НИ  СЛОВОМ, НИ  ГОЛОСОМ,  НИ  ВЗОРОМ !..

  Скажу с самого начала - я не люблю розыгрышей.  И никогда и никого не разыгрываю. А заговорила об это  потому, что день розыгрышей 1 апреля знают все, а вот то, что была у нас еще одна интересная дата- 2 апреля, день, когда следует говорить только правду - знают немногие. Появился этот великий день с легкой руки прекрасного молодого писателя Ильи Зверева, которого по паспорту величали Изольдом Иудовичем Зандбергом. Я познакомилась с ним в тот период, когда у всех на устах был его рассказ «Государственные и обыкновенные соображения Саши Синева», опубликованный в «Литературке».

  Шел 1962-й год, и уже снова стали появляться в газетах и журналах очерки о передовиках, написанные таким казенным штилем, что скулы сводило. И вдруг рабочий атомной станции заговорил с нами нормальным языком, высказывая при это  мысли прямо-таки крамольные. Например, чтобы в отделы кадров набирать работников по конкурсу: «А то сидит кадровик за железной дверью. На лице у него государственная тайна. И решает: брать или не брать людей на должности, ни в одной из которых он ни уха, ни рыла не понимает». Вы еще не забыли, кто сидел в отделах кадров? То-то...Или вот запись, которую Саша Синев делает в протоколе партсобрания: «Инструктор обкома тов.Волосевич С. В своей длинной речи не сказал ничего дельного»...А вот еще одно высказывание Синева: «Я больше всего брехню ненавижу» - а далее идет рассказ о вербовке на стройки коммунизма...

     Можете себе представить, как мы на все это реагировали! В том же году появился и «Рассказ бывшего щенка» - я запомнила его чуть ли не наизусть, потому что он был посвящен труду молодого (как и я тогда) журналиста. Этот «шакал пера» написал восторженный очерк о том, как рабочие полезли в горячий котел ГРЭС, чтобы успеть  с пуском к праздничной дате. А потом этот журналист встретил в доме отдыха человека с той самой ГРЭС. И тот сказал ему следующее: «Щенок! Твое счастье,  что ты нам под горячку не попался. Ради треклятой липы людей послали в горячий котел - совершать подвиг, как вы изволили выразиться...»

     Потом были еще такие же свежие острые рассказы - «Суффикс ЕНЬК»,  «Трамвайный закон»,  повесть «Она и он»...И знаменитый рассказ ( много позже по нему фильм поставили) «Защитник Седов», о котором поэт Наум Коржавин уверенно сказал:  «Никто не написал ТАК о годах сталинского произвола, как Зверев».

     В общем, ко времени нашего знакомства - в мае 63-го года - Зверев был «литературной звездой». Д ват только пришел он в писательство раньше - в конце сороковых, когда правда была не только в запрете, но и наказуема, так что необходим был свой внутренний цензор. «Скверные были времена,  - написал мэтр литературоведения Бенедикт Сарнов,  - Старики вымирали или уходили в тень, уступая место псевдописателям ( бабаевским, софроновым, кочетовым) и несть им числа. Именно в это время стал Зверев литератором, а его сверстники пришли в литературу позже. Но именно в новые времена Зверев - один из немногих -сумел обрести себя. «Реконструировал самолет в полете» - говорил он сам».

     Существует такое выражение: сделал себя сам, это просто об Изольде. В 20 лет он оставил родной Донецк, где успешно трудился в газете «Социалистический Донбасс» и оказался в Москве в 47-м году - без знакомых, без связей, просто без крыши над головой, так что частенько ночевал на вокзалах или даже на центральном почтамте. Познакомился случайно с известным новомирским автором А.Шаровым и тот ввел его в круг литературных «мальчиков» - будущих шестидесятников. Не удержусь - процитирую еще Василия  Аксенова: «Мы бросали вызов, мы постоянно поддерживали друг друга, пока не были разделены и растоптаны властью».

