Это навеяно эссе Анны Ивановой и собрано
по рекомендации Редактора нашего Острова
ПЕРВОЕ ТАНГО
Настроение в танго - это самое главное, как вдохновение для поэта, как зазвучавшая в душе мелодия для музыканта. Ведь танго - это творчество. И без этого танец, даже замечательно исполненный, каким бы он ни был технически правильным и точным - так и не сможет стать танго...
На вопрос «Так что же такое танго?» я сказала: «Для партнера - это импровизация. Для партнерши - это интуиция»...
Какую энергию излучает партнер, какое настроение выражает в своем танце - такое и получается танго...
Если страсть и желание - будет страстное танго, если нежность - лирическое.
Если в танце нет общего настроения, в нем нет изюминки, той, что делает именно этот танец неповторимым...
(Анна Кшишевска Иванова "О НАСТРОЕНИИ В ТАНГО")
Маленький городок в Белоруссии на Днепре.
Это такое чудо природы, что и большие писатели об этом писали. Продвинутые люди (чаще всего евреи, ведь когда-то это был еврейским местечком "аидише штейтеле") в зрелом возрасте покидали городок, рассеиваясь в основном в Ленинграде и Москве. Но летом их тянуло. Тянуло на ранние паречки (смородина), крыжовник, на созревающие вишни, черешни, сливы. Тянуло в сосновые леса с земляникой и грибами под шумящими на ветру кронами вековых сосен. А главное тянуло на Днепр.
Справа обрывы, откосы и парк над Днепром, а слева бесконечные заливные луга, окаймленные в дымке горизонта лесами... Посредине Днепра песчаная коса, отмель. Такого песка нет нигде в мире: сахарный, чистый, рассыпчатый. А какие замки можно было строить у кромки реки из мокрого песка. Ну, да ладно, это же бесконечная днепровщина...
Так вот этих бывших местечковых тянуло на родину, а они обязательно тянули за собою каждое лето все свое потомство.
О потомстве и поговорим.
***
Ее звали Зина. Среди многих Зин она выделялась добротностью фигуры, грациозностью походки и странной улыбкой на продолговатом интеллигентном лице. Загадочная ленинградка. Она была не только моей соседкой, но еще и дальней родственницей.
За ней увивались многие. Тогда ей было лет 16. А она почему-то обратила внимание на меня, хотя я не только был на год младше, но и вообще не умел ничего: ни клеить, ни увиваться, ни ухаживать. Простой провинциальный подросток.
Вечерами у них в соседнем дворе заводили патефон и ставили модные тогда танцевальные пластинки. А какие танцы без танго?..
Я никогда в жизни не танцевал, тем более ни с какой девушкой. На танцплощадке в парке над Днепром редко стоял на перекидном мостике сверху, откуда недо- или переросшая публика с азартом и завистью наблюдали за танцующими парами. Да и не мечтал о танцах, - было что делать.
Я взял на себя техническую часть. Открыл, прочистил патефон и граммофонную трубу, заводной ручкой накрутил пружину до предела, сменил новую иголку на головке, выбрал танго.
"Танго... Эта старая пластинка..." или что-то другое. Помню только отблески на черной поверхности новой пластинки и красноватую этикетку с дыркой посередине.
Зина вывела пару желающих парней лет 17-18, которые так и увивались возле нее. Пару минут, несколько грациозных па и отводит на место.
Вот она подошла ко мне. Я замер: "Ни за что в мире..."
- Идем, я тебя научу. Это так просто: два шага туда, один - сюда...
Она стояла передо мною, приглашая к танцу, и не столько словами, как жестом, вопрошающе и грациозно изогнутой тонкой фигуркой. Я сидел на деревянной скамейке рядом с ее старшим братом Нонкой.
Нонка был старше нас, учился в ленинградском институте. Это был очень хороший, добрый и умный человек. И почему от нас так рано забирают таких? Нонка умер из-за порока сердца от банальной пневмонии очень рано...
Нонка, подтолкнув меня локтем:
- Да вставай же. Она и медведя научит. А ты такой крепкий хлопец.
Все наблюдали за нами, и те два ухажера - тоже. Решусь или нет. Ибо хорошо знали, что танцевать еще я не умею.
В нерешительности встал и обнаружил, что я намного выше Зины.
Звенели какие-то цикады, луна проплывала между облаками, шуршали листья вишен, усыпанных созревшими ягодами. Из патефона лилась призывная мелодия танго...
