Вместо вступления:
Михаила Верника часто спрашивают, почему, рассказывая истории о жизни евреев в маленьких городках, или как их принято называть "штейтел", он не упоминает названия этих
штейтел? Или хотя бы одного из них.
Наверное, всем хочется знать,
где всё это происходило и происходит ещё сегодня, чтобы поехать туда и самим
убедиться, рассказывает ли он правду или...
Сам Михаил так ответил на этот вопрос:
"К сожалению, многих героев
нет уже среди нас, и никто не сможет подтвердить вам правдивость моих
рассказов.
Если быть честным до конца,
то это не мои рассказы. Это эпизоды из жизни хороших людей, которые
рассказывали мне знакомые и незнакомые люди, и ещё то, что я сам увидел, побывав
то там, то ещё где-то.
Конечно, для пользы дела я
иногда немножко приукрашу что-то, а где-то немного, поверьте мне, чуть-чуть
придумаю.
Ах да! Вы всё равно хотите
ехать. Вам не сидится на месте. Тогда поехали."
"Ромашка" и Фишел Бен - Гур
(публикуется впервые)
В нашем местечке был удивительный базар. Вся
деловая и культурная жизнь местечка проходила только на нём. Все демонстрации
начинались и кончались на базаре. Сделав два или три круга, и прокричав три раза «Слава КПСС», все возвращались к исходному пункту - чайной со странной
вывеской «...айная».
Говорят, что много лет назад один пьяный еврей на спор
кинул камень и разбил букву «Ч». Но мало, кто верит этому поклёпу.
Во первых,
еврей пьяным не бывает. Во-вторых, таких метких евреев в нашем местечке не
было. Все были или близорукие или „дальнерукие".
Но деньги они видели и считали
хорошо.
В воскресные
дни базар становился местом встреч для всего местечка. Люди красиво
одевались и медленно, чинно и чтобы все видели, шли на базар. Впереди мужчины
несли свои животы, сзади упитанные жёны держали за руки детей, чтобы цыгане не
украли, а ещё немного сзади шли те, кто был на выданье, в надежде встретить на
базаре будущего мужа. И что интересно, находили.
На базаре вся семья
разбегалась в разные стороны.
Женщины, усевшись прямо посередине базара лузгая
семечки, обсуждали всех, кого знали и не знали.
Маленькие дети просили деньги на сладости, а молодые девушки демонстративно
выставляли напоказ свои прелести и, не моргая, смотрели на молодых парней.
Вы спросите, или все
люди на базаре были евреями?
Нет, конечно, не все. Были и цыгане, которые, как
всегда, продавали лошадей, гадали, пели и танцевали. Увидев приближающихся
цыган, родители крепко брали своих детей за руки, так как кто-то распустил слух,
что цыгане именно сегодня будут воровать
детей, но это была неправда, так как именно сегодня им хватало своих.
Но если они и воровали, случайно,
то только не еврейских. И вы не знаете почему? Еврейских детей выдержать невозможно, и цыгане в отличие от вас, это знали.
Так вот. Одним из посетителей базара был всем знакомый Фишел. Нет, он пришёл не покупать что-то, он просто хотел пройтись, посмотреть, поторговаться, найти должника Хаима, забрать у него пять рублей и вернуться домой к обеду.
Возле цыган собрались балагулы (извозчики) нашего местечка. Они заглядывали лошадям в зубы, гладили любимых животных и, найдя что-то хорошее, пытались сбить цену, но, не найдя общего языка с продавцами, заходили в чайную выпить водки и перекусить, чем Бог послал.
Лошадей у нас в местечке любили и знали им цену. Они тащили за собой тяжёлые подводы, а на себе большие еврейские семьи. Благодаря таким помощникам евреи делали деньги. А за деньги можно было устроить детей в институт, сыграть свадьбу и устроить пышные похороны с музыкой и обильным обедом.
Когда Фишель появился на базаре, торги шли полным ходом. Покупатели кричали на продавцов, и ещё не уплатив, тащили к себе покупку. Продавцы, вцепившись в свой товар, кричали: «Караул, грабят», - и тащили добро обратно. Жизнь, жизнь кипела и била ключом по голове тех, кто ходил без шапки или ермолки.
Оставив с женщинами свою жену Геню, и купив ей два стакана семечек, Фишел направился к стоящему в стороне цыгану.
