Об излишней скромности
и приоритете в науке
где 17 ноября 1878 года родилась
Элиза (Лиз, Лизе) Майтнер
(русские иногда пишут - Мейтнер),
мемориальнная доска в её честь.
А в книге Эрнста Петера Фишера с, пожалуй, игривым для её содержания названием «Аристотель, Эйнштейн и компания» - сведения о нескольких десятках учёных, труды которых обусловили прогресс человечества за последние два с половиной тысячелетия. На суперобложке портреты только шестерых, «самых-самых»... Между Дарвином и Эйнштейном - молодая красивая женщина Элиза Майтнер.
Таков ее масштаб в мировой науке.
Но, к сожалению, неизвестность среди широкой публики и даже в научных кругах, от атомной физики далеких...
Она была третьим ребёнком из восьми в семье адвоката Филиппа Майтнера. На дворе конец ХIХ века: в австрийской гимназии уже разрешалось обучаться евреям, но всё ещё не принмали туда девушек. Несмотря на трудности, все дети Майтнеров получили высшее образование. Лиз пришлось заканчивать гимназию заочно в возрасте 23 лет.
Времена постепенно, со скрипом, менялись, и отличные отметки аттестата позволили ей в 1901 году поступить в Венский университет, правда, всё ещё «в виде исключения».
Уже в раннем детстве она была любознательна и пыталась проверять всё опытным путём. Когда бабушка стала уверять, что если шить в субботу - обрушится небо на голову, она, 6-летняя, тут же проверила это экспериментально: сшила кукле платье. Небо осталось на месте.
Выбор девушкой физико-математического факультета многим в то время показался странным. Cкептики были посрамлены, когда второкурсница Лиз нашла ошибку в работе известного итальянского профессора математики. И из присущей ей скромности отказалась опубликовать соответствующее научное сообщение.
Сразу после окончания университета Майтнер защитила диссертацию. Это был второй случай в более чем 500-летней истории Венского университета, когда диссертация была защищена женщиной, и первый - женщиной в разделе точных наук.
После того, как ей случилось побывать на докладе гостившего в Вене Макса Планка, она отправляется в Берлин, надеясь продолжить образование под его руководством. В весьма консервативной Пруссии научная карьера женщины была делом нелёгким. Шёл 1907 год. Запрет на обучение женщин в вузах сохранился в то время в Европе только в Германии. Своей научной карьерой Майтнер во многом обязана Планку. Макс Планк, автор квантовой теории, один из выдающихся учёных ХХ века, был человеком, на первый взгляд, замкнутым. Он ратовал за допуск женщин к высшему образованию, но считал, что им всё же больше подходит профессия акушера-гинеколога, чем физика. Майтнер его очаровала. Он не только взял её под свою опеку, добился для неё разрешения посещать его лекции, но и пригласил домой и познакомил со своими дочерьми. Они стали её подругами. Планк рекомендовал её директору Института химии Берлинского Университета - Эмилю Фишеру. Этот весьма консервативный учёный не допускал тогда присутствия женшин в своём институте. Для Лиз было сделано исключение. Несмотря на то, что у неё уже был титул доктора наук и десяток опубликованных научных работ, ей всё же следовало посещать институт только через подъезд, предназначенный для хозяйственных надобностей.
В 1909 году Майтнер докладывала о совместных с Ханом работах на конгрессе в Зальцбурге и удостоилась лестной оценки Эйнштейна. Их лаборатория тесно сотрудничала с Кавендишской лабораторией Резерфорда, получая оттуда радиоактивные элементы. Курьёзным кажется, что посылки с ними приходили по почте в обыкновенных картонных коробках... Тогда ещё не было понятия о радиационной защите. Без малейшей защиты работали в те годы с радиоактивными веществами Хан и Майтнер.
Поначалу лабораторией им служила весьма скромно обустроенная и не очень щедро снабжённая обуродованием бывшая столярная мастерская в институте химии на Hessische Strasse.Часто для проведения опытов им приходилось пользоваться оборудованием физического института, расположенного примерно в километре. Иногда можно было видеть, как кто-то из них покрывает это расстояние бегом с какой-то упаковкой в руках: приходилось спешить, когда исследуешь короткоживущие радиоактивные элементы.
