Малая столовая в доме барона де Сегюра. Завтрак. 

Эркюль, Мирэй, Окайя. Все в легчайшем утреннем дезабилье. 

Эркюль звонит в колокольчик. Входят, кокетливо улыбаясь, две красивые полуголые служанки. Убирают со стола, расставляют кофейник, чашечки, вазочки с печеньем и удаляются, пожелав господам приятного аппетита. Их провожают улыбками. 

Мирэй: 

— Они прелестны. Похоже, друг мой, вы не так уж легко относитесь к тому древнему преданию о провалившемся в преисподнюю замке. Во избежание божьей кары вы искупаете прегрешения предков, окружив себя красотой и любовью.  

Окайя: 

— И добротой. Жестокостью и силой можно заставить людей исполнять что угодно, но невозможно заставить любить. А ваши люди искренне любят вас, барон. Это великая редкость, поверьте. 

— Верю, дорогая Окайя. И вы правы Мирэй. Всё именно так. А благодаря вашей находке в озере я только укрепился в своих убеждениях. Что-то осталось от того зловещего замка. Осталось зло. И ему необходимо противодействовать. Видимо, это поняли ещё мои предки. Вы обратили внимание на девиз на нашем фамильном гербе? 

— Ой, нет. Простите, как-то было не до того. Простите, барон. 

Эркюль смеётся. 

— Разумеется, вам не до того в объятиях Доминика. Я освободил его от всех прочих дел, чтобы он служил только вам. Он ваш слуга и телохранитель. Да, кстати, научите его плавать. Хорош телохранитель, который боится воды. 

— Непременно, барон. Но, что же за девиз на вашем гербе? 

— Amor vincit omnia. 

Мирэй: 

— Любовь побеждает всё. Красиво! И дай бог, чтоб это было так. 

“Аминь” - возглашают все трое, осеняя себя крестом. 

Мирэй: 

— Амур... Когда мы гостили у вашего друга де Вержи, он рассказывал о вас. Многому трудно было поверить, но сейчас вижу, что сомневалась зря. Амур... Амур... Вот, вспомнила! Он рассказывал о ваших балах в честь Амура и Психеи. И вы, мой милый, упомянули о таком. Бал чувственной любви! Бал прекрасных душ и тел. Наверно это будет изумительно красиво. Дамам и кавалерам будут прислуживать милые нагие девушки? 

— Ну разумеется, моя прелесть. И не только за столом. 

— Даже не спрашиваю, какие восхитительные развлечения вы приготовили для гостей. Наверняка они превосходят мои самые смелые фантазии. 

— Если ваши фантазии такие же смелые, как вы, моя богиня, то вряд ли возможно их превзойти простому смертному. Но я постараюсь. 

На лице Мирэй загадочное, мечтательное выражение. Мысленно она уже на этом балу. 

— А почему только девушки? 

Эркюль предельно удивлён неожиданным вопросом. 

— Какие девушки? 

— Служанки, нагие и очаровательные. Почему только девушки? 

— А кто же ещё? 

— Вы не поняли меня, Эркюль? Подумайте. Эти девушки, они главное украшение праздника — для мужчин. Вот я, Окайя — мы любуемся ими, не испытывая других чувств, кроме наслаждения их красой. А приглашённые дамы: не пробуждается ли в них злая ревность, когда они видят восторг и вожделение на лицах кавалеров? Особенно — в сравнении с собой. И особенно, если они будут со своими мужьями или любовниками. Это может испортить им удовольствие от праздника. 

Эркюль надолго задумывается. 

— И в самом деле, похоже, что вы правы. Это как-то даже не приходило мне в голову. 

— В вашу очень мужскую и очень мужественную голову, друг мой. Вы же не можете думать, как женщина. 

— Так что же с ними делать? Одеть их? 

Окайя: 

—И тем самым лишить гостей такого удовольствия? Нет, тут нужно придумать что-то другое. Кажется, я понимаю идею Мирэй. Девушки будут приятны кавалерам и, в лучшем случае, безразличны дамам. А что может доставить такое же удовольствие дамам? 

— Хм, кажется, и я понимаю вашу идею, мои очаровательные затейницы. На балу должны быть не только нагие служанки, но и нагие слуги. Однако, однако... 