Прошло пятьдесят лет или даже немного больше, но никто тогда и до сих пор не понимает, почему Фишел подошёл именно к этому цыгану. Но с этого дня происшедшая история трижды облетела мир и вернулась к нам.
Возле цыгана по
прозвищу Ёлд стояла низкорослая кобыла. Своим видом она скорее отталкивала
покупателей, чем привлекала, и цыган,
уже смерившись с мыслью, что он скорее продаст свои сапоги, чем эту лошадь,
собирался домой, когда Фишел спросил:
- Хозяин, и почём твоя коняка?
Ёлд, не веря своему счастью, сказал:
- Две тысячи. А сколько ты даёшь?
Фишел, подошёл вплотную к лошади, и долго
смотрел ей в глаза. И если вы скажете, что любви между человеком и животным не
бывает, то вы родились в другом конце земли.
Это была любовь с первого взгляда и на всю
жизнь. Лошадь улыбнулось Фишелу, и положила свою морду ему на плечо.
- А гите ферделе. А клиге ферделе - сказал
Фишел и стал гладить своего нового друга.
Цыган смотрел на них и понимал, что гешефт уже произошел и считал деньги, как за его спиной прозвучал голос Гени, жены Фишела:
- Фимээ, лучше бы так ты обнимал меня. Можно подумать, эта лошадь ближе тебе, чем твоя жена. Отойди от неё, это же старая кляча. Ты что-не видишь?
Фима редко кричал на жену, и в этот раз он тоже
не собирался повышать голос, но для порядка спросил:
- Геня, на нас смотрит цыган, и он может подумать, что ты дома
хозяйка.
- А разве это не так? Фишел, разве это не так?
И Геня стала дёргать мужа за руку.
Но Фишел уже разговаривал с цыганом:
- Я тебе даю тысячу рублей, и даже если ты
встанешь на голову, больше я тебе не дам.
- Через мой труп, и даже если ты уйдёшь от
меня - и Геня встала между деловыми людьми.
Фишел осторожно, как драгоценную
игрушку поднял жену и поставил её в сторонку. -Стой! А то я за себя не ручаюсь.
От
таких слов, Геня, чуть не упала в обморок.
Но, спасая семейные сбережения, она сделала
ещё одну попытку:
- Какую тысячу, ты сошёл с ума, у нас две дочки и как я их выдам замуж.
Потом, догадавшись, что даже гром и молния не изменят
решения мужа, замолчала.
Ёлд, отдал бы лошадь и за пятьсот рублей, но видя, как Фишел гладит клячу, он решил не сдаваться.
- Нет! Я сказал две тысячи, значит две. И почему вы евреи такие жадные?
- Киш унс ин тухес, ответил ему Фишел:
- А две тысячи макес ты не хочешь? А две тысячи цурес ты не хочешь?
Может быть, Ёлд и взял бы цуресы или макес, но он не знал, что это такое.
- Оставь себе, твои макесы, и цуресы - и цыган смачно выругался.
Фишел быль маленького роста, худенький, и можно было подумать, что он слабый и трусливый.
Но это было не так. Он был извозчиком, и
целый день таскал мешки и другую тяжесть и был неимоверной силы.
Услыхав, как
ругается цыган, и кого он имеет ввиду, Фишел отпустил лошадь, подошёл к Ёлду и,
не говоря ни слова, кулаком ударил его прямо в лоб.
Цыган не упал, он прирос к
месту, его ноги погрузились в землю на десять сантиметров. Ну, честное слово.
Не верите? Ну, на пять, это сто процентов.
Пытаясь выровнять глаза так, как после удара, они смотрел куда-то в сторону, Ёлд не увидел, как его окружила наша семья. Если бы он понимал идиш, то понял бы, что его не любят и что ему желают не дожить до свадьбы. Евреям проклинать запрещено, и они это знают, поэтому и плюют через правое и левое плечо, показывая при этом дули, что бы проклятие не вернулось к ним. Через пару минут, все стояли заплёванные и утыканные дулями.
Лошадь осматривали
все, и даже тётя Перл, которая в лошадях знала толк и могла, заглянув под
животное, определить это лошадь или конь.
Но все ждали, что скажет дядя Фишела - Аврум. Ведь он разбирался в конях, лучше
всех и при покупке не ошибался. Его слово
было решающим. Аврум два раза обошёл лошадь и сказал:
- Эту коняку может купить только мишигенер.
Это купить нельзя.
