EN
Старый сайт
«Полтинником» в упор такие сценки не снимешь. А если вздумаешь снимать, так мигом изменят поведение. И могут побить не только оптику. Я бережно уложил бочонок объектива в коробку и задвинул её подальше, чтоб не упала. Да, МТО – это не «Таир». Короткий, компактный. И десятикратный зум... Папа знал мою мечту о фоторужье. Но это – лучше. Такой подарок на день рождения! Мужик – мужику!
- Контик, ты уже дома?
- Да, мам.
- Я не услышала, как ты вошёл.
- У тебя телевизор орёт.
- Час назад звонила Оля. Ты ей очень нужен.
Очень нужен, значит что-то серьёзное. Я пошёл к маме. По телевизору шли «Кинопутешествия» с Сенкевичем.
- Ты ей перезвони на работу, она ещё там. Если нужно – поезжай. Впереди два выходных. Понадобится остаться – не возражаю. У тебя в понедельник все пары из тех, что ты проезжаешь на старых запасах, так что ничего страшного.
- Мы чётко условились об уроках. Оля не из тех, что ломает порядок с бухты-барахты. Что-то стряслось.
- Не играй в угадайку, звони.
Я набрал коммутатор химкомбината, назвал пароль, и меня перевели на лабораторию.
- Контик, ты?! Умница, что перезвонил. У меня дома проблема. Сама не тяну. Нужна твоя башка и руки.
- Срочно? Я могу приехать сейчас.
- Не очень срочно. Завтра с утра начнём разбираться. У меня тут тоже запарка. Даже не знаю, когда освобожусь.
- Завтра в десять?
- Жду. Но, если можешь раньше...
Мама смотрела на меня своим «особым» взглядом.
- Выбирая профессию, выбираешь судьбу. Ты выбрал дважды. Тяни лямку, эстет!
- Мам, не цитируй мне Смуула! Что у неё там такое, хоть бы намекнула.
- По телефону полу-секретного предприятия... Не ломай голову. Лучше выспись с запасом. По крайней мере, Олин приём быстрого засыпания у меня срабатывает безотказно. Даже после общения с нашим начмедом.
- Как говорит Генка, пожрать, поспать и пос... писать надо при любой возможности.
- Иди уже, дай досмотреть!
Стакан тёплой воды с мёдом, скользящая релаксация под душем и – в люлю.
*******
После того нашего с тётей Олей первого урока прошло больше года. Ей тогда пришла в голову дельная мысль: совместить её новоселье с моим днём рождения. Таким образом решались проблемы большой толпы, чего мы оба терпеть не могли, и родственников, которых «нельзя не пригласить». А они приходят со своими дурацкими подарками и со своими детьми, которым приторно ставят Марика в пример, и тошнотворно выражают папе с мамой восхищение сыночком, с обязательным рефреном: «Только бы не сглазить!». А потом Марик должен им играть на пианино Шопена, в котором они смыслят, как овца в контрапункте. Я им раз сыграл. Попурри из канкана с собачьим вальсом. Бурные и продолжительные...
Сдвинув мой день рождения на неделю, отделались от родни неотбиваемым объяснением: пригласили на новоселье такие люди, что отказать немыслимо, вы уж простите. И собрались у Оли. Всего десять самых близких друзей: нас трое, сама Оля и ещё шестеро. Все давно между собой знакомы, все дружат много лет, знают друг друга как облупленных, и не надо ни перед кем корчить из себя невесть какую цацу.
Интерьер новенькой однушки поразил гостей. Хоть бы один нормальный предмет мебели! Зато полированный столб из нержавейки...
Не вдаваясь в долгие объяснения, Оля изящно изогнулась, взялась обеими руками за блестящую сталь и без видимого напряжения вытянулась горизонтально, параллельно полу. Из этой позиции она как-то неуловимо перетекла под самый – не так, чтобы высокий – потолок, держась только на одной ноге, изобразила нечто вроде «ласточки», и вдруг оказалась стоящей на полу на руках, а через долю секунды уже была на ногах и страшно серьёзно раскланивалась перед почтенной публикой.
- Уважаемые дамы и господа! Приношу глубокие извинения за слишком короткий номер. Не имею ни малейшего желания хвастаться своим исподним.
И жестом примерной девочки скромненько одёрнула свою мини юбку.
- Ох, ни х... фига себе у меня начальство! – выразил всеобщее мнение Иван Николаевич, Олин заместитель.
- Олечка, а на чём мы тебя будем угощать? На полу, по восточному? Тогда тащи клеёнку. Жалко такой палас.
Папа, как всегда, был предельно практичен.
- Контик, готов? Валяй!
Я повернул спрятанную под подоконником рукоятку. Деревянная панель приняла горизонтальное положение, и я потащил её к середине комнаты. Не саму, разумеется, а вместе с плоским ящиком, к которому она была прикреплена. Панель была двойной. Я нащупал под ней стопор, и освободил опору, на которую и пришлась тяжесть столешницы. Верхняя половина перевернулась на шарнире и перед мягко говоря, опешившими, гостями предстал изящный обеденный стол аккурат на десять персон.
- Вот это стол, на нём едят. Вот это стул, на нём сидят.
Она открыла боковую дверку.
- С каждой стороны по четыре. Ещё два на кухне. Тащите сюда. Хоромы тесноваты, приходится экономить место. Ну, хорош таращиться! Я тут ещё много чего намудрила. Мы на пьянку собрались или погулять? Выгружайте живо, чего с вами бог послал!
Хорошо тогда отметили: и Олину квартиру, и моё семнадцатилетие. Как мы с ней планировали, в подходящий момент Оля заявила:
- Ты, юное дарование! Да-да, ты! Ты долго ещё собираешься обзывать меня тётей?! Старухой больше быть не желаю. Выпьем на брудершафт и перейдем на ты. Боря, налей сыну чего-нибудь достойного его взрослого возраста.
- Стоп! Какой-такой брудершафт? Вы что, братья? Один в штанах, а другой в юбке?
Это вмешался Нукзар.
- Будете пить вахтангури! Это тоже самое, но это будет правильно.
- Ну, Контик, на ты!
- Вахтангури!
Несколько дней ничего не происходило. Потом мама, придя с работы, сходу объявила:
- Едем к Ольге!
За рулём нашего роскошного «Запорожца» мама смотрелась замечательно.
Ни слова до прибытия в пункт назначения. На её лице вполне могла быть паранджа – всё равно никакого выражения. Я здорово струхнул, но постепенно, прокрутив в своей «мозгорубке» (папин термин) ситуацию многократно и всесторонне, совершенно успокоился. Интересно, как это они мне преподнесут. В том, что будут сюрпризы – ни малейших сомнений, но и в полном хэппиэнде сомнений не оставалось.
По тому, как подруги обнялись и расцеловались, отсутствие сомнений трансформировалось в полную уверенность, и я занял место в четвертом ряду партера.
- Рита, ты садись там, я – тут, а ты стулом обойдёшься. Тащи из кухни.