Мирэй: 

— Только не бравые молодцы, вроде Доминика. При одном только виде этакого красавца дамы сойдут с ума от... восхищения, а кавалеры поубивают их из ревности, как в пьесе какого-то англичанина. 

— А кто же тогда? 

—  Мальчики, лет двенадцати — пятнадцати, не старше. Такие вот милые, нежные, изящные голенькие мальчики, как вон на той картине. Дамы от них будут в умилении и восторге, но их кавалерам и в голову не придёт ревновать, если даже их дамам вздумается пошалить с этими амурчиками. Мне, к примеру, так очень даже вздумается. Будут умиляться вместе. Наступит равновесие, и всем будет хорошо. Только научить их, как себя вести и что как делать. Можно таких найти? 

Эркюль хохочет. 

— Да сколько угодно. Девчонки их живо обучат... ха-ха-ха! ... что и как делать. Мальчишкам привалит такое счастье! Молиться будут за госпожу Мирэй де Моро! 

Камера, стоп! Снято. 

Тот же антураж, что в предыдущей сцене. 

Звон колокольчика. 

Открывается дверь, и входят с подносами в руках два совершенно голых подростка и служанка Лизетт. Мальчики очень смущаются, но под строгим взглядом наставницы принимают должную осанку и сервируют стол для кофе. Закончив, стоят, ожидая, чего ещё будет угодно господам. Женщины их внимательно разглядывают. 

Мирэй: 

— Они очаровательны, Эркюль! Настоящие Амуры. Вот именно такими их изображают живописцы. Нежные, стройные, милые. Ребятки, вы просто чудо, как хороши! Где вы отыскали их, мой милый?  

— Я поручил это Лизетт, и как видите, она неплохо справилась. О подробностях спрашивайте у неё. 

Лизетт: 

— Вот этот (обнимает за плечи одного из мальчиков) — мой младший братик, Ален. А этот — его приятель Лео. Начала с них, чтобы просто посмотреть, как у нас получится. А потом, они же страшные болтунишки, даже искать не пришлось. Их столько набежало! Нам с Жюли осталось только выбирать. Признаться, это было на редкость приятное занятие.  Хотите посмотреть остальных, мадемуазель Мирэй?  

— Непременно. Но не вести же сюда всю ораву. Давай, как сейчас: каждый раз, когда ты или Жюли нам понадобитесь, приходите с новой парой мальчиков. 

Камера, стоп! Снято. 

— Ну, как вам этот вариант, ЮхАн? По-моему, его пропустит даже ваша сверхнравственная цензура. Мартин отработал просто замечательно. Мальчики показаны вполне невинно, только раз мелькнула попка, чтобы было понятно, от чего они так смущаются. Прямо-таки целомудренная сцена. 

— Зато Мирэй смотрит на них таким взглядом, что всё остальное уже просто не нужно. Дальше Мартин мог бы снимать плафон на потолке. Но это же надо: так выразительно сыграть! 

— А я и не играла. Эти мальчики такие милые. Ну почему, почему сейчас актрисе нельзя того, что могла позволить себе простая дворянка всего триста лет назад?! 

Она изобразила такую наивно-обиженную мордашку, что все покатились со смеху. 

Жаннэ, протирая запотевшие очки, пообещал: 

— У вас ещё несколько сцен с ними. Наиграетесь. 

— Тогда ладно, вы меня утешили, мэтр.  

Саар вздохнул. А, была-не была. 

— А мне, честно говоря, больше понравился вариант с голой Лизетт с этими же мальчишками. И вот этот совершенно очаровательный момент, когда Лизетт ставит перед собой мальчишку и говорит: “Вот этот — мой младший братик Ален”, а тот, от смущения, что его, голого, разглядывают женщины, поворачивается к ним спиной и прячет лицо на груди сестры. Парень исполнил идеально. 

— Да, так трогательно и мило, и при том — эротично. - согласилась Катрин. — Жаль, что ваши зрители этого не увидят. 

— Они много чего не увидят. Помните, в шестьдесят восьмом году вышел фильм Франко Дзефирелли “Ромео и Джульетта”. У нас он появился в семьдесят втором. Первый случай в истории, когда главных героев играют почти их ровесники. Не могу вспомнить актёров, но Джульетте — шестнадцать, а Ромео — семнадцать. 

— Помню, прекрасный фильм. Но при чём тут наши мальчики? 