     А сейчас вернемся в те славные годы, когда мы встретились с Изольдом и его необыкновенной женой Женей - настоящей его половинкой. Литературная звезда оказалась человеком теплым, общительным, смешливым, абсолютно лишенным снобизма и зазнайства. Только очень нездоровым - очкастым, полным, с одышкой, за что сам называл себя «Сопун-гора», с частыми подскоками кровяного давления, что не мешало ему быть душой общества и самозабвенно возиться с молодыми журналистами. Позже, говоря о своем непростом пути, он скажет: «Я по-прежнему мотался из конца в конец по всей стране, сотрудничал со всякими редакциями. Родилась дочь, денег постоянно не хватало...

 Но только писать, слепо воспевая «нашу замечательную действительность», уже не хотел. Да и не мог! Пятнадцать лет я больше смотрел, чем писал, как бы откладывая что-то , самое для меня главное. А сейчас уже откладывать нельзя...» Потом уже, очень потом, я узнала о его фразе, сказанной как-то за  столом в их гостеприимном доме: «Вы все живете, будто вам осталось сто лет, а я - будто 2 часа...»

     Мы крепко подружились семьями, ездили друг к другу. И тут как раз вышел в свет мой любимый рассказ «Второе апреля», с которого начала я наш разговор. Этот рассказ повествует о шестом классе Б одной из московских школ, где ребята, замордованные дурацкими розыгрышами первого апреля, решили, что по справедливости должен быть и День без обмана. И сочинили клятву: «В этот великий день не соврать, не обмануть, и не сбрехать, и не натрепаться, и не солгать - ни словом, ни голосом, ни взором».

     И он начался, этот ужасный день, когда на вопрос - а как ты относишься к Машке? - юный Ромео, красный, как рак, должен был выбирать между правдой и предательством...И в лицо любимой учительнице физики половине класса пришлось сознаться, что решение задачки они списали...А на вопрос нелюбимой учительницы литературы -что вы все вертитесь, может быть вам неинтересно? - класс, проглотив естественный страх, ответил хором: «Нам неинтересно - именно на вашем уроке».

     Надо отметить, что писатель был документален и рассказал, как было дело - сначала училка прочитала вслух «Песню о Буревестнике». А затем продиктовала шесть пунктов разбора: 1. Чайки - интеллигенция, которая не знает, к кому ей примкнуть. 2. Гагары - существа, боящиеся переворота, мещане. 3. Волны - народные массы. 4. Пингвины - буржуазия. 5. Гром и молния - реакция, которая пытается заглушить голос народа. 6. Горький - Буревестник революции. Данный бред не выдуман, а взят из жизни - недаром автор выражает глубокую благодарность восьмикласснице Наташе Кузнецовой, а также шестиклассникам Марику Каплану и Марине Кожиной за ценные материалы для этого правдивого рассказа.

     В общем, за такое следование клятве весь класс выставили из школы (что тоже чистая правда, ибо дочь писателя Машка как раз училась в это  классе). И один из шестиклассников сказал: «На что она сдалась, такая правда, от которой всем хуже?» А другой, подумав, ответил, что от правды не хуже, а труднее, но в конце концов лучше. И долго весь класс размышлял над тем, что вообще-то нужны все-таки какие-то правила говорения правды, потому что на практике оно как-то чересчур непросто получается, в каждом случае - по другому...

     Этот рассказ так и заканчивается - на вопросительной ноте, будто споткнувшись на бегу. Вот так же, словно споткнувшись на бегу, ушел из жизни талантливый писатель Илья Зверев - в 1966 году в возрасте 39 лет. Недавно я разыскала в Интернете статью о нем - неизвестный мне автор Марк Блау написал горько и точно: «Чтобы добиться успеха в литературе в советские времена нужно было быть А. -абсолютно беспринципным,  Б. - очень бессовестным,  В. - по возможности лишенным писательского таланта. Ни одним из этих «достоинств» Илья Зверев не обладал. Так что ему предстояло повторить путь Бродского, Коржавина, Галича...Но он умер...»