Когда из всех присутствующих на саммите высоких – в самом геометрическом смысле – сторон образовался правильный треугольник, мама, совершенно обычным голосом, как будто продолжая разговор:
- Пока у тебя каникулы, будешь учиться у Оли, сколько она сочтёт нужным.
С первого сентября – так, чтобы это не мешало школе. Ты реально идёшь на медаль и... – она сделала жест: и так мол ясно.
Оля кивнула в знак полнейшего согласия.
- Один вопрос, Марк. Такие решения принимаются один раз. Ты всё обдумал, я знаю. Потянешь педагогическую программу? Быть умелым любовником – это одно, а вешать на себя человеческие судьбы и не сломаться самому, не... Она подбирала слово.
- Не стать уродом, мам.
- Ты ответил, сын.
В ту же минуту на кухне соловьём залился чайник. Я взял это дело на себя. Надо же, как она точно подгадала! Интересно, как делается такой психологический расчёт? Ясно, что они в сговоре, но чтоб так точно...
- Олька, чего в тебе больше: инженера или или ведьмы?
- Вот этого.
- Чего это?
- Дистанционное управление. По журналу «Моделист-конструктор».
Мама расхохоталась.
- Сделаешь мне такое? Мощно работает на образ.
- Закажу ребятам. Контик, как там чай?! Варенье на полке справа, в фигуристой банке. Тащи сюда, на секретер.
Надо же, два диода-три триода – вся психология. Похоже, у неё много такого.
Учиться мне ещё, учиться и без конца учиться, как завещал кто-то великий. Не дурак был.
– В общем, когда стало ясно, что под влиянием гормонов Контик вот-вот приступит к действиям, я нацелила тебя на него. Он парень нестандартный, даже слишком. Вот с его братом будет проще. Первый раз определяет многое: или князь, или грязь. Исправлять потом очень трудно, больно и не до конца. Надо сразу определить точно...
- Реконструкция всегда дороже и менее эффективна, чем изначально правильный проект.
- Оно самое. Давно наблюдаю, что ты делаешь с людьми, и диву даюсь! Я, со своей высшей категорией, психиатр, психоневролог... я так не умею!
- У тебя огромная база данных. Двое бедняжек.
Мама фыркнула.
- Двое... Умножь на много. Они просто не знали, кто их послал к тебе.
- Ну, Ритка, ты даёшь! Стерва, змеюка коварная.
- Мы с тобой две красивые стервы. Только по-разному.
- Дорогие дамы, не забывайте, что мои уши висят на гвозде внимания.
- Воспитала супер-порядочного. Контик, ты давно всё понял. И между нами можно без точного соблюдения китайского этикета.
- Мне только уточнить: у меня теперь две мамы или две учительницы?
- Уййй! Злюки.
Два крепких подзатыльника одновременно, это я вам скажу...
- Ладно, я третий стерва. Но как быть с игрек-хромосомой?
- С ней мы как-нибудь поладим.
- Рита, я ему объясню. Контик, я тебя знаю лет десять.
- Двенадцать. – поправила мама.
- От природы и от родителей тебе досталось очень много хорошего. Много больше среднего, скажем так. И вот тут, да, правильно, именно тут – очень мощный, сложный, высокооборотный мотор.
- Если плохо работает молоток, бить по нему бесполезно. А по мотору...
- Очень полезно, как видишь.
- Такому мотору всегда нужна нагрузка соответственно мощности. Иначе он пойдет вразнос, сам сломается и кругом наделает бед. Отсюда: музыкальная школа, школа для одарённых, два иностранных языка, а третий ты попросил сам, кружки, олимпиады – это уже по твоей собственной воле. Ты всё равно ещё недогружен... Со временем в твоём характере стала проявляться одна очень тревожная черта: ты слишком добрый и ты совершенно неагрессивен. При незаурядных физических данных. Лабрадор. Здоровенный такой красивый барбос. Он не огрызается, если даже тянуть его за хвост и залазить ему руками в пасть. А мир жесток. Такие, как ты, не бывают счастливыми, хотя часто сами этого не осознают. Ими пользуются, на них ездят, на них сваливают, их подставляют и обирают... Мы с твоей мамой мозги себе вывихнули, но так и не придумали, как с тобой быть. И тут Рита забеспокоилась о твоём сексуальном развитии. Самец у всех живых тварей – активная сторона, и это агрессивная активность. Недаром любовный акт называют схваткой, битвой в постели. И вот, когда ты стал меня читать... Ритка, это было чудо! И несколько твоих замечаний.
- Сэкономим время. Ни мама, ни папа – никто и никогда не заставлял меня, не управлял. Но мне всю жизнь расставляли подсказки. А тогда, ну в общем, тогда... подсказку засветил я сам. И ты меня проэкзаменовала. Как на музыкальный слух. И нашла, что он у меня есть, и можно научить меня играть на человекофоне. И туда безопасно направить избыток доброты. «Контик, ты мне нужен».
- Но дорогу ты увидел сам.
- И я по ней пойду! Вопрос: папа?
- Он знает. Он верит тебе и в тебя больше, чем я, если такое вообще возможно.
Я встал, прошёлся по совсем небольшой Олиной комнате.
- Оль, я решил проблему твоего окна. Его нужно освещать – снаружи внутрь. Если освещать даже очень тонкую гардину хоть чуть-чуть сильнее, чем освещена комната...
Мама с Олей переглянулись.
- Перебьёшься без аплодисментов?
- Без экспонометра не перебьюсь. И без схемы с обратной связью.
Мама допила свою чашку. Нацелилась хищным оком на книжную полку и безошибочно вытащила книгу.
- Никогда не видела «Камасутру» в таком роскошном издании. Дашь на время? Борька что-то стал ленив. Видимо сказывается рутина. Ладно, я покатила. Мне ещё всю ночь над этой чёртовой методичкой корпеть. Для медсестёр. А вы тут занимайтесь подробностями, экстрасенсы.
- Мам, ты потом расскажешь, что у вас лучше всего получилось?
- Ну, нахааал! – из Ольгиной реплики так и пёрло совершенно искреннее восхищение.
- Ага! И ещё кинокамеру подарю.
Маминой невозмутимости позавидовал бы сам Винету.
******
Я приехал к Ольге около восьми. Ключ от своей квартиры она дала мне давно, чтобы можно было входить без лишнего шума и не отвлекать её. Чем бы она ни занималась.
Сейчас она восседала на тахте в позе лотоса, погруженная в размышления.
Из одежды на ней была, как обычно, только красная мохнатая резинка, стягивавшая волосы в пучок на затылке. Полюбовавшись на это великолепие, я сделал намасте.
- Совершеннейшая гуру! Скромный чела прибыл на Ваш зов и счастлив служить Вам в меру своих сил и разума.
Свойственным ей плавным, текучим движением она расплела конечности, соскочила на пол и потянулась, как проснувшаяся кошка.
- Ты даже рано пришёл. Она прибудет только к двенадцати. Но лучше раньше на год, чем позже на секунду.
- Кто прибудет?