— А вот при том, что там есть эпизод: Ромео и Джульетта спят после их первой брачной ночи, и их пробуждение. Снято, вот как Андрэ этих мальчиков: медленное движение камеры, крупный план. Трогательно юные, прелестные обнажённые тела. Всё так чисто и нежно. И что? Наши блюстители нравственности очень хотели вырезать всю сцену. Но она задаёт смысл и настроение всему дальнейшему действию. Они оставили только спящего на животе Ромео. А потом — буквально две секунды какого-то бессмысленного мельтешения на экране — и вот уже совершенно одетые влюблённые трогательно прощаются. 

— Да уж, могу вам только посочувствовать. Нет повести печальнее на свете. Андрэ, что там у нас дальше? Включай. 

Они вышли из маленького и, несмотря на кондиционер, душноватого просмотрового зала на аллею, ведущую к съёмочным павильонам. 

— Красиво получается, что и говорить. - Саар вздохнул. — Но, по-моему, Робер сильно перегибает с эротикой. И ещё утверждает, что стремится к максимальной исторической достоверности. Понятно, что Франция, Галантный век, фаворитки, любовницы, но не до такой же степени. Слишком сильно у них с Делонжем фантазия разгулялась. 

— А эти мальчики, девочки. - поддержала шефа Эмма, ассистентка режиссёра. — Это прямо педофилия какая-то, а не историческая достоверность. Мирэй застаёт мальчика с девочкой и, вместо того, чтоб дать им хороший нагоняй, сюсюкает: “Ах, какие вы прелестные! Вы продолжайте, а можно я посмотрю”. Тьфу! Тебе самой это противно н было? Это же полностью аморально! 

Элла, слегка прищурясь, несколько секунд созерцала раскрасневшуюся ассистентку. Фыркнула. 

— Ну, прямо справедливое возмущение трудящихся. То-то ты прямо млела при этом эпизоде с Аленом и Софи. У тебя самой было гораздо позже и не так красиво. Или не гораздо? Дай угадаю: в семнадцать или в восемнадцать? Неужели дотерпела? Голенькими забавлялись или только позволила в темноте с тебя трусики стянуть? 

Эмма задохнулась от возмущения. Пыхтела что-то невнятное, пока к ней вернулась членораздельная речь. 

— Пффф... Эллка, что ты напрочь бесстыжая...Но такое... ещё при мужчинах... Ну, знаешь! 

— Не закипай так, крышка слетит. Ненавижу лицемеров и ханжей. Знаю, что ты не такая, потому и удивилась. Остынь. Я — напрочь бесстыжая, что да, то да. Но и ты не весталка. Успокойся. Мы не на партсобрании, зачесть некому. 

Ледяной тон, каким это было сказано, подействовал. 

— Так вот, напомню, если ты не знаешь. Даже у нас в УК секс между подростками не считается криминалом, а возраст согласия, если нет жалоб в “органы”, уточняю: в правоохранительные — четырнадцать лет. На Кавказе — тринадцать. А насчёт исторической достоверности...                                                                                                                                              Да как же ты венчалась, няня?» 

— Так, видно, бог велел. Мой Ваня 

Моложе был меня, мой свет, 

А было мне тринадцать лет. 

Энциклопедия русской жизни!  Вот то-то. А что Алексашка Меньшиков царю Петру говорил? “Я это с четырнадцати лет знаю”.   Как видите, с исторической достоверностью в этом плане у Жаннэ с Делонжем полный порядок.  Джульетте, кстати, тоже всего тринадцать было. 

— Однако же, какие у вас глубокие познания в Уголовном Кодексе, Элла Феликсовна! Интересно, откуда? 

— Вам ли не знать, Сергей Сергеевич. Ошибки юности мятежной. Но речь не обо мне. Жаннэ чувствует нарастание разногласий по... как бы это сказать? По идеологическим мотивам. А причина их в том, что мы ни черта не знаем о реальной истории. 

— Неужели у вас была тройка по истории? - съязвила Эмма. 

 — Одни пятёрки, особенно по истории КПСС. Но что мы знаем о реальной истории Галантного Века, и откуда мы это знаем? Из школьных учебников в седьмом классе? Фрррр! Из романов Дюма и Гюго? Из Вольтера? Кто их читал? Дюма — все, остальных — очень некоторые. В адаптированных, мать их, переводах. И по нескольким обрезанным, а если точно, то по кастрированным заграничным фильмам. А реальная история была другой. Очень сильно другой. Такой, как её показывает Жаннэ. Ладно, вон нам из автобуса семафорят. Побежали! 