Все ограничения для женщин в науке были сняты в Германии только в конце 1909 года. Правда, женский туалет в Институте химии ещё долго отсутствовал.
В общественном сознании сохранялось убеждение, что женщинам научная работа в серьёзной физике и химии противопоказана. Как-то, действительно, был случай: у студентки загорелась коса от газовой бунзеновской горелки. Мужские бороды считались почему-то более огнеупорными. Неудивительно, что одна из берлинских газет сообщила: госпожа доктор Майтнер прочла доклад под названием «Проблемы косметической физики». Истинное название - «Проблемы космической физики» - показалось корреспонденту слишком далеким от того, чем, по его мнению, должна заниматься дама, пусть и ученая...
B 1912 году в берлинском районе Далем в присутствии Кайзера Вильгельма II были торжественно открыты два новых института: один - химии, другой - физической химии. Вскоре открылся ещё и институт биохимии. Далем стали называть «Немецким Оксфордом».
В институте химии Хан заведует отделением радиоактивных исследований, Майтнер - специально для неё учреждённым физическим отделением. Их отделения работают в содружестве. Майтнер только теперь стала получать зарплату, до этого работала бесплатно, жила на средства родителей. В том же году она по совместительству становится ассистентом на кафедре Макса Планка в Берлинском университете.
С началом Первой мировой войны она считает своим долгом помогать раненым. Какое-то время работает рентген-лаборантом в больнице берлинского района Лихтерфельде, а в 1915 году записывается добровольцем в австрийскую армию (она гражданка Австрии) и служит рентген-лаборантом в армейских фронтовых госпиталях под Львовом и Люблином. На фронт ушёл и Хан.Он воевал на Западном фронте. Его деятельность была связана со специальным отрядом, испытывающим и применяющим боевые отравляющие вещества...
Она вернулась с фронта раньше Хана и продолжила начатые совместные исследования. Результаты публиковала от имени обоих, поскольку коллега находится в действующей армии. Имя Отто Хана, заведующего лабораторией, всегда стояло первым, пусть вся работа была выполнена без его участия.
Позже они провели ряд совместных экспериментов по бета-спектрам радиоактивных веществ. Работы эти относятся скорее к физике, чем к химии, но опять-таки первым автором стоит Хан. Его роль заключалась в основном в получении идеально чистых веществ для опытов. Химиком он был, действительно, великолепным. В 1922 году Майтнер присваивают звание профессора. Берлинские физики её называют с лёгкой руки Эйнштейна «Наша фрау Кюри».
И вообще физики любят шутить: имена соавторов научных статей «Otto Hahn, Lis Meitner» с кратким i, но если протянуть это i (на письме выглядит ie), получается «Otto Hahn, lies Meitner», то есть: «Отто Хан, читай Майтнер!».
Её место в науке можно определить по фотографиям. Например, в 1933 году на физическом конгрессе в Брюсселе она в том ряду, где Эрнест Резерфорд, Нильс Бор, Абрам Иоффе, Джеймс Чедвиг, Энрико Ферми и другие легендарные физики. На снимке, кроме нее, еще две женщины: Мария Кюри-Склодовска с дочерью Ирен Кюри.
К тому времени Берлин стал одним из мировых центров ядерной физики, а Майтнер признана одним из ведущих учёных в этой области. У неё широкий круг друзей. Она участвует в музыкальных вечерах в семье Макса Планка, иногда вместе с Эйнштейном, который профессионально играет на скрипке. С Максом фон Ляуэ она дискутирует о литературе, кино и, конечно, о физике. После того, как Отто Хан в 1911 году женился, бывает в доме своего коллеги, дружна с его женой Эдит. Часто посещает и семью Нильса Бора в Дании.
С 1934 года дуэт Хан - Майтнер превращается в трио. С ними начинает работать химик Фритц Штрасман. Тем временем в Германии уже год у власти Гитлер. Идет массовое изгнание евреев из науки: кого уволили, кто сам подал в отставку, были и случаи самоубийств. Лиз как «неарийку» отстраняют от преподавательской работы. Ее положение в интитуте химии какое-то время охраняет гражданство пока ещё независимой Австрии, не рискуют ее покамест трогать и как участницу войны.