- Проблема. И мать её. Разденься. Долго ты будешь осквернять мой взор своими шмотками? Сейчас сядем и будем думать, а я хочу видеть перед собой что-нибудь красивое.
Я мгновенно разоблачился. Оля давно отучила меня от малейшей застенчивости, заменив её любовью и уважением к человеческому телу. К своему – в первую очередь.
- У тебя проблема с зеркалом?
- Мне претит однообразие. А проблема сейчас придёт вместе с её матерью и нам эту проблему решать.
О-па! Я насторожился. До сих пор мы занимались только теорией. Практические приёмы Оля показывала на мне и на себе. Артистизм в сочетании с совершенным натренированным телом позволял ей моделировать самые разные состояния, мышечные зажимы, нарушения тонуса, позы, выражения лица ... и ещё уйму важных интереснейших вещей, у которых даже не было названия. У нас даже выработался свой, как она это назвала, «междусобойный воляпюк». За этот год я узнал о самом себе – о моём собственном теле и собственной психике – такое, о чём никогда не читал, не слышал и не подозревал. О об этом не писали даже в фантастических романах.
Необычные у нас сложились отношения. Это была не любовь, по крайней мере не то, что обычно обозначают этим словом. Не дружба – это ещё дальше. Пожалуй, это были и в самом деле отношения гуру и челы – в самом изначальном и истинном понимании. Но что-то не помню такого во всём прочитанном, чтобы гуру и чела отдыхали от учебной нагрузки, наслаждаясь друг другом.
- Не трепещи. Садись и слушай.
Она устроилась в кресле в своей любимой позе: нога на ногу, руки за головой, взгляд в меня, как в мишень.
- За неё очень просил человек, которому я обязана многим. Если не всем. Ты не воображай, что я одна такая. Но он уже не может работать. Дурацкий ухаб на дороге... Ну, не могу я ему отказать! Н е м о г у! Как когда-нибудь ты не сможешь – мне.
- Женщина. Насилие. Депрессия. Половая дезориентация. Поэтому нельзя без меня. Давай подробности.
- Словил. Умница. Она была в тюрьме и в лагере. Полтора года. За что – не знаю и знать не хочу. Была приговорена к пяти, но освобождена досрочно.
Ей хватило и этого. На этапе её изнасиловали три или четыре раза. Конвоиры или кто другой... На зоне ею занялись уже зэчки. Часто и много. Всегда насильно. Физически не шибко искалечили. С невинностью рассталась при первом изнасиловании. В двадцать пять лет – девственница! Дура набитая.
- Пока всё банально. В чём проблема?
- Она не знает, кто она. Но хуже, чем ты понял. При каждом половом акте она испытывала сильнейший оргазм. Не то слово – до реальной потери сознания. И от мужиков, и от баб. И это при абсолютном нежелании и отчаянном сопротивлении. Ей даже сломали ключицу. Не мазохизм. Она отчаянно боится насилия, боли и тому подобного. Никуда не выходит без матери. Та её только что подушками не обкладывает. Парадоксально: она панически боится секса и не может без него. Без оргазмов, то-есть.
- Маст...
- Спасибочки, надоумил! Она себя не чувствует. Бывает такое, я тебе говорила. Мне из Гонконга один бывший ученик игрушки привёз. Контрабандой. Рисковал. Никак.
Уже две попытки самоубийства. Реальные, насилу откачали в реанимации.
Таблетки не переносит. На всё аллерния, кроме Седуксена и Элениума. Но они её только оглушают. При том не дура и не дурнушка. Умная, высшее, историк. Что дальше? Ждать третьей попытки, успешной?
- А на тебя она как?
- Пока разговаривали... ну, терпимо. Но при попытке...
- Оль, прости... Её насиловали одетой или голой?
- Снайпер! В яблочко! По всей видимости, и так, и так. Она уже была у какого-то светилы. Тот пользовал её гипнозом и электрошоком. Видимо пытался вызвать амнезию. Частично это ему удалось. Самые страшные подробности она забыла. Но общее состояние осталось прежним.
У врача она раздевается почти спокойно. С гинекологом практически без проблем. После двух таблеток Седуксена. Но одно огромное НО! Только в присутствии матери и держа её за руку. Пол врача значения не имеет. Всё это я узнала заранее. Поэтому была одета в больничную униформу. Блуза, штаны. Не белый халат и не цивильное.
Пока всё шло в рамках медицинского приёма – лучше некуда. Но попытка её чуть-чуть поласкать – истерический припадок. Я оборвала императивным гипнозом, амнезировала ситуацию.
- Она не лесби. И нужна игра.
- Поэтому я и крикнула SOS тебе. Жалко девку до слёз. А уж её мать...
Олино лицо перекосила гримаса жалости. Но представить её плачущей воображения не хватало.
- Крутовато для дебюта. И всё в присутствии матери. Она представляет, что может увидеть?
- Кроме красивого атлета? Она готова на всё.
- Даже на участие?
- Контик!!! Если... я у тебя учиться буду! Если... если... пока они ещё обе дома. Мать сюда. Дочка пока пусть дома. Как у тебя со временем?
- До понедельника. И больше. Мама прикроет в институте.
- Я тоже. Если надо будет.
- Звони. И одеваемся в ту униформу. У тебя есть мой размер?
- Их всего пять. Есть.
- И ничего под неё. Увидишь.
Мать несчастной дочки появилась через пол-часа. Женщина хорошо за сорок. Умное, интеллигентное и донельзя измученное лицо. Но держится. Умелый макияж, причёска. Одета не совсем по моде, но гармонично и аккуратно.
- Здравствуйте, Алла Ивановна. Садитесь, тут удобно. Вы спешили. Отдышитесь и успокойтесь. Холодного чайку с лимоном?
Женщина подозрительно разглядывала новое для неё лицо.
- Знакомьтесь. Марк. Мой друг и помощник. Я редко привлекаю его к работе, но в вашем случае одна не справляюсь.
Я очень почтительно поклонился.
- Мы с Ольгой разработали план помощи Марине. Очень необычный план. Но Вам говорили, наверно, что мы не врачи и необычно будет всё. Очень необычно и странно. Надежда на успех есть. Именно надежда, никаких обещаний или оценки вероятности успеха. Важнейшая составляющая плана – вы. Вам предстоит работать с нами вместе. Очень активно и очень правильно работать. Оля сейчас вам всё подробно расскажет. Женщине это удобнее и она лучше подберёт нужные слова. Обдумаете и, если согласитесь, приступим сегодня же. Я пока посижу на кухне. Мне надо собраться с мыслями и сосредоточиться.
Тренировки по обострению чувствительности сейчас плодоносили, как мичуринская вишня. Я слышал абсолютно всё. После слов:
- Олечка, это так невозможно. Это немыслимо. Но ради Марины... – я вернулся в комнату.
- Пообщались? Оля Вас здорово напугала, вижу. Она такая.
Я протянул обе руки ладонями вверх.
- Положите свои руки на мои. Никак не особенно. Просто, как на стол.
