EN
Старый сайт
ПОЛНОЧНЫЙ ЭКСПРЕСС
(зимнее приключение)
1.
Поезд «Рим — Триест» отбывал в воскресенье, в 1.30 ночи.
Я стоял на перроне, поеживаясь. Даже бобровый, в алмазной пыли воротник, не спасал от дикого мороза, как бедствие, опустившегося на Европу.
Проводник хлюпал носом в багровых прожилках и недоверчиво смотрел на мои «с иголочки» валенки.
Россиян до сих пор недолюбливают в Средиземноморье.
— Синьоры! Синьорины! Уно моменто! Престо! Аривидерче! — с легкой хрипотцой по-итальянски балаболил проводник. Он просил всех срочно прощаться.
И тут на заснеженном перроне появилось видение.
Дама!
И какая?!
Высокая.
Изящная, как африканская пантера.
Или, как уругвайская лань.
За ней, шаркая ногами в бирюзовых калошах, брел квадратный старик с глумливыми глазками и отвисшей, слюнявой, даже на морозе, нижней губой.
Я покачнулся от столь явного контраста небесной красоты и умопомрачительного уродства.
— Павел, — пропело бархатное контральто, — какое у нас купе?
Все это было произнесено на чистейшем русском. Встретить соотечественников в Риме! Какая удача!
Я широко улыбнулся.
— Нумер пять, — брезгливо обронил господин и, взглянув исподлобья, оттолкнул меня острым старческим локтем.
Я быстро сунул проводнику хрустящую десятку евро и кивнул на странную парочку:
— Ху ис ху?
— Князь и княгиня Волконские, — на ломанном русском произнес проводник и, заметив мой восторг, подмигнул оливковым глазом: — Око видит, мосье, да зуб неймет! Так это будет по-рюсски?
— Это мы еще посмотрим.
Я неумолимо отстранил стальным плечом заболтавшегося служителя европейской «железки», и вошел в ароматизированный парижскими духами, с персидскими мохнатыми дорожками, вагон.
В купе я выпил крепчайшего чая в серебряном подстаканнике, сознание мое прояснилось.
«Ну, почему эта княгиня Волконская не моя жена?! — искренне возмутился я. — Что этот старик с отвисшей губой понимает в любви? Святотатственно даже представить их вместе в постели. Брр!» — меня передернуло.
В купе заглянули, перепоясанные белыми ремнями, жандармы. Недоверчиво рассмотрели водяные знаки в моем паспорте с нахохленным двуглавым орлом.
Высокий жандарм с загнутыми вверх рыжими усами резко спросил:
— Цель визита?
— Я, Юрий Козлов, — представился я с достоинством. — Вулканолог и путешественник. Спутниковая фотосъемка зафиксировала некоторые толчки в районе Триеста.
— Неужели у нас нет своих специалистов?
— Просто, я лучший…
Маленький жандарм с мефистофельской бородкой уважительно отдал мне честь:
— Будьте осторожны, сеньор! По нашим сведениям, в поезде находится опаснейший русский рецидивист. Паша Грёбаный!
— Не человек, зверь! — заиграл желваками высокий жандарм.
Я склонил набриолиненную голову с косым пробором.
— Мама дорогая! — воскликнул я, когда жандармы удалились. — Как полиция шпарит на русском! Знают ли наши полицейские с Петровки хоть парочку итальянских словечек? Не уверен! Поэтому и такая преступность.
В купе вежливо постучали.
— Открыто!
На пороге стояла Незнакомка. Розовые ее губки игриво морщились:
— Позвольте представиться, княгиня Анфиса Волконская.
Я вскочил и щелкнул каблуками домашних тапочек:
— Вулканолог Юрий Козлов. Вызван в Триест, на осмотр вулканов.
— Очень приятно. Я сразу узнала в вас соотечественника. Нет ли у вас колоды игральных карт?
— Княгиня, какой же русский путешествует без колоды карт?!
Я протянул новехонькую пачку. На рубашке карт были изображены красавицы топлес.
Княгиня посмотрела на меня с ангельской нежностью:
— Метнем банчок? Мы в соседнем купе.
— Не хотелось бы досаждать вашему мужу.
— Ах, как хотите…
2.
Экий дурень, не пошел к княжеской паре.
Вот и сиди теперь бирюком!
За окном проносились опостылевшие итальянские окрестности.
Родина, если не ошибаюсь, Петрарки и Лауры.
Любовные мадригалы.
Истовые признания в своей страсти под балконом любезной.
Я так жаждал любви, а теперь вертись в постели один, как перст.
Вдруг в соседнем купе, в коем мирно ехали мои великосветские соотечественники, раздался истошный крик.
О, небеса!
Так кричит только раненый койот в прериях Мичигана.
Так кричит уссурийский тигр, пойманный сибиряками в капкан.
Я опрометью выскочил в коридор и принялся сокрушительно трясти княжескую дверь.
В щелочку выглянула княгиня Анфиса. В шелковом чепчике, с бриллиантовой диадемой на ночнушке.
— У вас кто-то кричал! — ошалело уставился я на княгиню.
— Пустяки.
— Как пустяки?!
— Моему мужу, Павлу, приснился ужасный сон. Старость! В поездах ему всегда снятся кошмары.
— Если так, то спокойной ночи, сударыня!
Я кинул взор на наручные часы «Слава». Было половина третьего. Пора бы уже и спать.
Княгиня с легкой усмешкой взглянула на мои трусы в зеленый горошек:
— Приятных снов, вулканолог Юрий!
3.
Утром весь вагон взбудоражило кошмарное известие. Кинжалом из чеченского булата, с инкрустированной бирюзой рукояткой, заколот князь Волконский.