     Добавлю от себя - умер, не прочитав прекрасную книгу Александра Борина, литературоведа и нашего общего друга, под названием «Проскочившее поколение», где много доброго сказано об Изольде, и несколько глубоких статей, посвященных только его, зверевскому творчеству. А как важно было бы ему самому прочитать, что он принадлежит к оттепельному поколению, что его оптимистическая проза - не воспевание «светлых сторон жизни», но честный рассказ о том, что видело, во что верило, на что надеялось его поколение - будущие шестидесятники...Или вот такое событие - сейчас выходит вторым изданием знаменитый коллективный роман, задуманный и выполненный в 1964 году группой авторов журнала «Юность», возглавляемого тогда Катаевым. Называется роман «Смеется тот, кто смеется» - там каждый из авторов - Войнович, Аксенов, Гладилин, Искандер, Владимов, Славин и другие - написали по главе на обозначенную заглавием тему , совершенно не зная о том, как справляются с этим коллеги.

  Среди авторов был и Зверев. Так вот - именно ему было заказано предисловие: «от имени и по поручению». Первое переиздание - за 46 лет...как бы Изольд ликовал! Он был веселым и «общественным» человеком, всегда находился на людях, в их с Женей доме чуть ли не каждый вечер собирались друзья. Как-то ответственный секретарь «Знамени» Катинов спросил его: «Когда же вы садитесь за письменный стол? Вы же все время на виду!» Изольд таинственно шепнул ему: «Никому не рассказывайте, но дома у меня в кладовке заперты два еврея. Я не говорю им, что кончился космополитизм, и они на меня работают.»

     Он оставался самим собой - не обольщался своими успехами, отказывался читать вслух свои произведения, шутил: «Вы меня не читайте, вы меня любите». И мы любили его - я помню, как радостно встречали его в «Известиях» аджубеевского периода. Он ведь не бросил публицистику, он писал в газеты и журналы на злободневные темы, но никогда у него не было ни мрачной назидательности, ни скучной поучительности. Свидетельством тому является вышедшая за год до смерти Изольда его книга «Что за словом?» с предисловием К.И.Чуковского. И вот что написал об авторе Корней Иванович - рыцарь литературы без страха и упрека: «Свои незаурядные силы Зверев отдает гневному разоблачению бытующих у нас в обиходе звонких фраз и патетических слов, не обеспеченных мыслью и делом...А разрыв между словом и делом  служит низменной корысти и шкурничеству...»!

     Они были в дружеской переписке, и я являюсь счастливой обладательницей копии одного из писем Корнея Ивановича Изольду - ее мне прислала Женя, хранительница архива. Читаем: «Дорогой Изольд, верьте, что не по легкомыслию и не по капризу говорю вам лестные слова о вашем даровании. Оно у вас есть - и большое - и вы сами не замечаете его. Оно всегда при вас - как дыхание, как походка, как почерк. Поверьте, что в этом деле я  - старая крыса, в свое время «открыл» дарование Маршака, Житкова, Евгения Шварца, Тынянова и многих других...Умоляю - верьте в себя. Не знайте сомнений в себе - сей  пытки творческого духа и помните, что у вас есть то, чего нет у множества людей - талант».

     Я часто думаю об Изольде - ведь он ушел, только начав мощный взлет, сделав первые усилия для вольного полета, который был так труден в те годы, особенно для людей  с фамилиями типа «Зандберг», даже если стояли эти фамилии не на обложках книг, а только в паспорте автора...И почему-то мне кажется, что он обязательно бы приехал в Израиль. Ведь он был человеком неукротимого любопытства, которому было интересно ну буквально все! Нет, он не пропустил бы возможность прожить еще одну, пусть трудную, но необыкновенно интересную жизнь. И в конце этого рассказа о прекрасном писателе Илье Звереве я приведу его разговор с тогда еще молодым журналистом Аликом Бориным.

      - Напечатать можно, лишь написав то, что требуется сегодня редакциям, а не то, о чем ты на самом деле думаешь,  - сказал, как отрезал, Алик.

      - Тебя могут не напечатать десять раз, сто раз! Но если ты не истребишь в себе внутреннего цензора, то пропадешь. Поверь моему опыту,  - ответил ему Изольд

     Этот разговор знали мы - молодые журналисты, друзья Зверева. Спасибо, спасибо ему...

                                                                                       Ирина Бабич