Но атмосфера в институте становится всё более невыносимой. Один из её ассистентов - член нацистской партии. Очень блюдет «чистоту немецкой науки» профессор Курт Гесс, завлабораторией этажом выше, - сосед по вилле в зеленом дачном берлинском Грюневальде. На одном из собраний он заявил, что наличие еврейки в штате института позорит этот институт. (Что не помешало ему после войны обратиться к Лиз за защитой, когда в Германии шла денацификация.) Многие её друзья и знакомые евреи репрессированы. После аннексии Гитлером Австрии в 1938 году Лиз лишилась защиты как иностранка...
Ей советуют эмигрировать, но оставить друзей, привычную среду, незавершённую научную работу?.. Да не так-то просто и уехать.
Вопрос об её отставке решал сам руководитель СС, шеф гестапо Гиммлер. В пришедшей из его ведомства бумаге написано: «...Существуют политические соображения против выдачи заграничного паспорта фрау профессор Майтнер. Представляется нежелательным, чтобы известные учёные-евреи уезжали из Германии и, как представители немецкой науки, или просто пользуясь своим именем и опытом, вели деятельность против Германии. Следует найти возможность, чтобы профессор Майтнер после её отставки оставалась в Германии и работала с пользой для неё». В июле 1938 года она при помощи друзей перебирается полулегально, без заграничного паспорта, в Голландию, оттуда самолётом в Данию. Ей было трудно получить въездную визу в любую страну: чиновники не делают для нее исключений, ибо она «незаконно» оставила Германию (кстати, без багажа и всего с 10 марками в кармане).
В Копенгагене она пользуется гостеприимством семьи Нильса Бора, он готов предоставить ей работу в своём институте, но ей не дают вида на жительство датские власти. Тогда - Стокгольм: Бор находит ей место в новом физическом институте. Увы, и там не сложилось: нет условий для работы по её теме, несовершенно оборудование, не выделяют ассистентов. Очень скромная зарплата, неустроенный быт... Пенсию, которую она заработала в Германии, не выплачивают.
Её багаж долго задерживают в Германии под самыми различными предлогами, а когда, наконец, после уплаты крупного таможенного сбора она их получает, - мебель переломана, посуда перебита, значительная часть библиотеки изъята, а в книгах, которые дошли, вырваны страницы. .
В Швеции дополнительные трудности создаёт языковый барьер, очень не хватает берлинских друзей. Не складываются взаимоотношения с директором института: у профессора Манэ Зигбана другие научные интересы, да и кому понравится иметь у себя в институте учёного, авторитет которого в мире намного выше, чем твой? Внешне трений у них не возникает, это не в её характере, но атмосфера весьма прохладная.
Тем временем в Берлине Хан и Штрасман продолжают начатые вместе с ней опыты по получению трансурановых элементов. Результаты регулярно сообщаются Майтнер в Стокгольм. В сентябре 1938 года она встретилась с Ханом в Копенгагене у Бора и внесла существенные коррективы в планы берлинской лаборатории. Хан потом упорно молчал об этой встрече, ибо она могла негативно повлиять на его карьеру в Германии. Штрасману он тоже не сообщил, что встречался с Майтнер, но тот прекрасно понимал, от кого исходят коррективы, внесённые в их опыты.
Тем временем появились странные явления: «изотоп радия» вёл себя как барий. «Только ты можешь найти этому явлению объяснение. В этом случае авторов будет трое», - писал Хан. Она предложила повторить эксперимент и еще раз исследовать возникающий осадок. Наличие бария в осадке при бомбардировке урана пучком нейтронов свидетельствлвало, что ядро урана распалось! Вторым осколком распавшегося урана должен быть, по мнению Лиз Майтнер, криптон, - и его обнаружили. Значит, нейтроны действительно способны расколоть ядро урана!
Сумма масс двух возникших элементов оказалась меньше массы исходного урана на 1/5. Следовательно, должна выделиться энергия по формуле Эйнштейна Е = mc2. Расчёты Лиз точно совпали с данными опытов. Отто Фриш утверждает, что всё это она посчитала в уме на лыжной прогулке, получив из Берлина письмо Хана. Так состоялось открытие ядерного распада.
Но самое главное: Лиз высказала предположение о возможности цепной ядерной реакции.