В автобусе Саар продолжил. 

— Так какая она была, ваша реальная история по Жаннэ? 

— Юхан Юрьевич, давайте не здесь. Французам это не интересно, а говорить на непонятном для них языке — просто неприлично. Зайдём ко мне в номер, там изложу все свои аргументы. 

— Итак, коллеги, пока приедет ужин, попробую вас немного просветить в том, что совсем недавно узнала сама. Спасибо Мари, снабдила литературой.  

Элла выложила на стол несколько книг в солидных твёрдых переплётах. 

— По-французски я пока читаю не так, чтобы очень. Мари раздобыла на английском. Начала вот с этой и не ошиблась. 

— Это что? 

— Это Эдуард Фукс: "Иллюстрированная история нравов: Галантный век". Вышла в тринадцатом году, задолго до всяких сексуальных революций. Томик увесистый, так чтобы долго не искать, я сделала закладки с выписками. Посмотрите сперва картинки. Это с гравюр того времени. 

Когда книга вернулась к ней, Элла продолжила. 

— Впечатлились?  Знаменитому Талейрану приписывают примерно следующее: “Если вы не жили до 1889 года, вы вообще не жили”. Что он имел в виду? А вот что. 

Она раскрыла книгу на закладке и прочитала: 

— "Чем выше мы поднимаемся, тем больше накапливается грязи, при дворах она достигает размеров настоящей горы". Век галантности, просвещения и абсолютизма был веком невероятной половой свободы. Даже не свободы, а распущенности и разврата. Вот, прямо как у Дюма. Д’Артаньян с тремя мушкетёрами все чуть не поубивались, спасая честь благороднейшей королевы, Анны Австрийской, от козней коварного, но не менее благородного, кардинала Ришелье. Ага, счас вам.                                    
“Если знаменитый Ришелье имел бесконечный ряд самых грязных связей, то королева до преклонных лет была весьма доступна ухаживаниям преданных ей придворных. Вероятнее всего, не Людовик XIII, а один из придворных, граф Ривьер, и был настоящим отцом Людовика XIV.” Было за кого головы сложить. 

Элла вытащила ещё одну закладку. 

— Теперь о нём самом, о любимом.           
  Людовик XIV был явным эротоманом, который видел в женщине только сексуальный объект и которому поэтому нравилась любая женщина. Как свидетельствовала герцогиня Елизавета Шарлотта, "королю нравилась всякая, лишь бы на ней была надета юбка".                                        
    Впечатлились? Это только разминка.    

Ещё закладка. 

  — “Регент Франции, за 8 лет своего регентства издавший всего один закон, который гласил: "Будем развлекаться!"                                                    
  Под этим развлечением подразумевались самые скотские способы. Все стало идти ускоренным темпом: утром люди видятся в первый раз, а вечером уже начинается беспорядочный секс”. 

В частных салонах в Сен-Клу часто проводились так называемые "праздники Адама", в которых дамы "из лучших фамилий" участвовали в костюме Евы. 
Кульминационной точкой этих праздников был обыкновенно всеобщий обмен дамами для группового секса.”                                                                Вам это никак не напоминает балы в честь Амура и Психеи, которые устраивает барон де Сегюр? Или “Отель весёлой науки” из “Анжелики”. Даже в кастрированном виде ясно, что там творилось. 

— Напоминает. - пробурчал Саар. — Весело жили люди. Ну, ладно, пусть так. Но дети! Все эти голенькие девочки и мальчики. Это уж точно — явный перебор с фантазией. 

— Скорее, недобор, мой маэстро. Жаннэ не может выйти за рамки соответствующих законов даже ради исторической правды, потому у него с подростками всё так аккуратно. Он балансирует на грани. Где тут у меня? А, ага, вот. Слушайте, как оно было на самом деле. 