Прямо в сердце!
И, главное, никто ничего не слышал.
Ни звука.
За исключением меня, конечно.
Но я, питая некоторые планы в отношении к княгине, предпочел хранить молчание.
Жандармы, знакомые мне коротышка и великан, обшарили, буквально на четвереньках, весь вагон, и ничего подозрительного, если не считать кем-то забытой в туалетной комнате вставной челюсти с платиновыми пломбами, решительно не нашли.
Скорее всего, эта челюсть по праву принадлежала князю Волконскому. При жизни он отличался некоторой несобранностью характера, а иногда и преступной рассеянностью.
Сразу же подозрение, как на единственного простолюдина, пало на проводника.
Однако мотивы?
Никаких мотивов!
Ничего не пропало.
Даже вставная челюсть с платиновыми пломбами.
Стали допрашивать княгиню Волконскую. Она сказала лишь то, что в третьем часу ночи вышла покурить ароматическую сигаретку в тамбур, а вернулась, вот так подарочек, муж варварски заколот чеченским булатом.
На этих словах красавица с мольбой глянула на меня.
Я закусил губу.
В конце концов, всё клонились к версии самоубийства.
Хотя, надо откровенно признать, заколоть себя кинжалом — задачка не для человека робкого десятка.
Отвисшая же слюнявая губа покойного наводила на мысли как раз о незаурядной робости.
— Их, рюсских, разве разберешь?! — подвел итог расследованию проводник. — Дикие люди. Азиаты. С раскосыми и жадными очами. Они любую поганку завернуть могут.
4.
На ближайшей станции, мы ехали вдоль берега Тирренского моря, тело убиенного наконец-таки вынесли.
Все вздохнули.
Ночью княгиня Анфиса Волконская вошла в мое купе.
Она так порывисто кинулась мне на грудь, что ее бриллиантовое колье царапнуло вашего покорного слугу чуть пониже соска.
— Мой спаситель! — сияя бархатными глазами, воскликнула Анфиса.
Поезд несся по итальянской провинции. Мелькали ветряные мельницы, уютные домики с черепичными крышами, облитые лунным светом.
— Ну, что вы княгиня!
— Никакая я не княгиня!
— А кто же?
— Секретарша Паши Грёбаного.
Я опешил:
— Того самого? Крестного отца русской трансъевропейской мафии?
Волосы мои стали дыбом.
— Не бойся, дурашка, — Анфиса поцеловала меня в губы. — Паша Грёбаный, он же князь Павел Волконский, мертв.
— Это был он.
— Ну, а кто же?
— Так ты убила его?
— Не совсем так.
— А как же?!
— Буду откровенна, как перед батюшкой. Последней близости между нами не было. Вчера он полез ко мне в постель. Я сопротивлялась. Тем более, он вонял козлом. Потом подонок выхватил кинжал. Завязалась борьба. В темноте ничего не видать. Неосторожное движение, и Паша заколол себя сам.
— Быть того не может.
— Почти сам. Кинжал, если быть до конца откровенной, был все-таки в моей руке .
— Какой ужас…
— Не волнуйся! На совести этого изверга сотни, если не тысячи, загубленных жизней.
— Ну, если так. То, конечно…
— А теперь — целуй же меня, целуй!
Вы когда-нибудь спали с красоткой, которая еще вчера ухайдакала крутого вора? Пусть и престарелого. И с отвисшей слюнявой губой.
Ощущение острейшее! Как у укротителя львов, входящего в клетку с голодными хищниками. Как у президента, лобзающего в аэропорту главу делегации страны людоедов. Как…
Да что говорить?!
Мы меняли эротические композиции, одну за другой.
Мы забыли такие слова — насыщение и усталость.
Мы забыли все.
Блекло горел фиолетовый ночник.
В окно сек снежный ветер.
Мы были в Италии.
Милая страна сеньор и синьорин.
Родина великого Феллини и кровожадного дуче Муссолини, повешенного на кипарисе вниз головой.
Тут была не одна страсть, а и уважение к отчаянно смелой женщине.
Наверное, Анфиса смогла бы мне стать отличной женой.
Хотя ее бизнес, авантюрное прошлое, несколько охлаждали мой пыл.
5.
В Триесте сёк дождь.
В подворотнях орали угольно-черные коты.
На перроне мелькали чумазые физиономии здешних бродяг.
— Ну, прощай, Юрик! — на загнутых ресницах Анфисы сверкнули алмазные бусинки.
— Куда ты теперь?
— Пойду в секретарши к конкуренту Паши Грёбаного.
— К Стёпе Крестовскому?
— К нему проклятому.
— Он не обидит?
— За смерть своего врага он озолотит меня с головы до ног.
Кстати, о ногах. Они у Анфисы были словно выточены из слоновой кости.
Мы порывисто, не чая уже свидеться, поцеловались, а потом я долго смотрел вслед Анфисе.
Анфисе ли?
Я никогда не узнаю настоящее ее имя.
Но эту легкую поступь на шпильках, это очаровательное покачивание задом, эти гордо откинутые густые русые волосы…
Их до конца своих дней, то есть, никогда, не забыть.
В Триесте я проколол стеком зарождающиеся вулканы. Опасения были напрасны. Я дал свои ценнейшие рекомендации и отбыл в Москву.
Очень хотелось повидать Родину, съесть борща с поросятиной, пройтись вдоль и поперек по заснеженной Красной площади.
* * *
Вайнер Ирина 
Голод Аркадий 
Буторин Николай 
Тубольцев Юрий 
Андерс Валерия 