Соображения и расчёты Майтнер стали известны Хану из её письма в канун рождества - 23 декабря 1938 года. Лучшего рождественского подарка и придумать было нельзя. А 6 января следующего, 1939 года результаты опытов с расчётами (что они выполнены Лиз Майтнер, в статье не было даже упомянуто!) оказались опубликованы Ханом, и в авторах стояли... только Хан и Штрасман. Хан объяснял: в Германии нельзя было публиковать работы «неарийцев».
По этому поводу Штрасман много позже написал: «Лиз Майтнер была душой и руководителем нашей группы. Поэтому она одна из нас, хотя и не присутствовала при завершении опыта».
Она ограничилась тем, что поздравила их обоих с открытием. В письмах к Хану уверяла, что не имеет претензий. Неужели она недооценила грандиозность своей мысли? Нильс Бор рекомендовал ей немедленно опубликовать хотя бы заметку - она этого не сделала. Тогда короткое сообщение в знаменитом британском журнале «Nature» - описание ядерного распада и теоретическое его обоснование - написали Нильс Бор и Отто Фриш, и автором открытия они назвали Лиз Майтнер. Опыты, приведшие к открытию, были задуманы ею, проводились на оборудовании, ею спроектированном, по её плану, теоретическое объяснение результатов дала она, - а в числе авторов открытия её не оказалось!
А Хан оправдывался, писал Лиз: «Я не могу теперь этим господам покаяться, что ты была той единственной, кто всё сразу поняла. Мы должны были спешить, чтобы нас не опередила Ирен Кюри».
Всё это было уже ни к чему. Сообщение Бора и Фриша, увы, вышло в свет позже публикации Хана...
Бор предоставил Майтнер возможность работать на оборудовании в его институте в Копенгагене, и она доказала, что сходные результаты получаются при бомбардировке нейтронами не только урана, но и тория. Попутно определила условия, при которых возможен атомный взрыв.
В1944 году Нобелевская премия по химии за открытие распада атомного ядра присуждается Отто Хану. Обойдены не только Майтнер, но и Штрасман. Причиной этому называют, кроме ложного приоритета в публикациях, ещё и неприязнь к Майтнер члена Нобелевского комитета, директора Стокгольского Физического Института Мана Зигбана. Ошибка его не была исправлена и впоследствии.
(Тем временем в гитлеровском Рейхе начинается работа над «атомным проектом». Руководитель - Вернер Гейзенберг. После окончания войны десять ведущих немецких атомщиков во главе с Гейзенбергом были интернированы в Англии неподалёку от Кембриджа. Среди них был и Отто Хан. Опасались, что их похитят и используют в своём атомном проекте русские, что было не так уж и беспочвенно. За интернированными велось тщательное наблюдение, включая подслушивание их разговоров. Эти учёные впоследствии заявляли, что они сознательно не стремились дать атомное оружие в руки Гитлеру, что явно не соответствует истине. Многие из них были убеждёнными нацистами. Из опубликованных спустя годы документов, включая материалы прослушки, следовало, что они были весьма далеки от понимания технологии создания атомного оружия. Кстати, Германия к окончанию войны не располагала даже атомным реактором.)
В 1943 году Майтнер предложили участие в «Манхеттенском проекте» - в создании атомной бомбы. Она отказалась: не хотела работать ни над каким видом оружия. Физика перестала быть невинным занятием.
После того, как атомные бомбы были сброшены на Японию, Майтнер одолевали журналисты. Ее имя очень часто упоминалось в печати. Один из заголовков гласил: «Еврейка нашла ключ к окончанию войны с Японией».
Хана её слава крайне огорчала. Он всё приписывал себе, упорно заявляя, что открытие расщепления ядра было заслугой химии, и к физике отношения не имело.
Надо сказать, что когда Хану в 1944 году была присуждена Нобелевская премия, члены Нобелевского комитета ещё недостаточно разбирались в ядерной физике.
В 1946 и 1947 годах Нильс Бор предлагал кандидатуру Майтнер на получение Нобелевской премии. Оба раза без-успешно.