— “ Магистр Лаукхарт сообщает, что его практическое посвящение в мистерии любви последовало, когда ему было 13 лет, причем его в них посвятила опытная в вопросах любви служанка. Ретиф де ла Бретон рассказывает в своих мемуарах, что его первый сексуальный опыт состоялся, когда ему не было и 11 лет, а к 15 годам он уже сделал солидную карьеру соблазнителя. Мадемуазель Бранвилье потеряла свою невинность, когда ей было 10 лет, балерина Корчечелли становится 10-летней любовницей Казановы, вступавшего потом неоднократно в более или менее продолжительные связи с девочками от 10 до 12 лет. 

    Сами девушки, еще совсем дети, с нетерпением ждут, когда же они, наконец, расстанутся с невинностью. Это становится даже темой народный песен и стихотворений. Так, в "Девичей песне" Даниэля Штоппа (1728 г.) девушка жалуется, что ей идет уже двенадцатый год и все приходится ждать - не расставить ли ей самой сеть?“. Тут и народные песенки упомянуты. Vox dei. Никуда не денешься. 

— Уффф... аж горло пересохло. Картинки видели? Они все из того времени. 

— Ну, мало ли что, картинки. Нарисовать можно что угодно. Порнография была задолго до фотографии. 

— Железный аргумент, Сергей Серг... тьфу на вас, ещё среди своих тут политесы разводить! Серёжа, а по-твоему, порнография не отображает самую что ни наесть объективную реальность? Да и сама она: чем она такая страшная? Ладно, не о том. Где у меня тут? 

Элла выложила на стол репродукцию. 

— Это рисунок самого Рубенса, того самого — Питера Пауля. Тут ни богов, ни всякой иной античности. Бытовая жанровая сценка. Это обычно было тогда, поймите. 

— Ну, где Рубенс, а где Париж. 

— Это было по всей Европе. Особенно, когда из Франции распоперли гугенотов, и они разнесли это повсюду. В России тоже, кстати сказать. Было и до Петра, а уж после его реформ... 

— Элл, ну это ты чересчур. Уж в России такого не было. 

— Ага, бывали сплошные отцы Сергии. (Элла хихикнула.) И “Баню” ты под одеялом с фонариком не читала. И про Луку Мудищева вот только-что от меня услышала. И Михал Евграфыч про “шаловливого мизантропа” и “милую отшельницу” не упоминал.  И Помяловского про нравы Поречны. И про гаремы русских помещиков, где гостей на ночь девками угощали, а крепостные балерины голыми на сцене па-де-де выделывали, тебе неведомо. Нечаянно забыла. Бывает. Но сейчас мы о Франции. 

Саар слегка прокашлялся. 

— Но как же религия, католичество? У них же было огромное влияние. 

Элла ответила не сразу. Искала нужную закладку. Нашла, развернула. 

— Было. Над святошами ещё Бокаччо потешался. Но это вот у Фукса о религии. Тут много, я обобщила. Значит так: “Монастыри, в особенности женские, превратились в настоящие дома разврата. Суровые орденские уставы часто были только маской, за которой скрывался все тот же "галантный век". Монахини не только участвовали в оргиях, но и часто сами устраивали их, причем нередко прямо в стенах монастырской обители. 

  При этом аббатиссы не только не препятствовали разгульной жизни в своих монастырях, но и сами подавали пример разврата. Так, пфальцгерцогиня Луиза Олландина, возглавлявшая монастырь в Монбюйссоне, произвела на свет 14 детей, что особенно интересно, от разных отцов, чего ничуть не стыдилась, а открыто гордилась своей плодовитостью”.                                                                                                  Кстати, если помните, по сценарию, на балу присутствует господин в маске. С него слетает парик, а под ним обнаруживается тонзура. 

Зазвонил телефон. Элла сняла трубку. 
— Да, да, конечно. Можно подавать. Мерси боку. 

Положила трубку. 

— Закончу, чтоб уже не портить аппетит. В то время по всей Европе, а во Франции — особенно, расплодилось множество оккультных обществ и сект с очень даже пикантными обрядами. Этот момент сохранили даже в обрезанной “Анжелике”. И у нас он тоже есть. 

— Элла, а книги дадите почитать? 

— Дам, конечно. Только не зачитайте насовсем, а то мне будет ужасно стыдно. А, вот и наш ужин! Бон аппети! 

Под водой. 

Мирэй быстро уходит в глубину, держа в руках небольшой камень. На ней только пояс, к которому прикреплена тонкая бечевка, уходящая к поверхности. Она выпускает из рук камень и заплывает в туннель. 
Камера, стоп! Снято.