Лучше, если Вы расслабитесь и постараетесь ни о чём не думать. Это невозможно, поэтому думайте о чём угодно, хоть матюкайте меня последними словами. Глаза лучше прикрыть, но если собираетесь подглядывать через ресницы, просто смотрите и всё.
Она сидела намного ниже меня, но неудобная поза играла мне только на пользу.
Дома я держал свои гири неподвижно минут по пятнадцать. Я подставил свои руки, и её ладони (ой, какие холодные!) легли на мои. Через некоторое время она устала меня разглядывать, веки опустились. Я направил в ладони больше тепла. Никакого колдовства и экстрасенсорных выкрутасов. Просто грел её руки, грел на надежном, непоколебимом. Скоро она поймёт. Вот: характерный вдох.
- Марк, я тебе верю, мальчик. Когда нам прийти?
- Когда захотите. Или никогда. Решаете только вы и Марина. Но никакого иного пути мы не видим. Только предупредите нас. Мы не даём подписку о невыходе.
Она кивнула и направилась к двери.
- Алла Ивановна, секунду. Внимательно посмотрите на себя в зеркало.
Остановилась, внимательно оглядела себя с ног до головы, характерным женским движением поправила волосы.
- А теперь обернитесь.
Мы с Олей с самым непринужденным видом сбросили голубые блузы и штаны.
- Рассмотрите нас внимательно. Да, мы не только друзья и сотрудники. Мы ещё и любовники. Не прячьте глаза, смотрите. Вам же интересно. Подумайте, нам нужен кто-нибудь другой? Или другая?
Вот теперь она поверила окончательно.
- Марк, я же сказала... Да, вы правы... только сейчас. Что я могу рассказать Мариночке?
- Всё, что хотите. Не нужен шок и мы не намерены вышибать клин клином. Мы её приведем к пониманию. Через Вас.
- Даже если мы не придём... Оля, Марк, я буду вам благодарна всю жизнь.
Мы вернулись в наши любимые кресла.
- Давай уточним варианты и систему сигналов. И надо разрядиться.
- И нормально одеться.
Они пришли часа через три.
Марина оказалась , ну, если не красавицей, то очень привлекательной девушкой. Бледная, но явно не от малокровия, а от волнения – симпатическая конституция. Воинов этого типа Александр Македонский в свою армию не брал. Не удивительно, что она отключается при оргазме. Скромная и стыдливая. Глаза в пол, юбка стремится туда же. Колготки – мечта игуменьи.
И при этом – колоссальный секс эпил. Как это у неё получается? Не удивительны её приключения в заключении.
- Дорогие гости, располагайтесь. Вам – кресла, мне удобнее стул. Марку тоже.
Мариночка, знакомься: Марк – мой друг и помощник. Он в курсе всех твоих проблем. Не буду секретничать. Мы полностью пересмотрели всю программу твоего возвращения.
- Куда?
- В жизнь. На тот свет всегда успеешь.
- Я уже прошла через всё, ты же знаешь. Меня уже некуда больше грузить. Не лезет!!!
Она так и живёт всё время на грани истерики? Ох, как надо осторожно.
Я откинул дверку секретера.
- Говоришь, некуда?
Выставил литровый химический стакан.
- Он пустой или полный, дорогие дамы? Мариночка?
Она передернула плечами.
-Психотерапевтические штучки. Дурацкий вопрос!
- Марина...
- Всё в порядке, Аллочка. Я забыла предупредить. Этикет и благопристойность у нас запрещены. Захотите ругаться матом – пожалуйста. Марк умеет на трёх языках. Я - только на двух. Итак?
- Ну, пустой. Пусть будет пустой, ваш хренов стакан.
Я насыпал доверху белых пластмассовых шариков.
- А сейчас полный.
Я насыпал шариков поменьше размером.
- Полный?
- Алла?
- Конечно же полный.
- Можно добавить ещё?
Я сыпанул совсем мелких гранул. Потом налил воды.
- Видите? Я показал относительность. Относительность наших представлений о мире. Условность наших правил и норм. Вот пробирка с порошком. Он называется пропердин. Каковы его свойства по вашему? Что он делает в организме? Марину я не спрашиваю, она слишком деликатна.
- Помогает пердеть! Вот!
- Неплохо. Ты делаешь успехи, Марин. Он растворяет оболочки микробов. Вот француз, который его открыл, так и назвал – соответственно свойству.
Но француз. В середине прошлого века в русском посольстве в Париже был страшный скандал. Слуга в гардеробе подал даме шубу со словами: «Ваш салоп». Дама рухнула в истерике.
- Опять какая-то гадость?
- Ага. По французски «ваш салоп» - распутная корова!
Ольга и Алла Ивановна расхохотались. Марина тоже заулыбалась.
Я развлекал компанию смешными историями, быстро повышая градус неприличия.
- Вы идёте по улице и видите вывеску «ТАМХУЙ». Что там по-вашему?
Марина освободилась от своей скованности и веселилась вовсю. Ещё бы! Оля уже забралась с ногами на тахту, пересадила девушку к себе и, закатываясь от хохота, то и дело в полном восторге толкала и хлопала её. Разряжая очаги мышечного напряжения и освобождая зажимы. Смеховой запас у меня уже подходил к концу. Оля закашлялась.
- Так вот, там благотворительная столовая. Ну, так она называется на одном из семитских языков.
Обе девушки уже валялись на тахте. В обычной ситуации эти бородатые хохмы ни за что не вызвали бы такого гомерического хохота, но мы с Олей изо всех сил индуцировали «зоовеселуху», а Алла Ивановна старательно нам помогала.
Я сменил курс. Начал с голых негров в экспедиции Стэнли, переплыл к рассуждениям Энгельса о стыде и направился к описанию развлечений с раздеванием в деталях и подробностях. Стараниями Оли, их с Мариной облачения уже были в изрядном беспорядке. Алла Ивановна, ну же.
- Ох, Марк, уморил. Спасибо. Тебе бы на эстраду. От смеха уже живот болит и в горле пересохло.
- А мы счас чайку.
Ольга ракетой взлетела с тахты и исчезла на кухне. Стало тихо. Только Алла Ивановна тихонько всхлипывала, утирая слезы и размазывая косметику.
- Мам, ну на кого ты похожа!
- Ты на себя посмотри.
- Ой! Ужас! Марк, отвернитесь.
- Даже не вздумай! Наконец-то я вижу свою живую дочь, а не пересушенную воблу. Не... английскую дуру из твоего анекдота. Маринка, замри! Оставь всё, как есть. Ты сейчас само очарование.
- А я вообще обожаю растрёпанных девушек. Они живые, а не куклы из витрины. Ты просто прелесть! И мы же договорились: в нашу компанию приличиям вход запрещён. Против оОьгиного заявления об этом ты не возражала.
Честно, я ею любовался. Такой контраст. Ай да Контик, ай да сукин сын!
- Ну и жарища! Тут своя котельная... Им, похоже, топливо надо списать, мать их Чебурашка. Маринка, сними свой дурацкий жакет, расплавишься на фиг.
- И я не догадалась. Но...