...Танго... Эта старая пластинка...
И я отчаянно решился. Шагнул вперед. Она положила мне одну руку на левое плечо, а вторую подставила ладошкой кверху сбоку. Я положил свою руку на ее ладонь, вторая рука сама собою легла на девичью талию. Она легко прижалась ко мне... Как электрический ток пробежал по всему телу, рука на талии приблизила ко мне незнакомое, но такое влекущее тело.
И все поплыло. Вначале я старался смотреть на ноги, чтобы не наступить на ее туфельку и правильно их передвигать в такт с ее движениями. Потом все поплыло куда-то вдаль. Осталась только музыка, упругая грудь, излучающая такие-то токи, нежная талия и танец. Танец увлек нас, заставил позабыть обо всем на свете и об окружающих любопытных взглядах. Зеленоватые миндалевидные глаза блестели в свете не очень яркой электрической лампочки, , освещавшей двор, вокруг которой в странном танце метались какие-то ночные бабочки......
Эти глаза притягивали, гипнотизировали и говорили. Говорили больше любых слов.
Музыка прекратилась, сменившись скрипом иголки по пустой оконченной пластинке. Мы стояли посреди двора. Все молчали. Иголка продолжала скрипеть. Даже сверчки-цикады, кажется, замолкли.
- Ты же говорил, что не умеешь танцевать...
- Не умею...
- А что же это было?
- Не знаю...
ЗВУКИ ТАНГО
Звуки,
Ваш чарующий напев.
Руки,
Руки ласковые дев.
Трепет,
Трепет в те 15 лет.
Лепет,
Лепет - тихий шорох: "Нет".
ПОСЛЕДНЕЕ ТАНГО
Прошло много-много-много лет. Мы жили в Хайфе. В дверь постучала соседка: "К вам гость, наверное, "русский", говорит, из Ленинграда"...
На пороге стоял молодой человек плотного телосложения и улыбался. Какая-то далекая и знакомая улыбка.
- Я - Нохем, Наум, Ноня.
- Так звали моего прадедушку.
- Я это знаю. По нему и назвали меня, а еще в память о Нонке... Помните брата Зины?
- Конечно, помню. А кто вы?
- Я сын той самой Зины...
Хорошие имена остаются навсегда...
Прошло еще десяток лет. В семье знакомых из того же городка встретил Зину. Представительная дама с совершенно седой прической. Сохранилась аристократическая осанка, гордая посадка головы. И - все. Печальная маска лица, потухший взор.
- Зина, а ты помнишь?
- Что? Так много времени прошло... А это мой муж, Не пугайся у него паркинсонизм. Он хороший человек. Нонка мне когда-то писал из Израиля, что был у вас. А сейчас за ним вот и мы приехали... Что мы здесь будем делать, как жить?..
Ашдодский летний вечер. Над тихим морем зависает луна, оставляя серебристую дорожку на теплой, ласково шевелящейся глади Средиземного моря.
И вдруг через раскрытое окно откуда-то вблизи доносится:
..."Утомленное солнце тихо с морем прощалось..."
Она вздрогнула, повернулась лицом к морю, медленно приближаясь к окну.
- Зина, - немного прервалось дыхание, - а ты помнишь наш городок, Днепр, парк над Днепром?
Что-то чуть заметное проскользнуло на лице.
- Помнишь первый танец? Мое первое танго?
Маска как бы ожила, приподнялись тяжелые веки и сверкнули зеленоватые глаза.
- А как ловко ты притворялся, что не умеешь танцевать. Провел всех. Ведь после мы часто ходили на танцплощадку в парк... Помню... Ни с кем мне не было так легко танцевать,.. как будто под парусом на морском просторе...
- Я, действительно, раньше ни разу не танцевал. Ты со мною что-то сделала...
..."Ах, эти черные глаза..."
- Потом я даже считался одним из заядлых плясунов на студенческих танцульках. Фокстрот, буги-вуги, чарльстон, рок-энд-ролл.
И все ты виновата.
Усталые веки опустились, ресницы прикрыли потухший взгляд,- та же маска...
Прошла жизнь,
но не умолкло танго...
И в зарослях манго
Поплыли мы в танго...
Ломились кусты...
Цветы вяли в свалке...
Шепнула лишь ты:
- Как жалко, как жалко...