И тут впервые Фишел не послушал своего дядю:
- Я покупаю. Дус ис майн гелд. Унд дус ис а
майн ферделе.
И только теперь начинается наша история.
Вдруг шурин Фишела
Абраша направил руку в сторону лошади, и как Ленин, произнёс речь:
- Эта коняка, не потянет груженую подводу, она сразу сдохнет. Вы же видите, какая она старая и ленивая!
Ёлд, услышав, как Ленин ругает его лошадь, подошёл к Фишелу, и что-то долго объяснял ему.
На лице Фишела появилась хитрая и загадочная улыбка:
- Абрашкеле, я предлагаю тебе через неделю
устроить здесь соревнование. Моя, и тут он впервые назвал лошадь по имени, „Ромашка"
против твоего лучшего коня. Кто быстрее пробежит круг по базару, тот получит
тысячу рублей.
И только теперь Геня упала в обморок.
Ёлд получил
у Фишела деньги за Ромашку и, поцеловав его в губы, быстро покинул базар. Аврум
сказал, чтобы родственники пожали друг другу руки. Спор состоялся.
Целую неделю
местечко готовилось к соревнованиям. Женщины покупали новые платья, а мужчины
делали ставки. Самую большую, ставку сделал Ицхак, который поставил ящик водки
на победу Абраши. Никто, кроме Аврума, не верил, что Фишел может победить, и
поэтому принимал все ставки. В случае
проигрыша Аврум должен был вернуть восемь ящиков водки и одну бутылку вина.
Вино у нас в местечке пил только один человек - бухгалтер Юхенсон.
И вот наступило
долгожданное воскресенье.
Впервые за последние тридцать лет базар не работал.
Кого интересовали гешефты? Никого! Из соседних сёл и деревней приехали любители
конного спорта. Все ждали начала соревнований.
Абраша уже давно приехал на базар и еле сдерживал своего горячего коня по кличке Гром. Все, кто поставил на Абрашу, окружили его и давали советы. Журналист из местной газеты фотографировал наездника Абрашу в новой рубашке, и в начищенных сапогах.
А в это время, Фишел сидел в своей подводе и направлялся в сторону базара. Геня осталась дома. Она с мужем поругалась. Ведь она сама отдала в руки мужа тысячу тяжело заработанных рублей. Деньги пахли нафталином и потом лошади.
- „Ромашка" - объяснял Фишел лошади, ты же понимаешь, мы должны выиграть, проиграть нам нельзя, нас домой не пустят. Ромашка кивала в знак согласия и чему-то улыбалась.
-Едет, едет - кричали зрители, и базар был окружён плотным кольцом людей.
Абраша посмотрел на шурина и сказал, что он готов забыть спор, если Фишел извинится, но Ромашка мотала головой. Нет!
Подводы встали в
одну линию, и не успел судья, хромой Шома, махнуть платком, как Абраша
рванул. Пролетев полкруга, он оглянулся и увидел, что Цветочек стоит на старте,
а Шома показывает ему кулак.
Подводы опять встали в одну линию, и опять Абраша
рванул раньше времени. Публика умирала со смеху. Шома ругался, и тут на базар
влетела Геня.
- Фишел, во имя моей мамы, и твоей любимой
тёщи, выиграй. Я тебе за это... и она шепнула мужу, что-то на ухо. Фишел
покраснел, встал и сказал:
- Я даю Абраше фору. Пусть он начинает первый,
я его догоню.
Геня опять упала в обморок.
То, что Фишел не совсем в уме, знали многие,
но теперь, это знал весь базар.
Шома взялся одной рукой за голову, а другой махнул.
На этом моя история закончена. Вы же понимаете, что Фишел выиграть не мог, зачем же вас мучить. Поверили? А зря.
Абраша не успел доехать до поворота, как Ромашка догнала его и Грома. Вырвавшись на прямую, Ромашка прибавила ходу, и подвода, не касаясь земли, полетела по воздуху, а вместе с ней и Фишел.
Весь день в
местечке гуляли. Было выпито восемь ящиков водки и одна бутылка вина. Уже под
вечер Абраша принёс шурину тысячу рублей. Фишел, деньги не взял, ведь он с
Абрашей почти, как братья.
Деньги взяла Геня. Ну, и что, что Абраша ей брат.
Одно другому не мешает.
Этой истории, как я сказал, почти пятьдесят лет. В живых остался только один Абраша, но и он ещё смеётся, когда я ему её рассказываю.