- И без свитера не замёрзнешь! – Это Оля выглянула из кухни. – Снимай, тут все свои.
Мгновенный жалобный взгляд в мою сторону. Я с безжалостным интересом разглядывал Аллу Ивановну. Поколебавшись ещё секунду, она решительно стянула свитер и бросила его на пустое кресло.
- Да, так намного приятнее. Маринка!
Вот туда я смотреть не стал. Тёмно-коричневый жакет упал на свитер.
- Устраивайтесь поудобнее.
Оля катила перед собой довольно большой столик на колесиках. С кучей прибамбасов. Опять складная самоделка! Призваний у неё точно - два. Первое – инженер.
- Боже, какой аромат!
- Индийский чай с индийскими травами. И восточные лакомства. Марк, ты не помнишь, куда я запрятала палочки?
Я достал с полки набор для воскурений. Зажёг пару ароматических палочек.
- Вот теперь полный антураж. Меня один знакомый снабжает этой экзотикой. Угощайтесь.
Пока мать и дочь осторожно дегустировали необычную снедь, Оля незаметно отрегулировала освещение.
Нельзя сказать, что светская беседа за файв о’клоком была слишком чопорной. Растрёпанные леди, весьма пикантные темы. Оля аккуратно поддерживала должный уровень непристойности.
- Вот Марк рассказывал о разных фривольных развлечениях. Но это всё не у нас.
- У нас тоже. Хотите, покажу стриптиз?
Оля вскочила с места. Алла Ивановна очень старательно пренебрежительно фыркнула. Артистка из тебя, блин...
- Не сомневаюсь, что Марк уже насмотрелся. Это для мужчин. Но бывает же что-то для всех. Танцы, игры.
- Алка, не мудри. Ты про что?
- Помню, студенткой... мы играли в карты на раздевание. Было не скучно, а очень даже... очень.
Она свободно откинулась в кресле. Марина – глаза с чайное блюдце – таращилась на мать. Пересевшая к ней Оля по-дружески обняла её.
- Ну, мать у тебя! Огонь с дымом!
Я отлично видел, что она делает и как. Марина прижалась к ней. Классно, тысяча чертей! Давай, подруга! Так держать.
- У нас тоже не скучно было в "Химтехе". Школьные годы чудесные, с бабами, с водкой и с песнями. Хорошо напомнила, аж внутри потеплело.
- А что нам мешает сыграть? Марк, у вас карты есть?
- Только школьный атлас. Но на картах свет клином не сошёлся. Можно в очко на пальцах, можно в чёт-нечет. В бутылочку играли.
- Марк, кати шарабан на кухню. Играем!
Марина тревожно оглянулась. На окно во всю стену. Есть!
Мамочка. Ты что, правда будешь в это играть? Ну, ну, ну стыдно же.
- Это от тоски подыхать стыдно. Воровать стыдно. Предавать стыдно.
- Точно, Оленька. Совсем я с Маришкой закисла. Я е щ ё н е с т а р у х а. (Она произнесла это твёрдо и раздельно.) И ты играешь.
Я снова перехватил тревожный взгляд на окно.
- Мы с Олей в технике петрим. Там особая подсветка. Снаружи ничего не видно. Так для тебя спокойно. А нам с Олей плевать на дураков. Пусть завидуют.
- В очко на пальцах Марина не умеет. Остаётся чёт-нечет. Нас четверо. Играем пара на пару. Согласны?
- Оля, а это как? – голос у Марины был дрожащий, но не от страха была дрожь, не от страха.
- Разбиваемся на пары. Проигравшая пара раздевает друг друга.
- А выигравшая?
- Любуется на них.
- А потом?
- Уже интересно?
Олиному лукавству мог бы позавидовать сам Лукавый.
- Да вот ещё, интересно! Бесстыдники.
- А потом те, кто выиграли, играют между собой.
- А потом?
- А... в самом деле, что потом?
Оля была такой озадаченной-озадаченной и беспомощной- пребеспомощной.
- Предлагаю: победитель имеет почётное право выбора. Кто его или её разденет. Ставлю на голосование. Кто против? Один голос. Принято!
Начинаем по старшинству. Пара для Аллы. Чёт – зачёт. Не чёт – следующий.
Выбрасываем одной рукой. Начали. На Олю. Раз, два, три.
Сейчас главное - не запутаться в наших сигналах. Иначе всё осложнится.
- Тринадцать. На Марину. Восемнадцать. Продолжаем. На меня. Восемь.
Между мной и Мариной. На Марину.
От души сочувствую девушке. На глазах у чужих людей догола раздевать маму. Ужас! Но от игры не отказывается. Её уже захватил азарт. Правильно. Потерпи ещё немножко. Надо, Федя, надо!
- Девятнадцать. Пары у нас есть. Мы с Аллой. Марина с Олей.
На лицо Марины вернулся приближенный к нормальному цвет. Она даже слегка покраснела. Правильно раскачиваем качели, правильно.
Мы рассаживаемся. Алла в кресле. Я на стуле. Девушки рядышком на тахте.
Маринка явно стремится к Оле. Ищет у неё защиты. Оля обняла её, ласково прижала к себе. Осторожно, невинно ласкает. Хорошо.
- Алка, начинай. Что-то Марк раскомандовался.
- На кого считаем?
- Давай на нас с Маришкой. До пяти раз.
- Раз, два, три! Так.... Десять. Ещё раз. Семь. Ещё. Шестнадцать. Снова. Четыре. И последний. Восемнадцать. Пятьдесят один! Ой!
- Игра сделана, - объявил я голосом киношного крупье. – Алла Ивановна, прошу.
В противоположность дочери Алла Ивановна краснеет отчаянно. И это ей очень идёт. Она встала со своего кресла и робко приблизилась ко мне. Изобразив улыбку хищника, расстегнул ремешок и снял у неё с руки часы. Потом медленно расстегнул пару пуговиц на рукавах. Чувствую, как она дрожит. Наклонившись, поцеловал её в шею и тихо-тихо прошептал:
- Держитесь. Всё идет лучше, чем мы ожидали. ( И уже обычным голосом продолжил). Ты прелесть. Поэтому продолжай ты. Сколько хочешь.
Информация дошла, и к ней вернулось самообладание.
- Ну, я тебя счас покажу, мальчишка!
После некоторой возни расстегнула на мне ремень и молнию на брюках, крючок, и брюки упали. С тахты донёсся странный звук. Стряхнув с ног штанины одновременно незаметно избавился от носков.. С пуговицами рубашки она возится дольше, но справляется. Остаюсь в трусах. Алла очень смущена.
- А дальше – слабо? Тогда я.
Взялся за молнию её юбки. Она слегка отскочила назад и со словами «Давай руку!» начала возиться с браслетом часов. Слегка помог ей. Возня с часами помогает ей успокоиться, да и я успокаиваю, настроившись на её дыхание и постепенно выравнивая ритм. Она довольно резко – есть сила в руках, однако – развернула меня лицом к сидящим в трёх шагах девушкам и заняла позицию сзади.
- А вот и не слабо!