Слабо освещенная поверхность воды в пещере или, скорее, в каком-то разрушенном помещении, куда свет проникает через небольшие проломы в стенах. Всплеск, глубокое, шумное дыхание. Выныривает Мирэй. Выбирается из воды, несколько раз — три рывка, интервал, два рывка, интервал, один рывок — дёргает бечёвку. Осматривается и прислушивается. Снимает с себя пояс, укладывает и придавливает камнем. Карабкаясь по камням, добирается до пролома, выглядывает наружу. Удивление на её лице. Перебирается к другому отверстию. 

Камера, стоп! Снято. 

Берег озера. 

Окайя, Доминик, несколько людей из челяди барона де Сегюра. 

К ветке куста, растущего у самой воды, привязана бечевка, уходящая под воду. На бечевке — медный колокольчик. 

Окайя: 

— Ну, слава Всевышнему, вынырнула. То-то нам показалось, что этот ход круто идёт вверх, значит слишком длинным он быть не может. Интересно, куда она там попала? 

Доминик: 

— А главное, где это, куда она попала? Колодцев здесь нет и не было никогда. Далеко под водой даже госпоже де Моро не уплыть. Ну, десяток-другой туазов от берега. Страшно подумать... 

Окайя перебивает его: 

— А вон там, подальше, что такое? Похоже на развалины. 

— Развалины и есть. Барон там всё давно осмотрел. Говорит, остатки чего-то очень древнего: не то капища языческого, не то римской виллы. Какой там мрамор был — отыскал он несколько кусков — давно выломали и пережгли на известь. А так — камни и камни. Или вы думаете, госпожа Окайя... 

— Иногда думаю, случается такое. Ждём ещё полчаса, и, если она не вернётся, я пойду за ней. 

— Если она не вернётся, я пойду с вами. 

— Да ты толком ещё плавать не научился. 

— А мне тогда всё равно. Барон меня в живых всё равно не оставит. Вот она жизнь слуги. Как только я её послушался! Барон же строго-настрого приказал, а она: “Приготовь, что я сказала, и идём”. И как же я пошёл, такой дурак?! 

— Есть немного. Но ты не убивайся, она сотней таких сорвиголов командовала, не тебе чета. Так они против неё пикнуть боялись. Ладно, раньше смерти не умирай. Ждём.  

Панорама озера, руин в небольшом удалении от берега, Окайя, Доминик и другие на берегу. 

Три раза звонит колокольчик. Окайя с Домиником бросаются к бечеве и начинают быстро её выбирать. 

Окайя, с тревогой в голосе: 

— Что-то слишком легко идёт. Не оборвалась ли? 

Из воды появляется кожаный пояс на конце бечевы. 

Ужас на лицах Доминика и Окайи. 

Камера, стоп! Снято. 

Жаннэ был в ярости. 

— Катрин, да поймите уже: мне нужен не страх смерти, нет! Вам ничто не угрожает. Да и напугать вас, бесстрашную Окайю, невозможно. Другой ужас, совсем другой ужас мне нужен, чёрт вас раздери! Ну как вам объяснить? Ужас матери, на глазах которой, вот прямо сейчас, сей момент погиб её ребёнок. Ужас от потери смысла жизни. Не жизни, как таковой, а её смысла. Она вам не нужна без смысла. Ну почувствуйте вы это, ради всего святого, чтоб вам захлебнуться в этой луже! Да что это сегодня с вами? Мари, всё сначала. Восьмой дубль. И вы все, не стойте, как зеваки над утопленником. Вы соучастники, кость вам в горло! Вам наплевать на эту бабу, но вы точно знаете, что с вами сделает добрый хозяин.  Вы уже дёргаетесь в петле. Все по местам! 

Он оглянулся на кинокамеры. 

— Мартин, Анри! Какого дьявола?! Сместилось солнце? Так меняйте ракурс! Вас ещё учить?! 

Берег озера. Тот же антураж. 

Негромкий всплеск. Из воды появляется голова Мирэй. Она быстро, но спокойно плывет к берегу. Смесь только что пережитого ужаса и удивления на лицах Доминика и прочих персонажей сменяется радостью, переходящей в ликование. 

Мирэй выходит на берег. 

Все истово крестятся, вознося хвалы Всевышнему. 