В 1947 году Лиз побывала в США. Газета «Таймс» сообщала: «Она - человек, пробивший дорогу атомной бомбе, при первом шаге из самолёта увидела такое количество репортёров, что поспешила назад в самолёт. Когда, наконец, вышла и была встречена громом приветствий, сказала только: «Я так страшно устала».
Лиз удостоилась почётной степени доктора многочисленных американских университетов, ей пришлось выступить с докладами во многих городах, выступала и в конгрессе США Была встреча с президентом Труменом, который подарил ей серебряное блюдо с гравировкой-посвящением. Она была названа «Женщиной года». Её лицо украшало первые страницы газет и обложки журналов.
«Дама с мягким голосом и непререкаемым авторитетом в области физики везде произвела неизгладимое впечатление», - писали газеты.
Её приглашали в Голливуд сниматься в главной роли в художественном фильме о ней самой.
В одном из многочисленных писем, получаемых ею, была просьба прислать немного плутония для лечения больного раком. Какое-то австрийское патриотическое объединение просило походатайствовать, чтобы Южный Тироль остался в составе Австрии.
Хан очень некорректно реагировал на почести, которые ей оказывались. Нобелевскую премию вручали ему с опозданием, в1946 году. Майтнер присутствовала на церемонии. Для этого вечера заказала новое платье. Он в Нобелевской лекции ни словом не упомянул о ней. Не упомянул и в интервью газете «Swenska Dagesbladet».А Лиз в письмах к Хану была по-прежнему дружелюбна, если не сказать - нежна.
По мнению коллег-учёных, Хан, вне всякого сомнения, был достоен Нобелевской премии. Другое дело, что впоследствии он вёл себя не по-рыцарски по отношению к своим соавторам - Майтнер и Штрасману, которых наградить этой премией «забыли».
В 1947 году Лиз получила приглашение возглавить отдел в институте в Майнце, она отказалась, хотя руководителем института был Штрасман, удостоенный титула «Праведник мира». (Он и его семья при гитлеризме много месяцев спасали у себя в доме пианистку-еврейку Андреа Вольфенстайн).
В послевоенные годы Швеция была заинтересована в использовании атомных технологий в мирных целях, и Лиз были предоставлены хорошие условия в новом Королевском техническом институте. Она стала членом Королевской Академии, принимала участие в присуждении Нобелевских премий. Впоследствии часто приезжала в Германию, и каждый раз её встречали с энтузиазмом. Она пыталась помочь немецкой науке преодолеть изоляцию, в которой та оказалась из-за нацистского прошлого.
Велик перечень правительственных наград, которых её удостоили Австрия и Германия. Свыше десяти гимназий в этих странах носят её имя. Одна из оживлённых улиц Берлина названа Lis Meitner Strasse, есть они и в других городах. Она была почётным доктором многих немецких университетов. В 1956 году в берлинском Далеме открылся Институт ядерных исследований имени Хана и Майтнер, почему-то в 2008 году переименованный в «Энергетический центр имени Гельмгольца». В 1997 году новый химический элемент назван майтнерием. Её именем Международный Астрономический Союз назвал малую планету, кратеры на Луне и Венере.
Она никогда не была замужем. Её биографы уверенно заявляют, что у неё не было и любовных приключений. Похоже, вся её жизнь была посвящена только физике.
И всё же, когда читаешь её опубликованные письма к Отто Хану, её отзывы о нём, невольно закрадывается мысль: она питала к нему нечто большее, чем дружба. Впрочем, об этом судить труднее, чем даже о тонкостях ядерной физики.
После ухода на пенсию в 1960 Майтнер жила в Великобритании, в 1963 поселилась в Кембридже. Там она и умерла 27 октября 1968, за несколько дней до своего 90-летия.
В том же году умер и Отто Хан.
Он был на год её моложе.
Источники:
1. Ernst Peter Fischer, „Aristoteles, Einstein end Co", Piper, München, 1995. S.304-319. ISBN 3-492-03778-X
2. Ruth Lewin Sime, „Lise Meitner. Ein Leben für die Physik", Insel Verlag, Frankfurt am Main, Leipzig, 2001
3. Patricia Rife, „Lise Meitner. Ein Leben für die Wissenschaft", Classen, Düsseldorf, 1990 ISBN 3-546-47786-3
4. Даниил Данин, «Неизбежность странного мира», «Знание», Москва, 1961