Моментально с меня слетают трусы и:
- Обещала тебя показать? Девки, любуйтесь.
Спокойно стою голышом, потом принимаю позу карикатурного атлета и не спеша поворачиваюсь, давая обозреть себя со всех сторон. Марина со звуком, похожим на кошачий мяв, зажмуривается и закрывает лицо руками.
- Ты чего испугалась, дурёшка. Смотри. Мужчина обыкновенный. Довольно симпатявый экземпляр, но слишком выпендривается. Да убери ты лапы с морды! Полюбуйся, бесплатно же.
Марина ещё некоторое время не решалась, но всё же открыла глаза и стала созерцать. Так-с, это на четверть, а то и на треть - показуха. Неплохо, даже хорошо.
Повернулся к Алле Ивановне, стоявшей в трепетно-покорном ожидании, но очень внимательно наблюдающей за дочкой.
Провёл руками по всему её телу, выбирая с чего начать.
- Мамочка, неужели ты ему позволишь?! (Она аж пристанывала.) Как же стыдно...
- Есть немножко, милая. Но и приятно. И мы же играем честно? Оля не права: он очень красивый. А я с тобой уже почти забыла, что я – Женщина!
Она гордо выпрямилась. Погладила меня с неожиданной силой.
- Какое тело! Тебе помочь, мальчик?
Она быстренько расстегнула мелкие пуговки.
- Дальше справишься сам.
Вот это экспромт! Моё уважение к этой женщине устремилось к наивысшей отметке. Блузка снялась без проблем. Под ней был чёрный лифчик. Она сцепила пальцы и вытянулась вверх, выпрямившись ещё больше. С молнией затруднений не было. Она переступила через юбку, и я очень осторожно освободил её от капроновых колготок. Торопиться просто грешно. Надо дать ей время. Хороша она в этом своём черном. А поза! Дейнека, ау!
Подойдя к ней сзади, расстегнул застёжку и она опустила руки, давая свободно упасть предпоследней детали своей одежды. И вернулась в ту же позу.
Марина захлюпала носом.
- Как он смеет? Как она... Мамочкааа...
- Ну, ты и дура!
Ольга основательно встряхнула плаксу. Когда тебя встряхивают изящные руки, спокойно поднимающие сто килограммов, это приводит в чувство.
Я стал перед Аллой Ивановной на одно колено и медленно, почтительно стянул с неё трусики. Ну, до чего хороша! В её-то годы.
- Боже мой! Как красиво! Да посмотри ты, это Женщина и Мужчина. Ну, Мариночка, да сбрось ты гадость с глаз. Они же прекрасны – Марк и Она. Поразительно, какая у тебя красивая мать! Смотри, когда ещё так красоту увидишь?
Ольга прикусила губу.
- Ну почему я умею только чертить, а не рисовать? Полотно во всю стену: «Юность и Зрелость»!
Алла Ивановна прошлась упругой, свободной, насколько позволял размер комнаты, походкой. Остановилась против меня и уставилась откровенно вызывающим, призывным взглядом.
Тридцать тысяч чёрт знает чего! Мне срочно пришлось взять под жестокий контроль ставшую излишне самостоятельной часть тела. Я заметил, как Оля злорадно ухмыльнулась. А Марина протёрла, наконец, глаза, и её взгляд уже выражал величайшее удивление. И нарастающее восхищение.
- Мамочка...
- Так что, юноша, ты мне ещё раз прикажешь «посмотреться в зеркало»?
И тут наш с Олей план дал неожиданный сбой. Случилось то, что мы не смогли предусмотреть.
Тахта взорвалась шквалом аплодисментов, восторженным визгом, оглушительными воплями! И весь этот кошмарный тарарам производила одна единственная Марина. Она вскочила с места и кинулась матери на шею, зацеловывая её чуть не на смерть.
Это было бы достойно кисти классика: величественная нагая красавица в объятиях всклокоченной монашки. Но где его взять, классика?
Не перестаралась ли Оля с благовониями? Хотя вряд ли это от них. Палочки я сам покупал в магазине «Дели». Чаем с приправами Оля меня поила не раз. Никакого особенного эффекта от него не заметил.
Остаётся предположить, что спрятанные в моей болтовне якоря, ключи, косвенные интенции и прочая заумь в сочетании с Олиным ювелирным рукодействием сработали так мощно. Прямо какой-то взрывной рефрейминг.
Или всё проще и естественнее: непринуждённая пикантная болтовня, ощущение полного понимания и безопасности в слегка экзотической и возбуждающей обстановке необычной комнаты, где там и сям на глаза попадаются деревянные статуэтки – маленькие копии индийских эротических скульптур. Всё это вместе прорвало плотину страхов и обид, которую эти красивые, живые и сексуально одарённые женщины воздвигли между собой и жестоко обидевшим их миром.
И что делать со всем этим сейчас?
Оглянувшись на Ольгу, обнаружил безмятежное спокойствие.
Она собрала разбросанную по полу одежду и небрежно бросила её на кресло, добавив к уже валявшимся там свитеру и жакету. После чего удобно устроилась и стала наблюдать происходящий катаклизм.
И в самом деле, даже у торнадо энергия не бесконечна. Маринка устала прыгать и верещать, и они обе приземлились на тахту.
- Алла Ивановна, вы великолепны! Чем выразить вам моё высочайшее восхищение вашим совершенством? У меня нет слов.
Она пожала плечами. Лицо её выражало снисходительное согласие богини принимать поклонения. Но, чтоб я лопнул, она с трудом удерживала смех!
- Чем можешь, тем и выражай.
Чертовщина. Я не знаю, что делать дальше. Вся тщательно проработанная стратегия летит в тартарары. Стоп! Чертовщина, тартар. Чертовщина!
Изображая наивысшую наипочтительность, низко склонился перед Аллой Ивановной и облобызал её колено.
С Ольгиного НП слышу аплодисменты.
- Вы истинная королева! Vivat! Regina Vivat!
- Чтооо?! Мы ещё не доиграли! Оля, так нечестно!
- Что нечестно? Тебя пожалели. Мы ничего не делаем насильно. Играли, пока это не касалось твоих чувств и убеждений. Тебе стыдно-страшно-противно? Всё, игра закончена. Где гарантия, что нечет выпадет именно мне? И потом всё-равно придется раздеваться. Ты и так натерпелась, бедняжечка. А мы тут все собрались только ради тебя. Хотели именно тебя расшевелить, растормошить, вытащить тебя, дурёху, из того говна, в котором ты сидишь глубже ушей. Но ты же упираешься всеми четырьмя лапами и хвостом цепляешься! Мне, что-ли, жизнь не мила без твоих микро-сисек и тощей жопы? Могу тебя уверить, мне с Марком вдвоём ещё ни разу не было скучно. Ни одной секунды! Иди, режь себе вены, жри таблетки, сдохни, как отравленная крыса, сиди протухлой монашкой, пока жизнь мимо тебя идёт. Я тебе счас такси вызову. Катись к едреням домой, сопли на кулак наматывать. Твоя мать в её годы в сто раз моложе и живее тебя. А уж красивее... На, замотайся, чтоб таксист прелесть твою не сглазил.
