Хотя после смерти Сталина и расстрела Берии условия содержания заключенных смягчились, реальных надежд на освобождение всех политических было мало – от советской власти можно было ожидать всего, а на ключевых постах в МВД-КГБ оставались те же люди, которые продолжали подписывать отказы в пересмотре дел (такие письма получал и я до 1955 г.). Так что угроза если не уничтожения, то вечной каторги продолжала витать над заключенными. Это я к тому потрясающему чувству ужаса, которое пришло ко мне, когда брат прочел эти стихи мне в 1955 г. Этот ужас трудно представить себе современному читателю – о многом уже написано и многое напечатано, а тогда этого еще не было и в помине. А стихи писали не о том и не так …
Стихи, насколько я знаю, брат начал писать в лагере. При его потрясающей памяти (и, добавлю, огромном уме и обаянии, о чем я писал в своем «Конспекте романа», опубликованном на нашем сайте) он смог выучить их наизусть. Он к ним никогда не возвращался и не правил их, а только много позже кое-что переписал своим ужасным врачебным почерком. К чести брата можно сказать, что он, прекрасно зная поэзию Гумилева, Ходасевича, Шершеневича (не говоря уже о Мандельштаме и Пастернаке) не подпал под их влияние, что хорошо видно по стихам его…
В 1955 г. брат был освобожден и вернулся в Москву, а потом защитил докторскую диссертацию. Он вошел в литературу и опубликовал несколько рассказов и повесть. По его сценарию был снят фильм «И снова утро» и во МХАТе поставлена пьеса. Он написал нескольких книг по кожным болезням, последняя из них вышла за несколько месяцев до его смерти. Дочь Елена, внук Дмитрий и правнук Сандро с матерью Этуной живут в Москве. С любезного разрешения дочери Елены Ключанской я представляю некоторые лагерные стихи брата.

Георгий БЕЛЕНЬКИЙ. ЛАГЕРНЫЕ СТИХИ (1953-54 г.г.)

ДИРИЖЕРУ
Он помнил оркестры Милана и Вены,
Парижа и Праги тугие смычки,
Литые аккорды сменялись мгновенно,
Покорные взмаху точеной руки,

Когда шелестя проходил через воздух
Незримый и влажный сверкающий звук,
Казалось, что в зал опускаются звезды,
Слетевши с его удивительных рук,

Метались в прожекторе узкие фалды,
Слепила глаза белоснежность манжет,
Но мог ли он знать, что тупые кувалды
Уже отковали оковы браслет,

Которые грубо сомнут его кисти,
Растопчут порыв, растерзают мечту,
Ворвутся бряцаньем в рапсодии Листа
И сердце, и мозг осквернив на лету,

Что жизнь расползется в тюремном застенке
Как плохо разыгранный трудный мотив
Кровавым пятном на некрашенной стенке,
С которой душе никогда не сойти.
***
Шелестели колоды, менялися козыри,
Шла игра в пересыльной тюрьме,
А трагический вальс «Лебединого озера»
На пуантах скользил в полутьме,

Задыхалися скрипки от боли и ярости
Трепетавшего в пальцах смычка,
А дощатые нары казалися ярусом
И растаял квадрат потолка,

Над Сибирью затеплились звезды московские
Мириадами точечных брызг
Рос мотив, зал молчал
И крещендо Чайковского
Повторял репродуктора диск,

Шелестели колоды, менялися козыри
Под скупой и холодный рассвет…
Кто вернет мне мое лебединое озеро,
Отшумевшее крыльями бед?
***

БЕТХОВЕНУ
Мученья инквизиторских жаровен,
Терзанья дыб, безумье гильотин
С нечеловечьей силою Бетховен
Вдохнул в аккорды старых клавесин

И если небо гневом будет смято
И тьма войдет в незрячьи тишины,
То солнечная «Лунная соната»
Заменит свет и солнца, и луны.
***
ДРУГУ
Что из того, что нам изменят жены –
Любовь вернется женщиной чужой.
Так чокнемся за счастье прокаженных
Тоскою горькой и хмельной,

Что из того, что мы прошли по свету
Бесследно, словно ветра перекат,
Так чокнемся остатками рассвета
За наступающий закат,

За то, что в Рай с терновыми венцами
Умчит нас ночь поклажей дорогой
И звезды нежно вздрогнут бубенцами
Под синей лунной дугой…
***

Глядит березы голый ствол
За каменной стеной
Как я встречаю Рождество
Чужою стороной,

Как серебром звенит луна,
Задев мои виски,
Как нескончаемо мутна
Густеет тень тоски,

Снежинки белой листвой
Ложатся у межи,
Я не встречаю Рождество,
Я провожаю жизнь.
***
Я сегодня всплакну втихомолку,
Чтобы слез не увидел другой,
От обиды, что детская елка
Обернулась дремучей тайгой,

Над обманом (нрзбр.) наитий,
В пестрой осыпи звезд конфетти
Пролегли серпантинные нити,
Вырастая в иные пути,

По которым греметь мне над степью,
По лесам, над изломами льдов
Не игрушечной елочной цепью,
А постылою сталью оков,

Как все глупо погибло, растаяв,
Словно дым, уходящий в зенит,
Лишь мечты мишура золотая
Прежним детством живет и звенит,

Словно ждет, что в глухом повороте
Промелькнет, растворяясь дотла,
Новогодней мечты оборотень –
Вековая таежная мгла.
***
Когда скользит над узким грифом
Твое усталое запястье,
Таким далеким, странным мифом
Всплывет утраченное счастье,

Покорно, без мольбы и вскрика
Оно исчезло в дымке синей,
Чтоб на мгновенье стоном скрипки
В больном каприсе Паганини,

Пройдя сквозь холод стен кирпичных,
Заставить вздрогнуть и поверить…
Но не открыть ключом скрипичным
Навеки сомкнутые двери.
***
Нам нельзя не дожить – под жестокой судьбою
Столько лет, уцелев, мы прошли,
Чтоб поставить гигантский спектакль с тобою
На вертящейся сцене земли,

Вспыхнут в рампе воскресшие солнце и звезды
И за мертвых – не знавшим в укор –
Прошумит над тайгою обглоданный воздух
Из тюремных застенок и нор,

В этот новый театр будет вход без билетов –
По заметинам пыток и мук,
По багровым рубцам от браслетов
На запястьях недрогнувших рук

И за наши потери, терзанья, разлуки,
За разливы бескрайнего зла
Оборвутся с подмостков в бездонные люки
(нрзбр .) наши тела,

Я легко позабуду сибирскую стужу
И голодную дрожь по ночам,
Если ты для меня оставляешь по дружбе
(нрзбр .) роль палача.