабочку», а потом уже вместе примемся изучать «Во саду ли, в огороде».