Окайя:  

— Мирэй, девочка моя! Жива! 

Мирэй, очень спокойно: 

— Жива. А что мне сделается? 

Доминик: 

— Госпожа! Но как же это? 

Показывает пояс, который всё ещё держит в руке. 

Мирэй, нарочито равнодушным тоном: 

— Ах, это? Зацепилась в темноте за что-то. Некогда было возиться, просто сбросила. А потом меня течением отнесло. 

Перехватывает недоверчивый взгляд Окайи. Быстро говорит на языке таино: 

— Успокойся. Всё в порядке. Подробно расскажу потом. 

Камера, стоп! Снято. 

Полуразрушенное помещение среди руин, освещённое светом из двух проломов в стенах. Полумрак. Неподвижная вода в колодце. В глубине помещения полумрак сгущается до полной темноты.  

У одного из проломов Мирэй, напрягая все силы, разбирает камни, стараясь его увеличить. Отскакивает в сторону. Часть стены обрушивается. Становится значительно светлее. Поток света падает на воду в колодце. Видны каменные ступени под водой. Лучше освещён коридор, дальний конец которого завален камнями. Мирэй идёт к этому завалу, внимательно его осматривает. Вдруг настораживается, прислушивается к необычным звукам. Извлекает несколько камней. Один камень проваливается внутрь. Мирэй Заглядывает в образовавшееся отверстие. За ним — полная темнота. Но звуки становятся отчётливее. Это искажённые и неразборчивые человеческие голоса. 

Мирэй отходит от завала и внимательно, уже при вполне нормальном освещении внимательно осматривает помещение. На толстом слое пыли — только её следы. 

— Как интересно тут! Вот же, чёрт! Время, время. 

Освобождает из-под камня пояс с привязанной бечевкой, трижды резко дёргает и сбрасывает в колодец.                                                                 
Выбирается наружу через расширенный ею пролом, преодолевает густой кустарник и оказывается почти на самом берегу озера. Оглядывается по сторонам и бесшумно входит в воду. 

Камера, стоп! Снято. 

Малая столовая в доме барона де Сегюра. Поздний ужин при свечах. Барон, Мирэй, Окайя. 

— Эркюль, умоляю вас никого не наказывать за эту мою авантюру. 

— Даже не собирался, моя милая наяда. Вы живы и здоровы — это главное. А то, что они подчинились вам вопреки моему строжайшему приказу, меня не удивляет. Странно было бы, если б они устояли пред вашими чарами. 

Окайя: 

— Но какие-то странные дела творятся в вашем поместье, барон. Мирэй не из тех, кому могло что-то померещиться со страху. 

— Согласен, дорогая Окайя, согласен. Значит предание о провалившемся замке описывает реальные события. Интересно, очень интересно! И ещё интереснее то, что римские руины, похоже обитаемы. 

Мирэй: 

— Скорее, какое-то подземелье под ними. Сами-то они на виду. Несколько стен и колонн — спрятаться негде. А я там, в этой пещере была почти в полдень. Голоса множества людей. Как они туда попадают, вот загадка. Колодцем и пещерой никто не пользовался до меня, ручаюсь. И почему вы связываете подземелье с руинами? 

Эркюль: 

— А где ему ещё быть? Кто станет строить его на пустом месте. Хотя...  

Задумывается, барабаня пальцами по столу. 

— Хотя, после того, что вы мне рассказали о естественных подземных залах в Новом свете... Почему бы им не быть и в Старом. А вот о том, что там творится сейчас, я, пожалуй, догадываюсь. И, если моя догадка верна... 

На красивом лице Эркюля обычное добродушное выражение сменяется оскалом хищника, увидевшего жертву. 

— Если это окажется так, то кое-кому очень не поздоровится. Ох, как им не поздоровится. 

Мирэй и Окайя очень удивлены такой внезапной переменой. 

 Эркюль: 

— Займёмся этим всерьёз после бала. Гости приглашены и почти всё готово. Но меня одолевает любопытство. Как бы самому послушать эти голоса? 

Мирэй: 

— Можно, наверно, и увидеть. Уверена, что там, за этим завалом, начинается подземный ход. Без лишнего шума растащить камни, взять свечи... 

— Я уже подумал об этом. Займёмся сразу после бала. 

— Мой милый Геркулес, мне кажется, вы уже что-то знаете о том, что я обнаружила совершенно случайно. 