Святые крокодавры! Вошедшая в раж Ольга швырнула Маринке самую настоящую паранджу. Где она её только достала, моя премудрая гуру? Как она эту сцену вообще могла предвидеть?!
- А мы втроём, с Аллой и с Марком потом так оторвёмся, что черти в аду обзавидуются. Катись, не задерживаю! Алка, стоять! Завтра оденешься. Ты ещё Марка в деле не видала. Так увидишь, когда от этой мымры пейзаж очистится.
Вот это был coup de maître! Учиться мне у тебя, Оленька, всю жизнь. Поймала свихнувшуюся Марину на самое простое: на обыкновенную бабью ревность!
Маринка аж ультразвуком взвыла.
- Никуда я не поеду! Играем! На хрен мне твоя жалость, в гробу я её видала! Играем! Сказала же: и г р а е м! Ещё узнаешь, кто тут Regina Vivat! Мать вашу тра-та-та-та!
Боцман заткнул уши и упал в обморок.
Алла Ивановна окаменела, как жена Лота. И стала такая же белая. Интересно лизнуть.
Марина задохнулась, и в оглушительной тишине слышен был только стук её зубов. В таких случаях принято давать воды, и таковая имелась в чашке, но Ольга выжидала. Напряженно, внимательно выжидала какого-то непонятного мне момента. Потом подала воду Алле Ивановне и чуть не насильно влила ей в рот.
- Всё, кончила зубарика играть. Иди умойся и не забуть пописать. А то через пару минут лопнешь.
Её голос был абсолютно бесцветным, как будто заговорил робот.
- Алла, лечь и отдыхать. Марк, в кресло. Три минуты релаксации. Вернется Марина – не смотреть, не говорить. Место себе найдёт сама. Я на кухне. Вернусь с питьём. По две чашки на рыло. Выпить медленно, но непрерывно. Каждую чашку на одном вдохе.
Марина вернулась аккурат в тот момент, когда в комнат вкатился столик, уставленный чашками.
- А мне как пить?
- Как всем. Подслушивала. Тут мёд, мята и пассифлора. Не отравитесь.
Оля собрала чашки.
- Ничего не было. Десять минут размышляем о дурости мироздания.
Потом играем дальше согласно моему общему мнению.
- Ну, играем. Пара – мы с Маринкой. Считаем до пяти раз.
Три, один, пять, один Десять. Два, три, три, три. Одинадцать. Ноль, ноль, пять, пять. Десять. Один, три, пять, четыре. Тринадцать. Два, два, два, один. Семь. Десять, одинадцать, десять, тринадцать, семь. Нечет! Игра сделана.
Маринка встала со злораднейшей миной на вернувшемся к нормальному цвету лице.
- Выходи на середину!
Ольга, своём довольно строгом темно-синем в белый горошек платье ниже колен вышла на экзекуцию без малейших признаков волнения. Это платье надевалось через голову – я видел, как Оля одевалась – значит и снять его можно было только так. Марина это тоже понимала. Растягивая удовольствие, она медленно расстегнула пуговицы на одном рукаве, на другом, развязала поясок, расстегнула пуговицы на воротничке, занялась ожерельем из бисера... с очень хитрой застёжкой. Олины руки в это время не бездельничали. Они сперва осторожно, а потом всё смелее бродили по Маринкиной фигуре. Увлеченная своим занятием, Марина этого не замечала. Или... ? Или! Не заметить, как тебе ощупывают грудь, невозможно, даже если она упрятана под слоями тряпок. И чем энергичнее действовала Оля, тем медленнее становились движения Марины.
Алла Ивановна, отдыхавшая лёжа, приподнялась на локте и с величайшим изумлением следила за этим действом. Я перебрался к ней и, устроившись сзади, стал осторожно ласкать. По сути, я делал мягкий расслабляющий массаж. На секунду она прервала своё созерцание и обернулась ко мне.
- Смелее, мальчик. Это так приятно.
Марина между тем закончила все подготовительные мероприятия, явно сожалея, что их понадобилось так мало, и взялась за подол горошкового платья. Оля с готовностью подняла руки и даже наклонилась вперед, облегчая задачу, поскольку Марина была намного меньше ростом. Подол взлетел вверх, за ним – всё остальное, и Оля предстала во всём великолепии своего изумительного тела. Под платьем не было ничего.
Не давая Марине опомниться, она жестом рефери на ринге подняла её правую руку и торжественно объявила:
- Победа в честном раздевательном поединке присуждается Маринке!
После чего с размаху плюхнулась к нам на тахту, прямо на нас, отчего приключилась весёлая и приятная возня.
На которую Марина таращилась в полнейшем обалдении.
- Ну, ну чего вы. Мы же ещё не доиграли.
- Ой, правда! Марк, отдай мою сиську. Дружно встали! (Мгновенным шёпотом мне на ухо: отпустись, пусть торчит.)
- Напоминаю: победитеь в ужасно похабной игре наделяется суверенным правом выбора! На рассмотрение выставлены три кандидатуры. Выбирай. Можем на этом остановиться. Ничего против твоего желания.
Марина смотрела на нас, дыша, как кузнечный мех.
- Я хочу как вы.
- Выбирай.
Я чувствовал, как напряжена Оля. Сейчас или всё коту под хвост.
- Давай я, доченька?
- Нет, ты! - девушка ткнула пальцем мне в грудь. – Сдери с меня эти тряпки!
Оля выдохнула не меньше трёх литров воздуха.
Что с Маринкой?
Стоит, гордо выпрямившись, плечи развернулись, грудь вперед, и взгляд – взгляд не её! На лице презрительная смелость. И даже не собирается бледнеть! Ай да Ольга, ай да мастерица!
Маринка, явно подражая матери, быстро расстегнула длинный ряд мелких пуговок на своей белой блузке. Или кофточке? Или сорочке? В общем, на этом недоразумении из прошлого века. А вот тебе индейский домик! Меня прямо бесят эти идиотские коричневые колготки. Присев на корточки, запустил руки под юбку и, нащупав резинку, стянул с неё этот кошмар. Аж на душе полегчало! Теперь очередь дурацкой юбки. Черт побери, как она к ней приделана? Маринка с готовностью мне помогла. Это ж надо! Сам бы не додумался. Под юбкой оказался ещё какой-то полотняный балахон. На завязочке! Освободив нижнюю часть девушки и от этого анахронизма, встал и перевёл дух. Надо было оценить ситуацию. Возясь с тряпками, никаких тревожных сигналов не уловил, но береженого... Так и нет их!
Марина слегка закусила губу, но почти не напряжена. Отчаянное любопытство – вот, что выражала её миловидная мордашка.
Вот теперь, милая... Что ж ты манжеты не расстегнула? Вот умничка, исправила ошибку. Этого следовало ожидать. На базаре тётки торгуют таким самодельным, извините за выражение, бельём. На месте их мужей я бы тоже запил с тоски.
Я сделал шаг, чтобы обойти сзади и разобраться с застёжками, но тонкие бледные руки взлетели вверх. Опять копирует мать. Нет, тут другое, что-то другое... Понял, но страшновато. От Оли предупреждений нет. Ну, вперёд!
Целься в грудь, маленький зуав! Наклонился, и очень осторожно скользя руками по нежной коже, поднимаюсь вверх – от ног к груди. Только бы не испугать. Но кроме нетерпеливого любопытства не ловится ничего. Ну, Ольга! Или это уже пошли мои заслуги? Плавным движением снял с Марины это вверх, через голову и поднятые руки.
Девочка, милая, да зачем оно на тебе было , это чудовище? Твоим очаровательным грудкам вообще ничего не нужно. Ого! Марина - руки за головой, плечи развернула до предела, вытянулась в струнку – скомандовала:
- Ну, копуша, заканчивай!
Моментально сдёрнул с неё уродливые трусы. Она тут же развернулась всей витриной к публике – к матери и Ольге – и прыжком широко расставила ноги.
- Вот вам! Любуйтесь!
Немая сцена длилась долго. Я – сам исполнитель заключительного акта – был ошеломлён финальной импровизацией.
Овация была неизбежна. И она грянула! Но девушка явно перерасходовала энергию. Я успел не дать ей упасть, и она села на пол, обхватив колени руками и бессильно опустив голову.
Нежное, хрупкое, изящное существо. Такое трогательно невинное и невероятно женственное. Какие там двадцать восемь. Она выглядела едва ли на восемнадцать.
Я вдруг подумал о тех тварях, через которых она прошла.
Это я-то лишён агрессивности?! Кишки бы через уши вытянул уродам.
Алла Ивановна рванулась было к дочери, но Оля властно остановила её. Это она умеет: без слов и почти не шевельнувшись.
Прошло ещё пару минут в тишине и покое. Я опустился на пол рядом с Мариной, осторожно обнял её. Секунда и она всем телом прижалась ко мне, судорожно вцепилась, не прошептала даже, а продышала:
- Марик, спаси. Спаси, пожалуйста.
Ольга неторопливо поднялась с тахты. Подала руку Алле Ивановне. Вытащила из полки белоснежную, аж светящуюся простыню...
- Алла, айда на кухню. Через пол-часа они будут рвать мясо, как акулы. Или нас сожрут.
***
- Однако, гости дорогие, уже начало первого. Пора вам одеваться и прощаться. Нам с Марком необходимо отдохнуть. Да и вам... очень невредно.
- Боже мой, как поздно! Олечка, прости.
Ольга хохотнула.
- Так и быть, прощаю.
- От тебя можно вызвать такси?
- Почему нет? Можно. Но нельзя. Ваш трёп, от которого вас все черти не удержат, не для шофёрских ушей.
- Как же нам...?
- Очень просто. Вас отвезут на олене.
Ольга накрутила телефонный диск, щелкнула клавишей. Гудки. Голос выдранного из глубокого сна человека.
- Алло! Час ночи! Какого х...?!
- Серёженька, привет!
- Ой! Оля, ты? Что стряслось?
- Серёженька, ты мне нужен. И говори тише, разбудишь Аню и своих бандитов.
- Их пушкой не разбудишь.
Голос говорившего был пропитан нежностью.
- Сереженька, нужно забрать от меня и отвезти домой двух очень милых дам.
- Ради тебя я их на руках отнесу!
- Сразу обе не поместятся, а по одной – провозишься до утра. А я спать хочу.
- Лады. Минут через двадцать пять я у тебя.
- Ждём. Прости...
- Не трать время. Еду.
Алла Ивановна выбрала из кучи свою одежду и быстро оделась. Стоя перед зеркалом он старалась привести себя в мало-мальски терпимый вид.
Голенькая Маринка брезгливо перебирала свои шмотки, не решаясь надеть их на себя.
- Понимаю. Но свои дать не могу. Видишь, какая я дылда. Давай так: одевайся по минимуму. Туфли, юбку и жакет. Остальное я выброшу. В машине не замерзнешь.
- Оленька, но страшно так. Ночью.
- Серёжку не бойтесь. Я когда-то с ним перестаралась. Он свою Аню ни на кого не променяет. Даже на меня. Такая, мать твою, досада!
Мы все расхохотались.
- Маришка, как выспишься – бегом ко мне. Одна! Отцепи от себя мать.
Мы тут тебе мозги довправим. И не только мозги.
- С утра не смогу. Мне сперва надо...
- Они открывают в десять. На третьем этаже найдёшь Галю Глушко. Скажешь, что от Оли Черниковой, от меня, то-есть. Выберешь всё, что тебе нужно. Поняла? Галя Глушко. Малейшие затруднения – тебе нужно в туалет. На первом этаже кабинет с толстой кожаной дверью. Там логово Сергея Никитича. Только имя с отчеством не перепутай. Он Галке так хвост накрутит, что он за год не раскрутится. С ним решишь все проблемы, в том числе финансовые, самым лучшим для тебя образом.
- Но, Оля...
- Ничего. У короля много. Только скажи ему: «Я от Учительницы».
Вдруг Алла Ивановна кинулась Оле на шею.
- Олечка, Марк! Да вы хоть сами-то понимаете, что вы творите?! Вы же волшебники! Вы самые добрые в мире волшебники. Вы... вы...
Она захлебнулась слезами.
- Как, чем я вас отблагодарю? Мы же в долгу у вас до... до... Помню, морду набьёшь. Но я не могу – так.
- А за что благодарить, собственно? Мы с вами классно провели время. Хоть тоску развеяли. А, ладно! Позовёте на свадьбу, чтоб было мне шампанское «Абрау», розовое полусладкое. Будем в расчёте.
Они двинулись к двери.
- Я же сказала: «В машине не замерзнешь», а не на холодрыге. Сидите пока. У Сережки «Волга» с оленем на носу. Вот на ней и поедете. Он посигналит снизу. Сидите.
***
- Контик, пока тебя не было, Оля звонила.
- Что сказала?
-Просила передать, что какая-то Алла Ивановна жалуется на дочь. Она приходит с молодым человеком. Запираются у неё в комнате, и пол ночи оттуда смех и гм... не только.
- Скоро Оля дорвётся до своего шампанского. Что-то ещё?
- Вроде нет. Да! Просила сказать, что ты экзамен сдал. Чушь какая-то. Рит, ты что-нибудь понимаешь?
- Понимаю. Наш первокурсник спас человеческую жизнь. Очень неплохое начало.
Папа выглядел совершенно ошарашенным.
- Вы это всерьёз? Не первое апреля.
- Серьёзней некуда, Боря. Контик спас человека.
- Двух, мам. У Аллы Ивановны очень больное сердце. Третьей попытки она бы не пережила.
Вайнер Ирина 
Талейсник Семен 
Алекс Марина 
Борисов Владимир 
Буторин Николай 
Беркович Константин 
Андерс Валерия 
Киров Николай 
Демидович Татьяна 
Бунин Юрий 
Тубольцев Юрий 
Администрация сайта 