— Только догадываюсь, дорогая. Только догадываюсь. (вздыхает) Вы забываете, что я на службе у государя. На весьма особой службе. А пока я прикажу кое-кому кое-что проверить 

Камера, стоп! Снято. 

Шпаги звон, как звон бокала,  

С детства мне ласкает слух,  

Шпага многим показала, 

 Шпага многим показала, 

 Что такое прах и пух.  

Вжик, вжик, вжик, уноси готовенького,  

Вжик, вжик, вжик, кто на новенького,  

Кто на новенького, кто на новенького. 

— Неплохо, очень неплохо, Катрин! До Эллы вам ещё далеко, но прогресс налицо. 

Тренер Жозеф был доволен. Катрин на удивление быстро переходила от полузабытого ею сценического фехтования к тому почти настоящему боевому, которое требовалось в фильме. В реальном бою холодным оружием всё решается за секунды. Там не до эффектных поз и изящных пируэтов. Убить или быть убитым. Но в кино можно и потянуть время ради зрелищного эффекта.  

— Элла, а вы всё же слишком агрессивны. Для боя такая манера в самый раз, и это пригодится в схватке с бандой Хесуса. Но для развлечения на балу не годится. Не забывайте: это Галантный век; даже мужчины, если они не военные, изнежены и изящны. Они грациозны и жеманны, как женщины, в этих своих кружевах и лентах. А без них — тем более. У них шпага — украшение, а не оружие. Ну, и владеют они ею соответственно: чрезвычайно грациозно. Вот, примерно так, как я сейчас покажу. Вы только защищаетесь, не атакуете. Начали! Алле! 

Элла играючи парировала его выпады и, наконец, не выдержала, и расхохоталась. 

— Жозеф, дорогой мой, неужели так оно и было на самом деле? Это же какой-то балет с тросточкой, а не фехтование. Ой, что-то мне не верится. А как же защита чести, возмущение запретом дуэлей и прочее дворянское возвышенное? 

Жозеф пожал плечами. 

— По крайней мере так это описано в сохранившихся с того времени наставлениях по фехтованию. И в современной литературе по историческому фехтованию. И да, не забывайте: у каждого такого, с позволения сказать, дуэлянта, противник был точно такой же: грациозный. В восемнадцатом веке смерть на дуэли была большой редкостью. Царапина — и поединок закончен. Честь восстановлена кровью. 

— Но как же мушкетёры, гвардейцы? И почти непрерывные войны, в которых гибли тысячами? Как-то не вяжется... 

Тренер жестом указал на стулья. 

— Отдохнём немного. Так вот о войнах и гвардейцах. Вы пропустили мимо ушей уже мною сказанное: следует исключить военных — офицеров и солдат. Для них владение оружием — их ремесло, и смею вас уверить, что они были мастерами своего дела. Столкнись настоящая Мирэй с такими в реальном бою, плохо бы ей пришлось. В схватках с испанцами на её стороне был суеверный ужас при виде голой морской ведьмы, Девы Смерти. Английские и прочие пираты были, судя по всему, здоровенными рубаками с дикой животной силой и весьма умеренным умом. Вы когда ни будь видели корриду? 

— Не видела, но мне понятна ваша мысль, Жозеф. 

В разговор вмешался, подошедший посмотреть на тренировку, Жаннэ. 

— А у ваших противников в фехтовании на балу, ума и ловкости полно. Только ум нацелен на придворную карьеру, а ловкость — на флирт и гривуазные забавы. Ваши Мирэй и Окайя среди них, как две рыси среди целой псарни болонок и левреток. Вы, как у Киплинга — дикие твари из дикого леса. Вы умные и сильные, а их много, и они хитрые. Вам надо притвориться ими, а это у вас получается плохо, или притвориться, что вы ими восхищаетесь, хотя уже познакомились с их миром и от души их всех презираете. И это должен почувствовать зритель. Мы уже говорили об этом. Постарайтесь понять. 

— Постараемся, мэтр. 

— Надеюсь на это. Пока отдохните. Репетиция через сорок минут. 

---------------------------------------------------------- 

Использованы материалы из упомянутой книги Э. Фукса и сайта 

https://sergeyurich.livejournal.com/348149.html?ysclid=lm6n2pfoe6648388042